Поставлю на столе

Ставлю на столе свечу:
— Это  тебе, Наташечка ты моя Фёдоровна.
Низенькая, тоненькая, почти прозрачная, и всегда тревожная - такой знала её я. Старушка - это слово ей не подходит. Для меня она была как ребенок, который не знает, где у него болит и не спит, потому не знает, что хочет спать.

Весёлая, гостеприимная и совсем не худая – такой помнят её остальные.

— Ну, что случилось? Кто посмел обидеть мою золотую девочку, красавицу, лучшую женщину мира? — спрашивала я, когда она вдруг начинала плакать.
— Это Наташка, дура такая! — отвечала она, вытирая слёзы.
— А давай плакать вместе, вдвоем же веселее?  — Наталья Федоровна улыбалась и съедала кашу с ложки, что я протягивала.
— А ты кто? — спрашивала она.
— Света.
— Светочка. Да, вспомнила, ты моя девочка, — и улыбалась.
А я и не девочка ей совсем — чужой человек.

Ещё год назад она пела мне песни:
— Тебе какую, русскую или иностранную?
— Давай иностранную, — говорю.
И она пела. Просто набор слов под еле узнаваемую мелодию. Потом запинывалась на полуслове, пытаясь вспомнить несуществующее слово. А я громко хлопала в ладоши и просила спеть другую, какую помнит.

Имена, лица, события с душевной болью вытаскивало её подсознание все реже и реже. Память стиралась быстрее, чем шли дни. Умереть во сне — она заслужила уйти без мучений, страха, тревог...

Зажгу свечу тебе
как нить из воска,
тонкую.
И не блуждай, Душа, во тьме...
Тревожь мне
память долгую...