Козыряния в воскресной школе..

"..«Эй, рыжая!» — кричал он насмешливо ей при каждой встрече. Она томно поводила плечом, приподнимала бровь — «ты, кто такой?» — и шествовала мимо. Королевой, несмотря на нежный возраст. Попадаясь ей в школьной раздевалке или на перешейке, по пути в буфет. Вечно окружённый мальчиковой свитой он шевелил губами — «эй, ры-жа-я!» И улыбался. Как улыбаются взрослые мужчины, играя с понравившейся женщиной. В любовь. Дружки пробовали повторить фокус. И отдельно от него — увидит, не простит. Отошлёт в «берёзово» и там сгноит подколами и придирками. А может и навалять. На заднем дворе учебного заведения. И всё же, они пытались наладить мостки к залётной девочке-капризе. И шептали в самую шею, двигаясь толпушкой через учительско-дежурный кордон — на чистые уши, нужной длины платья, отсутствие-наличие косметики и запаха пива. «Эй! Рыжая…» Она даже не оборачивалась. Настолько нелепо выглядели их старания. Переплюнуть его!

Она могла бы — конечно! — перестать делать недоумённое лицо. Наблюдая ежедневные «козыряния в воскресной школе». Но выбешивать его — такого самоуверенного, наглого и дерзкого. Всего чуть, чтобы не отбить интерес насовсем! Было забавно. И полезно! Копни глубже — и под маской рубахи-парня может оказаться кто угодно. А она — «кого угодно» — в спутники не брала. Из-за неё мальчики уже дрались на заднем дворе школы.

Её волосы были цвета русого. И чуть золотились на солнце. И кожа была не белёсая, как у настоящих рыжих женщин. А словно всегда немного загорелая. Но, растягивая губы и выпечатывая каждый слог — «Эй! Рыжая!» — он совершал, казалось, некий ритуал. Таинство, понятное лишь им двоим. И она рдела. И радовалась. Совсем незаметно. Чтобы не думал о себе ничего лишнего! И снова вздымала изумлённо брови, кривила в усмешке губы и шла мимо. Это был нескончаемый game. Совсем не уровня тинейджерской песочницы. Между ними ничего не происходило. И происходило — всё!

Позже, она красила волосы в разные цвета. Ей шёл блонд и пепел, карамель и солома. Но когда он входил в спальню и, прикрывая дверь, шептал что-то. Ей. И самому себе. Она знала. Он выводит сакральное: «Эй, рыжая…».."