Бомж ч4

***
   
   По дороге Чичкин познакомился с приятелями. Одного звали Леня, другого Стас. Леня, много говорил, жестикулируя с выворотом пальцев, сдабривал речь блатными оборотами частью непонятными для Егора. Ростом верно выше его, сутулился и казался ниже Чичкина и уж много ниже своего плотного приятеля под метр девяносто. Стас, за всю дорогу не проронил ни слова, шел сзади, иногда обозначая свое присутствие лишь сопением. В то же время они были схожи, как, наверное, и сам Чичкин, бездомной печатью на челе.

   На свалке встретившей Чичкина неповторимым амбре, бугра не оказалось. Оставив его дожидаться возле проржавевшей насквозь металлической будки, ранее служившей сторожкой, о чем свидетельствовали остатки шлагбаума, приятели удалились. Чичкин присев на подвернувшийся ящик, осмотрелся.

   Ранее здесь был глубокий овраг частью уже заваленный мусором и присыпанный грунтом, теперь относительно ровная площадь заросла травой, кое-где поднимались побеги вездесущих тополей и вязов. Получилась некая возвышенность, с края которой, через пустырь и дорогу было видно промышленные корпуса предприятий, далее за ними макушки высоток окраины города. От дороги вал и искусственная возвышенность скрывали все, что происходило на свалке. Недалеко тарахтел бульдозер сгребавший мусор в продолжение оврага. Виднелись несколько бесформенных фигур копошившихся возле свежих куч мусора сваленных проезжающими мимо него машинами.

   На Чичкина нахлынули воспоминания о прошлой жизни. Он, было, подвел библейскую аллегорию о неисповедимых путях и своей никчемности, когда его окликнул Леня. Встреча с Бугром, собственно и обмывка сделки переносилась в шашлычную Кура, куда его и проводил новый знакомый, известив по дороге, что его желает видеть сам Палыч. Доведя Чичкина до двери отдельного кабинета шашлычной, Леня указал на дверь, приятельски хлопнув его по плечу, удалился. За столом просторного помещения с признаками прошедшей трапезы сидел пожилой, ничем не примечательный человек.

   Внимательно рассмотрев визитера, Палыч указал стул напротив себя. Прислонив трость, с которой игрался к стене, он, потянувшись через стол, плеснул Чичкину на три пальца водки в стакан. Пригубив свою рюмку за компанию, завел беседу. О чем говорили Чичкин и не помнил толком, собеседник умел выстроить диалог, так что говорил все больше он. Палыч, лишь поддерживал разговор, умело вставляя слово. Он кивал, соглашаясь, иногда задавал вопрос, направляя в нужное русло, не забывая изредка указать на его опустевший стакан. Получилось так что Чичкин рассказал этому человеку о себе все, верно начиная с того момента как помнил себя.
 
   Чичкин с той встречи хорошо запомнил лишь внимательный взгляд серых глаз из-под лохматых бровей морщинистого лица, вытатуированные перстни на пальцах рук и силу. Силу иного рода. Сила была в его взгляде, словах, жестах человека привыкшего к беспрекословному исполнению своих распоряжений. К слову сказать, Чичкин впоследствии ни разу не видел Палыча, испытывая странное ощущение его незримого присутствия рядом.
 
   Тогда Палыч предложил Чичкину влиться в их общество в качестве эксперта, так и сказал:

   - Хватит одному шарахаться, добром это не кончится. Вливайся к нам в общество, будешь сыт, одет, обут и нос в табаке. Добра там навалом, а сколько ценных вещей сквозь пальцы моих оболтусов прошло, не счесть. Работа у тебя будет непыльная, наши ребятки соберут, а ты посмотришь, может, посоветуешь, что брать надо, а там уважение и почет от общества. Все в свое время, ты меня понял? – через паузу добавив. – Референт.
 
   Чичкин глянул в лицо Палыча, на кличку Референт, язвительной улыбки не заметил. Он уперся во взгляд серых глаз внимательно изучавших его из-под лохматых бровей. Чичкин не знал, радоваться предложению или нет, понимал одно. Судя по приему, мягко стелет – жестко спать придется. Собственно, судьба его решена. По всей видимости, он нужен, и отказ принят не будет. Чичкин отвел взгляд и кивнул в знак согласия.

   - Вот и ладненько. – Палыч слегка хлопнул пальцами лежащей на столе ладони, как бы скрепляя договор. Указал, — кликни Рябого.

   Стемнело, у закрытой веранды шашлычной стояла подъехавшая машина, рядом видимо дожидались окончания беседы, стояли двое. Один, коренастый в кожаной куртке опершись задом о крыло Волги, слушал другого, играя сверкающей бабочкой. Второй в камуфлированной штормовке обернулся на взгляд приятеля, показав в падающем с веранды свете, изъеденное оспой лицо. Чичкин, не рискнув назвать его Рябым, подошел и, не сомневаясь кого звать, сказал:

   - Вас желает видеть Палыч.

   Войдя в кабинет, Рябой приостановился, ожидая распоряжений. На указующий жест хозяина уселся слева от Палыча.
 
   - Это Рябой, он у нас смотрящий в вашей как бы артели, для тебя, Бугор. - Отрекомендовал Палыч. – Его слово – мое слово. Если будут, какие проблемы, все к нему. Он тебя определит, коечку выделит на первое время, ну а дальше видно будет. – Еще раз, смерив взглядом Чичкина, словно пытаясь заглянуть внутрь, добавил. – Иди, подожди с моим водилой, мы тут потолкуем, немного.

   По дороге, когда Бугор вез его к месту дальнейшего проживания на своем джипе, Чичкин спросил.

   - Позвольте узнать, как вас зовут?
   - Рябой.
   - Ну, это, как бы, … вы понимаете …, — замялся Чичкин.

   Молчаливый водитель скосил взгляд на пассажира, подсвеченного встречной машиной, опять уставился на дорогу. Выдержав паузу, представился:

   - Олег.
   - Спасибо, а отчество?
   - Олег, если хочешь, — не сдержал улыбки Рябой, добавив. – Будь проще и народ к тебе потянется.

   Поселение артели было ограждено заборными плитами, территория освещалась двумя фонарями. Въехав в распахнутые ворота, остановились у одного из строительных вагончиков-бытовок с освещенными окнами.

   В свете двух фонарей Чичкин рассмотрел безлюдное хозяйство. Выложенный дорожными плитами двор, большой гараж на пять ворот, пристроенный сарай из бетонных блоков. Куча металлического лома перед зданием красного кирпича, с пустыми глазницами окон. Напротив капитальный навес на несколько грузовых машин большей частью заваленный непонятным хламом. Шесть вагончиков, крайний с разбитыми стеклами и признаками пожара. Полуночный воздух хозяйства сдабривал запах истекающий с близко расположенной свалки, казалось, вонь здесь ощущается значительно больше, чем на самой свалке.

   Из вагончика вышел мужик в накинутой на плечи фуфайке и галошах на босую ногу.

   - Принимай пополнение, – кивнул на Чичкина Бугор. – Растолкуешь ему, как тут, что.
   - Куда его?
   - Покажешь ему, что собрали, пусть переберет.
   - А. Эт, тот, что шарит?
   - Да. Посели его, где почище, он у нас Референт. – Повернувшись к Чичкину без тени улыбки добавил. – Это Мирон, здесь на хозяйстве, он тебе все объяснит. Будут вопросы, все к нему.
   - Поселим, - почесав недельную щетину, определил. – К Шепелявому, у него почище будет.
   - Вот и ладно. – Бугор, не прощаясь, сел в машину. Джип рыкнул мотором, скрипнув колесами по плитам разворачиваясь, скрылся за воротами.

   В вагончике-бытовке, на два отделения, подселив Чичкина к спящему аборигену на пустующую койку, Мирон объяснил ему правила «общежития».
 
   Вкратце: За крышу в прямом и переносном смысле, бухло (выпивку) и хавчик (еду) Чичкин должен работать с рассвета до обеда. Все добытое идет в общак, с которого они живут. Десять процентов на карман, двадцать - премиальный фонд который распределяет бугор. За хорошую работу поблажки за сачкование (отлынивание от работы) – наказание, за крысятничество (воровство) – строгое наказание.

***