В поисках утраченной трубки. Американские дневники

С картинками здесь: https://vk.com/club87908871


Константин Куксин. В поисках утраченной трубки.
Американские дневники Иннокентия Кузнецова.
Шкура бизона с «военной сценой».

 
На фото: Константин Куксин с разыскиваемой индейцами Трубкой, в Томском музее Археологии и Этнографии, на фоне шкуры бизона (статья ниже).

Из книги «Легенды Серого Орла».
(Полная глава «В поисках утраченной трубки» - внизу страницы)

Перед очередным отъездом из США, на территории резервации Пайн Ридж  Константин познакомился со старым индейцем  по имени Летящий Журавль.

В разговоре  индеец сказал, что кроме всего прочего, мечтает изыскать утраченную трубку, принадлежавшую некогда вождю по имени Боятся-Даже-Его-Лошадей.
Трубка эта, по его словам, была раскурена еще в 1868 году, во время подписания очередного
"мирного договора" в форте Ларами.
Однако, после этого договора была новая война…

 

 

Боятся Даже Его Лошадей чувствовал, что в смутные времена Священная Трубка может погибнуть и передал её на хранение  молодому человеку, который путешествовал по равнинам и родом был из далёкой страны. Существует легенда – сказал индеец – что если эта трубка вернется к лакота, то времена изменятся и народ выйдет на Красную Дорогу Счастья…

В итоге разговора выяснилось, что человек этот был родом из России.
Константин пообещал, что по приезду домой займется этой темой, по мере возможностей...
Собственно, что и было сделано.
Выяснилось, что в то время был в Штатах наш этнограф Иннокентий Кузнецов (отрывки его путевых записок ниже: «Американские дневники Иннокентия Кузнецова»), который жил с индейцами и собирал различные вещи их материальной культуры,  для коллекции.
Дальнейшие поиски привели Константина в Томск, а именно – в музей Археологии и Этнографии, томского государственного университета… Директор Ю.И. Ожередов проводил в нужный отдел,
где и оказалась та самая Священная Трубка, под музейным номером 8563...
 «Я взял в руки Священную Трубку, которую искал много месяцев…
…и вдруг осознал, что стал участником легенды, рассказанной когда-то старым индейцем, по имени Летящий Журавль»…
Судьба найденной Священной Трубки пока решается.


Кузнецов (Кузнецов-Красноярский) Иннокентий Петрович.
Источник: Л. Сысоева «Во славу любезного Отечества. Семья Кузнецовых в истории Красноярска и России».


Красноярский золотопромышленник, меценат, археолог, этнограф.
Иннокентий Кузнецов родился в 1851 г. в Минусинском округе Енисейской губернии. Умер 13 января 1916 г. в Томске. Сын П. И. Кузнецова. Окончил частную гимназию в Санкт-Петербурге, в 1888—1891 гг. был вольным слушателем  медицинского факультета Томского университета.
И. П. Кузнецов владел Богородским прииском по реке Немир в 150 км от Минусинска. Кузнецов активно занимался археологическими изысканиями. В 1880-х гг. он занимался раскопками курганов в Минусинской котловине, в частности, в 1884 г. первым провел раскопки могильных курганов карасукской культуры. И. П. Кузнецов провел ряд совместных раскопок с известным сибирским археологом И. Т. Савенковым. В 1890—1915 гг. И. П. Кузнецов продолжал занятия археологией, участвуя в археологической разведке древних могильников, каменных изваяний, каменных стел. И. П. Кузнецов совершил ряд путешествий в Северную Америку и Скандинавию, откуда привез этнографические коллекции. По итогам своих изысканий он издал ряд исторических работ по археологии и этнической истории.
И. П. Кузнецов был гласным городской Думы в Красноярске, почетным смотрителем уездного училища. Он участвовал в учреждении газет «Справочный листок Енисейской
губернии» и «Енисей».
И. П. Кузнецов в течение многих лет дружил с художником В. И. Суриковым, оказывал ему поддержку во время учебы в Академии художеств в Санкт-Петербурге. В 1892 г. на приисках И. П. Кузнецова в Минусинском округе Суриков делал этюды для картины «Покорение Сибири Ермаком». И. П. Кузнецов на собственные средства издал книгу Д. А. Клеменца «Древности Минусинского музея».


 
 
Путешествие по стране Блак-Гильс, территории Уайоминга и Небраска[1]
Американские дневники Иннокентия Петровича Кузнецова. США, 1877 год.


В этом дневнике Иннокентия Петровича Кузнецова описывается путешествие в США 1877 года. Однако практически ежегодно, начиная с 1866 года, он посещал Соединённые Штаты Америки, путешествуя по малоизученной территории Запада страны. Дневник представляет собой скреплённые в виде тетради семь листов записей по лицевой стороне и обороту. Текст записан на русском языке, чернилами, рукою автора. В ходе изложения встречаются старо-американские названия местностей с пометами автора на русском языке. В тексте имеются авторские правки и пояснения, свидетельствующие о желании Иннокентия Петровича Кузнецова издать дневники в будущем. На первом листе и обороте первого листа дано небольшое пояснение автора к событиям, происходящим на территории США, которые ему предстояло посетить. При подготовке дневников к изданию сохранен порядок и стиль изложения автора с учётом его правок и комментария.

Последнее время очень много говорили и писали в Соединенных Штатах про Блак-Гильс[2]. Если вы посмотрите на хорошую карту США, то найдёте на границах территории Вайоминга и Дакоты небольшую группу гор, называемых индейцами Паха-Сапа, т.е. черные холмы, а американцами Блэк-Хилс. Выше  означенная группа гор занимает около ста миль[3] в длину с севера на юг, и до 80-ти миль в ширину, площадь этих возвышений равняется почти шести тысячам квадратных миль. Золото, найденное в 1859 году в Монтане[4], понудило смелых золотоискателей делать экспедиции в разные другие места и, между прочим, в неизвестные тогда страны Бик-Горн  и Блэк-Хилс, но не признанные отношения из сильного племени Дакота или Су не позволяли продолжать дальнейшие изыскания. В лето 1874 снарядилась тоже в Монтане одна большая партии смелых авантюристов, которая направилась для разведки выше означенных стран и получила несколько сомнительных доказательств существования золота, но не смогла продолжить более серьезные работы, обеспокоенная беспрестанными набегами индейцев. В 1875 году другая экспедиция  добилась  положи- тельных результатов. Имя Блэк-Хилс, или как его ещё начали называть, новое Эльдорадо, стало все более и более известным между аме- риканским народом. Но так как эти земли принадлежали индейцам, которые решили защищать свою собственность с оружием в руках, то правительство посылает несколько экспедиций для удостоверения, действительно ли там есть большие залежи драгоценных металлов, для того чтобы потом купить эти земли у индейцев. Профессор  Jenney[5], главное лицо в одной из таких экспедиций, вынес положительные данные. Он писал в своем  донесении от июля 1875 года в департамент  Внутренних дел в Вашингтон, что кроме россыпей с более или менее богатым содержанием, «…золото найдено так же в кварцевых жилах в большом количестве; климат приятный, страна покрыта густыми лесами и хорошей травой; чернозём глубок и плодоносен, дожди падают чрезвычайно благоприятно для страны».

 

Вскоре толпы разного  сброда, с оружием в руках, бросились на новооткрытые россыпи и рудники. В это время на предложение американского правительства индейцы  разделились на две партии, и часть их, не соглашаясь ни на какие условия, объявила беспощадную войну, которая продолжается и в настоящее время. У каждого американца в памяти поголовное истребление индейцами отряда генерала  Кастера[6] в прошлом 1876 году. (Впрочем, я коснусь этой войны дальше и более подробно).

 

Страна  Блэк-Хилс, окружённая с трёх сторон бесплодными пустынными степями[7] или, так называемый Mobester(?), и охраняемая  дикими индейскими племенами, долго оставалась загадочною и таинственною для пограничных жителей и охотников, так что даже и теперь, по случаю войны, некоторые части  этой страны мало известны. 2 марта 1877 я сошёл с поезда,  идущего из Калифорнии, на станции в городе  Чейен[8]. Между равнинами дальнего запада приютился не- большой ещё молодой городок  Чейен, всего около 4 тысяч жителей, известный ещё под именем Magique  Citi[9]. Я не знаю из-за каких причин, но это один из самых весёлых городков на западе, в следствие чего ему и дано выше означенное имя. И в самом деле, в его многочисленных трактирах, игорных домах и театрах, набитых посетителями с утра до глубокой ночи, гремит музыка. На его широких и прямых улицах толпиться разнохарактерная[10] публика; в одной стороне из трактира раздается веселая полька, в другой стороне идёт бойко аукцион лошадей, вагонов и мул. Кучки людей стоят перед оружейными магазинами. Иногда проскачет всадник с винтовкою через плечо или быстро пронесётся почтовая карета. Далее игорный дом, оживлённый самой разнохарактерной публикой. Мы можем войти в него, чтобы взглянуть на некоторые интересные типы. У стойки идёт оживлённый торг. Можно расслышать иногда между шумом разговоров, как спрашивают себе пива, виски или сигар. Рулетка приглашает к себе радушно любителей этого удовольствия облегчить свои карманы, если в них что-нибудь есть. Несколько мексиканцев «Вачеро» в своих белых с широкими полями шляпах играют своими оригинальными картами в свою национальную игру Монте[11]. Переселенцы, которых привычный глаз местного жителя тот час может узнать, проходят взад вперед с озабоченными лицами. Дальше стоят несколько человек в оригинальных и живописных костюмах американских охотников из оленьей шкуры. Этот народ уже бывалый, настоящие западные молодцы. Однажды вечером мы бродили по улицам между разнообразными группами, как вдруг раздался недалеко от нас в одной стороне выстрел, потом другой. Мы направились в ту сторону, откуда были слышны выстрелы. В это время раздалось шесть выстрелов из револьвера. Из одного трактира выбежал как бешенный между расступившейся толпою один человек. Когда мы подошли к месту происшествия, то всё было уже кончено. Два игрока поспорили из-за карт, схватились за револьверы и обменялись выстрелами. В одного из них было направлено шесть выстрелов, и он остался невредим. Несколько пуль вылетело на улицу, не задевши к счастью никого. Другой человек был ранен в бок, после второго выстрела свалился. Это произошло в трактире одного моего хорошего знакомого канадца: он показывал мне после простреленные окна и потолок. Одна пуля вошла в шкаф, где хранились напитки, не повредив по случайности ни одной бутылки. Через полчаса жизнь пошла своим чередом, стрельба здесь привычное дело. Между тем я и З. приготовлялись к отъезду. Погода менялась очень быстро. До пятого марта порядочный лежал снег в городе и в окрестностях. 6 – 7 марта, вдруг сделалась оттепель до плюс 40°– 45° по Фаренгейту. Снег стаял повсюду, а в 8 поднялся сильный ветер с дождем и со снегом. Сделалось довольно холодно — до минус 40°– 45° по Фаренгейту[12].
Несколько слов о З. Я с ним познакомился в прошлом 1876 году, когда я проезжал Чейен на пути в Калифорнию[13]. Впрочем, я познакомлю вас с ним покороче в последствии[14]. Мы посещали с ним магазины, совершая разные покупки, с утра до вечера. Голова шла кругом: лошадей купили; нужны – сёдла,  одеяла, съестные припасы, боевые принадлежности, и т.д. и т.п. Накануне нашего отъезда, 10 марта, вечером мы отправились отыскивать, конечно, по игорным домам и театрам нашего будущего караванмейстера[15], чтобы окончательно условиться с ним о путешествии. Мы решились купить себе лошадей и отправиться в обществе нескольких вагонов[16], которые, кстати, должны были вести наш небольшой багаж. В одном игорном доме нашли несколько наших будущих спутников. «А где мы можем найти Х? – спросил З. у Г. Г. отвечал: «Один парень есть, он напился до чёртиков, и вам трудно будет вести с ним переговоры». На следующий день, после долгих утомительных сборов, как это почти всегда бывает, мы в числе 37 человек, оставив толпу провожающих и любопытных, начали выезжать из города. Толпа разного народа окружала нас, слышались разговоры: «Этот мальчик, бьюсь об заклад, едет в Блэк-Хилс», – сказал какой-то человек, видя меня в походном костюме с  винтовкою в руке. Несколько наших знакомых провожали нас: «Господа, берегите ваши скальпы, смотрите в оба, кланяйтесь  Ситинг-Булю»[17].

 
Фотографии индейцев (и ниже) И. Кузнецова.

Мы выпили по последнему стакану вина, и поезд[18] начал двигаться. Вагоны нагружены так, что можно было думать, что два сильных слона поведут их, а не три пары тощих заморенных мулов. После нескольких миль мулы начали останавливаться: пошли в ход бичи, и начались истязания. Один передовой мул особенно подвергался, не знаю за что, нападениям возницы, причём практиковалось и следующее: возница подходил к мулу, держа в руках толстую, оправленную медью рукоятку бича, и ударял мула по лбу – вагон двигался несколько десятков сажень и останавливался. Потом история повторялась. В последствие я не удивлялся, когда встречал по дороге, иногда очень часто, трупы павших мулов, лошадей или быков. Нам надоело быть свидетелями этих сцен и мы, имея под собою хороших, крепких лошадей, вместе с несколькими пешеходами из нашего каравана отправились вперёд к тому месту, где был назначен ночлег. К вечеру поднялся сильный холодный ветер. Вообще эти места изобилуют ветрами и особенно весной. На мне было три пары платья, но ветер всё-таки пробирал меня. Некоторые наши спутника, так называемые карпетбеггеры[19], путешествовали очень  налегке: одеяло через плечо, нож и револьвер за поясом, солидный сосуд с вином за пазухой, из которого они черпали воодушевление и энергию для путешествия. Поздно вечером мы добрались до ранчо[20], и нашли к нашему удовольствию готовый ужин. Много народу собралось около железной печки в маленькой комнатке блокгауза[21].

 

Шли разговоры о Блэк- Хилсе, о дороге и об индейцах. Хозяин ранчо, как видно бывалый человек, давал некоторые сведения и советы и, между прочим, часто повторял: «После форта Ларами Look-out!»[22]. Некоторые переселенцы[23] разбивали свои палатки на лугу, по берегу небольшой речки, приготовляя на весёлом огне ужин. Расползались на ночлег куда попало. Пришел один из наших компаньонов. Посыпались вопросы: «Как? Что? Где вагоны? Скоро ли приедут? и прочее…» «Демфулот, – сказал он, вытирая пот со лба, – вагоны не приедут, я думаю, никогда: несколько мулов забито до полусмерти и караван остановился в прерии на половине дороги!» Приятная новость! Мы должны были провести ночь без всего, имея с собою только наши сёдла и черпаки. В результате мы провели не очень приятную ночь. На завтра рано утром мы решили ехать обратно в Чейен, взять наши деньги обратно, оставить вагоны и, с самым необходимым, что только можно взять на лошадей, отправиться одним до форта Ларами, не держась более общества вагонов. Выехав рано утром, мы успели сделать все наши дела в Чейене к 3-4 часам, и к вечеру отправились обратно. Ветер был такой же сильный, как и вчера, но было ясно, и мы любовались бесконечными равнинами. Белая голова Лонг-Пака[24] высилась между равнин в тумане, освящённая лучами заходящего солнца. Далеко на юго-западе, в туманной дали белеет снежная гряда скалистых гор, а над ними как шатер раскинулся Лонг-Пак, окрашенный слегка лучами заходящего солнца. Между Чейен и форпостом Ларами дорога пролегает по бесконечным, почти пустынным и безлесным равнинам. С правой стороны, из-за песчаных холмов порой видны угрюмые, чёрные, хранящие в своих расщелинах снег, зубцы гор, известные ещё под именем Малый Блэк-Хилс. Иногда мы проезжали пустынные равнины между известковыми  утёсами без всякой растительности и проезжали небольшие речки со светлой и вкусной водой. На другой день, выехав рано утром, мы увидели табун антилоп, но они не подпустили нас на выстрел. Красивый вид, доступный глазу, открывается вам: более чем за 60 миль, конусообразный Лонг-Пак вьётся над горизонтом, покрытый снежной шляпой! Мы ночевали на ранчо Эванстон в 60-65 милях от Чейен. На следующее утро мы выехали довольно рано. Была отличная погода, на «розовом» востоке, вдали высился Чемний  рок, как замок средневекового барона. Обитатели вышеозначенного ранчо занимались раз- ведением лошадей[25], табуны которых паслись по долине реки. Один мексиканец в своих кожаных панталонах, с лассо[26] в руке, с большими шпорами на ногах «шутя» разъезжал на полудикой лошади, гоняясь за табунами. Через час погода изменилась: начался снег с сильным противным ветром. Скоро сделалась труднопроходимою дорога, преимуществен- но для тяжело нагруженных вагонов, которые нам попадались на дороге, и колеса которых врезывались на две-три четверти в рыхлую сырую почву. На  Худвотер – маленькой речке, расположен небольшой пост (Худватер – Л.С.) для предупреждения индейских набегов, повторяющихся  каждую весну, как только начинает показываться молодая трава в степи… Когда ещё мы были в Чейне, то все журналы были наполнены рас- сказом о последнем набеге индейской шайки, которая, предав пламени одно ранчо и убив несколько человек, угнала с собою несколько лошадей и рогатый скот. В долине реки попалось несколько селений в виде одиноких разбросанных домиков.

 

Над долиной высятся глинисто- сланцевые утёсы, имеющие благодаря действию воды и воздуха оригинальный вид: в виде разваливающихся укреплений, башен или конусов. Один из таких утёсов назван по своему виду Чемний рок. Все эти оригинальные замки и башни без сомнения обязаны своим происхождением воде и воздуху. Без труда можно заметить на их боках потёки снежных или дождевых ручьёв. Части утёсов, оторванные от своего старого места, лежат внизу, разбившись на куски. Около этих мест я в первый раз наблюдал вблизи луговых собачек. Через некоторое время мы проехали укрепленное ранчо, обнесенное каменной оградой с бойницами. Ещё через три четверти часа мы около Игль-Нест (?) довольно интересной группы белых глинистых утесов. Снег и ветер начали мало-помалу переставать, и вскоре перед нами открылась долина рек Ларами и Норд Платы[27] с берегами, усеянными разными деревьями. Окрестные холмы были покрыты редки- ми приземистыми соснами. Не доезжая пять или шесть миль до форта, мы остановились. Мы своротились в сторону на ранчо француза К.,
где Г. имел, кстати, знакомых и, где мы решили искать себе спутников для нашего дальнейшего путешествия, чтобы дать отдохнуть лошадям и закусит самим что-нибудь. Завёлся разговор с хозяином, пошли расспросы: «Откуда? Зачем?» и т.п. Он заметил на моем пальце кольцо с вырезанными буквами и спросил меня, на каком это языке написано. Я отвечал: «На русском». «Так, вы русский!» Я отвечал утвердительно. Готдем в первый раз в жизни видел русского. «Я хочу выпить с вами чего-нибудь!» Мы обменялись с ним тостами и дружелюбно расстались. В тот же самый день мы ночевали с несколькими эмигрантами около ранчо одного мексиканца. Вечером в маленькой комнатке собралась разноязыкая публика: некоторые уселись играть в карты, в популярную  касину[28], при свете единственной свечки. Некоторые пустились в разговор. Разговоры вертелись вокруг тем о выборах, о религии. Мексиканец был того мнения, что все нации равны: турок ли это или англичанин или француз и, что глупо ссориться из-за религии, между которыми нет большой разницы, да и религия в общении между людьми должна быть на последнем плане. И нападал он особенно на католическую религию, вожаки которой обирают народ всевозможными средствами. Такой разговор в стороне от больших дорог, в глухом месте характеризует несколько нравы американцев. В прериях всё ещё мертво, зима едва кончилась. Снег лежал в рытвинах, и только небольшой степной кактус зеленел между жёлтой прошлогодней травой: ни одного насекомого, ни одного голоса; какие- то маленькие, вроде наших овсянок, птицы копошились стадами на дороге. Эмиграция в Блэк-Хилс только ещё началась, но всё-таки по всей длине дороги до форта мы встречали более или менее значительные караваны. Между Чейен и форпостом Ларами дорога пролегает по бесконечным, почти пустынным и безлесным равнинам. С правой стороны, из-за песчаных холмов порой видны угрюмые, чёрные, хранящие в своих расщелинах снег, зубцы скалистых гор, известные ещё под именем Малый Блэк-Хилс. Иногда мы проезжали пустынные равнины между известковыми утесами без всякой растительности и проезжали небольшие степные речки со светлой и вкусной водой. В прериях всё ещё мертво, зима едва кончилась. Снег лежал в рытвинах, и только небольшой степной кактус зеленел между жёлтой прошлогодней травой: ни одного насекомого, ни одного голоса; какие-то маленькие, вроде наших овсянок, птицы копошились стадами на дороге. Эмиграция[29] в Блэк-Хилс только ещё начиналась, но, всё- таки, по всей длине дороги до форта мы встречали более или менее значительные караваны. Рано утром, часов в пять или шесть, мы выехали из форта в числе нескольких вагонов. Утро было свежее, но ясное. Слева, вдали цепи гор с Ларами-Пик[30] рисовались отчётливо в чистом утреннем воздухе. Проехав милю или чуть больше, я увидел в стороне от дороги на небольшом расстоянии странные столбы и подъехал к ним, чтобы узнать, что это такое. Это было кладбище индейцев, о котором мне рассказывали ещё в форте. Ящики или гробы утверждены были на четырёх столбах, вышиною  три с половиною или четыре аршина. На одном ящике, в котором заключались останки одного из индейских начальников по имени Старый Дым[31], лежало старое седло, несколько кусков разноцветной ткани были разбросаны вокруг на земле, также и некоторые части индейской одежды. Вскоре проехали небольшие известковые утёсы и спустились к речке Норд Плат. Наш караванмейстер попросил меня с Г. как верховых конных испробовать глубину реки, где лучше всего переправиться. Что мы исполнили по случаю малой в воды без большого труда. К полудню мы остановились на берегу маленького ручья между редким тополиным лесом для обеда и застали там около двадцати или может, тридцати, вагонов и других караванов. Стали разводить огни, готовить обед и расставили пикеты в разных местах по холмам для охраны лошадей и лагеря. К вечеру достигли Говерне Мент Фарм – уединённого ранчо, рас- положенного межу равнинами. Мы разговорились с хозяином ранчо и, конечно, зашёл разговор об индейцах. Он рассказал нам, как прошлым летом отряд в 70 индейцев напали на его дом и держали их в осаде пол суток. К счастью его и его семьи у них гостило несколько человек из их знакомых, и они начали отстреливаться от индейцев, пока один из проходивших караванов не оказал им помощь. Он показал также прострелянные стены и двери, и небольшое земляное укрепление вроде невысокой с несколькими бойницами башни, сообщающейся подземным ходом к его домам. Вечером в небольшой комнате, при свете ярко горящих дров в камине, собралось много публики и стали толковать о предстоящем путешествии. Сначала думали выбрать капитана и отправиться всеми вагонами вместе, но решили тем, чтобы разделиться на две половины для скорого путешествия и для того, чтобы легче было искать траву для лошадей и мулов. Мы нашли у подножья этого холма небольшой источник, хотя с грязной, но свежей водой. Равнина уходила далеко-далеко, сливая горизонт с облаками, бродившими по небу. Г. показал мне в стороне от дороги небольшой холм с двумя камнями на его верхушке. «Знаете ли Вы, что это?» – спросил он меня. «Конечно, нет!» «Это индейские сигнальные камни». «Хорошо, но для чего же они служат?» «А, видите ли, когда индейцы увидят караван в степи, то прячутся за эти камни и стреляют по проходящим. В Парон  Донер[32] в прошлом году было убито несколько человек». После небольшого размышления, я увидел в стороне несколько индейских тропинок, идущих к этим знакам. Я решил, что это должно быть что-нибудь другое и для совершенно иной цели: вроде маяков в степи или других каких-нибудь знаков, которыми индейцы руководствуются во время своих охотничьих или военных похождений. Не- вероятно, чтобы индейцы делали зады из-за этих небольших камней, потому что много за ними не может поместиться, а несколько человек едва ли решаться напасть на вагоны, которые всегда с хорошим конво- ем и своего рода подвижные укрепления. Некоторые бывают нагружены до верха такими вещами вроде кукурузы, муки или прессованного сена, через которые никакая пуля не пройдет. В последствие мои пред- положения отчасти оказались верными. Индейцы оставляют подобные сигналы в местах бедных водой и, потерявши направление в знойный летний день, могут найти себе воду. Иногда это бывают так называемые Гут Медесин, где индейцы проводят время ночи или отдыхают после путешествия.   
……………………………………………………………………………………………………………….
Вторая часть дневника состоит из отдельных, скреплённых между собою листов с авторскими правками и комментриями (18 листов с оборотом). Номера листов и даты проставлены не везде, что значительно затруднило подготовку к изданию. Возможно, некоторые страницы утрачены. Лист 9 имеет повторный текст. Запись велась на русском языке, английские названия и фразы переведены автором. При подготовке к изданию сохранен объём и стиль изложения, а также учтены пометы автора дневника.
……………………………………………………………………………………………………….
Сегодня мы поднялись в пять утра, и день был тёплый и ясный. Солнце только что начало показываться в равнине, освещая своими золотыми лучами глинистые утёсы на западе, а наш караван уже потянулся в путь, мимо многочисленных домиков Хаткрика (Худ- ватера), обитатели которого только ещё начинали просыпаться. Не- сколько кавалеристов вели своих лошадей на водопой к ручью. Мы стали углубляться в равнины, изрезанные глубокими рытвинами и оврагами. Дорога была немного холмистой. Иногда с возвышений перед нашими глазами раскрывались как море степи, покрытые жёлтой сухой травой. Справа на юго-восток тянулись глинистые беловатые обрывы, поросшие местами редким сосновым лесом. Моё внимание привлекли ямы, выкопанные большей частью вдалеке от дороги – это места бывших ночлегов караванов. Способ довольно оригинальный, употребляемый здесь по случаю военно- го времени. После обыкновенной остановки каравана, в земле, в различных местах каждый вырывает для себя 2-3 глубокие ямы, в которых он мог бы лежать довольно свободно. Из вырытой земли по краям этой «временной могилы» делается род вала с несколькими амбразурами для винтовки на случай внезапного нападения не- приятеля. Эту меру «обороны» сильно недолюбливают индейцы, и в подобных случаях никогда не бывает нападений на караван даже ночью. Дорого может стоить для индейцев атака подобного лагеря, из которого можно открывать огонь по всевозможным направлениям  без особой опасности для стрелка. В одном  месте мы вспугнули  небольшой табун  Птери  Гикен (название птицы? – Л.С.) – почти единственных птиц в это время в этих местах. Чем ближе мы стали двигаться к границам Мозертер (совершен- но бесплодным и сухим равнинам), тем почва становилась  бесплоднее, начали попадаться маленькие степные кактусы – признаки сухой почвы. В некоторых местах земля имела вид как бы выжженной лесным пожаром, без следов растительности, только худенькие корешки каких-то степных трав торчали небольшими пучками из сухой земли. В подобных местах обыкновенно любят селиться луговые собачки (вид нашего сурка). Луговая собачка, одно из самых «общественных» животных, в зрелом возрасте достигает 16 дюймов[33] в длину и имеет на себе шерсть желтовато- красноватого оттенка. Их многочисленные жилища, вырытые почти друг около друга, спускаются в почву под 45-градусным углом от земной поверхности. После двух-трёх ярдов[34] спуска вниз, нора делает поворот вверх, где устраивается обширная комната, предназначенная для жилья и кладовых, в кото- рых хранятся разные запасы. Луговые собачки питаются исключительно кореньями степных трав, не трогая стеблей. В их жилищах живет также обыкновенная маленькая серая степная сова, которая, иногда, по целым часам сидит, не шевелясь, около норы, только моргая своими большими круглыми глазами. Страшная гремучая змея также обыкновенная сожительница луговых собачек, впрочем, в здешних местах она появляется очень редко, по крайней мере, я никогда не видел её. Странно видеть трёх животных, совершенно различных между со- бой по строению и образу жизни, живущих в полном согласии и принимающих особые меры предосторожности в поражении своих врагов. Стоит только показаться, так начинаются крики в разных местах. Обыкновенно, увидев человека, луговая собачка находится около своей норы и пронзительно вскрикивает, ударяя своим хвостом о землю. Если станете подходить ближе или сделаете выстрел, то она уже в один момент будет в норе. Они до того живучи, что раненные пулей даже в голову, достаточно имеют силы, для того, чтобы уйти в свою нору. Индейцы называют их Виси-Топси-Виси, находя связь их криков с этими словами. По моим наблюдениям их крик похож на крик молодого ястреба. Не смотря на бесплодность почвы, они редко удаляются от своих жилищ и всегда находят себе пищу. Рассказывают, что однажды лейтенант Пик вылил 140 кружек воды в нору, не при- чинив ни малейшего беспокойства животным. На зимнее время они, подобно нашим суркам, законопачивают отверстие своей норы и спят, таким образом, до тёплых весенних дней. Индейцы и охотники едят иногда их мясо и находят его лучше и нежнее телячьего. В полях также попадаются маленькие степные черепашки и роз вые лягушки. Часто совы едят молодых лягушек, убивая предварительно их ударом своего клюва. Как мне говорили, луговая собака самая обыкновенная пища для гремучих змей. В степях Техаса и Индианы[35] и Прерии я встречал так же часто серого зайца, живущего между луговыми собаками. Мы всегда забавлялись стрельбой в луговых собак, не всегда их убивая. Мне случалось  есть их мясо, жаренное в масле, и оно показалось мне вкусным, может быть от недостатка свежей пищи: надоедает сидеть на одной солёной свинине. По дороге мы встретили несколько других караванов, и к полудню набралось человек 80, преимущественно мужчин. Были тут и хеу чопы (?), и верховые, и на ослах, и пение всяких народов было. Шум, смех, пение, стрельба по луговым собакам для развлечения – только пыль столбом позади нас. Вскоре вся наша компания достигла, хотя и не глубокой, но вязкой реки, и пошла возня с хеурчопами. Часть караванов осталась для обеда, а с другой частью мы отправились дальше. Один какой-то чёрный, не желая черпать воду своими сапогами, по- просил меня перевезти его на другую сторону. Что я и сделал, посадив его на лошадь позади себя. К полудню мы достигли Индианы Крика, на берегах которого остановились для обеда, что недалеко от одного укреплённого ранчо. Расподлав (вероятно, распрягши – Л.С.) и пустив посреди пастбища лошадей, часть нас, пока другие готовили, занялись обедом. Ранчо, близь которого мы расположились, с маленькими окнами было вделано в глинистый берег, а над ним был другой домик, окружённый высоким частоколом. Внутри находился двор для лошадей и для разных хозяйственных сооружений. Мы спросили об индейцах. Старик, владелец фермы, рассказывал нам, что ходя винтовкой сегодня утром по долине речки, между кустов высматривая антилоп, за несколько сот шагов от села, он видел трёх индейцев, ехавших с востока, значит, из Агенства. «В Блэк-Хилс убивают народ. Понаехали красные собаки!» и на наш вопрос, не испугался ли он индейцев, он отвечал спокойно: «Со мной была винтовка», выражение, значащее, что он редко делает промахи. Нам уже много наговорили об Индиане Крик, как об одном из самых опасных мест. Через него пролегают многочисленные индейские тропинки.
В три часа мы отправились в путь под влиянием рассказов, тревожно поглядывая по сторонам, с заряжёнными винтовками, готовые открыть огонь при первых признаках опасности. А тут как назло попалась  индейская тропинка со свежими следами конских ног, сегодня утром должно быть проехали краснокожие[36]. Особо неприятное чувство было при переплаве через реку: надо было спуститься с одного крутого берега в глинистое русло, и выбраться на противоположный крутой берег, покрытый мелким густым кустарником. Через несколько времени нам попались около самой дороги мемонто-мори[37] Дальнего Запада – свежая могила трёх убитых. Кто вы были, несчастные люди, и как попали под дуло индейцев?! Чуть позже, расслабившись, ехали мы беспечно, с трубкой во рту, надеясь на свои силы или степной снежный ураган, кутаясь в свои одеяла, и не заметили близкого присутствия врага. Позабыли должно быть поговорку Дальнего Запада: «LOOK ont». «Господа», – сказал вдруг один из ехавших, – смотрите прямо пред собой. Видите ли вы три чёрные точки в горе, не индейцы ли это?» «Какие индейцы? Где у вас глаза?» – перебил переменившимся голосом другой. Так может быть это что-нибудь…» Щёлкнуло несколько пулеметных затворов, то есть мы осмотрели в порядке ли наши патроны в винтовках. «Постойте, господа, – сказал третий, – у меня есть бинокль, в него мы можем лучше увидеть, что это за люди». « Может быть это телеграфные столбы?» «Эко куда хватил, да ведь телеграф проложат  только до  Х. писали… да к тому же чёрные точки двигаются». Все наперерыв стали смотреть в бинокль. Г. взял со словами: «В него нельзя разобрать: все скрылось за холмами; во всяком случае, индейцы не осмелятся сделать нападение на нас, ведь нас пятнадцать человек, хорошо вооружённых и с хитростями», – стали мы себя успокаивать. Впрочем, кто их знает, быть может, в самом деле, были не индейцы, а обратный караван. «Не видите, что ли белые стенки фургонов и пешие идут по сторонам…» Действительно, вскоре мы увидели спускавшиеся с горы к нам навстречу фургоны с несколькими прово жатыми. Короткими приветствиями обменялись мы со встречными, ругнув их в душу хорошенько, за причинённое беспокойство. Страна быстро начала меняться. Почва становилась всё бесплоднее и бесплоднее: местами соль выступала белыми пластами. Мы проехали быстро несколько каких-то небольших и странных, вероятно вулканического происхождения холмов. Травы виднелось мало на чёрной рых- лой почве. Только кусты вереска чернели по сторонам. Вдруг я заметил какое-то большое пятно между вереском. Я ехал по обыкновению впереди. Что-то зашевелилось, как будто бы голова с шапкой, ноги в сапогах. В тридцати милях от меня стоял олень и с любопытством смотрел на нас. Довольно было нескольких секунд, чтобы схватить ружье, прицелиться и пах… звук быстро потерялся в кустарнике, другие тоже бросились с ружьями. Олень скрылся за холмом. «Ранен, что ли или убит? – послышался вопрос, – хороший ужин будет!» Мы отправились смотреть, куда он бросился. Его уже и след простыл. «Хороший был бы ужин, – заметили, прибавляя, – зато живой, зато не убили!» «Да, – я тоже сказал, – плохой я стрелок… нелегко!» Впрочем, скоро я утешился в своём промахе, заехав на небольшой оазис, по плечи поросший высокой густой травой, мы вытащили не- сколько штук зайцев, и начались потехи… Убегать им было некуда, кругом не кусточка, и мы гонялись за ними с винтовками по этому оазису, заведя чуть ли не батальонный огонь. Было уже темно, когда мы усталые принялись догонять наши фургоны, взяв в свои трофеи трёх убитых зайцев. Жаль, что не было дробовика, то можно было их
пострелять до десятку. В лагере, разбитом по другую сторону холма, слышали наши частые выстрелы. Они думали, что на нас напали индейцы, и уже хотели отправиться к нам на помощь, но вскоре успокоились, видя нас идущими с добычей, здоровыми и невредимыми. Приехав около семи с половиной часов вечером, мы нашли ещё другой караван и стали ночевать вместе. Ночью поднялся холодный порывистый ветер и мы, кутаясь в буйволовые шкуры, проспали кое- как до утра, которое было пасмурным и холодным. Ветер гнал по небу клочки черных разорванных облаков, в воздухе пахло снегом. Через несколько миль, около дороги, мы увидели свежий бугор. Под могилой лежала небольшая деревянная доска, должно быть от какого-либо ящика, была вставлена в рыхлую землю. На доске было написано карандашом имя убитого, год и число его смерти: 17 марта. Не знаю, каким образом индейцы его убили, должно быть, он отлучился в сторону от дороги и каравана и его застрелили. На север перед нами потянулась гряда темно-синих гор Блэк- Хилса, покрытых местами клочками тумана. Равнины, которые мы пересекали, подходили к самым горам, меняя всё более и более степной характер и, наконец, мы достигли до небольших притоков Большого  Чейена[38]. Берег зарос густым вереском, тополями и ивами. С обеих сторон подходили обрывистые холмы, усеянные местами редкими со- снами. Один из притоков Чейена Ривер[39] славиться как самое худое место. Индейцы устраивают в этих местах иногда засады, а злые разбойники нередко грабят почтовые кареты. К этому месту мы прибли- зились в настоящее время в глубоком молчании, с винтовками в руках, поглядывая по сторонам, не покажется ли где на верхушке холмов какой-либо из индейцев. Нам надо было спуститься в довольно глубокое русло небольшого ручья, усеянного беспорядочной зарослью леса и густой высокой травы. Спустившись, мы очутились как бы в широком рву. Дорога в нём пролегала на несколько десятков сажень, и мы поехали на крутой противоположный берег. Понятно, что мы вздохнули свободнее, когда это место осталось позади нас, и мы стали поскорей, незаметно спускаться к реке. В обрыве, с правой стороны, я ясно разглядел вышедшие на поверхность и выветривающиеся пласты каменного угля, дожидающегося только инструмента рудокопа и свистка парохода. «Да и железная дорога[40], должно быть, есть где-нибудь поблизости», – по- думал я при виде каких-то старых, небольших тёмно-красных возвышений пород, очевидно железистого происхождения. Наконец   мы по низменному берегу достигли мутных вод Ривера (Уайт-Ривер? – Л.С.), где на песочном берегу между густым тальником застряли десятка два вагонов. В суматохе оказалось, что вода в реке была довольно большая от ненастной погоды, и некоторые, боясь подмочить свою кладь, занимались перегрузкой. На другой стороне было видно, как кипела жизнь в большом лагере. Между палатками и фургонами Толпились люди; лошади, мулы и быки паслись в недалеком от них расстоянии. Ярко горели огни, разбросанные в разных местах, и до- носился шум от разговоров. Так как у нас не  было особо ценной клади, и действительно  мы не боялись  промочиться (промокнуть! – Л.С.), то и пустились смело через реку. Вода достигала только немного выше лопатки и животов. Выехали на другой берег мы почти у небольшого «городка» или, вернее вы- разиться, ярмарки. Чего тут только не было! И мужчины, и женщины, и дети! Фургоны с мукой и сеном, с разными товарами. Эмигранты со всякой домашней рухлядью и даже с рогатым скотом, коровами! Партии рудокопов со всех концов союза! Пение и разговоры, фургоны и палатки, лошади и быки – все это «сложено» словно в одну большую кучу. Вагонов здесь было, говоря без преувеличения должно быть около 60 штук, следовательно, и народу было, по крайней мере, триста человек. Как и везде сейчас же отыскали себе знакомых. Среди отъезжающих рудокопов из Калифорнии большей частью французы и канадцы. Послышалась бойкая французская речь, и пошли разговоры, до которых французы большие охотники. Мы спросили некоторых из них, что мы встречали в Чейене, какой они шли дорогой и спокойно ли. Они отвечали, что все обстоит благополучно и все довольны дорогой. – Охотились ли? Они отвечали, что убили одну антилопу, каждый день ловили зайцев и не нуждались в караванах, благодаря дробовику, который один из путешественников имел случайно. Они предложили нам присоединиться к их огню, попробовать их ужин из сегодняшней охоты, но мы отказались: не было времени, надо было разбивать лагерь, готовить ужин и смотреть за лошадьми и т.п. Мы разбили наш лагерь в одной четверти версты от берега, около пяти старых тополей, часть которых попилили на дрова, а из ветвей мы сделали себе подобие шалаша на ночь. Перед вечером мы вдвоём гоняли лошадей на водопой. На обратном пути заметили какое-то дви- жение около единственной избушки, служившей гостиницей, трактиром, клубом – всем, чем угодно. Мы вмешались в толпу, окружавшую домик, и чуть было не стали свидетелями разыгравшейся кровавой драмы. Два погонщика, разгорячённые виски, поспорили, у кого лучше мулы, и от слов перешли к драке, схватившись за ножи. Но их, к счастью, поспешили разнять, помирились и вновь продолжили дальнейшую попойку более мирным образом. Когда мы возвратились в лагерь, было уже темно, и все наши остальные товарищи сидели около огня за походным ужином. Г. достал бутылку пива, что стоила ему пять центов, которую купил он у эми- гранта. Мы распили её за будущую счастливую нашу дорогу. Через час или два после заката солнца поднялся ветер со снегом, и тут как назло пришлось быть в эту ночь часовым. Вскоре вся местность покрылась белой пеленой, и через неё невозможно было что-нибудь, даже недалеко, разглядеть. На мой вопрос к Г., почему он объясняется с трудом на русском языке, он сказал, что уже восемь лет, как он живет в Америке и почти за всё это время не говорил на своём родном языке. Оказалось, что сперва  он был рудокопом, потом скопил немного денег, отправился сюда и занялся торговлей, которая идёт у него недурно. В Америку попал случайно, прибавил он, рассказал одну историю. У него была красивая молодая жена. Городничий его города начал за ней ухаживать и, однажды, он, застав его в своём доме, избил его до полусмерти. Началось следствие, его посадили в острог. В это время его жена умерла от родов. Он, выйдя под поручительство, с небольшими средствами бежал за границу, потом в Америку. Поговорив с ним до полуночи, я возвратился в лагерь обратно. Лучи от костра ясно светили по небу, горы тонули в тумане. Лёг спать, только сквозь сон слышу, что начинает идти дождь, и холодная вода мало-помалу добирается до нас. Одним словом, к утру под нами было озеро воды. Мы поднялись рано и стали обсушиваться. Одежда измокла, шкуры походили на губку: сильно впитывают в себя воду. Мы со смехом смотрели друг на друга: все мокрые и продрогнувшие. Но новый день и огонь скоро нас высушили, сладкий кофе… и мы позабыли и дождь, и холодное утро. Туманы лениво ползли по горам, спускаясь иногда в равнины. Пока мы прокопошились  с колесом и отправились в путь, было уже около полудня. Удивительно устроен человек, думающий о золоте. Не мало, я думаю, потрачено труда на десять – пятнадцать ям в ряде шахт, которые попадались нам по дороге. По сторонам лежали часто остатки разных строений. В одном месте я видел род водокачки, используемой американскими горными рабочими, так похожей на так называемую китайскую помпу, вывезенную, без всякого сомнения, китайцами со своей родины. Машина тут действительно чуть ли не  допотопна. Пожалуй, не интересно описание этой помпы для читателя, интересно только для специалистов. Проехали в ущелье по варварской дороге несколько миль. Одно ко- лесо у фургона сломалось, и мы остановились, с бранью принялись вытаскивать  всё из него. Некоторые из нас отправились в близь лежащее к нашему счастью селение, чтобы добыть хоть какое-нибудь колесо. Вскоре все фургоны, кроме сломанного, приехали, и мы разбили лагерь за полмили от селения, у подошвы утёса. Вечером Г., возвратившийся из селения, подойдя к костру, сказал мне идти в селение, где меня дожидался один из моих соотечественников. Он ему говорил обо мне, и я найду его в клубе (?). «Не может быть!» «Совершенно верно!» Я побежал, впопыхах, на ходу надевая пояс с ножом и револьвером, вещами такими обыкновенными здесь, как часы и цепочка в городе. Так как в Америке вообще, а в дали, на Диком Западе в особенности, встретить русского большая редкость, то я с удовольствием пожал руку этому господину, который действительно оказался русским из южных губерний. На другой день в разговоре Г. Спросил: «Вы ведь знаете, что значит «Ctamfede» (название городка? – Л.С.)? Ну, вот, видите ли, когда весной прошлого года разнеслись слухи об открытии богатых россыпей и рудников на площади до нынешнего Дедвуда[41], то весь народ из Блэк-Хилса как сумасшедший бросился сюда. Здесь, в Гиль-Сити (Рапид-Сити? – Л.С.), раньше было 1000 душ населения, а осенью прошлого года, когда я возвращался в Мейсин, жило только два человека и собака. Теперь, пожалуй, и этого не найти». Мы провожали с любопытством пустые улицы этого интересного города, города без населения, и остановились недалеко от речки. По- средине одной, может быть, главной улицы, развели огонь, без церемоний воспользовались частью деревьев и частью дверей; пустили своих лошадей и мулов подбирать жёлтую прошлогоднюю траву по улицам. Некоторые дома были довольно крепкие, или походили на магазины и были с заколоченными окнами и дверьми, не знаю зачем. Мо- жет быть, хозяева рассчитывали вернуться назад. Некоторые здания походили на скелеты: всё было унесено или крадено, даже тёс с крыш. Многочисленные углубления в земле показывали бывшие места пала- ток. Странно было ходить по пустынным улицам, путаясь в высокой траве. Вокруг всё тихо, только дятел стучит где-то в старую сосну. Часа через два мы отправились дальше. Везде были видны остатки бывших золотоискательных работ: хотели хозяева их что-нибудь по- строить, да так и бросили. Золотая лихорадка сильнее всего коснулась этих мест. Через две-три мили от этого городка мы вошли в узкое ущелье, похожее точно на обрушившуюся улицу. Здесь я в первый раз увидел наших землячек: родных берёзку и осину, кустарник тальнику. Утро было ясное и тёплое, так и веяло первым дыханием весны. Вероятно, только ночью выпал довольно большой иней: луга и деревья блестели в лучах утреннего солнца. Мы вступили в область болших и чудодейственных лесов, преимущественно сосновых, которые лепились на обрывах и по каменистой долине небольшой речки. На северной стороне стояли беспорядочными массами гранитные утёсы Ганнет Пика, одной из самых возвышенных точек (7.440 м)[42] в горах. Местность была очень красивая: густые леса таинственно шумели от порывов лёгкого ветра. В некоторых местах попадались вышедшие наружу разноцветные кварцевые жилы – довольно верный признак присутствия благородных металлов. В долинах, встречавшихся на нашем пути, по берегам  ручьёв, попадались следы работ по поиску золота. В одном месте, сквозь кустарники, вился синий столб дыма, и мы увидели две палатки и несколько рудокопов, работающих по колено в воде, в русле речки. На одной опушке около самой дороги к сосновому дереву был прибит жёсткий ящик, и на нём было написано чёрным: «Leher Box», означающий в этих глухих местах почтовое отделение. С  дороги виднелось 2-3 локгауза (блокгауза? – Л.С.). Их обитатели трудились над будущей пашней, рубя деревья и выкорчёвывая пни. У дверей женщина стирала бельё, и два ребёнка невдалеке пасли несколько коров. Вскоре мы вновь въехали в подобный городок, в котором, к моему удивлению, я не заметил признаков жизни. «Что же это такое? – спросил я Г. – Оспа, что ли, была здесь?» Всякому ли не знать, что значит путешествовать во всякую погоду и без всякого комфорта. Этот дождь и этот туман преследовал нас весь день, и мы должны были доехать к закату солнца до какой-то поляны на ночлег. В этот день мы сделали всего только 10 миль, трудно было для лошадей, да и дорога была скверная, гористая, а тут ещё у нас с Г. припасы все вышли, взяли в долг у караванмейстера. Мы нашли на ночлег остатки небольшого шалаша, в котором решились провести ночь. Шалаш показался не очень надёжным в ненастную погоду, и мы, нарубив несколько десятков мелкого сосняку, устроились довольно сносно. Пришла ночью очередь караула, который надо было нести снаружи: расшевелить и поддерживать огонь до утра, смотреть в оба за лошадьми. Он (друг Г. – Л.С.) Был недоволен. Густой лес окружал нас со всех сторон, и бог знает, кто мог находиться в нём: разглядеть ничего нельзя. И потом, каждый из нас имел в помощь вооружение: винтовка и револьвер, около боку носимые. Несмотря на наше беспокойство, ночь прошла спокойно. На следующий день, рано, часов в 5-6, тёплое ясное утро прогнало все худые сны и думы. Хорошо в лугах весной после худой погоды. Остатки росы блестели на деревьях, траве. Солнце начинает пригревать всё сильнее и сильнее, и на солнцепёке уже начинает пробиваться молодая травка – первая зелень нынешнего года. На склоне вершины одного холма я нашёл первый весенний цветок: скромный синий лютик пугливо выглядывал на свет Божий, после долгих зимних месяцев, как бы говоря на своём цветочном наречии: «Здравствуй, весна! Здравствуй, новая жизнь!» Ту же песню понёс и поток, уже освободившийся от ледяных оков, резво перекатываясь через камни и древесные стволы, заигрывая с голыми ветвями ив, склонившихся над водами. Весёлый, живой и довольный день! На соседних холмах и в долинах ещё полно снега: «…и лес таинственно шумит, приветствуя весну!» Тронутые лёгким порывом ветра, издалека сошли лёгкие облака и спешат куда-то в пёстрое пространство. Лесные птицы уже начинают первую песнь любви. В этот день мы проехали небольшое селение из нескольких домов… Недалеко от него видны были остатки шалашей бывшего здесь в про- шлом году кавалерийского лагеря. При переправе через один их таких потоков, я с «заоблачных небес» спустился вдруг на землю. По своей растяпости я не выбрал хорошего места для  переправы через ручей, и моя лошадь опустилась до половины в воду,  ступив как-то на подмытый весенними водами берег. Если бы не проклятая мексиканская шпора, которой я зацепился за седло, я не принял бы холодной воды до пояса. Мои товарищи весело хохотали, успокаивая меня. Чёрт бы их побрал, ещё смеются! Начались густые, почти девственные беспорядочные леса, напоминавшие мне родную Русь. Так же дружески обнимались берёзки с осиной или елью. А под ногами дрянь разная: старые, продырявленные, чуть ли не насквозь дятлами, стволы легли поперёк дороги. Торчат покрытые плесенью пни. Пресмыкается разная мелочь: молодые побеги черёмухи… зелёные мхи стелются около корней и между щелями камней. В некоторых местах снег толстым ковром покрывает землю. Не скоро поддастся он действию солнечных лучей в лесу! Только ма- ленькие ручейки со светлой водой стремятся в углубления почвы. Мы не заметили, как уже исчезла вечерняя заря, и луна взошла на небо, когда мы добрались до берега одной речки и наткнулись на старую заброшенную хижину. Сейчас же заявили свои права на место. Старая скамейка, часть ограды – всё пошло на дрова. Огонь развели мы в глубоком камине, сложенном из необожжённых камней, и пошла стряпня. Где-то отыскали мешки с маринованной лососиной. «Эта лососина из Орегоны[43]», – сказали нам. «Давайте и лососину, плававшую некогда в речке Колумбии, поищите только сухарей у кого-нибудь! Много есть вредно, тяжело для желудка». Через час мы уже спали мирным сном под сенью случайно найден- ного приюта. И слышалось иногда, сквозь сон, как ходит караульный около фургонов, пошлёпывая своими сапогами по лужам, да фырканье лошадей, запёртых в небольшом сарае на ночь. Тёплое утро. Солнце прогревает остывшую за ночь землю. Мы оставили наши караваны и отправились вдвоём, так как до Дедвуда оставалось не более двадцати миль. Дорога вилась узкой лентой на небольшие хребты по дремучему лесу, состоящему большой частью из кедра. Этот переезд живо напомнил мне сибирские леса и наши горы. Дорога была очень худая, трудная даже для верховой езды. Верхний слой снега превратился в ледяную кору, по которой скользили лошади, и надо было иметь привычных лошадей, чтобы не упасть вместе с лошадью с какого-либо обрыва. Но, не смотря на это, двадцать вёрст мы проехали за четыре часа, и к полудню мчались по улицам Дедвуда. Миль за пять до Дедвуда мы проехали несколько домов, построенных в сосновом выкорчеванном лесу, носящих название будущего города Монтана (?). Работа кипела везде. В русле реки были устроены незатейливые американские золотопромывательные машины. На- встречу шли рабочие, возвращающиеся с приисков с инструментами на плечах…




КОММЕНТАРИИ.


[1] В тексте речь идёт о путешествии по штатам Южная Дакота, Уайоминг (ныне штат Вайоминг) и Небраска, расположенном южнее Дакоты.
[2] Блак-Гильс – авторское, здесь и далее – Блэк-Хилс (ныне Блэк-Хилс Южная Дакота), буквально – чёрные холмы, гряда гор, пересекающая штаты Южная Дакота и Вайо- минг США.
[3] Миля – Одна морская миля = 1,151 сухопутной мили = 1,852 км.
[4] Монтана – штат США.
[5] Возможно, имеется в виду Джеймс Маршалл, нашедший золото в 1848 году? Тогда толпы американцев устремились в Калифорнию. В начале «золотой лихорадки» сюда ежегодно прибывало по 100 тысяч золотоискателей. За первые пять лет население Калифорнии выросло более чем в шесть раз. За это же время было намыто золота на 52 миллиона долларов.
[6] Командовавший американскими войсками герой Гражданской войны генерал Джордж Кастер во время битвы с индейцами был окружён вместе с небольшим отрядом своих солдат и погиб в бою. Американские кавалеристы потеряли убитыми и ранеными более 300 человек; индейцы – несколько меньше.
[7] Пустынные степи – Великие равнины, частью которых является восточная часть штата Вайоминг. На севере штат Вайоминг граничит со штатом Монтана, на востоке – с Южной Дакотой, на юге – с Колорадо, на западе – с Айдахо. Западная часть Вайоминга занята Скалистыми горами (наивысшая точка – гора Ганнет-Пик, 4207 м). Средняя высота над уровнем моря – 2042 м. Восточная часть штата является частью Великих равнин и пересекается горами Блэк-Хилс; на юге расположены равнины плато Вайо- минг. Основные реки – Йеллоустоун, Грин и Снейк.
[8] Чейен (современное название Шайенн) – столица штата Вайоминг, раньше относился к Калифорнии; назван по имени местного племени индейцев чейенов, вождём которых был легендарный Две Луны.
[9] В даном случае имеется в виду magic (англ.) – волшебство, магия, очарование.
[10] Разнохарактерная публика – имеется в виду, разноязычная публика.
 [11] Монте – азартная игра в три карты и рулетку. Суть заключается в следующем: перед вами три карты, перевёрнутые лицевой стороной вниз. Одна из них – дама червы. Её показывают вам, переворачивают обратно и начинают перемещать карты. Ваша задача – уследить за дамой и после указать на карту, на которой, по-вашему, она изображена. Монте – откровенно шулерская игра, часто крупье состоит в сговоре с хозяином игорного дома, хотя изображает верность и стремление помочь игроку. Эта игра дала название самому известному в мире месту в игорном бизнесе – Монте-Карло во Франции.
[12] Габриель Даниель Фаренгейт (1686 – 1736) – немецкий физик, предложивший в 1714 году температурную шкалу, названную его именем. Долгое время была основной в англоговорящих странах. Практически вытеснена шкалой Цельсия во второй половине ХХ века, за исключением США, Ямайки и некоторых других, где широко используется в бытовых целях. 1 градус по Фаренгейту равен 5/9 градусам по шкале Цельсия, то есть в тексте Иннокентия Кузнецова речь идёт о перепадах температуры от плюс до минус
[13] Калифорния – штат США.
[14] З., упоминаемый в дневниках Иннокентия Кузнецова, был уроженцем французской Швейцарии и около шести лет на тот момент жил в США.
 [15] Караванмейстер – начальник каравана; формирует и решает в течение всего пути про- блемы, связанные с проходом каравана по заданному маршруту.
 [16] Вагон – домик на колёсах для провианта, ночлега и т.д.
 [17] Ситинг-Буль (Сидящий Бык) – вождь индейцев племени Дакота. Возглавлял Племен- ной союз народов сиу, который отстаивал интересы коренного населения.
 [18] Поезд – соединённые между собой вагоны, которые тащили впряжённые мулы.
 [19] Карпетбеггер – делец из северных штатов. К концу 1860 годов, когда после поражения в Гражданской войне Юг США подвергся оккупации Севера, земли южных штатов стали массово скупаться северными дельцами, так называемыми карпетбеггерами.
[20] Ранчо – в США и Канаде под ранчо обычно подразумевается любая ферма, рас- положенная в сельской местности. Основная экономическая специализация ранчо – скотоводство, в первую очередь – крупный рогатый скот. Этим ранчо отличается от плантаций, основной специализаций которых является растениеводство (бананы, сахарный тростник, хлопок и т.д.).
[21] Блокгауз – фортификационное огневое сооружение, приспособленное для ведения кругового ружейного и артиллерийского огня, а также для проживания гарнизона. Блокгауз строился из дерева, камня, бетона, стали. Для ведения огня блокгаузы оснащались  амбразурами.
[22] Look out (англ.) – бдительность, то есть буквально: «После Ларами – будь бдителен!» Сегодня Ларами (англ. Laramie) – третий по величине город штата Вайоминг. Во времена путешествия Иннокентия Кузнецова Форт Ларами был большой остановкой в пути, где переселенцы пополняли свои запасы. Также Ларами было подходящим местом для проведения переговоров с индейцами; в прошлом здесь было заключено много договоров.
[23] После того, как в 1848 году в Калифорнии и в 1860 году на Территории Дакота было обнаружено золото, началалсь так называемая золотая лихорадка, усилившая поток переселенцев.
[24] Лонг-Пак – название вершины горы, возможно, ныне это Лонгс Пик.
 [25] Существовало несколько постоянных маршрутов, или «троп», по которым двигались караваны с переселенцами. «Калифорнийская тропа» связывала штат Миссури с золо- тыми приисками Калифорнии. Её общая протяжённость вместе с многочисленными ответвлениями составляла около 8000 километров. В 1840 – 1860 годах ею воспользовались более четверти миллиона фермеров и золотоискателей. «Орегонская тропа» была одним из ответвлений «Калифорнийской тропы». Кроме «золота в земле» на Западе было ещё и «золото, которое растёт из земли». Так один из жителей Дакоты образно назвал траву, произраставшую на бескрайних пастбищах Запада. Уникальность этой травы была в том, что она легко переносила не только засуху, но и морозы. Скот мог круглый год жить на подножном корму. Это открытие перевернуло представление американцем о скотоводстве.
 [26] Лассо (от исп. lazo – петля), или аркан, или лариат (англ. lariat) – верёвка с петлей на конце, предназначенная для набрасывания вокруг цели и последующего затягивания при натяжении верёвки. Известный атрибут американских ковбоев.
[27] Норд-Плато – Северное плато.
[28] Касина – игра в рулетку, карты. Скорее всего, от этой игры произошло название казино. Во многих государствах мира есть так называемые развлекательные Касина игры для определённой категории людей.
[29] В данном случае, иммиграция – переселение из одной страны в другую по экономическим, политическим, личным обстоятельствам.
[30] Ларами-Пик – возможно, в настоящее время гора Геннет Пик.
[31] К 1846 году Старый Дым был ведущим вождём индейцев сиу в районе форта Ларами. Это был толстый и весёлый человек, большой друг белых людей и любитель пошутить. Ему нравилось находиться около белых, и когда военные преобразовали старый торговый пост в форт ларами, Старый Дым сделал это место своей «штаб-квартирой». Большинство из его племени Оглала находилось далеко на севере, в землях между Чёрными Холмами и горами Бигхорн, но сам Дым старел и предпочитал проводить время с маленьким лагерем своих последователей у форта Ларами или недалеко от него. Старый Дым умер в 1864 году, когда сиу, раздражённые плохим обращением волонтёрских войск, готовились к войне. Старого Дыма поместили на помост  в пределах видимости любимого им форта.
[32] Старое название населённого пункта.
[33] Дюйм (от нидерл. duim – большой палец) – дольная единица длины в системе англий- ских мер, применялась также в русской дометрической системе; 1 дюйм равен 2,54 см.
[34] Ярд (англ. yard) – единица длины в системе английских мер. Один ярд равен 0,9144 м.
[35] Техас, Индиана – штаты США
[36] Краснокожие – здесь индейцы, хотя термин «краснкожие», распространённый как обозначение индейцев в европейской массовой культуре, не имеет ничего общего с естественным цветом кожи индейцев (от белой до смуглой). Определение «краснокожие» происходит от обычая беотуков – племени острова Ньюфаундленд – раскрашивать охрой как лицо, так и одежду. Представители этого племени первыми вступили в контакт с европейцами: в XI веке с викингами: в XVI веке – с англичанами. Беотуки полностью исчезли в XIX веке.
[37] Мемонто мори, мементо мори ( лат. Memento mori) – помни о смерти.
[38] Возможна ошибка, и речь идёт о притоке Миссисипи – Миссури и её притоках.
 [39] Вероятно, Уайт-Ривер – река в Северной Америке. Берёт своё начало в горах северо- западного Арканзаса; протекает по территории штатов Миссури и Арканзас.
[40] Имеется в виду Тихоокеанская железная дорога, соединившая Восток и Запад США, строительство которой было завершено в 1869 году; её называли ещё Трансконтинен тальной железной дорогой.
 [41] Дедвуд – золотоносный процветающий центр Дикого Запада. Ныне – небольшой городок в ущелье Чёрных Холмов, живущий за счёт азартных игр.
 [42] Смущает высота горы. Самая высокая вершина из гор близлежащих мест находится в другом штате, а расположенный ближе Клауд-Пик всего 4013 м. [43] Орегона – штат США.

Из путешествий по Северной Америке в 1876-1877 гг. Привез коллекцию предметов и фотографий индейцев, а из путешествия по Скандинавии доставил подборку средневековых художественных бронз. Собранными раритетами И. П. Кузнецов щедро делился с музеями Красноярска, Минусинска и Археологическим музеем Томского университета. В последний им было передано свыше 700 предметов, среди которых – индейская и скандинавская коллекции. После смерти все собрания, в том числе 1722 предмета, также поступили в музей университета.

Коллекция передана в дар музею Иннокентием Петровичем Кузнецовым-Красноярским в 1880-е гг.


ШКУРА БИЗОНА С «ВОЕННОЙ СЦЕНОЙ»
ИЗ МУЗЕЯ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ СИБИРИ
ИМ. В.М. ФЛОРИНСКОГО ТОМСКОГО
ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА *
Ольга Викторовна Зайцева,
Евгений Владимирович Барсуков
Аннотация.
Впервые публикуется уникальная шкура бизона второй половины XIX в. из «индейской коллекции» И.П. Кузнецова-Красноярского, хранящаяся в Музее археологии и этнографии Сибири имени В.М. Флоринского Томского государственного университета. Уточняются время и возможные обстоятельства передачи предмета в музей. На основе анализа сюжета, стиля и композиции «военной сцены», изображенной на шкуре, делается вывод о том,
что она вряд ли когда-либо использовалась в культуре коренных американцев и,
вероятнее всего, была преднамеренно изготовлена для продажи.

 

История формирования одного из самых ярких собраний Музея ар-
хеологии и этнографии Сибири имени В.М. Флоринского Томского
государственного университета – так называемой «индейской коллек-
ции» – остается практически неисследованной. Есть лишь пара тезис-
ных публикаций, которые скорее декларируют необходимость серьезно
заняться историей этой коллекции, чем проливают свет на конкретные
обстоятельства попадания предметов в музейные хранилища (Ожере-
дов 1994; Ефименко 2001).
Достоверно известно, что часть «индейской коллекции» – более сот-
ни предметов, связанных с материальной культурой индейцев Великих
равнин, – была передана в Томский университет Иннокентием Петро-
вичем Кузнецовым-Красноярским (1851–1916) (Флоринский 1888: 97;
Ожередов 1994; Ефименко 2001). В их числе был и один из самых при-
тягательных экспонатов «индейской коллекции» — шкура бизона с
изображением «военной сцены» (рис. 1).
Рис. 1. Шкура бизона. Музей археологии и этнографии Сибири
Томского государственного университета
Совершенно определенно можно сказать, что в конце 1888 г. эта
часть «индейской коллекции» уже была в Томском университете и, бо-
лее того, уже тогда она успешно экспонировалась. Газета «Сибирский
вестник» сообщает, что общественности была представлена «целая
коллекция из 124 предметов быта американских индейцев и соответ-
ствующих фотографий, пожертвованных Ин.П. Кузнецовым» (Сибир-
ский вестник 1888).
Для темы нашего исследования очень важно установить, в какие го-
ды Иннокентий Петрович совершал свои путешествия в Америку.
Ю.И. Ожередов в публикации, посвященной формированию фонда
И.П. Кузнецова-Красноярского в МАЭС ТГУ, пишет, что сроки его
американского путешествия пока не установлены (Ожередов 1994: 227).
А.В. Ефименко предполагал, что время поездки датируется 1880-ми гг.
(Ефименко 2001: 135). Однако теперь, после проведения Л.А. Сысоевой
архивных изысканий при написании монографии, посвященной исто-
рии семьи Кузнецовых, ясно, что это не совсем так. В приложении к
монографии она опубликовала небольшую часть дневниковых записей
о путешествии 1877 г., озаглавленных самим И.П. Кузнецовым-
Красноярским как «Путешествие по стране Блак-Гильс, территории
Уайоминга и Небраска». Однако никаких сведений об обстоятельствах
приобретения вещей «индейской коллекции» там, к сожалению, нет.
Л.А. Сысоева упоминает также о том, что Иннокентий Петрович посе-
щал Соединенные Штаты начиная с 1866 г. практически ежегодно (Сы-
соева 2010: 47, 110).
Интересные сведения мы находим в путевых записях американского
путешественника Джорджа Кеннана, побывавшего в доме семьи Куз-
нецовых: «Иннокентий Кузнецов и его сестры бегло говорили по-
английски. Они путешествовали по Америке и жили в Нью-Йорке, Фи-
ладельфии, Вашингтоне, Саратоге, Чикаго; в столице Мормонов и в
Сан-Франциско. Иннокентий Кузнецов знал Соединенные Штаты луч-
ше, чем я. Он два раза объехал весь материк, охотился в западных пре-
риях на буйволов; знал генерала Шеридана, Буфалло-Биля, капитана
Жака и других заграничных знаменитостей и даже посетил столь отда-
ленные области, как Vellowstone Park и Staked Plain» (цит. по: Сысоева
2010: 105).
Все вышесказанное позволяет заключить, что интересующая нас
шкура бизона была приобретена Иннокентием Петровичем не раньше
его первого путешествия в Америку в 1866 г. и не позже 1888 г., когда
она уже экспонировалась в Томском университете.




«Военная сцена» на шкуре бизона из «индейской коллекции»
И.П. Кузнецова-Красноярского: сюжет, композиция и стиль.

Бизоны играли огромную роль в жизни индейских обществ Великих
равнин. После начала полномасштабных войн европейцы быстро поня-
ли, что для победы над индейцами достаточно просто уничтожить ста-
да бизонов, являвшихся основой их жизни. В 1800 г. насчитывалось
около 30 млн бизонов. Политика их массового уничтожения началась в
1830-х гг. Истребление шло поражающими воображение темпами, и в
итоге к концу века бизонов осталось уже менее тысячи особей. Нередко
у добытых животных вырезались только языки, употребляемые в каче-
стве особого деликатеса, а груды туш просто бросались гнить.
Как до начала колониальных войн, так и во время них шкуры бизо-
нов становились для индейцев равнин своеобразными холстами для
изображения их военных подвигов и нанесения пиктограмм, повеству-
ющих о захваченных трофеях. Удачливые воины после победы в бою
имели право нанести изображения своих подвигов на шкуры бизонов,
которые служили накидками, военными рубахами и покрывалами для
жилищ-типи.
Накидки из выделанных шкур бизонов, носимые в качестве плащей,
были универсальной верхней одеждой для всех племен Великих рав-
нин. Летом они носились мехом наружу, а зимой – мехом внутрь.
Накидки представляли собой цельную бизонью шкуру, которую могли
закреплять ремнем на поясе. Среди большинства племен накидки обо-
рачивали вокруг тела так, чтобы нижний край шкуры был параллелен
земле, а «хвост» оказывался с правой стороны (Gunnison et al. 2009: 61,
63; Стукалин 2013: 499, 609).
Вероятно, анализируемая нами шкура бизона из «индейской коллек-
ции» И.П. Кузнецова-Красноярского представляет собой именно такую
накидку. Никаких следов раскроя и креплений, которые могли бы
идентифицировать другой тип одежды или покрывало для типи, анали-
зируемая шкура не несет. Цельновыделанные бизоньи шкуры – накид-
ки с изображением «сцен военных подвигов» – известны практически у
всех индейцев Великих равнин, этот жанр стал особенно популярен во
времена «индейских войн» (Hall 1926; Hail 1983; Brownstone 2001;
2004; 2014; Dempsey 2007).
Одним из самых первых исследователей рисунков на бизоньих
накидках был принц Максимилиан Вид-Нойвид, известный путеше-
ственник и натуралист. В 1843 г. он издает книгу «Путешествие
вглубь Северной Америки» на основе своих путевых дневников 1832–
1834 гг. с прекрасными иллюстрациями, выполненными сопровож-
давшим его художником Карлом Бодмером. Вероятно, в этой книге
приведены самые ранние из зафиксированных европейцами бизоньих
шкур с рисунками. Вообще к ранним принято относить шкуры, дати-
руемые 1840–1860-ми гг. (Dempsey 2007; Witte et al. 2008; Gunnison
et al. 2009).
В 1851 г. один из первых исследователей художественной традиции
индейцев равнин швейцарский художник и путешественник Рудольф
Фридрих Курц утверждал: «…человеческая фигура изображается разны-
ми племенами неодинаково, а в свойственной только им традиционной
манере» (цит. по: Brownstone 2001: 69). Видимо, именно с Рудольфа
Курца начинается обширная историография сравнительных исследова-
ний «племенных стилей». С тех пор много копий сломано при попыт-
ках исследователей четко дифференцировать «племенные стили». Все
последующие компаративистские исследования рисунков индейцев
Великих равнин вскрывали все большие ограничения метода и внуша-
ли все меньше и меньше оптимизма исследователям (Feder 1967;
Hail 1983; Brownstone 2001). Среди основных ограничений называют:
постоянные культурные и брачные контакты между индейскими пле-
менами, возрастающее влияние европейцев, унификацию материальной
культуры конных охотников на бизонов, малочисленность надежно до-
кументированных образцов.
Исследуемые нами рисунки на шкуре бизона из МАЭС ТГУ не мо-
гут относиться к ранним образцам, поскольку, как было показано ра-
нее, шкура была приобретена И.П. Кузнецовым-Красноярским между
1866 и 1888 гг. Это время чрезвычайной мобильности индейских сооб-
ществ в связи с постоянными войнами и насильственными переселени-
ями в резервации. Обширная география многократных путешествий по
Соединенным Штатам И.П. Кузнецова-Красноярского, к сожалению, не
дает нам сузить зону поиска и определить хотя бы примерную область
происхождения рассматриваемой бизоньей шкуры.
Тем не менее ряд интересных наблюдений и предположений мы
можем сделать при подробном анализе сюжета, композиции и иконо-
графии изображений на бизоньей шкуре (см. рис. 1).
Рисунки равномерно занимают практически всю поверхность бизо-
ньей шкуры. В самом центре композиции находится фигура конного
индейца. Со всех сторон индейского воина окружают восемь воору-
женных всадников в европейских головных уборах и одеждах. Еще
один, девятый, европеец изображен спешенным, ему, вероятно, при-
надлежит оседланная лошадь с голубым крупом в левом верхнем углу.
Центральный персонаж – индейский воин, вооруженный копьем и
щитом. На нем изображен так называемый линейный перьевой голов-
ной убор, на котором перья закреплены вертикальным гребнем, иду-
щим ото лба и далее назад вниз по спине. В отличие от окруживших его
европейских всадников лошадь индейца не взнуздана, а ее хвост и шея
украшены красными лентами. Кроме того, только у индейской лошади
на ногах отсутствуют «полукруги», обозначающие подковы (рис. 2).

 

Рис. 2. Индейский воин. Шкура бизона. Музей археологии
и этнографии Сибири Томского государственного университета.

Все европейцы вооружены короткоствольным или длинностволь-
ным огнестрельным оружием. Два ствола у европейца на лошади с
красным крупом в правом нижнем углу и у европейца на лошади с жел-
тым крупом слева наставлены прямо на индейского воина. Все лошади
европейцев взнузданы и подкованы (рис. 3).

 

Вся эта трагическая сцена не оставляет ни малейшего шанса ни на
победу, ни даже на спасение бегством для индейского воина. Традици-
онно же на бизоньих накидках изображались именно военные победы и
только конкретного воина – непосредственного хозяина накидки. Такие
изображения документировали и запечатлевали совершенно реальные
автобиографические события. Чем можно объяснить столь неуместный
и нехарактерный для индейских накидок с изображениями военных
подвигов сюжет?
На наш взгляд, объяснение может быть только одним. Данная шкура
бизона была расписана в коммерческих целях и изготовлена специаль-
но на продажу.
Проблемам европейского влияния и «коммерциализации» искусства
индейцев Великих равнин посвящены специальные работы канадского
исследователя Арни Браунстоуна (Brownstone 2004; 2014). Им были
выделены девять шкур бизонов, изображения на которых никак не впи-
сывались в «канонические» сюжеты. Для нас очень важен один из сде-
ланных им выводов. На накидках военных подвигов никогда не изоб-
ражались сверхъестественные духовные помощники и геометрические
узоры. Если мы видим смещение этих сюжетов – военные сцены, живот-
ные, духи-помощники и геометрические узоры, то перед нами вещь, сделанная на продажу, никогда не использовавшаяся самими индейцами.
На шкуре бизона из «индейской коллекции» И.П. Кузнецова-
Красноярского кроме нетипичного сюжета самой военной сцены мы
находим еще одно интересное отклонение от «канона». По краям шку-
ры нанесены изображения двух черепов, ящерицы и оленя (рис. 4).

 
Рис. 4. Изображения животных. Шкура бизона. Музей археологии
и этнографии Сибири Томского государственного университета.

Такие стилевые смещения, по мнению Арни Браунстоуна, свиде-
тельствуют о том, что перед нами шкура, преднамеренно сделанная и
разрисованная для продажи европейцам (Brownstone 2014: 9). Более
того, только этим, на наш взгляд, может быть объяснен и столь нети-
пичный сюжет самой военной сцены на анализируемой шкуре.

Заключение.
Научная атрибуция подобных бизоньих шкур, хранящихся за преде-
лами США и Канады в музейных и частных коллекциях, нередко похожа
на детективную историю, и далеко не всегда удается получить однознач-
ные ответы об их времени и происхождении (Brownstone 2002; 2014).
Понятно, что эта статья только первый шаг в истории изучения уни-
кальной шкуры бизона из «индейской коллекции» И.П. Кузнецова-
Красноярского. Главная цель публикации – сделать данное произведе-
ние искусства индейцев Великих равнин видимым для специалистов и
побудить их к дальнейшим исследованиям.
Для возможности детального анализа изображений на основе фото-
грамметрии была сделана 3D модель поверхности шкуры в высоком
разрешении. Модель шкуры с рисунками размещена на 3d хостинге
Sketchfab (URL: https://skfb.ly/6KTVo (дата обращения: 03.06.2019)).


 
Проект «Открытие недели» Музея археологии и этнографии ТГУ продолжает знакомить с уникальными экспонатами, не вошедшими в постоянную выставку. На этот раз в витрине проекта – мокасины индейцев Сиу.
Мокасины вместе с другими предметами северо-американских индейцев подарил археологическому музею ТГУ в начале 1880-х годов известный сибирский меценант, путешественник Иннокентий Кузнецов-Красноярский. Во время одного из своих странствий он пересек Северную Америку и побывал в разных индийских племенах: сиу (дакота), апачи, пайют, команчи и других.
В доколониальные и колониальные времена мокасины использовались индейцами практически на всей территории Северной Америки. У разных племен были свои традиционные способы покроя. Верх обычно изготавливали из мягкой ровдуги, подошву – из твердой и толстой кожи, снятой с головы бизона. В зимний период мокасины шили из шкур, скроенных таким образом, чтобы мех был внутри. Для сохранения тепла в них набивали сухую траву, шерсть, использовали прообраз современных стелек – вкладки из тонкого фетра. Зимние мокасины были с широкими отворотами, которые поднимали и перевязывали длинными шнурками.
Обувь индейцы украшали вышивкой, жестяными конусами, заклепками, бронзовыми бубенчиками и европейским бисером, который появился у сиу в 1869 году, когда начала работать Пенсильванская железная дорога.
 

– Поперечные и продольные полосы на данных мокасинах могут означать дорогу, путь или тропу жизни, – объясняет сотрудница музея археологии и этнографии ТГУ Жанна Зайцева. –   Соответственно треугольный узор, расположенный на полосе,  может означать как палатки, так и горы, лежащие на этом пути. Это может быть не проста дорога, а тропа войны, о чем говорит красная полоса в центре, соответственно, треугольники могут означать типы врагов. Белая бисерная полоса может говорить о тропе войны зимой.
Женщины часто помещали на мокасинах детей изображения тропы жизни с различными препятствиями: змеи, насекомые, разные опасности. Такая композиция выражала молитву о том, чтобы зло ушло с жизненного пути ребенка. На мокасинах мужчин изображали военные подвиги индейца или же сложные сюжеты, защищающие от всех опасностей на военной тропе.
«Открытие недели» – проект Музея археологии и этнографии имени В.М. Флоринского, ориентированный на популяризацию истории и традиционной культуры сибирских народов. Примерно раз в две недели в специальной витрине, расположенной у входа в музей, прямо в холле университета, появляется интересный экспонат, не вошедший в основную выставку. Сейчас в фондах музея находится около 300 тысяч единиц хранения, в том числе и уникальные экспонаты, например, уже представленные в рамках проекта  старообрядческая икона   Святого Христофора и 5–7-тысячелетний  каменный топор , найденный при строительстве университета.
Данный материал опубликован на сайте BezFormata 11 января 2019 года.
 


Мокасины. Замша, бисер. Сиу (Дакота).

Из коллекции предметов материальной и духовной культуры североамериканских индейцев (Музей истории, археологии и этнографии Сибири им. В.М. Флоринского).
Основу собрания составляют предметы, подаренные музею сибирским золотопромышленником и меценатом И.П. Кузнецовым-Красноярским. Исследователь приобрел коллекцию у представителей коренного населения во время путешествий по Северной Америке и подарил её археологическому музею Императорского Томского университета в начале 1880-х годов.
В коллекцию входит: две курительные трубки из катлинита, несколько пар традиционной обуви североамериканских индейцев – мокасин, разрисованная шкура бизона, фотографии индейцев. Мокасины - это обобщенное понятие применяется для обуви разного покроя, сшитой из мягкой кожи сверху и твердой и толстой – на подошве. Индейцы использовали сыромятную кожу оленя, лося, бизона, реже – других животных. Зимние мокасины шили из кожи с мехом внутрь.
В музее хранятся мокасины, богато декорированные вышивкой, в том числе бисером, заклепками, а также пришитыми к мокасинам подвесками в виде конусов и бубенчиков.




                К. Куксин. В поисках утраченной трубки.

Незадолго до моего отъезда из Соединенных Штатов я заехал на ранчо в резервации Пайн Ридж, где Даниэла занималась с индейскими детьми иппотерапией. Дети ухаживали за лошадьми, кормили, чистили их и учились не только ездить «по-индейски» без седла и уздечки, но и управлять лошадью, не прикасаясь к ней. После занятия мы отправились пить чай, и я познакомился со старым индейцем по имени Летящий Журавль. Летящий Журавль и его внучка Кэтрин жили на ранчо и тоже ухаживали за лошадьми, которые принадлежали индейской школе, где преподавала Даниэла.
- У меня в жизни было три мечты — произнес старик, задумчиво глядя на раскинувшуюся перед террасой его дома прерию. — Построить свой типи, сшить священную рубаху и вернуть трубку, принадлежащую вождю по имени Боятся Даже Его Лошадей...
- И что, мечты воплотились в жизнь? — улыбнулся я.
- Да... У меня есть свой типи, моя священная рубаха богато расшита бисером. Вот только трубку я пока еще не нашел...
- А что это за трубка? — спросил я. — Куда она пропала, и почему так важно вернуть ее?
- Это долгая история, сынок! — вздохнул Летящий Журавль. — Священная трубка, принадлежащая Боятся Даже Его Лошадей, была раскурена в 1868 году во время подписания договора между белыми генералами и лакота. Незадолго до этого великий вождь Красное Облако и великий воин Бешеный Конь одержали много побед над американской армией в долине реки Платт. По этому договору белые люди должны были уйти с нашей земли. И они ушли, но вскоре вернулись, вооруженные еще более смертоносным оружием.
Боятся Даже Его Лошадей понял, что если индейцы будут и дальше сражаться с белыми, наш народ попросту уничтожат. Он пытался убедить вождей пойти на соглашение с американцами, которое позволило бы лакота сохранить свои традиции и хотя бы часть родных земель. Но его голос не был услышан. Была новая война, была великая победа на Литл Бигхорн — победа, которая обернулась трагедией в Вундед Ни... Там, на ручье Вундед Ни, умерла последняя надежда моего народа, и мы потеряли наши земли навсегда...
Боятся Даже Его Лошадей, предчувствуя, что дни свободных племен Великих Равнин сочтены, и Священная Трубка может погибнуть, передал ее на хранение одному молодому путешественнику из далекой страны, жители которой никогда не воевали с индейцами. Существует легенда, что если эта трубка вернется к лакота и будет раскурена вновь, времена изменятся, и наш народ выйдет на Красную Дорогу счастья...
- А известно, как звали этого путешественника? — с любопытством спросил я. — Или хотя бы из какой страны он был?
- Имя его наши предания не сохранили, — покачал головой Летящий Журавль. — Ноя знаю, из какой страны он приезжал к нам. Эта страна называется Россия...
Мурашки пробежали у меня по спине от ощущения великой тайны, к которой я прикоснулся. Я посмотрел прямо в глаза индейцу и произнес:
- Я хорошо знаю эту страну, Летящий Журавль. Это моя родина...
Старик оживился и с интересом посмотрел на меня:
- Так, может быть, ты слышал что-нибудь об утраченной трубке? Возможно, ваши предания рассказывают об этом путешественнике?
- Увы, Летящий Журавль! История нашей страны так длинна, что мы сами порой не можем в ней разобраться. А вы не сохранили в ваших легендах имя этого путешественника... В какие годы он приезжал в прерии?
- Я точно не знаю — задумался старик, — но это было после подписания договора в 1868 году, но еще до того, как племена загнали в резервации. Где-то в семидесятых, я полагаю...
- Летящий Журавль! — торжественно произнес я. — Обещаю, что я буду искать эту трубку. Искать по всей моей огромной стране. И если найду, то попробую вернуть ее вашему народу!
- Попробуй, сынок! — улыбнулся старик — И быть может, тогда я отправлюсь к праотцам, воплотив все свои мечты. И увижу, как мой народ идет по Красной Дороге...
- История утраченной трубки захватила меня целиком. Вернувшись в Россию, я перерыл горы литературы и узнал имя русского человека, который путешествовал в Соединенных Штатах в семидесятых годах XIX века. Звали его Иннокентий Петрович Кузнецов-Красноярский. Отец моего героя был богатым сибирским купцом, меценатом, построил символ города Красноярска — знаменитую часовню, изображенную на современной купюре в 10 рублей. Купец дал своим детям блестящее образование, и вот молодой Иннокентий Петрович, став ученым-этнографом, отправился в Америку, где жил среди племен Великих Равнин.
Больше в московских архивах ничего нельзя было узнать. И тогда, сжимая в руках десятирублевую купюру как символическую карту моих поисков, я отправился в Сибирь.
В Красноярске мне удалось найти американский дневник Иннокентия Кузнецова-Красноярского, но он сохранился не полностью, и данных о трубке я в нем не нашел. Но там же, в красноярском архиве, мне сообщили, что Иннокентий собрал в Америке коллекцию предметов быта ин¬дейских племен!
- Собрал коллекцию? Но это же замечательно! — я чуть не расцеловал женщину-архивариуса, которая помогала в моем поиске. — А где хранятся все эти предметы? В городе?
- Да что вы так разволновались, молодой человек! — покачала служительница архива головой. — Он вам кто, родственник, что ли?
- Почти... — вздохнул я. — Уже несколько месяцев я разыскиваю одну вещь, которую Иннокентий Петрович привез из Америки...
- Ну, тогда поезжайте в Томск! — посоветовала мне женщина. — Коллекции, собранные Кузнецовым-Красноярким, хранятся в музее Томского государственного университета...
Я шел по широкому, гулкому коридору Томского уни¬верситета мимо огромных дубовых дверей и портретов корифеев российской науки, разыскивая этнографический музей — оказалось, музеев в этом университете немало.

Юрий Иванович Ожередов, (Юрий Иванович Ожередов уже давно не является зав. музеем, так что не смог мне ничем помочь, в плане предоставления фотографий американской коллекции Кузнецова- Ю.Д.61) директор музея, выслушал мою историю и усмехнулся:
— Я бы не стал так слепо доверять всевозможным легендам, молодой человек! Впрочем, трубка в нашей коллекции имеется...
Директор подвел меня к витрине, где под стеклом лежала Священная Трубка! С чашечкой, сделанной из кэтлинита,  и длинным деревянным чубуком, на котором стоял музейный номер — 8563.
— Юрий Иванович, простите... — мой голос дрогнул — А можно мне подержать ее?
— Ну, коллегам-музейщикам можно! — улыбнулся директор, открыл витрину и протянул мне трубку.
Я взял в руки Священную Трубку, которую искал много месяцев. Трубку, принадлежащую когда-то великому вождю лакота и спасенную русским путешественником. Я глубоко вздохнул, чтобы унять дрожь в руках, и вдруг осознал, что сам стал участником легенды, рассказанной мне когда-то старым индейцем по имени Летящий Журавль. И неожиданно услышал голос Серого Орла. Голос, звучащий из самой глубины моего сердца:
— Благодаря Священной Трубке у нас нет врагов. Но если кто-то  выбирает путь вражды, это решение его разума и его сердца. Это не наше решение. Когда мы раскуриваем трубку, мы просим для наших врагов здоровья и счастья.
И не важно, что они нам сделали. Мы молились за белых людей и их чернокожих рабов, но и те, и другие забыли о нас.
Но мы не держим на них зла...
Когда-то белые люди уничтожили наш мир, а теперь они приходят к нам в поисках знания. В поисках Пути, который белый человек утратил, поработив всю землю...
Мы никогда не откажем в помощи тому, кто придет с открытым сердцем. И мы будем молиться о том, чтобы все люди нашли свой Путь к Вакан Танка. Мы будем молиться, чтобы народы жили в мире друг с другом, были едины на пути добра и не причиняли друг другу зла. И чтобы они были справедливы друг к другу.
Справедливость... Справедливость всегда остается в руках Вакан Танка. Вакан Танка позаботится о тех, кто несправедлив. Мы не должны поднимать на них руку и начинать войну, чтобы защитить себя. Мы должны молиться за своих врагов. И когда мы обращаемся к Вакан Танка, раскуривая Священную Трубку, мы должны помнить об этом.



Помнить, что бы ни случилось...
Потому что все люди на земле — люди...

 
Письмо мне от К.Куксина  ( март 2017)
«...К сожалению, политическая ситуация помешала проекту передачи Трубки лакота. Сейчас работаем над созданием красочного альбома по коллекции, собранной Кузнецовым-Красноярским. Как издадим - напишем о презентации в новостях...».

Музей Кочевой Культуры (директор К.Куксин):     https://vk.com/club11671760