Щелкунчик

Я заметила на рабочем столе сверток.

- Алекс, это – тебе!

Моя коллега радостно кивнула на мой немой вопрос о принадлежности.

- Это мне подарок?

- Да! Ты разве не играешь!

- ???

- Ну игра в «арахис»?

- Не в курсе что это.

- Ты даришь тайком подарок человеку, а он должен угадать, кто этот подарок сделал!

- Я тоже могу сделать подарок?

- Конечно, но нужно узнать, кто еще не получил подарка и может подарить им.

Я разворачиваю. О, боже, это Щелкунчик! Я совсем недавно в школе рассказывала об этом балете Чайковского детям. Кто же мог мне сделать этот подарок?

Конечно Мари, она же работала тогда со мной.

- Алекс, мне очень приятно, что ты меня спросила. Я обожаю русский балет. Но это не я тебе сделала подарок.

Думаю дальше, у нас в школе людей не много.

Фатима?

- Это не я. А можно посмотреть твоего Щелкунчика?

Фатима его разглядывает.

- Смешной. Когда узнаешь, кто его подарил, скажешь мне, где его купили? Я куплю себе такого же, очень красивый.

Моя директор?

Я уже направилась спросить ее, но слышу, как она признаётся Артуру, что подарила ему того самого дурацкого плюшевого ежа.

Значит не она.

Звонок, некогда задавать вопросы нужно бежать в класс.

По пути встречаю нашего учителя младших классов.

- Месье Барбер, это вы мне подарили Щелкунчика?

- Мадам, спасибо, что спросили, но такого прекрасного персонажа я бы никому не отдал! – хихикает он. – Спрятал бы подальше и никому бы не показывал! Тайком бы любовался сам!

Кто же?

Мы пришли в столовую.

Но и девочки технические работники мне не дарили ничего. Никто из них даже не знал, кто такой Щелкунчик.

Ада уже призналась Фатиме, что это она подарила ей носки с Санта Клаусом. А Клара сделала подарок нашей директрисе.

Один за одним все кандидатуры моих коллег до одной у меня иссякли.

По коридору раздались шаги.

Нгенга ходила аккуратно и особенным способом. У нее были отрублены пальцы на ступнях, когда она пыталась убежать из притона, куда ее продали солдаты, поймавшие ее на месте этнической резни. Нгенга была настолько красива, но они ее изнасиловали, как и всех остальных девушек, но убить не решились, ее продали. Чтобы больше никто не мог видеть ее красоты, ее шизофренически ревнивый хозяин облил Нгенге лицо кислотой, в результате чего один глаз она потеряла, а вторым видела очень плохо. На руках ей оставили ровно по три пальца на каждой руке. Нгенга и до пандемии ходила с плотно закрытым платком лицом, в темных очках и с укрытой платком головой. Она не была мусульманкой, но совсем юной девушке видеть несколько клоков волос на голове вместо шикарной шевелюры было невыносимо. Вылитая на нее кислота попала и на голову и в местах ее попадания волосы больше не росли.

Мне стало стыдно. Я совсем забыла про Нгенгу, я даже и не знала, что она сегодня на работе. Она очень много болела, у нее были фантомные боли, множественные переломы ребер, которые ей наносились с целью заставить ее сдаться, покориться и не убегать, которые неудачно срослись, причиняли ей невыносимую боль, и она практически всегда была на больничном. Нгенга все равно сбежала. Одиннадцать дней, с гниющими стопами и руками, без обежды, еды, полуслепая, она ползла по дружглям, пока ее умирающую, в бреду, с двусторонней пневмонией не нашли ребята из Французского Легиона.

- Нгенга, привет! Как твои дела? - сразу же спросила ее я.

- Александра, здравствуйте, спасибо, что спросили очень хорошо сегодня себя чувствую.

- Нгенга, это же ты мне подарила Щелкунчика?

- Да! А как вы догадались? – удивилась Нгенга.

Я конечно же не могла ей рассказать свою историю и тем более не могла сказать, что кроме нее больше не кому.

- Ты любишь Чайковского? – ответила я вопросом на вопрос.

- Обожаю.

Нгенга заулыбалась. Даже через маску и очки было понятно, что она улыбается широкой красивой, искренней улыбкой. Она посмотрела на свои руки, напоминающие клешни:

- Я обожаю Чайковского. Я ведь раньше играла на скрипке. В симфоническом оркестре. И моя самая любимая партия была Русский Танец. Но в магазине я увидела этого замечательного Щелкунчика и подумала, что он на Рождество будет более уместен, чем матрешка. Да и матрешек скорее всего у вас дома уже своих много.

Она спрятала руки под платьем.

- Не смотрите на мои руки, я сама не узнаю их. Мой хозяин считал, что музыка это порождение дьявола и отрубил мне пальцы, что бы я работать могла, но на скрипке уже не играла никогда.

- Но любить музыку тебе запретить никак нельзя.

- Точно.

- Тем более Чайковского.