Близость любви

Мой сосед по больничной койке в очередной реабилитационной палате после недели совместного пребывания в больнице посмотрел на меня долгим изучающим взглядом и стал рассказывать:
«Я долго летел в необыкновенно красивом пространстве, в котором ничего не было, кроме той, пока непонятной мне, цели, куда судьба направляла меня. Даже не судьба, а то, о чём я мечтал в течение всей жизни. Я жил в самой что ни на есть реальной действительности, где была измотанная на работе мама, её надрывные истерики с ремнем в руках, когда я что-то терял, ломал и чем-то не дорожил. Как я мог сказать тогда, что я просто что-то искал, какой-то смысл, строение чего-то, что всё моё детство - это наслаждение от того, что я просто жил…
Так случилось в жаркий полдень, нет, чуть позже, за полдень, когда неимоверно раскалённое солнце палило землю, пытаясь достать всё живое сквозь листву деревьев, а это были обычные тутовники, у которых женщины и дети весной срывали первые листья для прожорливого шелкопряда, но позже деревья покрывались другими листьями, которые всё-таки создавали крону, а под ней благодатную тень. Я прятался в темноте комнаты с закрытыми наглухо ставнями окон. Я, пятилетний сорванец, при котором взрослые женщины, не стесняясь раздевались, приходя к маме на примерку, валялся на полу и засыпал лишь тогда, когда обнимал голое тело соседской дочки. Но на этот раз я раскинул руки, словно парашютист в первом прыжке, я летел в чёрном пространстве, которое крутилось над моей головой всё сильнее и сильнее.
Потом доктор в городской поликлинике расспросит меня и скажет, что был приступ от жары.
Но нет, это Вселенная решила показать мне мир. И я летел, очень долго. Все спали. И соседка, которую я полюбил, и мы с ней, спустя много лет, творили всё то, о чём мамы предупреждают девочек, когда те взрослеют. Но у меня был такой вид и такой напор желаний, а главное, понимание чего-то очень нужного и важного, что Ленка покорно соглашалась на всё.
Откуда это знание? Не от того ли полёта в день, когда на улице была жара пустыни под пятьдесят градусов и нас спешили спасти в темноте коммунальных квартир наши бесконечно заботливые мамы?
А мы, такие маленькие и беззащитные, уже получали неведомые никому уроки, задолго до школьных.
Тогда полёт вынес меня в освещённое пространство из ярко зелёных лесов, синих рек и серых морей, из гор с белоснежными шапками. И бросило в центр этого мира, где ко мне слетелись почти прозрачные, прекрасные крылатые существа.
Это было нечто большого ковра из яркой зеленой травы. Я сидел в центре его совершенного голый (дома меня искупали и облили прохладной водой), они подлетели и опустились на траву на свои полупрозрачные ножки, затем выстроились в хоровод и спели непонятную песню, в которой звучало моё имя. Они были очень внимательными и с любящими меня глазами. А после все снова разлетелись и около меня оказалась красивая женщина с голубыми глазами, красивыми руками, высокой грудью под тонким покрывалом. Она прижала меня к своему телу на уровне своего ровного и прекрасно пахнущего живота, обхватила голову:
- Ты мой! Ты навсегда мой! Расти, становись мужчиной. Становись сильным и непокорным земной жизни! И береги женщин, они все с моей планеты! Они все прекрасны в любви.
- Тётенька, кто ты?
- Я твоя любовь, которая всегда будет с тобой рядом!
- Но у меня есть мама. Я люблю её, хотя иногда она ругает меня, но я этого заслуживаю…
- Ах ты, дитё! Ты заслуживаешь любви, ты рождён для неё и помни обо мне.
Она отпустила мою голову, поцеловала, как мама, в макушку, а потом в щёку, погладила по спине и шлёпнула по попке:
- Лети домой. Это очень далеко, это целая жизнь!
И вновь я оказался в чёрной крутящейся воронке. Неожиданно я оказался в той комнате, потому что мама Лены хлопнула по моей щеке:
- У него был обморок! Но порозовело лицо. Ну да, жарко! Очень жарко! Проснись! Вот тебе вода!
И ткнула мне в губы холодным ковшом, на донышке которого плескалась зачерпнутая из ведра вода.
Я сделал несколько глотков и попросился спать. Спал до вечера. Солнце почти зашло, жара спала и люди, было слышно даже из комнаты, поливали воду около домов, земля застывала потрескавшейся глиной. Я помню, видел. Это было давно. Моё детство и юность прошли в жаркой Туркмении.
У меня много было женщин. И я всех любил искренне и страстно, как единственных на земле! Но они уходили от меня, называя меня романтиком и ненадёжным в жизни человеком. Это было странно, потому что надёжнее меня они после не встречали, но держались за тех, кто их не любил, оскорблял и бил. И всегда они вспоминали обо мне, я это знал, потому что неожиданно вздыхал и хватался за сердце. Но оно не уменьшалось, а становилось всё больше и больше. Так я стал любить весь мир, в котором жил.
Встретил ли я ту, что назвалась Любовью?
Не знаю. Обнимая свою жену, изрядно постаревшую и отдавшую очень много сил, чтобы держаться рядом со мной, страстным, неуёмным и не от мира сего. И я люблю её за это, понимаю, что она и есть та детская Любовь, которая была ещё и матерью.
Когда сильный шторм крови привёл меня к больничной койке и врачи спасали меня от оцепенения, охватившего половину тела, она спасала мою душу у койки, поправляя простынь, приглаживая мои волосы и очищая принесённый с собой фрукт:
- Попробуй жевать.  Это полезно, это нужно!
А мне слышалось: «Попробуй жить. Это полезно, это нужно!»
Да, тогда, в день, точнее, в ночь приступа в коротком сне пришла Она, статная, прозрачная с красивыми голубыми глазами. Она молчала. Она с любовью смотрела на меня. А у меня, помню, навернулись слёзы.
Она дотронулась до моих глаз и всё высохло.
- Ты моя любовь! – сказала она и растаяла в сумраке палаты.
Как не верить в такое постоянное и красивое? И эта вера помогла подняться над миром страданий и самоуничижения».
Сосед замолк, дав понять, что устал. Это был красивый седой мужчина, который вызывал некоторую зависть, потому что к нему регулярно в часы вечернего приёма приходила жена. Я старался оставить их вдвоём. Я был одинок и знал, что мне некого ждать.