Ненужный

Павел Александрович жил совершенно обычной жизнью. Жизнь эта была ни плохой, ни хорошей — она была достаточно обычная и ничем особым не выделялась. Тем не менее, сам Павел Александрович человек был вполне себе приятный и добрый. Работал он на заводе в конструкторском бюро, родил трёх хороших ребятишек, даже внуки уже были. Но все хорошее рано или поздно заканчивается — в возрасте пятидесяти шести лет Павла Александровича хватил инфаркт и земной путь его на этом закончился. А дальше все было как обычно — скорая, полиция, невзрачная «ГАЗель» с чёрно-красным узором на борту, обзвон кучи родственников и друзей, поход в поликлинику и ЗАГС за справками. В общем, стандартная процедура, которая рано или поздно касается каждого из нас.

Похороны назначили на прохладную февральскую субботу. Павел Александрович при жизни человек был очень общительный, поэтому на прощании людей пришло под сотню, если даже не больше. Арендовали под это большой красивый катафалк, где ехал сам покойник и скромный ПАЗик. Естественно, небольшой автобус не мог бы вместить в себя всех желающих, поэтому на кладбище поехали самые близкие.

Процессия через сорок минут приехала на загородное кладбище. Гроб, прикрытый крышкой, могильщики вынесли и поставили около могилы.

— Прощаться ещё будете?

— Да, поставьте крышку рядом.

Всхлипывающие родственники и друзья вновь окружили гроб с лежащим в нём Павлом Александровичем. Крышку убрали и всех хватил шок — Павел Александрович пытался зажечь сигарету, которая была у него во рту. Откуда у него взялись сигареты и зажигалка, конечно, тоже интересовали публику, но сам факт воскрешения покойника интересовал их куда больше.

— П-п-па-ш-шка? — заикаясь спросил его друг Евгений, — ты ж-жив?

— Как видишь, — Павел Александрович безучастно смотрел в небо наслаждаясь зарядом никотина и подложил руку себе под голову.

— Он жив! Жив! — вскрикнула жена Павла Александровича и тут же упала в обморок. Старший сын Фёдор подбежал к маме, пытаясь привести её в чувство.

Кто-то стоял как вкопанный, кто-то поддержал начинания жены Павла Александровича и тоже вырубился, а кто-то просто не мог поверить в то, что происходит на их глазах, но в целом на кладбище толпа заметно оживилась.

— Папа, ты жив, папа! — дети рыдали у гроба от радости.

— Да жив, жив, — Павел Александрович улыбнулся и продолжил курить, — только губы от ниток болят. Еле оторвал, ну и пришивают, конечно. Докурю и домой отвезёте.

Неподалеку стоял ритуальный агент Дмитрий, который был организатором похорон Павла Александровича. Он подошёл вплотную к гробу.

— Павел Александрович, — спросил Дмитрий, — вы, получается, ожили?

— А вы, я смотрю, этому не рады. Это вы меня хоронили, молодой человек?

— Да, я и организовывал. Меня зовут Дмитрий, — он пожал новопреставленному руку, — нет, нет, безусловно, это всегда хорошо, что человек, казалось, умер, а на самом деле жив, но...

— Ну не томите. Чего вам не нравится?

— Да понимаете, в чем дело. Похороны сейчас дело недешёвое, сами знаете. Катафалк, гроб, крест, тут рабочим заплатить, там попросить, могила сколько стоит, всем надо заплатить, в очередях стоять... Перед людьми как-то неудобно, понимаете? Ну ладно я, я ещё потерпеть могу. А вот гробовщик, землекопы? Получается, что они как-то... ну зря работали что ли?

— Слушайте, пару минут назад меня не чуть не закопали. Я только что вернулся с того света, — Павел Александрович затянулся сигаретой, — а вы не спрашиваете, что там, на том свете-то. Вас не волнует посмертное существование, ни есть ли Бог в конце концов даже стоя у воскрешённого, который лежит в гробу. Пять минут назад я лежал безжизненным трупом перед вами, а сейчас я лежу без следов окоченения, но вам на это наплевать. Это у вас признаки профессиональной деформации что ли? Или вы просто шокированы? Давайте к делу ближе.

— Ну, знаете...

— Скажите конкретнее, давайте. Не тяните никого ни за какие места.

— Просто вы поймите, что на похоронах оживать не принято. Ну как-то так, да, — агент явно засмущался и занервничал.

— Ага, понял, — Павел Александрович стряхнул сигаретный пепел, — вы предлагаете не вылезать мне из гроба, а закопаться? Вы даже не рассматриваете вариант мне этот гроб в гараж унести до лучших времён, а могилу оставить для моей окончательной смерти?

— Нет, я хотел лишь сказать...

— Я же вам говорил, Дмитрий — скажите прямо и не юлите. Мне помереть окончательно или нет? Вас вообще не смущает факт моего оживления?

— Я такое вижу первый раз в жизни.

— И вместо того, чтобы заявить обо мне как о научной сенсации, вы просите меня умереть? Вы понимаете, что я только что сломал существующую миллионы, нет, даже миллиарды лет систему, чтобы рассказать о том, что я видел? Мало того, что люди умирают — звёзды умирают, даже целые галактики. Они не воскресают, а я воскрес. Я не впал в кому, не уснул летаргическим сном — я умер, со мной умер мозг и мое сердце. Но сейчас ожил, даже руками и ногами спокойно двигаю. Неужели вам настолько наплевать?

Дмитрий покраснел окончательно и отошёл от гроба кому-то звонить. К гробу подошёл заместитель председателя профкома Павла Александровича Иван Михайлович.

— Слушай, Паш, — включился он в разговор, — я в этом мало что понимаю, конечно, но всё же, по-моему, если человек на похороны приходит к кому-то, то кого-то должны похоронить. Действительно, а что люди скажут? Профсоюз выделил пять тысяч рублей на твое погребение для родственников...

— На них, Михалыч, и гроб не купишь, — было видно, что Павел Александрович стал немного более румяным.

— И тем не менее! Есть вот похороны, на похоронах есть те, кто их обслуживают, есть провожающие, а есть покойник, из-за которого все и началось. Ну, Паш, я тоже не знаю, что делать, но перед людьми правда неудобно. А ведь и кафе уже на твои поминки зарезервировали, там уже всё оплачено, люди же тоже там готовили.

— Я понимаю, что ты меня ненавидишь, Михалыч. Но разменивать человека на пирожки — это что-то новое.

— Да почему ненавижу-то, Паш?! Ну кто тебе такое сказал? Ты пойми, просто так принято — если человек умер, значит, умер! Мы же так никогда не делали. А вдруг это хотя бы просто неприлично?

— Михалыч, — Павел Александрович закурил вторую сигарету, — а ты вообще сюда зачем пришел? Чтобы проконтролировать, точно я издох или нет? Или же просто ради приличия?

— Ну... начальник попросил.

— Кто у вас сейчас? Комаров?

— Пока да.

— Он тебя попросил на мои похороны прийти, а ты ради приличия согласился, я так тебя понял?

— Ну не принято отказывать, когда начальник просит, не принято у нас! Сам понимаешь...

— Давайте всё-таки ещё подумаем, — к гробу подошёл сосед Павла Александровича Ефим Алексеевич, — как мы можем воскресшего человека похоронить? Это если бы сейчас Паша с нами не разговаривал, то это были бы полноценные похороны с покойником. А как мы можем живого объявить мертвым?

— А бумаги... — стал ему возражать Иван Михайлович.

— И что твои бумаги? Ну что? Ты не видишь — человек живой? Какие тебе бумаги нужны для этого подтверждения?

— А я согласен с Иваном Михайловичем, — подошёл мастер участка Василий Константинович, — если бы он не умер, то и похорон никаких бы и не было. А если умер — похороны обязательно будут. Вот так вот. Паша, ничего личного, никаких претензий. Но так правильнее будет — если уж умер, то надо умереть. Так что вот.

— Уважаемые господа провожающие, кого я ещё смущаю своим воскрешением? — Павел Александрович осмотрел публику, — поднимите руки.

Таких нашлось около трети из всей толпы — поднявшие руки смущённо смотрели себе под ноги. К тому времени Павел Александрович совсем перестал быть похож на покойника.

— Ага, понятно. То есть, тридцать процентов населения в случае чего-нибудь воскрешения попросят покойника вернуться обратно. Предположим, агента я не знаю. А вы-то чего? Вас правда никогда этот вопрос не интересовал? Вообще ни капельки?

— Ой, опять философ демагогию начинает! — воскликнул Иван Михайлович.

— Старый хрыч, успокойся, — рявкнул на него Павел Александрович, — у тебя вообще из интересов только в выходные нажраться и на диване пролежать. Люстру бы хоть починил или новую купил, которую ты по пьяни лет двенадцать назад разбил, так нет же! И на неё деньги пропил.

Иван Михайлович покраснел и замолчал.

— Так что, никого не интересовало, да?

Толпа продолжала молчать.

— Вы живёте и живёте, а потом окажетесь на моём месте, но об этом напрочь забываете. А как там кольнёт, тут кольнёт, врач скажет, что два месяца осталось — так сразу страшно помирать становится. Бегать начинаете кто куда, чтобы спросить, как дальше жить, но пока все хорошо — не задумываетесь. Я вот уже посмотрел и могу вам сказать, как надо жить, чтобы помирать не страшно было. Есть ли смысл бегать за зачем-то или нет, что главное в жизни на самом деле — у меня есть самые точные и правильные ответы, гарантия все сто процентов. Но из-за своей вредности и дабы не засмущать местную боязливую публику, я ничего не скажу.

— Да нет, Паша, раз ты воскрес, уж скажи! — взгляд Ивана Михайловича были несколько напуган, — а потом уже умирай!

— Вот, значит, как. Ты расскажи и помирай. Нет, Иван Михайлович, буду вреден как никогда — не расскажу. А чего мне за это будет? Опять попросишь закопаться?

— Паша правильные вещи говорит, — поддержал его Ефим Алексеевич, — что ж за дела такие — человек воскрес, его обратно в гроб гонят, но про тот свет расскажи. Правильно, Пашка. Если встанешь из гроба, то живи и нас учи, а если там останешься — никому не рассказывай, чтобы нам всем урок был. Я тебя все равно поддержу.

— Спасибо, Ефим Алексеевич, — заулыбался Павел Александрович, — всегда знал, что ты мудрый человек.

— Паш, ну не каждый же день покойники воскресают, а! — его вновь атаковал Иван Михайлович, — откуда ж мы знаем, как на это реагировать? Может ты вообще этот... как его...

— Нежить.

— Да, нежить. Или вампир какой. Ты чего думаешь, много покойников что ли ходит?

— Немного. Но я тебя заверяю, Михалыч, что я — настоящий Железнов Павел Александрович, умерший в возрасте пятидесяти шести лет от обширного инфаркта и воскресший прям на похоронах. Я нахожусь в твёрдом уме и полном здравии, ответственно заявляя о своём воскрешении.

 

К процессии подъехал большой чёрный внедорожник. За рулём оказался владелец ритуального агентства, который чуть ли не бегом подбежал к гробу.

— Отойдите, подвиньтесь, пожалуйста, ага, спасибо, — запыхавшийся мужчина наконец-то подошёл к Павлу Александровичу и пожал ему руку, — Павел, здравствуйте, очень приятно вас видеть! Я — Юрий Щербаков, директор и владелец ритуального агентства «Память». Мне позвонил наш сотрудник Дмитрий и сказал, что вы воскресли!

— Здравствуйте, Юрий. Ну, как видите, — Павел Александрович задумчивого на него посмотрел, — первый раз вижу владельца похоронного конвейера.

— Так и есть, — заулыбался Юрий, — ну, Павел Александрович, вы у нас прямо-таки самый неординарный клиент! От всей нашей фирмы позвольте вас поздравить, что услуги, которые мы вам предоставили оказались не нужны! Хотите, мы прямо сейчас позовём телевидение и снимем сюжет?

— Да какой сюжет! — вновь включился в разговор Иван Михайлович, — человека надо похоронить по-человечески, а вы со своим сюжетом!

— Да ты сдурел что ли, охламон! — кинулся на него Ефим Алексеевич.

Провожающие устроили словесную перепалку, которая вот-вот готовилась перейти в мордобитие. Тут кто-то не выдержал и начал драку. Могильщики пытались их разнять, но получили в морду сами и вынуждены были обороняться лопатами, избивая особо буйных черенками. Дети Павла Александровича лишь растерянно на него смотрели, а он сурово осматривал происходящую баталию. Он докурил вторую сигарету, затушил её о стенку гроба и крикнул на всё кладбище:

— Хватит!

Толпа тут же угомонилась и стала смотреть на Павла Александровича.

— Вас не впечатлил покойник, вернувшийся с того света. Но мало того, что не впечатлил, вы по привычке решили его закопать. Так мало того, что вы решили его закопать, вы ещё умудрились наорать друг на друга и даже набить друг другу рожи. Так что же от вас, человеков, можно ещё ждать, если вы даже с такими мелочами не справляетесь? А если к вам Бог придёт — чего ж вы тогда делать будете? Как тогда, две с лишним тысячи лет назад? Если он есть, конечно. А есть ли Бог или нет — теперь решать вам. Я победил смерть, но не смог победить дураков. Как я и говорил, теперь я вам ничего не поведаю и не расскажу. Вы всё решили сами для себя и без моей помощи. Думайте сами теперь. Извините, но вынужден откланяться.

После этой реплики Железнов закрыл глаза и тут же стал бледен как мел. Люди лишь встали вокруг и растерянно смотрели на последний выдох Павла Александровича, только сейчас осознав, что же произошло.

Начался небольшой снегопад.