Ночь хитов - Голодное утро

Верной работой не спастись.
Печка желтенького форда еле грела салон. Теплым воздухом лишь обмакивая лицо Вина, на остальное её попросту не хватало. Нажимая одной на другую, Вин стал греть ноги. Гоняя так кровь по сосудам. Как каждую осень, они, затвердевая, готовые расколоться, приводили Винсента к ещё большим проблемам. От холода Винсенту чаще хотелось в туалет. Или, если вежливо:
— Уборная? — спросил сонный кассир.
— Да.
В магазине тоже было холодно. Кассир, надевший почему-то ковбойскую шляпу вместе с дутой курткой, не показался Винсенту добрым. Они оба щурились от яркого света, они хотели спать. Винсент теперь даже не мог вспомнить, чем закончилась та поездка с телеведущим. Он был? Когда закончил заказ? Прошло десять, тридцать минут, час? И если он всё-таки закончил заказ, то в его памяти всё равно не сохранился путь до магазинчика. Это тот, что на углу Флеминга? Или на перекрестке Хэмилтона? Черт, подумал Винсент, почему он не взял никакой бутылки в этот раз? Он взглянул в окно, и продавец взглянул тоже. Полицейский участок, подумал Оакенфолд, это он стоит через дорогу?
— Полицейский участок через дорогу, — сказал продавец. — Можете попросить у них. У них точно есть уборная или что-то типа того, — и расплылся в улыбке.
— А здесь что? Мне нужно что-нибудь купить, чтобы ты меня пустил в уборную?
— Да, было бы круто…
— Давай тогда мне эти конфеты.
— Вы можете взять их сами. С вас тридцать.
— И посещение уборной.
— Понимаете, мистер, она сломана. С вас тридцать…
— Пошёл ты.
— У меня есть дробовик под кассой, — ковбой продолжал лыбиться. — Дали разрешение на той неделе. Смотрели «Таксиста»?
Винсент осторожно отошёл от кассы, оставив мелочь на стойке. Он старался уйти быстро, не оборачиваясь.
— Не оставляйте меня без ответа. Смотрели? — но Винсент уже вернулся в машину. А продавец продолжал: — Да точно, блин, смотрел. Он же и есть таксист. Черт.
Чтобы не заснуть, продавец включил радио. Ночь Хитов играла californication. Парень сгреб мелочь, кинул её в кассу, а потом нагнулся под стойку, чтобы посмотреть на дробовик, оставленный сменщиком. Продавец взял его в руки. Прицелился в чипсы. Посмотрел в дуло. Даже отрепетировал несколько фразочек:
— Ты за это заплатишь, — сказал он и потом долго смеялся.
Позже, когда заиграла fade away, он уже спал, укутавшись в свою дутую куртку, уронив ковбойскую шляпу на пол.
Винсент нашел ещё одно место. Оно встретилось через пару кварталов, нарушив их полуночное, или даже предутреннее настроение. Светофоры безразлично мигали желтым. Приготовься, скоро жизнь вернется. В эти районы, что в сумерках уже не похожи сами на себя. Сонный город в такое время, когда работал Винсент, всегда представлял из себя нечто более или менее, короче, совершенно другое, нежели в полдень или с рассветом. Что с ним происходит? Винсент не догадывался. Он старался разгадать тайну неизвестного, но до боли знакомого ещё днём города, его улиц, чтобы просто отвлечься от желания о главном. Уборная! Туалет! Как его!
Ресторан, что встретился Винсенту, оказался обычным рестораном. То есть даже вывеска на нём, неоновая в розовый, читалась «Ресторан».
Винсент остановил свою желтую машинку у входа. На парковке, но заступив на бульвар. Перед выходом он ещё раз проверил наличку, на месте, и заглушил мотор. Глушил мотор Винсент редко, зная, что пробудет вне салона не больше двадцати минут максимум. Полночь, придорожный ресторан на спящей улице, где машин толком не встретишь даже днём, всё равно не внушали уверенности. В продолжении истории романтика, что умирает на рассвете.
Внутри ресторанчика оказалось тепло. И очень людно для такого места, для ресторанчика на окраине богатого района. Занято было четыре столика. Винсент не стал считать посетителей, не стал вообще думать о них. Он хотел уединиться, пока не умер, пока не оказался в собственном кошмаре, что снился ему каждый сентябрь до семнадцати лет. Винсент ещё в машине долго думал, как будет договариваться с кассиром. Он хотел пообещать скупить всю просроченную выпечку, лишь бы его пустили раньше, чем он за всё это заплатит и всё это получит, в бумажном пакете или на тарелке, с ножом и -блин-  вилкой, если потребуется.
Кассир, когда Винсент подошел к прилавку, спал. Шарканье нового посетителя не разбудило его. Ключи с биркой «Туалет» висели на крючке, над полкой с влажными салфетками и лотерейными билетами. Оакенфолд схватил ключ и скрылся за поворотом, следуя указателям.
Ночь хитов шла следом. Из колонки, торчащей над унитазом, звучала smalltown boy. Убегай, убегай, убегай… Справляя мелкую, Оакенфолд пробыл за дверью не меньше целой песни, дождавшись чего-то незнакомого, но очень популярного от Sher, и только потом послышался слив, шум воды умывальника, затем дребезжащий гул сушилки. Сушилка этого ресторанчика «Ресторан» оказалась раритетной; жрала энергию и лампочки над головой тускнели, а воздуха, тем более теплого, совсем не было; сверху над ней было приклеено объявление «В 1973 году этой сушилкой пользовался Мэр». Мэр, подумал Винсент, а какой?
Оакенфолд вышел. Закрыл дверь на ключ. Вернул ключ на место, чуть выше полку с салфетками и лотерейками. Кассир проснулся, но сделал он это скорее по собственным причинам, а не из-за шума ключей. Он долго протирал глаза, но уже, хоть и сипло, рассказывал Винсенту меню.
— У нас есть эклеры, они все на витрине, потом есть все виды печенья по списку на кассе, и ещё тут, — повел кассир пальцем, — есть с индейкой, говядиной и какой-то рыбой. Сендвичи. Не знаю, что там за рыба, но в этот раз очень хорошая.
— А кофе?
— Да. Конечно. И ещё эта…Ром. Ромовая баба.
— Я закажу. Кофе, пожалуйста. Который, ну, без молока. И сахара…
— Две ложки…- голос послышался из глубины зала. — Не размешивать.
— Точно, — утвердил Винсент. Он почесал нос, шмыгнул, заплатил по чеку, добавив в него Ромовую Бабу, о которой никогда до этого не слышал, и только после обернулся. Кто угадал его вкус к кофе?
— На чье имя? — спросил кассир, всё ещё еле моргая. Оттягивая кожу щек всё ниже.
Послышались шаги. И из ресторанного смога, вместе с жирным кухонным паром, оставшимся из-за сломанной вытяжки, скопившегося в воздухе чуть выше уровня стола, появилась женщина. Её волосы блестели в этой дымке крепких сигарет, но её силуэт, её голос, всё говорило о её причастности. Кем бы она не была, подумал Винсент, она местная. Живет в одном из этих домов, где свет выключается после десяти. Послышался голос, и Винсент узнал его. Лидия. Её губы, красные, что Оакенфолд так мечтал забыть, играли знакомый гимн. Она сказала:
— Крис Айзек! Запишите.
Кассир кивнул, подписав стакан маркером, и отвернулся к кофе-машине.
— Он распишется потом на стакане, — Лидия продолжала разговор с ним. — Сможешь заработать себе целое состояние. Кстати, а есть в этом автомате его песни? Ты не узнал его внешне, ничего, но ты точно вспомнишь его по голосу. Да, Крис? Спой нам.
Винсент не улыбнулся.
— Здравствуй, дорогой. Ты не торопишься?