Жизнь собачья

 Бабушку похоронили в конце сентября. И осталась Елизавета Николаевна одна. Хотя это не совсем так, а вернее, совсем не так, потому что с ней живут Ферапонт и Найда. Это бабушка, восьмидесятивосьмилетняя мать Елизаветы Николаевны, любила и жалела всякую животину, и вечно в доме у них кто-нибудь обитал. Чаще всего увечный, потому что бабушка только таких и подбирала. Свою любовь к кошкам, собакам она передала и дочери, и та сейчас это наследство расхлёбывала. До Ферапонта у них жила парализованная кошка Маруська. Маруську переехал велосипед, бабушка принесла её в дом с переломанным позвоночником. Из-за увечья кошка таскала задние лапы и оставляла на полу лужи, что не помешало ей принести Ферапонта. Умирала Маруська долго и тихо, почуяв последний свой час подползла к бабушкиному диванчику. Старуха опустила на неё  тяжёлую коричневую руку и держала её так, пока кошка не затихла, вздрогнув последний раз всем телом. Ферапонт  в это время был уже взрослым зрелым котищем и гулял во дворе. Через несколько месяцев легко, в одно мгновенье, умерла во сне бабушка. Не мучась, и никого не мучая. Уснула и не проснулась. Соседки - старухи только позавидовали.
 Бабушка, приветливая и улыбчивая, была солнышком в доме. Без неё Елизавета Николаевна и Ферапонт маялись, не находя себе места. А потом женщина подобрала у подъезда жалобно скулившую собачонку, едва живую после жестоких мальчишечьих опытов. Так у них появилась Найда. Выхаживать её пришлось долго. Всю шерсть, намертво склеенную варом, Елизавета Николаевна состригла, на переломанные лапы наложила шины. Раны зажили, но людей Найда бояться не перестала. Она признавала только хозяйку, даже в магазин Елизавета Николаевна не могла отлучиться. Найда поднимала такой плач,  что соседи не выдерживали. И в гости  приходилось собаку брать с собой, что не очень нравилось хозяевам. И когда к ним приходил кто-нибудь,  Найда вела себя так беспокойно, что вскоре к ним люди и заглядывать перестали. Но самым неприятным для Елизаветы Николаевны было то, что Найда не ладила с Ферапонтом. Кот ревновал и сердился, собака сделала его жизнь невыносимой. Она вела с ним жестокую, непримиримую войну,  не подпуская к хозяйке. Последнее время кот жил по верхам, даже кормить его приходилось на столе. Иначе Ферапонта сразу хватала Найда, и тогда по комнате шерсть летела клочьями. Хозяйка ничего не могла поделать, вместе трудно, и врозь – нельзя. Ни того,  ни другого не бросишь.
 - Терпите друг друга, - уговаривала Елизавета Николаевна. – Я же вас терплю.
 Женщина не была одинокой, дочь и внучка жили в Краснодаре и давно звали её к себе.  Дочь несколько раз затевала обмен, но всё как-то срывалось,  а теперь намечался тройной обмен, в результате которого они могли оказаться в трёхкомнатной квартире там, в Краснодаре. Дело было за Елизаветой Николаевной, она уже проговорила полпенсии по телефону,  но «да»  так и не сказала. На днях должна была приехать внучка Лена.
 Елизавета Николаевна варила Найде суп из косточек, за которыми ездила вместе с собакой на другой конец города в кулинарию, где работала одна из её прежних заказчиц. Елизавета Николаевна неплохо шила, но теперь пришлось от заказов отказаться из-за Найды. Раздался звонок, Найда, дрожа, кинулась к хозяйке, Ферапонт, вздыбив шерсть и выгнув спину, замер на серванте.
 - Леночка, ты почему не сообщила, я бы тебя встретила, - целуя внучку, выговаривала Елизавета Николаевна.
 Лена сморщила нос.
 - Ба, у тебя запахи, как на псарне. А это, что за чудовище? Это и есть твоя Найда? Глаз выбит, хромая, как ты с ней на улицу выходишь, с такой страшной?
 Найда мелко тряслась, прижимаясь к хозяйке, будто понимала, что говорят о ней. Хозяйка погладила её -  не бойся.
 - Ой, бабуля, тут же месяц грязь вывозить надо, без ремонта не обойтись, – внучка обходила квартиру. – Нас ведь сменщики торопят, ты же нам обмен сорвёшь. Такую квартиру потеряем.
 - Леночка,  может,  и не надо меняться? У меня вон Найда,  Ферапонт, у вас квартира неплохая, две комнаты, вам с мамой хватит. Что же мы две двухкомнатные за одну квартиру отдадим…
 - Бабушка, как ты не понимаешь! Это же Краснодар, а не твоя Сибирь. Прекрасный обмен, трёхкомнатная,  почти в столице, мечта! Каждому по комнате, только без этих твоих псин, конечно.  Ты здесь одна, как заболеешь, мы с мамой с ума сходим.
 - Да я привыкла, как то справляюсь пока, не так уж плохо мы живём, - Елизавета Николаевна всё поглаживала Найду, вздрагивающую от каждого Лениного слова.
 - Хороша привычка, - усмехнулась внучка, - вон как квартиру запустила.
 Это была истинная правда, хоть и причины находились. Сначала ремонт откладывался из-за болезни бабушки, а потом появилась Найда. О ремонте в её присутствии не могло быть и речи, а деться с ней некуда. Вот и терпела хозяйка запущенность своей квартиры, благо к ним уже почти никто и не ходил. Главным делом нужно было правильно кормить животных, а для этого они с Найдой мотались по всему городу в поисках полезной и не очень дорогой пищи.
 - Животные не понимают, что у вас этого нет, - сказал ветеринар.
 Вот Елизавета Николаевна и старалась. Чаще ходили пешком, обеим прогулка, и пассажирам в транспорте спокойней. Найде свежая косточка, Ферапонту – молоко.  Про себя Елизавета Николаевна порой и забывала, отольёт  у кота стакан молока, пожуёт с хлебом, вот и весь обед. Гулять Ферапонта одного отправляла, он в сопровождении не нуждался, рад был от неусыпного контроля Найды хоть ненадолго избавиться.
 Внучка принялась за уборку квартиры, намела два клубка шерсти.
 - Ты хоть полы-то моешь иногда?
 - Да мою, конечно, только краска облезла,  вот шерсть и цепляется, Найдины когти ещё помогают, да Ферапонт вон линяет. Конечно, убираю, - пыталась оправдаться Елизавета Николаевна.
 Вечером все устроились глядеть телевизор. Найда примостилась у кресла, где сидела хозяйка, насторожённо поглядывала на Лену, вскакивая при каждом её движении. Ферапонт на шкафу то дремал,  то поглядывал на экран, иногда и его интересовало, что там происходит. Внучка устроилась на бабушкином диванчике и, глядя в телевизор, думала о своём.
 Очень ей в этот приезд не понравилась бабушка, она явно опустилась, так загадить квартиру, хуже, чем в хлеву, боишься к чему-нибудь прикоснуться. Разве можно так жить? Через стёкла улицу не видно, нет, она с этими животными своими… Леночка даже у виска пальцем покрутила и испугалась, не увидела ли бабушка, но Елизавета Николаевна весело смеялась, не отрывая глаз от экрана, а руки от Найды.
 Ночью внучке казалось, что её кусают блохи, проснулась недовольная.
 - Бабушка, блох тоже травить нельзя из-за Найды? Живого места нет, - проговорила обиженно.
 - Да меня не кусают, и Найда не чешется, показалось тебе, или больно ты сладкая, - рассмеялась бабушка.
 Внучка опять заговорила об обмене, но Елизавета Николаевна разговор не поддержала. Помаявшись два дня, Елена улетела  с твёрдым намерением прислать мать, пусть сама разбирается. Она запретила бабушке провожать себя, а то потащится с этим чудовищем. «Найда без меня не может»  - мысленно передразнила она Елизавету Николаевну.
 Вечером все трое опять смотрели телевизор. Вздыхала старая женщина, понимая, что теперь надо ждать дочку и не весёлых,  а, главное, не желанных перемен  жизни. Найда при каждом её вздохе поднимала голову, заглядывала в глаза, лизала руку. Ферапонт, прищурив глаза, смотрел, как на экране маленький самолёт, блестя крыльями переворачивается в воздухе. За окном шумел дождь, смывая со стёкол накопившуюся грязь.