Наказание без преступления правленый

Данный роман я в следующей жизни уже посвящаю каждой суке, что трахается с моим окружением, простите. Трахайтесь дальше. Наказание, а, впрочем, смотри на название. В качестве твоего личного введения. А со мной-то всё понятно.
;
В следующей жизни я буду та ещё ****ь.
Начинается с другого.




;
Когда  я проснулась, дома, по-прежнему, никого не было. Нечему удивляться, у меня есть только родной брат, в прошлой жизни этот человек был мне женой.
А впрочем не об этом. Знаете, это ощущение постоянного одиночества, оно кому-то нравится, кому-то нет, но в этой жизни, я помню, как я не могла найти понимания уже окончательно среди ровесников. Теперь я живу в Америке. Мне здесь нравится, если вы любите  развратную жизнь, то страна идеально для этого подходит.
К слову, обо мне. Я брюнетка с рыжими корнями. Со временем они, как в литературе Николая Ищущего, тоже побелеют. Да корни, корни. Мне интересно, когда у меня опять будет слепота. Мне всё это интересно, я с шести лет или раньше, я уже не помню, но занимаюсь проституцией, чтобы прокормить нас двоих. Брат-то понятно, служит в армии, я думаю, эмигрировал на родину, откуда с такими взглядами люди выходят. Я уже не скучаю по ней.
- Слушай, Макарена, как ты? – в школе все любили меня называть этим именем, В общем в двадцать первом веке нашей эры. Эры, ведущей меня в той жизни к тому, что я из-за того что постоянно изменял теперь хотя, на вряд ли, доведут до этого. В литературе Ищущий не мелочиться.
- Идите все сразу в женский половой орган. – Отвечаю я, смотря на свои золотые часы. Помню, как мне их подарила в той жизни Маша. Маша, я знал несколько Маш, но данная Мария впечатляла всех своими видео. И последнее, что я ей успел пожелать, было одно лишь слово:
- Люби.
Поэтому я получил её золотые часы, подумал о своём окружении спокойно скончался от нервного приступа в возрасте шестидесяти девяти лет. На следующий день скончался тот человек, который служит на Севере. Надеюсь, на суше. Она мне был родным сестрой, при этом мы быть являться родственными. Но знать, они не говорят на русском языке. Всё верно, служи дальше. Я в Америке остаюсь, а моё окружение, с целью досконально понимать меня, будет спрашивать всех подряд. Посылайте ко мне сразу, не надо стесняться этого.
А между этим делом я продолжала работать проституткой. Все ходят ко мне, как к самой красивой и по их мнению умной. Они ходят ко мне за какими-то советами, принимают меня за автора произведений, которые я часто могу наблюдать на прилавках не только этой проклятой страны, ударение ставьте как хотите. Я люблю ночевать в абсолютном одиночестве, надеялась уже в подростковом возрасте, что за мной придёт костлявая, ведь я делала абсолютно всё для этого.
Девушки любить не умеют, они все напыщенные дуры, каждая из них хуже другой, ведь так думают те, кому разбивали хрупкое чувство любви. Все об этом знают, все об этом молчат, поэтому ничего ни у кого толком не выходит.
 Я стала асексуалом. Я вообще никого не любила, я только скучала по странам.
В тридцать, на следующий день после того, как я получила тот альбом с пластинкой группы, которую я люблю вспоминать и слушать, как напоминание о том, кто был убит в этом городе, где я пожелала мне же родиться без друзей, без родственников, без, кто-то там ещё должен быть, скорее всего. Со временем я начала жить, понимая, что я скончалась лет не в тридцать пять, а намного позже.
Я люблю тебя. Когда мы встретились с моим окружением, в первые за последнюю, по моим ощущениям, так как я купила себе «Футураму», я любила её пересматривать, представляя себя тем, кто там был в будущем, жаль, что в жизни я встретил во время этого человека, а то бы реально стал нетрадиционной сексуальной ориентации. В общем, спасибо жене за это.
- О, Макарена. Что ты здесь делаешь? – спросил меня брат.
- Да, я вообще ничего здесь не делаю, Родя. Ты не думал, что ты в армии? Да не дурак ты, здесь другие ходят уже.
Я вернулась обратно к себе в страну. Мне нельзя с ними видеться, никого из них я не вижу. Не вижу ничего, иду дальше в этом городе. Мне тринадцать. В тринадцать лет я себя намеренно опять вела так, как уже конченая сука. В этой жизни я не сука. В той, где я мальчик. В следующей я не буду мелочиться, я шучу часто здесь, шутки отпускаю автором сразу.
В той жизни у меня было всё, о чём можно мечтать. Абсолютно, я счастлив своей. У меня её нет. Одиночество дальше.
Шла я дальше по этому мегаполису, у меня нет ни друзей, ни врагов, никого. Я одна здесь. Помнится меня, Николая Ищущего подозвали к себе, я сразу начала говорить двойным голосом. Пускай пялятся почаще.
Я не помню ничего. У меня много чего спрашивали, но я всё же имела детей от одного придурка. Этот придурок был президентом страны, в которой я в этой жизни живу. Он меня очень любил, детей у нас было столько, сколько хотел бы мой брат...
Когда мне наступило четырнадцать, я, в прошлой жизни, бежала и споткнулась. Споткнулась так, что у меня была на всю оставшуюся жизнь вывихнутая нога. Либо школа виновата, либо я сама, не знаю. Знаю одно, была кровь, хромота и на следующий день олимпиада по истории, где я сначала заняла второе место по всему городу, а потом, после аппеляции, апелляции, третье место. Я тогда ещё никого из тех, кто будет влиять на мою дальнейшую жизнь, например, брата, не знала. Когда мне было четырнадцать в этой жизни, я продолжала работать проституткой. Проституция это очень славная работа, в обеих значениях. Проститутки, мы такие простые, в этом году, кстати, в гордом одиночестве, как я всегда и хотела, я отмечаю ровно семь лет, как я работаю этой профессией. Как любят шутить в той стране, где я был женат на своей сестре, это древняя профессия.  Проституция, как говорится, ван лав. По-английски, это пишется по-другому, называется, как песня электронных панков: “One Love”.
Проститутка-то я та ещё. Я отметила его, это моё получение паспорта, с тортом, фастфудом и с зомбоящиком. У меня, как я и хочу, нет ни друзей, ни врагов, ни родственников, ни тех, ради кого я была готова умереть. Я очень скучаю по нему, я очень надеюсь, что он нашёл себе жену, у него есть дети от неё, всё хорошо. Он быстро вспомнил родной его язык. Он должен не быть со мной, иначе он сойдёт с ума. В прошлой жизни ладно, мы не сошли с ума, мы были самой приличной во всех смыслах парой. У нас не было ничего, даже того, о чём все думают в подростковом возрасте. Секс, да, секс, нет. Ненавижу секс. Он мне противен. А она хочет этого.
И я знаю почему. Потому что она хочет женского счастья. Женское счастье, которого она была лишена, заключается лишь в детях. А почему она его была лишена? Потому что она была замужем за мной. А мы, к большому для нас двоих сожалению, родственники. Мне очень жаль моего брата, но я надеюсь, что хотя бы в этой жизни она получит от другого, главное, чтобы умного, детей.
Что касается меня Но думать-то я думала, поэтому понимала, что меня могут отчислить. Поэтому с восемнадцати лет я не прогуливала ничего, я постоянно думала лишь об одном человеке. И его нет рядом, как жаль...
Нажравшись фастфудом, я начала заниматься тем, чем активно занималась и в прошлой жизни. Онанизм, фу, то ещё дерьмо. Хорошо, что я завяжу этим, когда пойму, что я не могу иметь детей. В этой жизни точно. Онанизм это хорошо. Когда я получила свой сквирт, я пошла уже на улицу. Такой запашок стоял. Я надеюсь, что не от меня. Сквирт, вот чего все хотят от меня. Когда я увидела себя в отражении, придя домой ближе к ночи, я обалдела от ужаса. У меня грудь так и не выросла, на самом деле. Мне четырнадцать, этих дней нет. И в правду, я вскоре поняла. Я бесплодная, уже в четырнадцать лет. Хорошо, что это произошло в один день. А то бы я проклинала всех и всё.
Следующее, что я сделала, это было повторное включение телевизора. Телевизор это хорошо. По телевизору крутили новости про ту страну. Мимоходом я увидела своего брата, он мне подмигнул, как мне могло показаться, и ушёл. Куда он мог уйти, меня не волновало. Я налила себе чай, вкусный чай, тот самый, что не утоляет ни хрена жажду, а только ухудшает положение. Чай не очень был вкусным, он был на самом деле вообще безвкусным. Я его выпила за один раз. Потом побежала в туалет. То ли я писала, то ли блевала, я уже не помню, помню одно. Из меня будто выпил душу сам князь тьмы. Когда я очнулась, было четыре часа утра. Я начала есть торт. Торт был гораздо вкуснее, потому что... почему здесь никого нет? Я вспомнила, что эта жизнь была написана мною по моему же заказу, и заплакала. Заплакала от того, что я не хочу никого, ничего, никогда видеть. Я настолько уродлива... что же вы уставились, дайте торт поесть спокойно, мне только четырнадцать. Мне четырнадцать лет.
Через три часа я собралась и пошла на улицу. Мне нужно было идти в школу. На моём лице осталась половина рта, вторая половина осталась торта, а не только рта, осталась дома. Я её оставила своей истинной сущности.
- Макарена, привет, как ты?
- Идите-ка вы все теперь в мужской половой орган. – Послала я их и спеша загладить свою орфографическую ошибку. – Извините, я оговорилась не «в», а «на».
Они не поняли мою шутку, но потом я пошла к кабинету математики. На уроке математики я активно всё записывала, старалась понять хотя бы в этой жизни эту науку. Я думала, что она мне пригодится. Каждый раз закрывая глаза я видела призраков своего прошлого. Хорошо, что здесь был мой брат. Он вновь выглядел моей родной сестрой, но не родной, у меня не было сестры. Не будь аборта, была бы сестра. Не было бы сестры, будь аборт.
В общем, мои четырнадцать лет в текущей жизни были достаточно быстрыми и торопливыми. Торт я съела весь, забыв про своего брата. Брат. Как же он выглядит там б меня.
Я скучаю по своему брату, уже не первую ночь, я не помню, как они выглядит. Они суть моё окружение. Они суть гении, помню, как в той жизни, где брат был мне сестрой, я тратил на них нервы. Я помню это время, это было кошерно.
Сейчас моя жизнь приобрела тот оттенок, который я и хотела. Чёрно-белый, сепия ли, я не могу передать это ощущение скуки красками. Это одно и то же, ежедневно. Работа, еда, сон, работа, еда, никакой любви, сон, работа, еда, никого у меня не осталось, сон, работа, еда, никто больше не нужен, сон. Это моя текущая жизнь, жизнь, которую я хочу в следующей жизни. В этой жизни, где я мальчик, я отдаю всё вам. Я люблю только одного человека, не собираюсь ему изменять. Я помню...
Самое страшное происходит по ночам. Я всё время боюсь, как ко мне в комнату сможет войти паренёк с огромным болтом и изнасилует меня. Я всё время боюсь, как бы он не прихватил с собой ножа ещё, ведь я работаю проституткой, поэтому я боюсь одного и того же. Как мне нравится бояться этого мудака. В творчестве Ищущего я не стеснялась в выражениях, поэтому все и каждый, кто просматривает это, кроме меня, знайте: новый период связан с одним человеком. И имя этого человека здесь мой брат.
Самое веселое происходит по вечерам. Я всё время смеюсь, когда ко мне приходят моё окружение. Это ведь неправда, никто ко мне не заходит. Я всё время смеюсь, когда вижу, как они взяли с собой моего брата, и мы только вдвоём пытаемся рассмешить уже вас. Как мне это нравится, я даже не могу передать этим всего моего искреннего смеха, который слышали только мои родители, которых в этой жизни сразу унесли те, кто должен был.
Самое грустное происходит по утрам. Я всё время плачу, когда ко мне заходит в одиночку мой брат. Это ведь та же ложь, никто ко мне уже не заходит. Если бы и заходил, то я бы его уже либо расцеловала, либо вела себя бы иначе. Я всё время плачу, когда иду на учёбу, когда иду на работу, для меня нет особой разницы. Как мне это не нравится.
Самая настоящая драма происходит здесь, в моей левой груди. В правой я держу себя в руках, но каждый день происходит ощущение, что я уже упаду и меня никто не поднимет. А я уже ничего не хочу на самом деле, я всё уже потеряла, что только можно.
Девственность? Да. Совесть? Тем более. Мораль? Это в творчестве задача читателя её искать. Тело? У меня есть тело, которое никто не кормит и никого не сможет прокормить, даже если ребёнок будет. Ум? Он у меня тем более есть, если бы не было, то я бы так вам не говорила. Всё у меня есть, а у моего брата всего больше. Я ему всё отдала, когда была ей братом.
Николай Ищущий никого не любит так сильно, как никого. У него уже не никого. Всё пропало, всё пропало...
- Ударь меня посильнее, ладно? – однажды, в этой жизни, я открыла опять для себя этот проклятый фильм. Поэтому я выключила звук, в той жизни я посмотрела его с лучшим другом. Нам было семнадцать, по семнадцать лет, извините за описку. Самое главное, что он мною уже проклят, я не хочу его никому рекламировать, как и роман, продолжение романа и вероятное продолжение романа.
- Да, твою же мать. – Продолжала я его озвучивать.
Как я уже говорила ранее, я в пятнадцать лет начала увлекаться морфием. Морфий... никого не напоминает и не должно, значит, напоминать о нём.
В мои пятнадцать я увеличила себе набор подарков. Торт, фастфуд и... наркотики. Наркота это хорошо. Это очень хорошо, особенно, когда тебе пятнадцать лет. Наркотики я получила от моего знакомого парнишки. У нас с ним был вчера заключён договор, по которому я разрешала меня трахать ему, а он поставлял мне морфий. Морфий. Морфий это абсолютно нормально, абсолютно нормально, как впрочем, и я.
Первое, как всегда, по моей личной традиции с четырнадцати лет был фастфуд. Фастфуд, потом опять то же самое. Ну да, да, онанизм, я опять умру без детей, я не хочу их. Не вижу смысла, у меня груди нет, я живу не зря, в этой жизни я та ещё сука, как и мой брат. Я абсолютная сука. И сука-то я та ещё.
Следующее, вместо прогулки, я выбрала себе морфий. Морфий, натёрла на руки, ноги, голову, шею, везде, где только позволяет моё женское тело. Начала этим дышать. Дышала я долго, очень долго, кровь, вероятно, даже пошла. Крови я не чувствовала, я просто во время опомнилась. Я должна была выпасть из своей квартиры. Учитывая мою заработную плату, я выбрала себе самое высокое здание в этом городе. В этом городе только одно такое здание, при этом, являющееся жилым. Это не отель. Это просто небоскрёб, который построен для нас. В общем, хорошо, что я не выпала под воздействием морфия. Меня спас опять он, спасибо. В той жизни меня она спасла, она не раз меня уже спасала. Поэтому и на этот раз я не упал, не выпал из окна дома моего, выход из которого лишь метро. В общем, метро. Не хочу об этом дерьме продолжать мысль, меня интересует уже другое.
Когда я очнулась в десять часов вечера, дверь была по-прежнему закрыта мною на ключ. А у меня было столько этих дней за один этот проклятый, пятнадцатый, день рождения, что я решила завязать с проституцией, но это временно, не обольщайтесь. Не обольщайтесь, уже скоро меня опять увидите на просторах этого города. Когда я очнулась, я поставила себе чайник, достала из холодильника торт. Торт очень вкусный после этого начал казаться. Я ела весь торт, в смысле, весь ночь. В смысле, весь день я ела весь торт, при этом видя его взгляд. Всё же она меня любила, а я этого не ценил. Не ценил, видимо. Ну и торт бы с вами со всеми, я не ценил её внимания. Это намеренно.
В общем, на следующий день снова в школу, в этот же самый день, я пришла либо никакая, либо очень даже нормальная. Я не помню, я просто помню их глаза. Их глаза выражали испуг. Достаточный испуг, чтобы я поняла, что сделала что-то не так. В школе всё было нормально, я учила новый для себя предмет в этой жизни. В той жизни я его не понимала, хотя он был обязательным. Этот предмет называется правоведением. Я его не могла в той жизни понять. Я старалась его учить, но никак не могла. Надеюсь, что у моего брата таких проблем не было и не будет. Брат. Братик, я очень по нему скучала. В той жизни, когда он был мне сестрой, я ради него готов был на всё. Я очень переживал о нём, я скучал по нему, не буду перечислять всех признаков любви, это не моя литература.
Право. Право имеет каждый на убийство своей жены. Почему-то мне вспомнилось эта фраза из прошлой жизни, где меня нарочно или специально, но провоцировали на то, или к тому, чтобы я убил свою жену. Я не хотел бы убивать свою жену. Но я бы был спровоцирован на то, и не кем-либо, ни высшими силами, а самими, самими людьми на то, чтобы её убить. А зачем мне это? Мне и без того каждый день портят день, мутят рассудок из стороны в сторону, а теперь ещё и усугубляют положение.
Пятнадцать лет я использовала морфий, как свой новый, очередной способ заработка. Но на этот раз я его совмещала с проституцией, это такой кайф, такой экстаз, такой оргазм. Вообще, я такого больше никогда не получала, как от секса под морфием. Этим я пользовалась с пятнадцати лет до тридцати. Не забывайте, что это моя следующая жизнь, где я абсолютно одна, без друзей, врагов, родственников... Брат. Почему я так скучаю по тебе, в прошлой жизни сестра? Почему?.. не отвечай, я не могла в той жизни сдерживать слёз при мыслях о тебе...
В шестнадцать лет я перестала употреблять морфий сама, при этом не забывая торговать им. Четырнадцать лет я торговала этим дерьмом. Четырнадцать!.. я думаю, это самый вопиющий случай в литературе Ищущего, хотя ранее наркотики я нигде не использовала. И уже не хочу. Так что, я спокойно подумала и рассудила в свою пользу.