Про погоны. Часть 3

Часть вторая по ссылке: http://proza.ru/2021/12/02/1386

          Послушна воле волевых людей,
          В предчувствии рывка стоит ракета
          С незримою армадой лошадей –
          Вселенной бесколёсная карета.

          Раздался гром в сто тысяч батарей,
          И степью прокатились переливы,
          И двадцать миллионов лошадей
          Тряхнули ослепительною гривой.

          Ослаблены поводья, удила,
          На миг от красоты своей хмелея,
          Ушла в глубины космоса стрела,
          И лошади умчались вместе с нею.
                Альманах «Звездоград»

    Вскоре мы приняли воинскую присягу.
    Мы думали, что после принятия присяги жизнь наша как-то изменится и возможно в худшую сторону. Но нет. Всё было, так же как и в начале. Мы привыкали к службе, постепенно привыкали к новому образу жизни. И мы теперь уже были по праву воинами Советской Армии. С присягой мы обрели неуставное звание «Дух», а не какой-то там «предприсяжный» «Запах» или другими словами намёк на воина. Отношение к нам наших командиров стало более серьёзное, я бы даже сказал уважительное. Но вместе с тем и требования их к нам возросли.

    С командирами нам повезло. По моему мнению, это были лучшие командиры во всей «учебке». Кроме естественной требовательности к нам они всегда готовы были помочь, объяснить, показать. Более того, они всегда нас защищали от других командиров и старослужащих, да так, что те порой старались обходить нас стороной. С ними никогда не было скучно. Умные весёлые ребята они любое занятие превращали в какое-то театральное действие, весёлую сценку, после чего любая учёба или работа шла весело с подъёмом и не казалась такой заурядной, скучной или хуже того трудной. Между собой они были хорошими друзьями, несмотря на то, что сержант Червинский был уже «Дед» которому оставалось служить полгода, а младший сержант Ивахно, отслуживший год, был «Фазаном». Они даже иногда приветствовали друг друга по-особому. Бывало, Червинский уезжал, в какую-то командировку ненадолго. Потом появлялся и они, встречаясь, завидя ещё издалека друг друга, разводили в сторону руки и подходили на расстояние шага. При этом удивлённо восклицая: – Червинский! – Ивахно! - О, какая встреча! Как будто не виделись сто лет. Затем следовала длинная церемония приветствия. Сначала шло приветствие ногами. Они стукались правыми и левыми ступнями. Потом стукались коленками. Потом шло приветствие руками: сначала локтями, а затем правыми и левыми ладошами, звонко при этом хлопая. Потом в ход шли плечи. Потом, развернувшись, стукались задницами, разлетались, разворачивались, сходились и крепко жали друг другу руки. Завершало церемонию братское обнимание и похлопывание друг друга по спине.

    Вскоре Червинскому стукнуло «сто дней до приказа» и он стал всё меньше и меньше заниматься нами и всё больше и больше погружаться в свой «дембельский» статус. Но «неуставщины» у нас не было. Командиры были хоть и старослужащими, но они вольности не уставного характера никогда себе не позволяли. У нас были просто весёлые игры. Например, иногда вечером после отбоя, когда все уже лежали в койках Червинский негромко начинал: - Масло съели….
    И мы хором подхватывали «Дембельскую сказку»:
    - «… - день прошёл.
    Старшина домой ушёл.
    Всем дедам: спокойной ночи!
    Дембель стал на день короче…»

    Так незаметно младший сержант Ивахно становился нашим полноправным заместителем командира взвода вместо Червинского.

    Мы постепенно мужали, крепли духом, ходили в караул, заступали в наряды по батарее и всем взводом в столовую и продолжали учиться.

    Ежедневно первую половину дня проводил уроки командир взвода лейтенант Лисенков. Затем он удалялся куда-то по службе, оставляя нас в полное распоряжение своих заместителей. Червинский некоторое время проводил занятия по боевой подготовке, а потом спихнул всё на своего помощника Ивахно. Но всё же он иногда появлялся, якобы контролируя процесс. Но контролировать было совсем и не обязательно, мл. сержант Ивахно прекрасно справлялся со своими обязанностями. Он был компетентен во всех дисциплинах, в том числе и по специальности и всегда мог заменить даже командира взвода. Что иногда и происходило, когда наш лейтенант по каким-то причинам отсутствовал. А для нас это был праздник, потому что занятия тогда не отменялись, а превращались в театральное представление, игру, в музыкальный концерт.

    Ивахно для теста усвоенных нами знаний вызывал каждого к доске, и мы должны были показать результаты нашей учёбы. Курсант, плохо усвоивший пройденный материал начинал что-то мямлить, запинаться с ответом. Тогда Ивахно с серьёзным лицом вставал, снимал ремень, складывал его вдвое, подходил сзади и не сильно, но ощутимо лупил его по заднице. Курсант, изображая невыносимую боль, делая страдальческое лицо, летел по проходу между партами до противоположной стенки с истошным криком.

    Со стороны замполитов наверно это выглядело бы как не уставные отношения и жестокое обращение с военнослужащими. Но, это была всего лишь шутка. Наша секретная взводная шутка, о которой знали только мы.

    Дальше было ещё интересней. Курсанту в наказание надлежало исполнить любую песню, станцевать или рассказать стишок. Курсант, войдя в образ, брал электротехническую шину из матчасти как электрогитару, крутил винтики, как бы ее, настраивая, и начинал выразительно петь. Следующего нерадивого курсанта ждала такая же участь. Потом все входили в раж и умышленно косили под неучей. Ивахно этому не препятствовал и ремнём остальных не лупил. Видно было, что и ему это нравиться. Таким образом, участь «артиста» не обходила стороной ни одного курсанта.

    В обеденное время Ивахно объявлял антракт, водил всех на обед и после обеда концерт продолжался. Концерт получался «на славу» и время летело быстро. И я даже себе не представляю, как было бы наверно скучно, тяжело и тоскливо не будь у нас подобных концертов. Ведь мы все находились в жутком напряжении от круто изменившейся жизни. А эти шутки-концерты помогали нам с этим напрягом бороться.

    Кроме теоретических естественно проводились и практические занятия. По рукопашному бою нас в основном натаскивали сержанты, но несколько секретов нам показал и лейтенант. Мы прилежно отрабатывали приёмы. Но приёмы были все из области защиты, занятий было мало и мы разочарованно вздыхали.

    Как-то на очередных практических занятиях мы подобрали себе противогазы по размеру. Очень важно, что бы противогазы плотно прилегали к лицу. После этого нас повели на испытание их работоспособности и герметичности. В специальную большую горизонтально лежащую бочку с дверью Ивахно накидал шашек со слезоточивым газом, и мы небольшими группами полезли испытывать надетые противогазы. Предупреждённые об опасности отравления мы тщательно следили за малейшим появлением тошноты у себя и за состоянием товарищей, готовые тут же прийти им на помощь и вытащить из задымлённой бочки. К счастью инцидентов не произошло и все мы вместе с противогазами достойно прошли испытания. Но! Сняв противогазы, мы ещё на улице почувствовали резь в глазах, от чего глаза стали мокреть и у всех покатились слёзы. Сначала мы подумали, что это нормально и пока дойдём до учебного корпуса, всё выветрится. Да, пока шли, стало легче. Но в классе резь возобновилась и усилилась. Все плакали, включая и младшего сержанта Ивахно, хотя он в бочку и не лазил, но стойко переносили «все тяготы и лишения» согласно принятой нами воинской присяги. Вечером в расположении казармы это прекратилось, а на утро когда мы вошли в «шинельную» одеваться это взыграло с новой силой. Стало ясно – каждый волосок войлочной шинели носил на себе не одну молекулу хлорацетофенона. В классе мы каждый день плакали, потому что шинели находились тут, с нами, и девать их было некуда. А наш «взводный» лейтенант Лисенков на пару недель даже забыл к нам дорогу. Пока наши шинели полностью не выветрились, все занятия проводил младший сержант Ивахно.

    Интересными были занятия с оружием. Автоматы разбирали и собирали на время, но вот нам так и не удалось из них пострелять, хотя и намечали стрельбы. «Ползать с препятствиями» то же не получилось. Настали сильные морозы под -30; -40 градусов и начальство побоялось нас выгуливать на полосу препятствий в такой мороз.

    А морозы действительно вдарили сильные. На «разводе» некоторые «южане» даже падали в обморок и их уносили в санчасть. Меня такие страсти не коснулись. Я хоть и приехал с «Югов», но до того я десять лет прожил в Набережных Челнах, где редко, но бывали морозы до -30 и я, можно сказать, был подготовлен.

    Пожалуй, самыми впечатляющими, яркими событиями за время нашей службы в «учебке» были запуски космических грузовых ракет на орбиту с соседней 31-й площадки стартового комплекса «Байконур». 31-я пусковая и 32-я воинская площадки имели общую границу, вдоль которой мы совершали утреннюю пробежку. Ежедневно пробегая мимо стартового стола, мы наблюдали величественные технологические фермы, предназначенные для удержания ракеты в вертикальном положении. Мы видели, как к ним тянутся рельсы из недалеко стоящего здания называемого ракетчиками Монтажно-испытательный корпус (МИК). С другой стороны небольшой площадки прямо из-под этих ферм выходила громадная чёрная полоса и пропадала где-то далеко в бескрайней пустыне. Это бетонный пламеотвод спасающий ракету на старте от посторонних предметов, поднятых с земли, отводящий выхлопные газы в сторону и гасящий звук.

    У меня натурально захватывало дух от осознания того что я присутствую рядом с грандиозным проектом человечества.
    - Да, что там, рядом? – восхищался я. - Я нахожусь в самом «эпицентре» космической одиссеи! Да уж, это тебе не «карамельные» и «селитровые» ракетки с алюминиевой трубочки «пукать»! Это такая мощь…!

    Обычно фермы всегда угрюмо стояли сомкнувшись. А однажды в январе мы, пробегая мимо, заметили, что они распустились как цветок лотоса. Он полностью раскрыл свои лепестки в ожидании постепенно ползущей к нему по рельсам из МИКа ракеты.

    В течение нескольких дней мы наблюдали неспешную, продуманную, строго последовательную установку ракеты, медленное смыкание ферм вокруг ракеты и заправку её чем-то таким тяжёлым, тёмно-рыжим. Это тёмно-рыжее нечто находящееся в, казалось, не уравновешенном агрегатном состоянии было не то газ, не то жидкость. Оно медленно откуда-то испарялось, выползало, обволакивало ракету вокруг талии и так же медленно сползало между четырёх «морковок» первой ступени.

    В последнее утро перед стартом мы мысленно попрощались с космическим странником. Мы уже знали, что сегодня его старт. После обеда всю воинскую часть посадили в «мотовоз», набив людьми до отказа все купейные вагоны, и вывезли за семь километров в сторону от стартовой площадки. В расположении части остались только дежурные службы, не имеющие права покидать свои посты. Такая мера была необходима, чтобы сохранить основной личный состав воинской части, потому что не редки были случаи не удачных стартов, и ракета взрывалась на взлёте.

    Ожидание было томительным. Мы уже устали пялиться на маленькую величиной со спичку ракету. А «там» ничего не происходило. Глаза начали блуждать по степи засыпанной снегом, по дороге идущей параллельно «железке». На дороге я разглядел собаку, мирно пробегающую мимо нас и следующую маршрутом в сторону ракеты. Откуда она взялась в этом бескрайнем, ровном, ничего не содержащем поле? Зимой в мороз, куда и зачем бежала? Ведь до ближайшего жилья многие и многие километры. Вскоре собака скрылась из вида. Я снова устремил взор на ракету и благополучно о собаке забыл.

    Вскоре «там» что-то слегка полыхнуло, потом разомкнулись и отошли две основные фермы. Ракета осталась держаться «на честном слове». Полыхнуло ещё несколько раз, и ракету окутал белый дым. Потом полыхнуло так ярко, что мы поняли – началось. В моём воображении посыпались команды, ранее слышанные по телевизору при запуске «Гагаринского Востока»:
    - Ключ на старт.
    - Есть ключ на старт.
    - Протяжка один.
    - Есть протяжка один.
    - Продувка.
    - Есть продувка.
    - Ключ на дренаж.
    - Ключ на дренаж выполнено.
    - Зажигание.
    Королёв: - Желаю Вам доброго полёта!
    Гагарин: - Поехали!

    Полыхание уже не прекращалось, освещая отпавшие фермы, ракету, клубы белого, серого и жёлтого дыма. Это из ракетных дюз, рвалась на свободу скованная в баках, мощная энергия. Все прилипли лбами к оконному стеклу вагона. Наконец отвалились последние хиленькие фермочки и «она» пошла.

    И тут нас посетило странное ощущение, что мы оглохли. «Там» полыхает так, что будто десять тысяч пожаров горят, что-то взрывается, а мы никакого звука не слышим. Но в следующую же секунду «глухота» прошла. Громыхнуло так, что закачался весь вагон, весь поезд, вся земля. Трясло так сильно, что слышно было стук и лязг вагонных рессор и сцепов на фоне сплошного, не затихающего, закладывающего уши «грома небесного».

    Яркая далёкая вспышка нас ослепила. Пару секунд мы даже восстанавливали зрение. Самой ракеты уже и не видно было. Был огненный шар похожий на Солнце. Но это конечно очень приблизительное сравнение. Солнце конечно, в несколько раз ярче, но этот шар слепил очень ощутимо, и мы даже боролись с желанием отвернуться. Но как? Как мы могли отвернуться когда «там» «такое»!

    Прямо из шара вырывался длинный язык беснующегося пламени. Он прямо уходил в землю сначала, и мне даже показалось что это такой огромный, яркий одуванчик растёт на глазах посреди пустыни. Потом он оторвал свой стебель от земли и полетел.

    Завороженный процессом старта я совершенно случайно оторвал взгляд от «одуванчика» и взгляд мой пал на дорогу. С той стороны, откуда мы приехали, по дороге бежала…, нет, летела..., нет неслась с огромной скоростью, почти не касаясь лапами земли та собака, что некоторое время назад скрылась за горизонтом. Она, повернув голову назад, в сторону ракеты, даже не смотрела на дорогу. И видно было, как она лаяла, лаяла на страшное, ослепляющее, пронзительно гремящее и трясущее всё чудовище.
    - Ребята! Смотрите! На дорогу – воскликнул я, побеждая в себе желание моментально расхохотаться.
    Весь вагон прыснул заразительным смехом, и даже показалось, что вагон закачался сильнее от этого смеха.

    «Одуванчик» тем временем поднялся так высоко, что почти превратился в яркую точку. Гром уже почти совсем стих, но сверху ещё слышны были его слабые отголоски. Через секунду «одуванчик сбросил свои семена». Он развалился на пять частей, одна из которых продолжила движение вверх, но уже не прямо, а по дуге, готовясь выйти на свою орбиту. А четыре «семя» симметрично, красиво разлетелись в стороны и вскоре угасли. Произошло отделение первой ступени ракеты.

    Мы ещё наблюдали, яркую точку в небе загибающую свою траекторию, как раздался гудок тепловоза, и поезд двинулся обратно в сторону части. Все неохотно оторвались от окна и некоторое время ехали молча, переваривая в голове недавние события. Потом конечно разговорились и до конца пути уже не умолкали, обсуждая очень впечатляющий старт.

    Нам повезло. Второй старт такой же ракеты нам удалось разглядеть более подробно уже в мае, накануне завершения нашей учёбы. Уже было тепло. Мы перешли на осеннюю форму одежды, сняли шинели и шапки, заменив их панамами.

    На момент старта нас уже не везли на «мотовозе» чёрти куда. Нас вывели за километр в просыпающуюся от зимней спячки и готовящейся встретить палящее солнце степь и усадили на землю. Стартовую площадку и основание ракеты нам видно не было из-за домов и деревьев части. Саму ракету и фермы мы видели наполовину. Но зато это было гораздо ближе и разборчивее чем вид с «семи вёрстовой» дали.

    Земля дрожала, и мы слегка подпрыгивали от этого на ней. Ослепительный, шар весь покрытый иголками лучей слепил раз в десять сильнее, чем в прошлый раз, но зелёный обтекатель ракеты всё же можно было разглядеть. И если прищуриться можно было заметить как он выглядывал из шара. Уши заложило вконец и первое время после старта, когда ракета ушла, а гром стих, мы разговаривали криком и постоянно друг друга переспрашивали: - А? Что?

    Из окна нашей казармы стоящей на краю части слабо, но была видна стартовая площадки №2. Знаменитая площадка, отправившая в космос Юрия Алексеевича и положившая начало космической эры в это время испытывала двигатели первой ступени ракетоносителя «Энергия» готовящегося вывести на орбиту космический челнок «Буран». Мы издалека, в напряжении наблюдали клубы дыма от сгорающего горючего и пытались вычислить дату первого запуска нашего первого космического, многоразового челнока.

    Учёба наша закончилась. Мы все получили специальность электрика и неуставное звание «Черпак». Отдельно отличившиеся активисты, коих было двое, получили звание ефрейтор. И мы, сфотографировавшись напоследок для истории всем взводом во главе с ком. взвода лейтенантом Лисенковым, стали разлетаться по своим частям полигона.

    Я с земляком Вовой Зафтоновым скатали шинели, завязали вещмешки и, получив от командиров доброе напутствие, отправились на «мотовозе» в город Ленинск для прохождения дальнейшей службы. Полгода службы для нас уже были позади.

Дмитрий Зимин
13.12.2021 г.