Шипы

Пронизывающая сырость поселилась в воздухе, она будто ожидала одиноких прохожих, забиралась им под куртки и заставляла ёжиться от холода. Лариса хотела избежать подобной участи, поэтому вначале ускорила шаг, а потом побежала, хотя никуда не опаздывала. Холод отстал. И в эту самую минуту блаженства на её пути, словно  вырос из-под земли сухопарый, достаточно симпатичный молодой человек в шапке набекрень. На его лице застыла готовность мчаться вперёд (как гончая по следу), но вместо этого он замер, будто предвидел, что девушка не успеет остановиться и врежется в него, как машина без тормозов в бетонную стену. Его предвидение сбылось. От неожиданности Лариса ойкнула и с удивлением уставилась на «препятствие».
А молодой человек стал бесцеремонно рассматривать девушку, застывшую возле него. Он только теперь осознал, что шёл, не разбирая дороги. Холодный сырой воздух навевал ему мрачные мысли, в которые он так погрузился, что люди, идущие ему навстречу, стали казаться безликими (он бы ни за что не отличил одного человека от другого). Это столкновение вернуло его в реальность. Он усилием воли преодолел желание обнять незнакомку, отчего развёл руки в разные стороны, а потом поправил шапку и улыбнулся.   
- Извините, - пробормотала Лариса. – Убегала от холода. А здесь вы, - робкая улыбка ребёнка появилась на её лице. - Стоите, - добавила она и увидела, как брови на лице молодого человека поползли вверх после её слов, отчего шрам возле виска стал заметнее.
«Объяснение ещё то, - подумала она и вдруг услышала, как разноцветные листья на деревьях угрожающе зашелестели, а небо и без того хмурое потемнело ещё больше. – Только дождя мне и не хватало до полного счастья».   
 - Похоже, я заблудился, - признался молодой человек, в его глазах промелькнула растерянность, потому что ощутил нечто родное, давно забытое рядом с этой девушкой, не поддающееся объяснению и расшифровке. - Я не рискнул убегать от резкого жалящего ветра, как вы, - он пытался понять, что происходит, вновь перевёл взгляд на налетевшую на него девушку и вдруг прошептал: - Лариска. Неужели это ты? Не узнал, честно. Надо же такому случиться? Мне надо было забрести неизвестно куда, чтобы столкнуться с тобой нос к носу через столько лет. Фантастика.
- Игорь?! – девушка сделала шаг назад, словно увидела привидение. – Это не ты, а я налетела на тебя. Что ты здесь делаешь? Ты же уехал в Америку после окончания института. Вернулся? Не понравилось на чужбине?
- Отвечаю по порядку. Стою. При чём здесь Америка? Я не был там, ну, да, чужбина мне не по душе, – он увидел, как Лариска смущённо пожала плечами. - А приехал я из родного посёлка, где всё это время жил, там же и работал в больнице, а теперь вот кому-то в голову пришло закрыть её. А людям что делать? Через тайгу на вездеходе двести километров ехать до ближайшей больницы? Ты же понимаешь, если убрать больницу и школу, то и сам посёлок со временем исчезнет. Кому это надо? Хотя, раз подобное происходит, значит, действительно, кому-то это нужно. Вредителей везде хватает. Ничего, будем бороться. Я не один приехал, вместе с делегацией. На днях должен состояться принципиальный разговор. Остановились в гостинице. Готовимся к встрече. Надеюсь, услышат наши доводы. Вот, к одному человеку шёл, который обещал помочь, да, похоже, заблудился. Отвык от подобной суеты, наплыва машин, людей. У нас посёлок в тайге. Тишина, красота. Тебя сам Бог послал. Не поможешь? Вот адрес.
Лариса взяла визитку.
- А позвонить не пробовал? – в её голосе прозвучал скрытый сарказм.
- Зачем? Мы договорились встретиться, - простодушно ответил Игорь.
- Понятно. Идём. Здесь недалеко. Провожу.
Они шли молча какое-то время. Так много всего хотелось сказать, но не было тех слов, с помощью которых можно было втиснуть прожитые годы в банальные фразы, ничего не говорящие, не передающие переживания, боль, обиды, смешанные с радостью и растерянностью. Она вдруг чётко осознала, что у каждого из них свои воспоминания. И не стоит ворошить прошлое, иначе не заметишь даже, сколько искажений можно в него внести. Ведь фальсифицировать и преувеличивать свойственно всем. И обоюдная вежливость лишь прикрытие чего-то наболевшего, глубинного.
- Поразительная взаимосвязь событий, - произнёс он.
Лариса пожала плечами.
- О чём ты?
- Люди зависят от обстоятельств гораздо больше, чем думают.
- И?
- Я думал о масках, под которыми люди прячут истинное лицо, а потом не замечают, как срастаются с ними, и со временем они становятся лицом. В мире так много правды и лжи. Они так переплелись, что порой трудно отличить одно от другого. Ведь на самом деле проблема не в том, что мы создаём себе врагов, а в том, что записываем в их число не тех, кого следовало бы.
- Я не записывала тебя в стан врагов. И маски мне ни к чему. Мне со своим лицом как-то привычнее. Колючий ты какой-то стал. Вроде ты и не ты одновременно. Может, просто повзрослел? Как тебе живётся, доктор?
- По-разному. Невозможно однозначно и в двух словах ответить на твой вопрос. Непривычное обращение. Я просто рассуждал без всякой конкретики. А ты почему-то приняла на свой счёт. Злишься на меня или боишься сократить дистанцию?
- Я на себя злюсь. Ты свободен? – спросила Лариса.
- Абсолютной свободы не существует, другое дело, что существуют разные степени зависимости, - улыбнулся Игорь.
«Разговор двух глухих, ничего не объясняющие ответы. Всё, как прежде», - подумала она и спросила:
- Ты женат?
- Официально – нет. Я живу с женщиной, которая спасла меня от верной смерти. Охотница. Она нашла меня в тайге и выходила. Это странная, почти мистическая история. Как-нибудь расскажу. А ты?
- Я не замужем и никогда не была, воспитываю дочь одна. 
- А что случилось с её отцом?
- Ничего.
- И сколько лет дочери?
- Четыре с половиной.
- Теперь понятна твоя настороженность, дистанцирование. Скажи, почему?
- Что?
- Почему я только сейчас узнаю столь важную новость?
- И как бы я могла тебе сообщить? Написать на деревню дедушке о её рождении? – в её словах прозвучал вызов.
- А до моего отъезда, что тебе помешало сказать? – поинтересовался он весьма спокойно.
- Встреча с Ириной, от которой я узнала, что вы уезжаете в Америку. Надолго. Возможно, навсегда.
- Теперь понятно, почему ты спросила про Америку при нашей встрече. Ложь, из-за которой отца лишили дочери, дочь – отца. Обиды затмили здравый смысл, - в его глазах появилось сожаление.
- Какие обиды? Она ясно дала мне понять, чтобы я не лезла в ваши отношения. У вас свадьба на носу. Я и не собиралась лезть, хотела лишь поговорить с тобой, но я не нашла тебя. Не думаю, что ты скрывался от меня. Ты уехал. Ни направления, ни адреса, ни причины мне были не ведомы. Да и кто я такая? Подруга твоей однокурсницы, свой парень в доску, душа компании, милая девушка, о которой забывали на следующий день после встречи. И если б не та вечеринка, сейчас и этого разговора не случилось бы.
Он промолчал. Они стояли возле дома, где жил знакомый Игоря, но Лариса не спешила объявить ему об этом.
- Кем я была для тебя? – спросила она.
- Не знаю, - признался он.
- Правда иногда бывает неожиданной. В любом случае я тебе благодарна за ту ночь. Ты подарил мне счастье материнства. И никаких претензий у меня к тебе нет, и никогда не было. 
- Как зовут дочь?
- Катя. Тебе нравилось это имя.
- Так мою маму звали. Я её лишь на фотографии видел. Она через полгода после родов умерла. Я и врачом решил стать, чтобы спасать людей. Как часто мы вроде бы почти уверены, что знаем, что думают другие, а потом оказывается, что истина была далеко от наших предположений. А потом приходит понимание, что исправить уже ничего нельзя.
- Ты о чём сейчас?
- Об упущенной возможности и времени, которого не вернуть. Дерево может вырасти только в нормальных условиях, - вдруг объявил Игорь.
- И что ты хочешь этим сказать?
- Уже сказал. Глупо обвинять, сетовать на обстоятельства. Есть, что есть и другого не будет, - с горечью произнёс он.
- Ты хочешь навязать мне чувство вины? Да, не искала тебя, хотя, наверное, могла отыскать твоих родителей или друзей, узнать адрес, но я не хотела мешать твоему выбору. Он был сделан и, увы, не в мою пользу. Если честно, моя кандидатура вообще не рассматривалась. А известие о ребёнке могло перевернуть всю твою жизнь, разрушить семейное счастье, заставить быть рядом с тем, с кем ты не желал быть. Я была уверена, что ты женился на Ирине, что вы живёте в Америке. Да, хотела забыть тебя.    
- Значит, неизжитая обида. Ты мне мстила?
Лариса растерялась. Потому что мысль о мести не приходила ей в голову. Это могло быть у неё на подсознании. Нет, она знала, это потом спрятала неприглядный мотив, представив себя жертвой обстоятельств.
«А ведь он прав. Меня разрывали противоречия. Страх и неизбежность с одной стороны, боль и непонимание – с другой. Я ушла с гордо поднятой головой, решив наказать отца ребёнка неведением. Я была уверена, что всё правильно делаю».
Он едва коснулся её руки и произнёс:
- Извини. Вина целиком и полностью лежит на мне. Всё, что произошло потом, лишь следствие моей минутной слабости, бездумного поступка.
- Господи, какой ты замороченный. Никто ни в чём не виноват. Судьба.
- Мы привыкли всё валить на судьбу. Хотя произошло то, что произошло, и другого не будет. Невозможно повернуть время вспять. Ты, действительно, всегда была своим парнем в доску. Хочу сказать, что я не убегал от тебя, не прятался. Но и своей девушкой тебя никогда не считал. Да. Так бывает. Знаю, что не должно быть. Сваливать на минутное умопомрачение глупо, на зов крови – пошло. Я не знаю истинную причину, почему это произошло. А теперь следствие превращается в испытание на прочность, порядочность.  Растерянность и непонимание взяли меня в оборот. Что нужно делать в подобной ситуации, как вести себя? Нет готовых рецептов, а если есть, то не для меня. Просить прощение, глупо. Рождение ребёнка – это чудо, о котором я просто не знал. Зато теперь знаю. Мы могли бы с тобой завтра встретиться? – вдруг спросил он. - Нашу группу пригласили на творческий вечер какого-то художника. Может, вместе сходим? Или по городу погуляем? Не можем же мы сделать вид, что ничего не произошло, разойтись по своим делам и больше не возвращаться к этому разговору. Не получится. Дочь четыре с половиной года растёт без отца. Если ты закроешь передо мной дверь, я буду в неё ломиться. Мы должны найти выход. 
- Ты прав, - она протянула визитку. – Там мой телефон. Позвони. Договоримся о встрече. Можно и на творческий вечер сходить. Кстати, это тот дом, который ты искал. Пока, - улыбнулась Лариса и побежала прочь.
- До встречи, - услышала она, но не обернулась.
Как-то сразу потемнело, ветер засвистел у неё за спиной, будто хотел сообщить нечто важно. Лариса вбежала в подъезд соседнего дома и замерла перед лифтом, разглядывая кнопку, на которую так и не нажала. Она не могла сказать, сколько простояла в состоянии прострации, пока хлопок входной двери не привёл её в чувство. Встречаться с соседями ей не хотелось.
«Надо успокоиться», - подумала она и пошла пешком на пятый этаж.
Отец открыл дверь, хотел доложить, что внучка сегодня не спала днём, поэтому сон сморил её практически сразу после ужина, но не успел открыть рот, потому что дочь с порога выпалила:
- Я сегодня встретила Игоря.
- Того самого?
- Того самого.
- И где он был всё это время?
- В родном таёжном посёлке. Приехал с сотрудниками отстаивать больницу, которую хотят закрыть. Я его к твоему ученику провожала, он обещал им помочь.
- Лёшка? Скандальный материал притянул его внимание, а не борьба за справедливость. Хотя вовремя прокричать он умеет. Возможно, будут услышаны, а кое-кто и одумается. Ладно, я Андрею позвоню. Поможем отстоять его больницу, да ещё и средства на ремонт и переоборудование выбьем. Если бы он для себя что-то просил, я бы десять раз подумал, стоит ли вмешиваться в чужие дела? Любое вмешательство непредсказуемо. Оно может принести пользу, а может усугубить положение, то есть принести вред. Кто-то способен изменить ситуацию к лучшему (так ему кажется), а на самом деле ему просто было позволено это сделать, - он увидел недоумение в глазах дочери и пояснил: - Всё прописано.
- Сегодня, явно, не мой день. Мне кажется, что люди вокруг меня заговорили загадками, полунамёками, с сокрытыми в них откровениями, которые мне не дано расшифровать, понять, а, может, мне просто нет никакого дела до них.
- Очередная иллюзия, - вздохнул отец. – Порой в одну и ту же фразу вкладывают разный смысл. И, как говорил Бион Борисфенский, «люди любят обвинять не самих себя, а обстоятельства». Им свойственно изъясняться некими сентенциями, что придаёт определённую значимость разговору.  Игорь женат?
- Он живёт с женщиной, которая его спасла. Он никогда её не бросит. Да и какой смысл что-либо менять? У него своя жизнь. У меня – своя. Мы договорились встретиться завтра. Вернее, он обещал позвонить.
- Ты ему так ничего и не сказала про Катю?
- Раньше я думала, он в Америку уехал вместе с Ириной, - казалось, Лариса пропустила вопрос отца мимо ушей, ей важно было сказать нечто важное, о чём она молчала долгие годы, а может, она хотела вновь вернуться в то время, когда приняла решение, от которого ей было неспокойно все эти годы. - Она мне тогда эту новость сообщила. И я решила не вмешиваться в естественный ход событий. Или, по твоей теории, так должно было зачем-то случиться. Я вынуждена была принять обстоятельства, смириться, преодолеть многое и ощутить великую силу материнства, любви, как великого сокровища. Но я тогда не думала так. Я была просто обижена. Потому и не стала разыскивать его, сообщать удивительную новость, хотя собиралась. После разговора с Ириной, я вдруг решила, что в его жизни нет места для меня и ребёнка. Обстоятельства. Но ведь причина последующих событий в том, что я почему-то осталась на даче у нашего знакомого, не уехала вместе с подругой. Я хотела остаться. Возможно, он что-то значил для меня. Тогда почему я так легко вычеркнула его из своей жизни? Неужели обида? А ведь я была счастлива в тот шальной вечер.
- Ага. Результатом этого шального вечера стала Катюша.
- Это было моё решение. И я никогда ни о чём не жалела. Сегодня я сказала Игорю о дочери. Ликования или сожаления не было. Похоже, его эта новость как-то не очень взволновала. Хотя высказался по поводу несправедливости, что я всё решила за него. Бурной сцены не последовало. Хотя он всегда умел владеть собой. Он стал каким-то другим. А может, это я по-другому смотрю на жизненные ситуации и людей. Но колючим быть не перестал, хотя жизнь научила прятать шипы. Должна признаться, я ничего о нём не знала раньше. Красивый, высокий, умный, честный, прямолинейный, независимый, талантливый. Одни прилагательные. А что было до поступления в институт, чем жил, как жил? 
- А сейчас узнала нечто о нём, что тебя шокировало? – спросил отец.
- Нет. Он сказал, что его мать умерла, когда ему и года ещё не было, поэтому он и решил стать врачом.
- Это уже кое-что. Изменилось ли твоё отношение к нему после этого признания? Думаю, вряд ли. На самом деле важно другое. Он - отец твоего ребёнка.
- Разве что. И, тем не менее, он не напрашивался в гости, не требовал показать ему дочь или сообщить ей о его существовании. Может, ему нужно время, чтобы осмыслить новость? Он пригласил меня на творческий вечер какого-то художника. Завтра выходной. Обещал позвонить. Знаешь, что-то надорвалось в нём. Может, из-за того, что попал в переделку, оказался на грани жизни и смерти. Его спасла женщина, с которой он теперь живёт. Охотница. Я даже имени её не знаю. Хотя, что мне от этого знания? Он торопился. Для доверительного разговора, наверное, ещё время не пришло. Это, пожалуй, всё, что он успел рассказать о себе.
- Не густо. Пять лет не виделись…
- Ты всё время забываешь, что мы, по сути, абсолютно чужие люди. И время не сблизило нас. У каждого за спиной свой жизненный опыт, свои испытания. Но жизнь или судьба для чего-то столкнула нас снова. Буквально. Я налетела на него. Он погрузился в раздумья, не знал, куда идти дальше. Заблудился. А человек, к которому он шёл, оказался твоим учеником, который живёт в соседнем доме. Что-то слишком много совпадений. Тебе не кажется? Шесть лет назад я познакомилась с Игорем через Наталью, она училась с ним на одном факультете. Хирурги не очень жаловали психиатров. Он никого не пускал к себе в душу, не вёл откровенных разговоров, ни на что не жаловался. Я даже не знаю, почему он так скоропалительно уехал, как теперь выяснилось, не в Америку с Ириной, а в таёжный посёлок.
- А надо ли тебе знать? Тебе надо свою жизнь устраивать. Владимир ухаживает за тобой, замуж зовёт.
- Зовёт. Предлагает возглавить отделение в его клинике. А у меня внутри – тишина.
- А после встречи с Игорем – буря? – спросил отец.
- Нет, - улыбнулась Лариса. – Рядом с ним я ощущаю себя неразвитой, ограниченной, короче, не очень умной. А ещё маленькой. И это так странно. Но я чувствую, что он не играет, он – настоящий. Понимаешь, чувствуется в нём некий стержень. Такие не предают, и стоять за правду будут до последнего вздоха.
- Ты всё про Игоря говоришь. А как прошла встреча с Владимиром?
- Никак. У него возникли какие-то срочные дела. Позвонил в последний момент. Да ещё эта мерзопакостная погода. Не знаю, почему решила пешком домой идти. Может, успокоиться хотела? Хотя я и не бушевала вовсе. Если бы я поехала от клиники на маршрутке, то встреча с Игорем не состоялась бы. А вдруг ты прав? И всё прописано, абсолютно всё, до мельчайших деталей? Мне от этой мысли как-то не по себе. Да и сегодняшний осенний марафон не улучшил моего настроения. Ужинать не буду, - она прошла на кухню, села за стол, - а от горячего чая не отказалась бы.
- Если я правильно понял, Игорь не перекладывал на тебя свои проблемы. Сама встреча с прошлым испугала тебя. Ты же понимаешь, что могут последовать некие изменения, к которым ты не готова. Его общение с дочерью. Возможно, хоть и редкие, но всё же встречи, - отец поставил перед Ларисой чашку с чаем, достал печенье и сел рядом с дочерью.   
- Ты Катю своди завтра куда-нибудь. Я обещала встретиться с Игорем. Всё же придётся его познакомить с дочерью. Как бы то ни было, а он отец. Из тайги не наездишься. Будет письма писать, звонить. А там видно будет. В материальной поддержке я не нуждаюсь. Ты прав, мне просто страшно. Я боюсь.
- Или ревнуешь. Они ещё не встретились, а у тебя паника. Иди спать. Утро вечера мудренее. К тому же у тебя завтра не простая встреча.
Катя разбудила Ларису и сообщила, что дедушка сварил очень вкусную кашу, и что они после завтрака пойдут в кино вместо зоопарка, потому что на улице хоть и солнышко, но всё же погода не лётная. Она всё это выпалила на одном дыхании и рассмеялась.
А ближе к обеду позвонил Игорь, назвал адрес клуба, где будет выступать художник, и время начала представления.
- Встретимся возле клуба, - произнесла она, положила трубку телефона и, чуть нахмурившись, стала вглядываться в глаза, тревожно смотревшие на неё из зеркала.
«Я ведь могла промолчать про дочь. Нет, я хотела, чтобы он узнал, хотела и боялась признаться себе в этом. Ну, вот, он узнал о существовании дочери. А дальше что? Ничего. Мне стало легче. Каково ему, я не думаю. Зато теперь у меня появилась определённость. Я не хочу работать в клинике Владимира и замуж за него не хочу. Меня даже перестало тревожить, как пройдёт встреча дочери с Игорем, что будет потом. Время покажет».
Возле клуба не было толпы, рвущейся на представление, и людей, спрашивающих лишний билетик, тоже не было. Игорь разглядывал афишу возле входа в клуб, когда Лариса подошла к нему. Они поздоровались. Игорь попытался изобразить улыбку на лице, понял, что получилась гримаса, смутился, взял Ларису за руку и произнёс:
- После разговора с тобой я словно ожил, ушла хандра. Мне показалось, будто я из мрака вышел на солнце. От одиночества, когда не с кем поговорить, легко впасть в крайность и вообразить Бог весть что, - он открыл входную дверь и пропустил свою спутницу вперёд.
- О каком одиночестве ты говоришь? – возмутилась она. - Рядом с тобой – жена, люди, которых ты спасаешь.
- Сложно объяснить наши взаимоотношения. Она охотница. Пропадает в тайге. Это её жизнь. Я уважаю её свободу. Она не посягает на мою. Нас связывает нечто глубинное, не внешнее.
- У вас есть общие дети?
- Да, двойняшки. Костя и Коля. А ещё у меня приёмный сын, её ребёнок от первого брака, очень хороший пацан. В этом году в школу пойдёт. Его отца задрал медведь.
- С кем остаются дети, когда ты уходишь на работу, а твоя жена – на охоту?
- С её матерью. К тому же я могу брать ребят с собой. И Орли дома, пока не наступил сезон охоты. Я хотел бы встретиться с Катей, - без всякого перехода заявил Игорь. - Только не знаю, как лучше это сделать. Может, сегодня вечером? Завтра у нас весь день занят. А потом – надо будет возвращаться. Нашу просьбу обещали рассмотреть. К тому же статья сегодня вышла. Резонансное дело. И ещё подключились добрые люди. Обещали выбить для нашей больницы средства на ремонт и переоборудование. Это просто невероятно. Мы уже ни на что не надеялись. От отчаяния отправились в столицу. Так ты пригласишь меня сегодня на чай?
- Всё так неожиданно.
- Да или нет?
- Да.
- Я купил вчера для Кати куклу. На всякий случай взял с собой. Не скрою, я боюсь этой встречи. Это важное для меня событие. А летом вы могли бы приехать к нам в таёжный посёлок. Орли будет рада. У нас в больнице не хватает врачей. Вы могли бы остаться там. Ничего не говори. Подумай.
- Нет. Лучше вы к нам приезжайте, - произнесла Лариса и отвернулась.
- И что мы здесь будем делать? Город – клетка с шипами. Они впиваются в тех, кто хочет освободиться от навязанного сервиса и уюта. Здесь вместо природы – нагромождения из стекла и бетона, земля закована в асфальт, одинокие деревья печально взирают на вечно спешащих куда-то людей. Утеряна связь, очень важная, которую пытаются заменить придуманным благосостоянием, удобствами, комфортом.
- Какой странный образ «клетка с шипами». Неизжитая психологическая травма. 
- Я попал в капкан, когда возвращался зимой от пациентки через тайгу. Вездеход сломался. А в больницу привезли охотника, которому требовалась срочная операция. Я решил сократить путь. Всё же я родился в тех местах. И дошёл бы, если бы не капкан. Оказавшись в ловушке, я медленно замерзал и истекал кровью, к тому же мог стать пищей для диких животных. И чуть не стал. Я до сих пор не знаю, кто вывел Орли на мой след. Она говорит, что Ангел. Когда я пришёл в себя, она сказала: «Ты либо безмерно храбр, либо туп, как пень». Думаю, ни то, ни другое. Я не мог вспомнить, с кем отчаянно дрался, когда подоспела Орли. Меня изрядно порвали. И я не выжил бы, если бы не чудо, о котором расскажу как-нибудь. Нам пора занимать места в зале.
- Шипы проросли раньше, а укоренились позже. Но сейчас не место и не время обсуждать наши застарелые травмы, - она посмотрела на афишу возле раздевалки, точно такую же, как у входа в клуб. - Самсон Зорин, - произнесла она. - Художник будет рассказывать о себе? Как создаёт картины, как к нему приходят образы, которые он переносит на полотна? А потом покажет фильм, как он работает в мастерской? Мы увидим  выставку его картин, а он будет объяснять скрытый смысл, заложенный в каждом произведении искусства?
- Не знаю. Я ничего не слышал о нём, кроме того, что встреча обещает быть интересной.
Зал в клубе оказался небольшим, но достаточно уютным. На сцену вынесли большое загрунтованное полотно, установили его на два мольберта. После этого вышел художник, молча поклонился и, встав к зрителям спиной, устремил свой взгляд на белый прямоугольник, потом с улыбкой на лице посмотрел в зал. Он то приближался к краю сцены, то удалялся. В его движениях прослеживался некий ритм. Он словно готовился к прыжку. 
- Что он делает? – спросил Игорь шёпотом, глядя на художника, который то обнимал холст, то, смеясь, отбегал в сторону, то вновь приближался.
Мазок, ещё один. Шлёп! Брызги краски. Взгляд в никуда. Застывшее нечто в центре холста. Торопливые мазки.
- Что происходит?  - Игорь вновь слегка коснулся её руки.
- Творение. У гениев свои танцы.
- А музыка?
- У него внутри…
Она резким движением руки убрала со лба русую прядь и вдруг увидела глаза художника, полные печали и покорности. Так смотрит больная лошадь или раненая собака. Он вновь уставился на холст. Что он там видел? Лариса не знала. Наблюдать за работой художника, истерзанного страданием, ей расхотелось. Зато её вниманием завладела девушка, остановившаяся недалеко от художника и объявившая, напряжённым, звенящим от волнения голосом, что она своим присутствием притягивает вдохновение и удерживает его до окончания Творения.
  Лариса была хорошим психиатром. Девушка, явно, страдала неврозом. Ларису поразило несоответствие - блаженная улыбка на лице и незнающие покоя руки, теребящие носовой платок. Между художником и странной девушкой не прослеживалось любовной связи. Они оба работали на сцене. Реальность и иллюзия плели своё кружево. Один, похоже, понимал, что происходит, другой пребывал в неведении, в мире, где давно заблудился и не видел выхода, вернее, не пытался даже найти его. Им обоим была нужна помощь. Лариса сосредоточилась на девушке. У художника не явные признаки  наркотической зависимости, у девушки – ярко выраженный прогрессирующий невроз, который пока ещё можно вылечить.
Творческий порыв художника так же неожиданно ушёл, как и появился. Девушка объявила, что полотно продаётся. Желающие его приобрести должны обратиться к администрации клуба. Самсон поклонился, потом стал разглядывать своё творение. С полотна на зрителей смотрело нечто непонятное, весьма оригинальное, волнующе-трогательное, беззащитное, как и сам художник. Лариса должна была признать, что ничего подобного никогда и нигде не видела. Перед собравшимися в зале людьми стоял измождённый, но сильный духом Самородок.
Лариса попросила Игоря подождать её в раздевалке, а сама почти побежала на сцену, где ещё продолжала стоять девушка с улыбкой на лице и слегка блуждающим взглядом.   
- Вы меня слышите? – спросила Лариса. – Вот, возьмите, - она протянула визитку. - Я смогу помочь вашему другу и вам.
- Когда исчезает темнота, перестаёшь видеть свет, - девушка сделала паузу и добавила, глядя куда-то мимо Ларисы: - Странно.
Пауза придала её словам какое-то особое значение.
- Вы меня слышите? – повторила Лариса, но девушка не видела или не хотела ничего видеть.
- Не тот глух, кто не слышит, а тот, кто не хочет слышать, - хрипловатый, низкий голос заставил её обернуться.
Она увидела художника.
- Ничто меня так не раздражает, как рабская преданность, - произнес он.
- Она больна, - тихо сообщила Лариса.
- Я знаю, потому и не гоню. Я сам болен. Я не наркоман. Я принимаю наркотики, которые мне выписал врач. Онкология. Последняя стадия. Мне ваша помощь не понадобится. А Нари родители дважды клали в клинику, из которой она убегала. Я возьму вашу визитку. Вдруг вы сможете ей помочь? Она меня послушает. Но вы же сами понимаете, что всё будет зависеть от её родителей. Ей всего шестнадцать. Если мне хватит сил, попробую им объяснить. Они люди состоятельные. И дочь любят. Они ждут её на улице возле клуба, потому что она запретила им заходить в зал, чтобы не помешали её работе. Она свято верит, что без неё я не смогу творить. Спасибо, - произнёс Самсон, взял визитку, подошёл к девушке, взял её за руку и увёл со сцены.
- Лекарства стоят дорого, он будет выступать, пока хватит сил. Людей, желающих купить его картины, к тому же весьма обеспеченных, достаточно много, они даже устраивают нечто вроде аукциона. Он не хочет быть никому должен, поэтому деньги берёт только от продажи картины. Устроитель выступлений взимает определённый процент от каждой сделки и переводит на свой счёт. Это требование Самсона. Всё же прав был Овидий, когда утверждал, что «занятие человека налагает печать на его характер», - произнёс пожилой мужчина. – Я всего лишь бывший иллюзионист на пенсии. Мы остались одни с моим сыном. В том году мы похоронили Анну – мать Самсона. А в этом – меня ждёт ещё одно испытание, пережить сына. Я благодарен вам за то, что у вас возник бескорыстный порыв помочь им. А теперь я должен идти, надо отвезти сына домой. Прощайте.
Лариса не успела ничего сказать, как мужчина словно растаял в воздухе.
«Иллюзионистов бывших не бывает», - подумала она и пошла в раздевалку, где её ждал Игорь. 
Ему навстречу шла женщина с копной непослушных волос на голове, немного удивлённым выражением лица – знакомая и вместе с тем незнакомая. Женщина, с которой его когда-то свела судьба, а потом безжалостно разлучила, от которой у него растёт дочь. Так что же у него всё сжимается внутри? Почему ему хочется спрятаться или убежать? Неужели струсил? Он взял себя в руки и уже спокойно посмотрел на Ларису.
Некоторая резкость в чертах лица не портила общего впечатления, если учесть, что блеск тёмно-синих глаз действовал завораживающе. Обаятельная, привлекательная, мать его дочери, так чего он испугался? И вдруг пришло понимание, что он боится того, что может возникнуть привязанность по отношению к ней. И хотя это не любовь, но и она может нарушить уже сложившееся равновесие в его жизни, размеренный ритм. Он никогда и никому не позволит развалить то, что выстраивалось с таким трудом все эти годы. Даже себе. Но и оставить за рамками жизни вновь обретённую дочь он тоже не посмеет. 
- Извини, - произнесла Лариса, поправила перед зеркалом шапочку, завязала замысловатым узлом шарф, положила перчатки в сумочку и посмотрела на Игоря, - такси вызывать не будем. Здесь до метро совсем близко. Ну, что? Не передумал?
Он молча посмотрел на неё, взял пакет с куклой и, указав на дверь, произнёс:
- Прошу, - после чего опередил её, распахнул дверь и только после этого уверенно сообщил: - Я никогда не был трусом, и предателем не был, и хотя я никогда не видел дочь, я люблю её. Понимаешь? Я богатый отец, у меня три сыночка и лапочка дочка, - улыбнулся он.
А возле дома Ларису ожидал ещё один сюрприз. В машине сидел Владимир с каменным лицом. В нём кипели страсти, которые он пытался скрыть. Увидев Ларису, он изобразил улыбку, выскочил из машины, протянул букет цветов и сообщил, что он оказался тут проездом, зашёл, а отец сообщил, что его дочери нет дома. А он решил дождаться: не выбрасывать же цветы.
«Да, - подумала Лариса, - веская причина».
- Ты так и не ответила на моё предложение, - Владимир посмотрел на спутника Ларисы.
- Я не буду работать у тебя в клинике, - произнесла она. – Кстати, если тебе было так жаль выбрасывать цветы, ты мог бы попросить отца передать их мне или подарить любой красивой девушке, которых достаточно в твоём окружении.
- Ты что? Ревнуешь? – спросил Владимир.
- Ревнуют тех, кого любят или боятся потерять. Кстати, я определилась. Я не выйду за тебя замуж. Если учесть, что ты легко найдёшь мне замену.
- Ты прогадаешь. Думаю, тебе не часто поступают подобные предложения.
- Ты – первый в моём списке, кто решил осчастливить меня. Ты же знал, что говорят обо мне. Строптивая не в меру.
- Могла бы и убрать свой норов ради дочери. Безотцовщина растёт.
- Ошибаешься. Познакомься. Это Игорь, отец моей Катеньки.
На лице Владимира отразилось разочарование, как у хозяина собаки, отказавшейся выполнить команду.
- А это Владимир Иванович Петрушенко, хозяин частной клиники, в которой я только что отказалась работать заведующей отделением психиатрии. И замуж не захотела за него идти. Букет вернуть? – вдруг спросила Лариса.
- Нет. Я в состоянии купить ещё, если потребуется, - произнёс Владимир.
- Состоятельного жениха упустила, могущественного. Хотя «могущество на деле – несчастье, ибо оно портит всех им обладающих». 
- Иронизируешь? За твоими вроде бы невинными словами порой скрываются весьма ядовитые шипы. Ты преуспела в этом. Хотя, возможно, это всего лишь твоя защитная реакция. Я не мстителен. Если всё же передумаешь, я возьму тебя в свою клинику. Ты хороший специалист. А на роль жены найду смазливую мордашку, не блещущую умом. Умной жене надо соответствовать. Из меня получится никудышный муж. Ты и здесь оказалась права. Признаю, гулёна. Но я умею проигрывать. Обещаю, не приставать к тебе, но мне нужен толковый психиатр. Зарплату положу вдвое больше обещанной.
- Извини, нас дочь ждёт, - произнесла Лариса и взяла Игоря под руку.
- Да-да. И, тем не менее, моё предложение остаётся в силе. Я имею в виду работу, - улыбнулся Владимир, сел в машину, услышал, как с некоторым вызовом захлопнулась дверь в подъезд, после чего выругался, посмотрел в зеркало и сам себе проговорил: - Не надо было вчера отменять встречу с ней. Но не мог же я тащить её на ужин к мэру? Мне доставили девочку из эскорта, с которой я хорошо провёл вечер и ночь. Похоже, за всё в этой жизни надо платить. Только плата разная бывает. Мой отец любил повторять фразу какого-то мудреца, что «создавать всё трудно, а разрушать легко». Но я не из тех, кто отступает. Я привык добиваться желаемого. Но молва, похоже, возникла не на пустом месте. Строптива. Её не обломаешь с налёту. А здесь ещё отец её дочери объявился, если, конечно, она не придумала этого самого отца. «Любовь прекрасна и трудна,/ Но нам с тобою ясно: / Трудна для третьего она, / А для двоих прекрасна». А с чего я взял, что между родителями маленькой Кати – любовь? И между нами никакой любви никогда не было. Трезвый расчёт. Правда должна быть озвучена. Только почему-то мне не легче от этой правды. Не привык проигрывать. Ладно. Ещё не вечер, - прошептал он и нажал на газ. 
- Знаешь, что когда-то сказал Юлий Цезарь по поводу оратора, совсем не владевшего искусством декламации? – спросил Игорь, когда они вошли в лифт. - «Если ты полагаешь, что это была речь, знай: это было пение; если ты полагаешь, что это было пение, знай: оно было отвратительно».
- Не надо меня успокаивать. Поведение Владимира предсказуемо. Лишний раз убедилась, что слава развращает, - она позвонила в дверь своей квартиры и прошептала: - Странно, всё же встреча с предполагаемым женихом оставила неприятный осадок.
- Как говорил один мудрец, «прошедший дождь может смочить землю, но земля никогда не узнает о количестве пролившихся на неё капель».
- Ну, да. И как их качество отразится на урожае, - улыбнулась Лариса и в это время открылась дверь, и отец Ларисы вместе с Игорем одновременно произнесли:
- Здравствуйте.
- Это Игорь, а это мой папа Николай Петрович, а вот и Катенька, - она взяла дочь на руки. – Ты знаешь, кто это? – спросила Лариса.
- Да. Это мой папа. Его фотография висит на стене над моей кроватью. Ты почему так долго ехал ко мне? У тебя было слишком много больных, которых надо было лечить? – спросила Катенька.
- Да. А это тебе, - Игорь протянул пакет с куклой.
- Спасибо. Раздевайся, пойдём пить чай. Мы с дедушкой купили торт. Только вначале надо вымыть руки после улицы. Я покажу, где у нас ванная комната, - произнесла Катенька и побежала впереди отца.
Игорь ощутил, как все страхи вначале куда-то отступили, а потом и вовсе растворились. За левым ухом дочери он увидел родинку, точно такую же, как и у него. Он улыбнулся, взял Катеньку на руки и прошептал:
- Я так соскучился по тебе.
- Я знаю. Мне мама читала твои открытки, которые ты присылал нам к праздникам.
Игорь с благодарностью посмотрел на Ларису.
- Ты уже познакомилась с куклой, которую я тебе привёз? – спросил он.
- Нет. Она до сих пор прячется в пакете, - Катенька достала куклу, прижала её к груди и спросила: - А как её зовут?
- Лара, - произнёс Игорь.
- Вы так и будете стоять в коридоре? – спросил отец Ларисы.
- Нет! – закричала Катенька. – Мы идём пить чай.
Поздно вечером, когда уснула Катенька, Игорь ещё раз пригласил Ларису с дочерью к себе в гости летом или весной.
- Надо ещё дожить до тепла. Я ничего не могу обещать, - произнесла Лариса и посмотрела на отца, словно ища поддержки.
 - Проблема ваша. Вам и решать её, не мне, - вздохнул Николай Петрович. - Вы люди взрослые.
  - Значит, решим, - ответил Игорь, посмотрел на часы и засобирался. – Мне пора. Завтра напряжённый день.
- Я вызову тебе такси, - произнесла Лариса.
- Спасибо. Вряд ли нам удастся пересечься в оставшиеся дни. Но я обязательно позвоню. Ты мне не подаришь фотографию Катеньки? Если можно, - произнёс Игорь и посмотрел на Ларису.
- Можно. Вот. Это их в садике фотографировали, - она протянула ему фотографию, прочитала сообщение на телефоне и сообщила: - Такси уже ждёт тебя. Я провожу…
- Не стоит. Мне спокойнее, если ты останешься дома, - произнёс он, попрощался и вышел.
Входная дверь медленно закрылась за ним. Он не стал дожидаться лифта. Возле такси он посмотрел на тёмное окно на пятом этаже. Там спала и видела чудесные сны его дочь. Он вздохнул.
- Так едем или нет? – спросил водитель такси.
- Едем, - Игорь назвал адрес гостиницы.
- Приезжий? – поинтересовался таксист.
- Дела почти решил, дочь нашёл. В городе ориентируюсь лучше многих постоянно здесь живущих, так что не надо выбирать окружной маршрут. Мне ещё выспаться надо.
- Понял, - улыбнулся водитель и повернул направо. - Сибиряк?
Игорь промолчал.
- А я из глубинки, из глухой таёжной деревни приехал. Днём учусь, вечером подрабатываю. Отучусь и домой вернусь. В школе работать буду. Мне уже написали, что ждут. А вот и твоя гостиница.
Игорь расплатился и увидел художника, на представлении которого они сегодня были вместе с Ларисой. Он подумал, что Самсон ждёт его, но из дверей гостиницы вышел седовласый человек, обнял художника, и они вместе пошли к старенькой машине, стоявшей на стоянке.
- Вас здесь недавно спрашивали, - произнесла администратор. – Вот, - она протянула визитку. – Бывший иллюзионист Анатолий Брук хотел бы проконсультироваться у вас по поводу сына.
- Я видел их. Вы не могли бы связаться с ними. Может, они ещё не уехали. Пусть вернутся, потому что завтра мне будет не до встреч, а послезавтра мы уедем.
- Сейчас, - произнесла администратор, взяла визитку из рук Игоря, и уже через минуту он увидел бегущих к гостинице отца и сына.
- Доктор, нам сказали, что вы берётесь за самые безнадёжные случаи и вытаскиваете, вырываете людей из рук смерти. Нам терять нечего. Но если есть хоть один шанс из тысячи, мы уцепимся за него. Я принёс медицинскую карту сына. Здесь все анализы снимки. Только я не стану объяснять, как всё это достал.
- Присядьте. Постарайтесь успокоиться, - попросил Игорь и стал быстро просматривать историю болезни Самсона.
Анатолий Брук хотел прочитать по выражению лица доктора хоть что-то. Но так ничего и не смог понять. Игорь оторвался от прочтения заключений медицинских светил, аккуратно сложил все снимки и результаты анализов в большой конверт и посмотрел в глаза отцу Самсона.
- Послезавтра мы уезжаем, - сообщил он. - Я вряд ли смогу помочь вашему сыну. Но это не значит, что его нельзя спасти. Самсона сможет вырвать из лап смерти наш шаман. Если он проведёт его из мира мёртвых на свет, то болезнь уже никогда не вернётся. Я не знаю, как он возвращает людей из-за грани после сложнейших операций, когда они оказываются в коме, когда надежды никакой не остаётся, когда вынесен приговор. Или когда официальная медицина бессильна, как в случае с вашим сыном. И что именно он делает, я тоже не знаю. Но я уверен, что он слышит нас даже на расстоянии, которого для него не существует. Думаю, что когда вы приедете, он скажет, что и как. Возможно, придётся отвозить вашего сына на место силы. В таёжную глушь. Где у шамана и его помощников есть охотничья избушка. И забрать можно будет только тогда, когда позволит шаман. Его жизнь зависит в большей степени от чуда. А вас я смогу прооперировать после обследования. Вам же рекомендовали лечь в больницу. Я не волшебник. Всего лишь врач. Определил наличие известного вам заболевания по внешним признакам. От вашего здоровья тоже многое зависит. Но об этом поговорим позже и более предметно.
- Согласен. Мы всё обсудили с сыном, - он посмотрел на спящего в кресле Самсона. - И решили использовать дарованную ему возможность, - произнёс отец. - Он каждый день отвоёвывает у смерти. Творчество помогает ему в этой борьбе. Но мы понимаем, что силы не равные. А со мной будем разбираться на месте. Может, сама природа захочет поддержать старого иллюзиониста. Ведь у меня всё не так критично? – спросил он, увидел, как доктор кивнул, и улыбнулся.
- А кто вам посоветовал обратиться ко мне? – спросил Игорь.
- Видение сына, в котором к нему пришёл старец и сказал, что ему даётся шанс. Сказал, к кому и когда обратиться, - он посмотрел на часы. – Я поторопился. На семь минут пришёл раньше. И не застал вас. Старец сказал, каким рейсом вы возвращаетесь. Я уже заказал билеты.
- Хорошо, - Игорь вернул медицинскую карту, папку со снимками и анализами. – Встретимся на аэродроме. А сейчас я должен хоть немного поспать. До свидания.
- Извините, - Анатолий Брук встал и спросил: - И вас не удивило моё объяснение?
- Нет. Я сам столкнулся с невероятной историей. Меня тоже возвращали с того света. Два шамана и моя жена. Я замерзал зимой в тайге, прикованный к капкану, истекающий кровью. Лёгкая добыча для голодных зверей. В полубреду я отбивался от них. А потом услышал выстрелы и потерял сознание. Очнулся в жилище шамана, который сказал, что моё время ещё не пришло. Я меченый. Шрамы в основном на груди и ногах, да один возле виска. Чудеса случаются. Жить будете при больнице. Хлеб насущный придётся отрабатывать. Нам нужен истопник и санитар, - произнёс Игорь и пошёл к лифту, не оборачиваясь.
«А может, и у Самсона проявится в тайге некая иная линия в творчестве, та самая, ради которой ему даётся шанс», - подумал отец Самсона.
Он подошёл к спящему сыну, коснулся его плеча и тихонько произнёс:
- Всё хорошо. Надо идти. Мы договорились. Летим послезавтра вместе с ним.
Администратор гостиницы равнодушно посмотрела на уходящих гостей, а потом и вовсе отвернулась. Самсон, едва за ними закрылась стеклянная дверь, остановился и стал разглядывать осеннее небо. Увидел падающую звезду и вдруг ощутил желание закричать так, как никогда не кричал, чтобы вся боль, все переживания вышли наружу, но вместо этого подошёл к старому дереву и впервые за долгие годы разрыдался. Отец стоял чуть в стороне и не мешал сыну. Дождался, когда он пришёл в себя, молча взял его под руку и помог дойти до машины.
  Посёлок, которого почти не коснулась цивилизация, выглядел безмятежным. Сквозь листву пробивались солнечные лучи, но вот набежала тучка, подул резкий ветер, и вся благость куда-то исчезла. Как и предсказывал доктор, шаман ждал их в день прибытия возле больницы.  Лицо его, испещрённое морщинами, было озабоченным.
- Вот, привёз тебе пациента, - улыбнулся Игорь.
- Я видел его во сне, - произнёс шаман, подошёл к Самсону и заглянул в глаза, а потом похлопал слегка по плечу. - Больно будет. Очень. Если не испугаешься и пройдёшь через долину, болезнь покинет тебя. Это твой шанс, а как ты им распорядишься, время покажет. Я не избавлю тебя от страданий, просто они станут иные. Ты вбираешь в себя боль отдельных людей и превращаешь её в радость и любовь через свои картины. Это Дар. Особый Дар и наказание одновременно. Старец приходил к тебе во сне. Ты сможешь видеть сквозь завесу и воплощать увиденное в картинах. Не жди благодарности от смертных. Они будут обвинять тебя в своих бедах, не понимая смысла твоего Творчества. Твой путь тернист. Но ты выдержишь. Оставь вещи. И пойдём со мной.   
Самсон молча выслушал шамана, поставил сумку с вещами на чуть подмёрзшую землю и пошёл за стариком в лес. Отец не решился что-либо крикнуть вдогонку сыну, не спросил, как долго придётся ждать его возвращения. Он посмотрел на доктора.
- Не волнуйтесь. Дорогу назад ему укажет проводник, когда придёт время. А когда это время придёт, я не знаю. Сколько понадобится шаману и его помощникам? День, два, неделю, месяц? Не ведаю. Одно знаю, надо надеяться на лучшее. Пойдёмте, я оформлю вас санитаром и на полставки истопником. Сестра-хозяйка покажет вам комнату, где вы будете жить, расскажет о ваших обязанностях. Анна Петровна, - обратился он к пожилой женщине в белом халате. – Это Анатолий Брук. Наш новый санитар и по совместительству – помощник истопника. Выделите, пожалуйста, ему постельное бельё, введите в курс дела. И подключите Захарыча, чтобы показал, где помощнику истопника придётся иногда дежурить. За работой время незаметно пролетит, я-то уж знаю, - улыбнулся доктор.
    Осень словно накинула на леса и поля свой золотистый плащ. Анатолий Брук поборол желание кинуться вслед за сыном, поднял сумку с вещами сына и пошёл за сестрой-хозяйкой устраиваться в комнате, которую ему выделили. Игорь мысленно пожелал доброго пути шаману и услышал:
«Мои помощники должны встретить нас на полпути к обрыву. Истинное Испытание для него не болезнь, исцеление. Парадокс. Выдержит, будет жить. Всё очень просто и сложно одновременно. Я лишь шанс ему дам. Кто хочет мира, тот ищет его, кто жаждет войны, тот лезет в драку».
Суетливые мысли в голове доктора запрыгали с кочки на кочку, как зайцы на болоте. Он вспомнил про дочку, подумал, как соскучился по своим мальчишкам, что надо сообщить радостную новость персоналу, что их больницу не закроют, что доставят новое оборудование, что поездка оказалась удачной. Хотя он был уверен, что новость долетела раньше их в посёлок. Потом доктор вспомнил про Орли. Ему предстояло рассказать об удивительной встрече с дочерью. И вновь его мысли вернулись к художнику.
А потом привезли раненого старателя, которому требовалась срочная операция, и Игорю стало не до лирических отступлений. Проза, суровая проза жизни, втягивала в свой водоворот. Домой он вернулся поздно вечером, когда ребята уже спали, а Орли ждала его на кухне. Она быстро собрала на стол и села рядом.
- Устал я, - он посмотрел на тарелку и вздохнул: - И есть совсем не хочется. Трудный день сегодня был. Старателя спас, а бабу Катю слишком поздно привезли. Ей уже моя помощь не понадобилась. Никак не могу привыкнуть, когда оказываешься бессильным перед старостью, болезнью, когда у тебя на руках умирают молодые люди в мирное время с огнестрельными ранениями только потому, что какому-то бандиту не угодил, или чужое добро кому-то покоя не давало. Отнимают жизнь, будто имеют на это право. Сколько же зла, ненависти надо иметь, чтобы так не ценить жизнь людей. Чтобы весь смысл заключался в мешочке золота. Ведь не умирают с голода. Власть, деньги развращают. Им всё мало,  удовольствия им подавай, хотят управлять людьми, делать их рабами. На приисках узаконенный беспредел. Это случайно нашли раненого и привезли в больницу, не успели добить «друзья», с которыми ушёл. Ограбили и бросили умирать. И совесть их не мучает. Люди на приисках бесследно исчезают, и никому нет дела. Это хорошо ещё, если где-нибудь в тайге закопают, а то просто бросают на съедение животным. Душа болит. Я ведь дочь нашёл, хотел радостью с тобой поделиться. Ей скоро пять лет будет. Я не знал о ней. Провидение столкнуло меня с её матерью на улице. Я ведь перед окончанием института попал в одну компанию, где была Лариса. А потом уехал, она хотела мне сообщить, что ждёт ребёнка, да обстоятельства помешали. Я остался здесь, она – там. Она не скрыла от дочери, кто её отец, письма писала от моего имени, подарки передавала. Лариса психиатр. Я пригласил их с дочерью к нам. Сказал, что в больнице есть вакансия, но вряд ли она поменяет комфорт, благоустроенную квартиру на  комнату в доме для врачей в суровом, хоть и красивом  крае.
- Она приедет, когда тебе будет нужна её поддержка и детей наших примет, как своих.
- О чём ты? – спросил Игорь, испуганно глядя на жену.
- О переплетениях судеб, о неожиданных поворотах, когда предполагаешь одно, а случается совсем другое. Жди весны. Боль потери, радость встречи, любовь и ненависть, жертвенность, и бесконечная благодарность. Сердца людей не зачерствели. Они умеют ценить настоящее. Так что поешь и иди отдыхать. Завтра у тебя будет передышка, а потом опять сложные операции предстоят. А за художника не волнуйся. Если Духи позволят, шаман проведёт его через Долину Роз, а уж дальше, - она вздохнула, - я не знаю, какую ему судьбу дадут взамен прежней. Может, отстрадал своё, если смиренно нёс свой крест, не думал о своём благополучии, сострадал другим и искал смысл в том, что происходит. Душа у него светлая.
- Откуда про художника знаешь?
- Посёлок. Все и всё на виду. И про отца его рассказали. Мир слухами полнится. Шаман сам пришёл за ним. А это редкость большая. Засиделась я дома. Жду, когда сезон охоты откроется. Сердце рвётся в тайгу.   
- А я вновь буду переживать за тебя.
- Глупости. Никто из нас не избежит того, через что ему надо пройти. Я благодарна тебе за всё. Ты хороший муж. И дети у нас хорошие. Наши семена дали прекрасные всходы. Близнецы смышлёные растут.
Игорь хотел сказать, что в её словах что-то печальное присутствует, хотя она всё правильно говорит, но будто прощается. Что-то тревожное всколыхнулось у него внутри, он внимательно посмотрел в глаза Орли, а она дотронулась до его руки и улыбнулась.
- Не бери в голову.
- Я и не беру, только сердце почему-то заныло.
- Пройдёт. Всё пройдёт. Лариса хорошая, она до сих пор любит тебя. А твоё сердце будто замороженное. Не отогрелось оно рядом со мной. Нет-нет, я ни на что не жалуюсь и ценю каждое мгновение рядом с тобой. То, что между нами – дорогого стоит. Но это не любовь, и мы оба это знаем.
Игорь обнял жену и замер, ощущая биение её сердца.
- Я так благодарен тебе, - прошептал он.
- Я – тоже, милый.
Как-то быстро спустились на землю сумерки. Самсон молча шёл за шаманом, и это молчание не тяготило его. Они шли по бездорожью среди вековых деревьев. Было нечто нереальное в самой атмосфере тайги. Шаман вёл художника в хижину по одному ему известным приметам. В лесной глуши вдруг откуда-то проявились два человека. Они увязались за ними. Самсону вначале показалось, что это семейная пара, заблудившаяся в тайге. Шаман никак не отреагировал на их появление. И только в хижине произнёс:
- Это помощники, которые отозвались на мой клич. Случай, прямо скажу, не простой. На вот, выпей, - он протянул Самсону кружку с какой-то тёмной жидкостью, - и ложись на топчан. Одежду сбрось, всю. Сложи в углу. Затопите печь, - он повернулся к помощникам, - чтоб могильный холод не пустить. Обкурите можжевеловыми ветками углы все в избе и его, - он кивнул на Самсона, - пока сон не сморил. И настой придётся постоянно варить. Много пить будет.
Самсон разделся, лёг на топчан, подумал, а где же вся эта троица спать будет, а потом эта мысль затерялась где-то. Он посмотрел на шамана.
- Нам нельзя спать, - ответил он на непроизнесённый художником вопрос, но это почему-то не удивило Самсона. 
Через какое-то время в хижине, затерянной где-то в глухой тайге, стало душно. Самсон хотел спросить, а есть ли в этом доме форточка, но после «окуривания» ему не захотелось задавать никакие вопросы, веки закрылись, и он стал медленно погружаться в сон, потому что вдруг ощутил неимоверную усталость после перелёта, длительного блуждания по тайге. Он последнее время больше километра без желания присесть, не ходил. А здесь они шли несколько часов, и он ни разу не попросил шамана остановиться, чтобы передохнуть. Он не мог объяснить, откуда у него взялись силы на подобный «марш-бросок». А шаман лишь что-то изредка бубнил себе под нос и улыбался.
Сколько он проспал, что делали при этом шаман и его помощники, Самсон не знал. Первое, что он увидел после пробуждения – звёзды-искры на чёрном бархате неба, которое постепенно светлело на востоке, становясь лазоревым. Он не знал, как мог видеть небо сквозь потолок и крышу хижины шамана, ощущать мощь, исходящую от него, плавно перетекающую в его тщедушное тело, наполняя его светом, энергией любви. Он ощутил непреодолимую жажду жизни, услышал мелодию сиянья вечных звёзд.
  А потом ему показалось, что птицы плачут в ночи, нагоняя тоску, вытаскивая душевную боль наружу, обнажая спрятанные прошлые заблуждения и разочарования. И вдруг всё стихло. Он испытал удовольствие от долгожданного покоя. И вдруг ворвавшийся скрежет, скрип и треск ломаемых ветром веток нарушил тишину. Мир контрастов пытался втянуть его в свой водоворот, наполнял непонятной радостью.
Кто-то распахнул окно. Морозный воздух ворвался в хижину. Самсон вдохнул полной грудью. И не открывая глаз, спросил, куда улетели птицы? Никто не ответил ему. Страх, что его бросили в таёжной глуши, что он остался совершенно один, стал стискивать свои объятия. Но кто-то коснулся его руки и потребовал открыть глаза. Самсон с трудом разлепил веки и увидел склонившегося над ним шамана.
- С возвращением, - улыбнулся он.
- Закройте окно, - попросил Самсон, - мне холодно.
- Все окна закрыты, а ты лежишь на медвежьей шкуре под овчинным тулупом. Это хворь покидает твоё тело.
- Меня трясёт.
Шаман пропустил его заявление мимо ушей, тихонько ударил в бубен и запел что-то протяжно-тоскливое, как осенний ветер в долине, к которой ему надо добраться. Самсон встал и отправился к намеченной цели. Он долго шёл сквозь лесную чащу, болото, плыл через озеро, взбирался на гору, шёл по каменной пустыне, пока не оказался на утёсе и не увидел  цветущую Долину Роз. Его не смущало, что на дворе поздняя осень, что он стоит на скале совершенно голый, что розы в это время не цветут. Наоборот, он испытывал внутреннее освобождение от всевозможных пут и от пут одежды, в том числе. Он вскинул руки к небу, ликующий вопль вырвался из его груди. Он знал, что надо спуститься вниз, но не представлял себе, как это сделать. И вдруг перед ним проявилась тропа.
Казалось, спуск отнял у него последние силы. Ему было не до любования цветущими розами. Одно только желание уснуть и никуда больше не торопиться всецело овладело им. Самсон закрыл глаза и стал проваливаться в сон. И вдруг вскочил от пронзившей его мысли, что он что-то не завершил. Вокруг были непроходимые заросли роз. А где-то там, за ними осталась хижина шамана, к которой он должен вернуться. Круг надо замкнуть, а для этого прийти туда, откуда было начато путешествие.
Он напряг всю силу воли и пошёл сквозь заросли роз. Аромат цветущих цветов кружил голову, шипы царапали его тело, раны кровоточили, боль разрывала его на части, но он, превозмогая её, шёл вперёд. Казалось, его тело превратилось в одну большую рану. Он потерялся среди кустарников, не знал, куда двигаться дальше. И вдруг услышал какой-то знакомый звук. Правда, никак не мог понять, что это за звучание: то ли биение чьего-то сердца, то ли отбиваемый ритм на бубне, указывающий ему направление.
Самсон прислушался, прикрыл глаза и пошёл на звук. Заросли роз внезапно закончились. Он открыл глаза и понял, что находится возле хижины, на пороге которой сидит шаман, бьёт в бубен под протяжное пение. Самсон, открыл дверь, и оглушительная тишина навалилась на него. Он хотел попросить шамана обработать кровоточащие раны, но посмотрелся в зеркало и увидел, что никаких ран на его теле нет, как нет и сил. Он  увидел топчан, застеленный медвежьей шкурой, и лёг на него. Кто-то укрыл его сверху овчинным тулупом. Самсон провалился в сон. А когда очнулся, вновь увидел рядом с собой шамана, улыбающегося ему.
- С возвращением, - вновь услышал Самсон.
- Это уже было, - еле слышно прошептал художник.
- Это есть.
- А тогда что было в первый раз?
- Видение.
- А теперь?
- Ты прошёл через долину. Шипы роз выцарапали твою хворь.
- Ты хочешь сказать, что я выздоровел? А как долго я путешествовал?
- Две недели.
- Я на самом деле где-то шлялся всё это время? – шаман увидел растерянность в глазах парня и улыбнулся.
- Твой Дух путешествовал, а тело лежало в ожидании его возвращения. Круг замкнулся. Ты ещё слаб.
- А чем ты меня поил всё это время? Я смутно помню, что во время путешествия к долине, я останавливался, и кто-то протягивал мне кружку с какой-то горькой жидкостью. А я так хотел пить, что проглатывал то, что мне давали, и шёл дальше, до следующего привала.      
- Это был настой трав.
- И что теперь? – спросил Самсон.
- Ничего. Будешь жить, писать картины.
- А где те люди, что размахивали дымящимися ветками можжевельника надо мной?
- Они ушли, - сообщил шаман.
- И всё это время ты не спал? Человек не может так долго не спать, - заявил Самсон.
- Человек много чего может. Я работал с Духами тайги. Я иногда находился в полусне, чтобы восстановить силы.
- Вот! – обрадовался Самсон.
- Это не сон, это похоже на медитацию. Надеюсь, ты слышал, что это такое. Как странно устроен человек. Ему сообщают, что его покинула болезнь, а его волнует, как человек, избавивший его от болезни, восстанавливал свои силы.
- Прости. До меня ещё не дошло, что произошло. Мне можно одеться? – спросил Самсон и посмотрел в угол, где сложил одежду в первый день появления в хижине шамана.
- Нужно. Разгуливать голым по такой погоде как-то не пристало нормальному человеку. Но ты ещё несколько дней поживёшь у меня, а потом я провожу тебя к посёлку. Пусть для твоего успокоения доктор обследует тебя.
- А выйти на свежий воздух мне можно? – спросил Самсон.
- Можно, если сможешь.
- Не понял, - произнёс Самсон.
- Ты две недели голодал. Сейчас оденешься, эйфория спадёт, и ты ощутишь нечто новое в себе. К нему надо прислушаться, подружиться, научиться понимать. А потом с деревьями пойдёшь обниматься, я научу тебя слышать их безмолвный голос и понимать. Но не сегодня. Сейчас ты встанешь, оденешься, выпьешь бульон и немного поспишь.
- Я две недели спал, - возразил Самсон.
- Ты две недели путешествовал. Дорога до Долины Роз, сквозь заросли, когда не видишь, а лишь слышишь, в каком направлении нужно идти – одно из самых трудных испытаний. Ты справился. У тебя сильный Дух. А тело твоё пока ещё слабое. Я доступно объяснил?
Самсон промолчал, взял одежду, оделся и понял, что шаман был прав. На лбу появилась испарина, перед глазами всё поплыло. Он опёрся о стену, посмотрел на шамана, протягивающего ему чистое полотенце, и виновато улыбнулся.
  - Через три дня силы вернуться. Завтра можно будет выйти за порог, впитать силы Природы. Я приготовил тебе бумагу и карандаш, сможешь запечатлеть свои эмоции. А картины станешь писать, когда выведу тебя из тайги. Дорогу ко мне не стоит искать, всё равно не найдёшь. А вот то, что с тобой произошло, написать сможешь. А потом откроется Дар предсказания событий через картины. Ты не сможешь покинуть эти места, они будут крепко держать тебя. Прикипишь к природе. А уедешь, лишишься поддержки, вновь хворь вернётся. Да и не захочешь покидать этот край. Новая судьба не хуже, не лучше, она просто иная, но твоя. Тебе дан шанс за одну жизнь две жизни прожить. Не всякому такое выпадает.
- Тебя как зовут? – спросил Самсон.
- Шаман.
- Нет, имя.
- Что в имени тебе моём? Узнаешь ты, узнают и враги мои. Живи, радуйся жизни. На вот, выпей бульон и поспи, - улыбнулся шаман.
Ровно через три недели путешествие Самсона завершилось. За это время выпал снег, всё вокруг преобразилось. Шаман, как и обещал, привёл его в посёлок, к зданию больницы, где ничего не подозревающий Анатолий Брук, вышедший из котельной после смены, вначале замер от неожиданности, а потом бросился с радостным криком к сыну. Шаман не стал дожидаться, когда отец и сын замрут в объятии, скрылся среди деревьев, а когда Самсон опомнился, шамана нигде не было.
Он прислонился к сосне, растущей рядом с больницей, хотел спросить у дерева про человека, который его спас, но вдруг понял, что никакого смысла в этом нет. Откуда-то пришло знание, что не стоит тревожить шамана, у него свои заботы. Когда придёт время, он объявится, если в этом будет необходимость. Надо учиться опираться на стержень внутри себя, а не на ту невидимую нить, которая связала их с шаманом, но с каждым днём становилась всё тоньше и тоньше. Когда-нибудь она исчезнет, потому что он без всяких нитей сможет ощущать не только шамана, а всё сущее, что окружает его, как самого себя.
Самсон улыбнулся, посмотрел на небо, потом на отца, который не хотел выпускать руку сына из своей руки, словно боялся, что тот растает в воздухе. Самсон ещё никак не мог привыкнуть к тому, что знание словно входило в него или спускалось откуда-то из неведомых сфер, что слышит то, что не слышат другие, что природа приняла его в свои объятия и открывает ему свои тайны. На пороге больницы показался доктор. Они поздоровались. Было ощущение, что доктора кто-то предупредил о возвращении художника.
- Я хотел бы обследовать тебя, - произнёс Игорь.
- С топчана шамана – на больничную койку?
- Зачем? Я не собираюсь госпитализировать тебя. Возьмём анализы. Сделаем томографию, короче, всё, что положено. Нам ведь за это время новое оборудование доставили. Можно поинтересоваться, какие планы у тебя на будущее?
- Обследуете его, и мы полетим домой, - заявил отец Самсона.
- Я останусь здесь. А ты возвращайся.
- Я без тебя никуда не полечу, - нахмурился фокусник, но тут же спрятал своё разочарование под маской смирения с обстоятельствами, но Самсон знал, что отец будет надеяться, что когда-нибудь блажь у сына пройдёт, и его потянет в цивилизацию, от которой он сейчас решил спрятаться.
- Вот и прекрасно. Нам с тобой работы хватит, - произнёс Самсон.
- Я, вроде, уже работаю, - сообщил Анатолий Брук.
- Скажите, доктор, а учитель рисования вам в школу не требуется? – спросил художник.
- Этот вопрос не по адресу, но я позвоню директору школы, всё выясню, а вы, - он посмотрел на отца Самсона, - не хотите с детьми заниматься? Директор всё собирался открыть кружки для ребят, да вести их некому. Вы ведь фокусник? Ребятам было бы интересно погрузиться в магию циркового искусства. Может, среди них скрывается талант, который потом наш посёлок прославит на весь мир. А вообще нам бы не мешало Дом Творчества построить или какой-нибудь Дом Культуры. У нас даже библиотека только при школе имеется, да и то на общественных началах её организовывали. Книги из дома приносили, заказывали на собственные деньги. Маленькая библиотека. Но всё же. Мы даже библиотекаря нашли, ставку выбили. Детей у нас много, да и взрослых не мешало бы к культуре приобщать. Вы подумайте над моим предложением.
- Подумать, конечно, можно. Только по мановению волшебной палочки ничего не появится. Вы же понимаете. Меня сейчас волнует жилищный вопрос, - произнёс Самсон.
- Для учителей мы года три назад построили дом, а заселили его наполовину. Местным жильё не нужно было, а приезжих оказалось не так много. Так что квартиру вам с отцом мы выделим. Я поговорю с председателем поселкового совета. Думаю, что через день-два вы сможете получить ключи от квартиры. Только квартиры не меблированные. Придётся Михалыча просить. Он у нас плотник от Бога. Смастерит всё, что закажете. Только начертите, размеры проставьте. С материалом у нас проблем нет, - он показал на лесной массив. Лесник покажет, какие деревья можно использовать. А взамен весной в питомнике посадите свою делянку. Вещи мы заказываем Андрею, он пилотам вертолётов нашим местным заказ передаёт, а они привозят всё необходимое из города. Правда, на крупногабаритные вещи заказ не принимает. Хотя магазин одежды у нас имеется, как и продуктовый. А вот до мебельного пока не доросли.  Марья Петровна, вы случайно не на почту идёте? Не захватите с собой пару писем?
- По всему миру сотовая связь, Интернет и компьютеры. А у нас – почта, откуда можно отправить письма, посылку, а ещё позвонить.
- У нас ещё и телевизоры не у каждого в доме, радио, правда, у всех. Обещали вышку сотовой связи в следующем году построить, а там и до Интернета доживём. Только я ещё не знаю, благо это будет или наказание. Ты уж не хнычь, телефоны почти у всех в посёлке имеются, пусть не сотовые. Но всё же связь. А письма – это уже экзотический вид связи, но есть в этом некая романтика. Так захватите письма?
- Несите.
- Они у меня с собой, - доктор достал из кармана два конверта. – Вот. Спасибо, Марья Петровна.
- Да не за что. Мне не трудно.    
Игорь повернулся к Самсону и его отцу, подумал, что художнику не мешало бы отдохнуть с дороги.
- Вам пока придётся в комнате отца пожить. Я распоряжусь, чтобы поставили ещё одну кровать. Кстати, вы сможете их забрать на новую квартиру, а уж всё остальное с Михалычем обсудите. Не беспокойтесь. Это списанные кровати. Нам поставили новые.
Самсона не волновали хозяйственные проблемы больницы, поэтому он просто промолчал. Надо было, наверное, поблагодарить доктора за заботу, но, во-первых, пока никакой квартиры им не дали, во-вторых, они никуда не переезжали, в-третьих, он пока был безработный, так что договариваться с Михалычем, когда нечем заплатить за его работу, было, с точки зрения Самсона, полнейшей глупостью. Зарплаты отца им едва-едва будет хватать на еду и на покупку тёплой одежды. Впереди зима. Народ в посёлке был отзывчивый, но им с отцом не позволит совесть брать что-то просто так. Самсон надеялся, что кое-какие сбережения ещё остались от продажи картин, иначе бы отец не заговорил о возвращении домой.
И потом надо будет обсудить с отцом, как быть с оставленной в Москве квартирой, за которой временно присматривала соседка (поливала цветы, смотрела, чтобы нигде ничего не протекало). Самсон знал, что отец оставил соседке какие-то деньги, чтобы она оплачивала коммунальные услуги. До весны можно не дёргаться. А потом всё равно отцу придётся возвращаться в столицу. Вряд ли он захочет продавать квартиру в центре,  будет надеяться, что когда-нибудь сын передумает и вернётся в цивилизацию, где остались почитатели его таланта, потенциальные покупатели картин. Самсон решил пока не расстраивать отца.
Жизнь внесёт свои коррективы. В это Самсон свято верил. Весной всё разрешится, тогда и разговор принципиальный состоится, а пока будоражить пространство не было никакого смысла. Принятое решение как-то благостно сказалось на нём. Он обнял отца и попросил показать их временное жилище, что обрадовало старика, потому что тот хотел  остаться наедине с сыном. Да и одет Самсон был не по погоде. За три недели произошли ощутимые изменения: как-то резко похолодало, а выпавший накануне снег укрыл землю.
Самсон не узнал бы то место, откуда его уводил шаман, даже если бы снег и не выпадал вовсе. Он был погружён в себя, потому и не запомнил, что его окружало. А может, это болезнь съедала память. Единственное, что словно отпечаталось, как поставил сумку на замёрзшую землю, как поплёлся за шаманом в глубь леса, как старался не отставать, глядя на ноги впереди идущего человека.
Отцу было интересно узнать, что происходило в хижине шамана, как лечили Самсона,  но он понимал, что не следует затрагивать тему здоровья. А уж рассказывать о собственных болячках и о рекомендациях доктора не тянуть с операцией на сердце, отец просто боялся. Зачем расстраивать сына? В больничном коридоре мимо них пронесли кровать. Видно, спешили выполнить распоряжение доктора. Самсон остановился и посмотрел на отца: 
- У тебя проблемы с сердцем? Доктор уже назначил день операции?
Отец растерялся, в глазах появилось недоумение.
- Вначале надо пройти обследование. А откуда ты знаешь про операцию? Тебе доктор сказал?
- Мне не надо ничего говорить. Я вижу. Это, так сказать, побочный эффект моего выздоровления, - произнёс Самсон. – У меня руки чешутся. Картину от самой хижины шамана вижу, надо успеть перенести её на холст. Знаю, неизбежное не исправишь, но можно напрячь пространство, зарядить его на помощь. Там виднее, что делать надо, - он посмотрел на потолок. - Я не знаю, меняют ли что-то мои картины на самом деле. Может, они просто высвечивают событие, которое ещё не произошло, чтобы пришла помощь, если это возможно. Я знаю только что мне надо написать Событие. Заранее. Я много времени упустил. А чем писать-то? Дай бумагу и карандаш, что ли.
Они зашли в отведённую им комнату, где стояла уже вторая кровать. Было тесновато. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Правда, для творчества места маловато. Но что делать? Отец молча достал краски, кисти и небольшого формата холсты на картоне, которые привёз с собой вопреки желанию сына. А теперь всё это пригодится. Самсон обнял отца и прошептал:
- Спасибо.
- Не буду тебе мешать. Коридоры на первом этаже, кабинеты и палаты я вымыл с утра, пойду к Захарычу, может, ему моя помощь нужна. А ты уж здесь как-нибудь сам. Тесновато, конечно. Мольберт у Михалыча заказать надо будет, подрамники. Я в подсобке видел мешковины качественные… Полотно списанное тоже на холсты пойдёт. Потом посмотришь. Если доктор расстарается, и мы сможем переехать дня через три, там свободнее будет. А вообще о студии при Доме Творчества подумать надо.
- Чтобы построить нормальное здание, спонсоров надо искать. Извини, все обсуждения, предложения, эскизы, всё потом. Время уходит.
- Всё-всё, ухожу.          
Анатолий с трудом открыл входную дверь больницы и замер. Ветер, словно пёс, сорвавшийся с цепи, нёсся по улице посёлка, поднимал рыхлый снег, злился, затихал на мгновение, будто раздумывал, а потом опоминался и с завыванием летел дальше.
- Как резко поменялась погода, - проговорил он вслух и натянул шапку почти на глаза.
Захарыч обрадовался приходу своего помощника. И сразу же вывалил на него свои предположения:
- Нескончаемый ветер оттого, что где-то умирает колдун. Точно.
Бредни истопника Анатолий Брук не хотел слушать, но и в спор вступать с ним не желал. Реплика Захарыча повисла в воздухе (безответная, пугающе-притягательная и весьма спорная).
- Экстрасенс на выезде? – всё же не утерпел Анатолий и посмотрел на истопника, помощником которого числился.
- Нет, - без обид ответил Захарыч, - но кое-что чую. Это у меня от бабки. У неё чуйка была отменная. Посмотрит, бывало,  вдаль и выдаст вердикт, который в ближайшее время сбывается. Её предсказаний одно время бояться стали, а она смеялась только над тёмным народом. Будто оттого, что она промолчит, событие не свершится. А я думаю, что когда знаешь, что тебя ожидает, по крайней мере, подготовиться можно.
- Некоторым проще не знать. И что за блажь такая прогнозы налево и направо раздавать, если тебя не спрашивают?
- Не могу ответить, потому что не знаю, что руководило моей бабкой: желание самоутвердиться, напугать тех, кто ей насолил или элементарная неразвитость. Из серии, что вижу, то пою. И спросить не могу, её вот уже лет сорок, как нет на белом свете.
Свист ветра наводил тоску. Снежная муть не давала возможности разглядеть, что творится в двух шагах от человека. Метель оглушала. Собачий лай тонул в разгулявшейся стихии, в голос ветра вплеталось нечто инородное, крайне тревожное.
- Меня больше волнуют слухи о медведе-шатуне, объявившемся в лесу, - произнёс Анатолий Брук.
- Это не слухи, батенька, а самая что ни на есть реальность. Он человека задрал, а это очень плохо. Медведь-людоед. Шатун. Много бед натворить может. Такого у нас давно не было. Охотники объединились, по его следу пошли, а тут метель. Орли одна ни раз ходила на медведя, но этот крупнее многих, злее и хитрее. Слышал, как доктор просил её быть осторожнее. Но надо знать Орли. Ей никто ни указ. Она себя слушает. Это ни раз спасало ей жизнь. Так что все советы доктора улетели вместе с ветром.
Чтобы переключить Захарыча на иную волну и отвлечься самому от мрачных мыслей, Анатолий стал показывать фокусы, но тревога не таяла, а нарастала. Он подкидывал в топку уголь, слушал завывания ветра, а потом заявил:
- Захарыч, я тебе ещё нужен?
- Нет. Сегодня не твоя смена, зачем вообще ты припёрся?
- Соскучился, - буркнул Анатолий.
- Считай, что поверил. Тесновато вам в больничной каморке. Сын, поди, картину ваяет? Можешь идти. Закончил. А сынок-то у тебя не простой. Ситуацию не исправит, а помощь привлечёт. Могло бы быть гораздо больше жертв. Ой-ё-ёй, – чуть ли не застонал Захарыч, чем напугал Анатолия ещё больше. - Иди. Чем не угодил доктор пространству, что так бьёт его? – спросил Захарыч.
- Опять чуйка? У вас здесь все такие или есть нормальные? – спросил с раздражением Анатолий.
- Ну, что ты сердишься? Нам в тайге без чуйки никак нельзя. Поживёшь здесь подольше, глядишь, и у тебя чуйка откроется.
Анатолий посмотрел на своего «начальника», как на душевнобольного, но ничего не сказал, попрощался и побежал в каморку, где оставил сына. Когда он вернулся, сын рассматривал картину-предсказание и вытирал слёзы. Он подошёл ближе и закрыл рот рукой, чтобы не закричать. На картине лежало возле старого могучего кедра тело медведя, а рядом – истекающая кровью Орли. Над ними в небе парил орёл. Где-то за деревьями виднелся силуэт охотника, который спешил на помощь. Но не поздно ли?
- Что ты собираешься делать с этой картиной? – спросил отец.
- Ничего. Событие свершилось. Я не успел. Других охотников пространство оградило от трагедии. Могло быть гораздо больше жертв.
- Доктору не показывай. Он только что с операции вышел.
- Орли через час охотники принесут в посёлок. А остальные решают, что делать с медведем. Мясо убийцы нельзя употреблять в пищу, - Самсон закрыл лицо руками, а потом схватил картину и выбежал из каморки.
- Стой! – крикнул отец, но сын уже открывал дверь в кабинет доктора.
Игорь посмотрел на бледное лицо Самсона и тихо проговорил:
- Я знаю. У нас с Орли была мистическая связь. Я чувствовал её, где бы она ни находилась. Её не послушали охотники, они пошли по ложному следу. Медведь изучал повадки людей, запутывал их, уходил у них из-под носа. Охотники не знали о способности Орли превращаться в орлицу, чтобы с высоты видеть землю. Никто не знал. Она увидела, куда уходил медведь. И пошла ему наперерез. Неравный бой. Ружьё заклинило. Такого не бывало раньше. Хотя очень похоже на то, что случилось с её мужем когда-то. Она достала охотничий нож, убегать было бесполезно, да Орли никогда не убегала от смертельной опасности. Она знала, на что шла, бой с людоедом. Они упали замертво одновременно. Зверь и человек. Медведь-людоед заходил в дома людей, не щадил никого. Вчера он убил ребёнка в соседнем посёлке. Орли поклялась остановить его, и она это сделала. Оставь картину, - произнёс доктор. – И иди. Я хочу побыть один.    
Самсон вышел из кабинета доктора и столкнулся с отцом.
- Не тревожь его. Он узнал о гибели жены до того, как я пришёл к нему. Почему это случилось с Орли? – спросил Самсон и посмотрел на отца.
- Я не знаю. Может, это судьба, а может, стечение странных, ужасных обстоятельств. Почему именно она? Десять мужиков-охотников остались живы. Один только засомневался и пошёл вопреки очевидным следам к указанному ею месту. Он стал свидетелем конца схватки, судя по сюжету твоей картины. А я думаю, что именно так и было. Им придётся посмотреть в глаза доктору, его детям и матери Орли. Какие слова они смогут найти в своё оправдание? Хотя я думаю, что никто не виноват. Это было предопределено. Я уверен в этом. Суровый край. В городе ежедневно гибнут в автомобильных катастрофах десятки людей, от рук бандитов, наркоманов, психически неуравновешенных людей, наёмных убийц. Это страшно. Но мы реагируем иначе на их смерть. А здесь всё по-другому. И люди здесь, будто из иного теста. Чище, что ли.
- Моё место среди них, отец.
- Я это уже понял.
Хоронили Орли всем посёлком. Мать охотницы слегла после похорон. Шаман отвёл Игоря в сторону и предупредил, что вскоре ему придётся пережить ещё одни похороны. А когда похоронил тёщу, не выдержал, написал Ларисе о том, что произошло. Она сама не ожидала, что примет подобное решение. Объявила отцу, что улетает к Игорю вместе с дочерью, уволилась с работы, и уже через неделю Игорь встречал их вместе с детьми в аэропорту.
Отец Ларисы не уговаривал дочь остаться. Он знал, что, судя по прописанности, Лариса и Игорь должны быть вместе. Он подолгу сидел в гостиной, пытаясь понять, что же теперь ему делать. Сидеть в пустой квартире или сделать отчаянный шаг: полететь вслед за дочерью и внучкой в таёжный посёлок. Он прислушивался к себе, пространству, искал подсказки, тайные знаки, а к весне то ли от отчаяния, что пространство не собиралось ему ничего подсказывать, то ли от тоски  заказал билет и вылетел к своим дорогим девочкам. 
Его приезд оказался, как нельзя кстати. Он просто стал заниматься с четырьмя детьми вместо одной внучки. Оказалось, что это намного проще. Дети с восторгом воспринимали любую придуманную им игру, помогали по хозяйству. А соседка баба Катя всё чаще вызывалась помочь Николаю Петровичу приготовить обед, прибраться в доме. К тому же Николай Петрович был хорошим собеседником, начитанным, умным, интеллигентным. Да и чай умел заваривать по-особому, по науке, не иначе. Сердце бабы Кати пело, когда она видела этого приветливого, широкой души человека. Сибиряк, не иначе, просто слишком долго в столице жил. Вот шелуха спадёт и его сердце запоёт. Баба Катя была уверена в этом и терпеливо ждала, когда же это произойдёт.   
Игорь устроил Ларису к себе в больницу на должность психиатра. Направлял к ней выздоравливающих пациентов с посттравматическими симптомами. Она успешно работала и с детьми, и со стариками. Лечила от заикания, неврозов, выявляла людей, склонных к суициду, с беременными женщинами, перенесшими насилие. Людей с явными психическими отклонениями было мало, но были. И с ними никто никогда не работал. Их считали блаженными, как Васю и его отца. Они никому не мешали, только в период обострения бегали по посёлку, воевали с бесами. Но были запущенные посттравматические пациенты, которым навязчивые идеи и фобии отравляли жизнь.
К ней всё чаще стали обращаться с бытовыми проблемами, ждали от неё разрешение тупиковых ситуаций. Она работала и как психолог в детском саду и в школе, и как психиатр, и как психотерапевт. 
Игорь с головой ушёл в работу. Он не хотел слушать об отдыхе. Скорее всего, боялся, что воспоминания поглотят его целиком и полностью. Он всё больше мрачнел.  Нервная система и иммунитет были на грани. Оттого однажды весной во время поездки в соседний район его организм не справился с элементарной простудой, и он свалился, в буквальном смысле слова, на пороге собственного дома. Сказалось напряжение последних месяцев, нервное истощение, переживания, смерть жены и тёщи, наплыв больных, которые нуждались в оперативном вмешательстве.
Он открыл дверь, увидел бегущих к нему детей и потерял сознание. Чуть позже очнулся на мгновение в постели и вновь провалился в беспамятство. Он не слышал, как приходил Самсон, разговаривал с Ларисой, оставил картину, после чего долго консультировался с Николаем Петровичем. Он записал телефоны нужных людей, чтобы задуманное сдвинулось с места.
Игорь не мог отличить иллюзию от реальности. Он оказался в тайге, чтобы найти место гибели жены. Ему зачем-то было важно побывать там. И вдруг всё сложилось. Он  отыскал старый кедр. Вокруг стояла зловещая тишина. Даже птицы смолкли, словно выжидая чего-то. Кто-то вырезал на стволе дерева букву «О». Он прислонился к кедру, слёзы текли по его щекам. И вдруг ощутил чьё-то присутствие. Кто-то прятался за деревом. 
- Когда рушится стена возле тебя, существует риск оказаться под обломками, - услышал он чей-то знакомый голос, но никак не мог вспомнить, кому он принадлежит, и вдруг вздрогнул, потому что это был голос Орли.
- Орли? – он заглянул за дерево, туда, откуда доносился голос, но там никого не оказалось. - Почему я не вижу тебя, а лишь слышу? Я пришёл на место твоей гибели, - произнёс он и показал розы, которые принёс. – Ты спасла меня когда-то, а я не смог. Опоздал.
- Ты знал о моей способности парить, как Орлица. С высоты видно то, что с земли не увидишь. Я и теперь иногда превращаюсь в Орлицу, парю над посёлком.
- Это твой дух вселялся в птицу.
- Это уже не важно. Я могу видеть мир глазами птицы. Я благодарна Ларисе за детей и за тебя. Она настоящая. Это твоя женщина. Я не была твоей женщиной, хоть мы и жили вместе.
Огромная птица зависла в воздухе над ним. Игорь почему-то слышал её мысли. Хотел прикоснуться к ней, но она растворилась в воздухе. Это почему-то не удивило его. Он положил на землю возле старого кедра две розы и подумал, что жизнь так похожа на розу. Прежде чем придёт понимание смысла пребывания на земле, сколько шипов придётся преодолеть? Шипы – благо или наказание? А может, это просто извечное испытание, дарующее просветление? Нет розы без шипов, как нет жизни без препятствий, преодолевая которые мы становимся сильнее. А награда – достигнутое совершенство.   
Он оторвался от земли и полетел домой, где его ждали сыночки, лапочка дочка и любимая Лариска. У него захватывало дух от открывающихся возможностей. Он влетел в открытое окно, покружился над спящими детьми, влетел в спальню, хотел закричать от переполнявших его чувств, но вместо этого промычал что-то нечленораздельное, попытался ещё раз – и проснулся.
Рядом с ним сидела Лариска, она коснулась ладонью его лба и прошептала:
- Кризис миновал, жар спадает. Всё будет хорошо, милый. Ты пришёл в себя.
- Я вернулся, - еле слышно проговорил он и увидел стоящую на комоде картину.
Лариса проследила за его взглядом и улыбнулась:
- Это Самсон принёс вчера тебе в подарок. Он сказал, что как только ты долетишь до дома, ты очнёшься.
- Откуда он знал про орлицу, кедр, две розы и мой полёт? – спросил Игорь.
- Не знаю. Он завтра улетает по делам в столицу. Обещал вернуться. Вот тогда и спросишь у него. Я просила отца помочь Самсону найти спонсора для строительства Дома Творчества в посёлке. Он дал телефоны своих влиятельных знакомых. Самсон хотел открыть художественную школу для детей и взрослых у нас в посёлке, его отец – кружок юных фокусников и драмкружок. И музыкальную школу не мешало бы иметь нам здесь.  Правда, у нас пока нет помещения, нет специалистов, но Самсон собирался поговорить со знакомыми учителями музыки и вокала в столице. Может, кто-то из них увидит картины Самсона о нашем крае и захочет приехать. Можно временно и в школе по вечерам заниматься. Чудеса случаются. И Дом Творчества у нас обязательно будет. Жизнь продолжается, не смотря ни на что и вопреки всему, - она поцеловала Игоря в щёку.
- Подожди, - он взял её за руку, - я должен сказать тебе, что люблю тебя, и всегда любил, просто не знал об этом, а теперь знаю. Я видел Дух Орли. Она рада за нас.
- А я и не переставала любить тебя. Иначе бы не оказалась здесь.
И в это время выглянуло солнце, осветило макушки сосен, над которыми парила огромная птица. Лариса хотела сказать об этом Игорю, но птица вдруг растаяла в воздухе, а в открытое окно влетело орлиное перо и плавно приземлилось у изголовья Игоря.

Ноябрь 2021 года