Глава 9. Месть Черной Ведьмы

Имение Сет, Хилликийское Королевство, планета Гуриасс, система звезды Лейтена. 18 мая 2339 г. (по земному летоисчислению).

Глава содержит нецензурные выражения, сцены насилия и жестокости. 18+.


День у Стеллы не задался с самого утра. Во-первых, так и не уделила внимания дочке. Во-вторых, поссорилась с мужем. В-третьих, вчера уже успела выбесить эта белобрысая служанка-пигалица. В-четвертых, в доме полный кавардак, - ничего не найдешь! Рамла, эта недокоронованная домоправительница, убрала все вещи и украшения по своему разумению, и черта с два чего найдешь! В-пятых, она обнаружила, что вся косметика и крема кем-то истрачены. Особенно Стеллу огорчило отсутствие смягчающих кремов, - у нее страшно сохла кожа. Она была уверена, что запасы косметики у нее дома еще богаты, поэтому, будучи на Земле, не озаботилась их покупкой. В-шестых, она обнаружила, что ей нечего надеть, - все ее пятьдесят три платья и двадцать восемь юбок уже не радовали глаз. А любимая обувь стала маленькой и жала в ногах. Старость уже на пороге! В свои пять самых любимых платьев, она просто не влезла, - будь прокляты лишние пять кило веса! Те платья и одежду, которую она привезла вчера, всю уже раздали, раздарили. По такому случаю Стелла милостиво позволила домашней прислуге распотрошить один из шкафов. Остаток дня женщины увлеченно дербанили и делили вещи, в том числе и старые хозяйкины. Иоффе уже на этом этапе был отодвинут на третий план и покинул гостиную от греха подальше.

В полутемном коридоре-галерее, больше похожей на подземный ход, он  столкнулся с маленькой светловолосой служанкой. Ее Стелла распорядилась к дележу добычи не приглашать. Не заслужила еще…

- Господин мой, разрешите спросить у вас… - нарушила молчание светловолосая девушка, опустив глаза в пол. - Вы бы не могли мне оказать милость?

- Милость в чем? – не понял Иоффе, глядя на эту хрупкую юную девушку с высоты Гулливера. – Я не бог, милости не оказываю. Скажите прямо, вам нужна помощь, товарищ?

Маленькая блондинка, одетая в темно-синее платье с белым передником, хотела что-то сказать, но тут ее окликнули, и она, глядя на гиганта Иоффе своими пронзительными синими глазами, зацокала каблучками куда-то по направлению к кухне. А молодой подполковник так и остался стоять в этом слабоосвещенном коридоре. Над ним нависали полки и антресоли, заваленные какими-то вещами, которые, казалось, вот-вот упадут на голову. Как это было непохоже на широкие светлые помещения Земли, без лишних стен и хлама над головой.

В этот момент в коридор вошла Стелла, разыскивая своего мужа. Она успела разглядеть силуэт маленькой служанки, удаляющейся по галерее.

- Что ей нужно? Вы тут что, свидания устраиваете в темноте? – спросила графиня. – А со мной согласовать?!

- Ну, я в дележе тряпок точно не участвую, - нахмурился Иоффе. – Потом меня все равно бросили на произвол судьбы.

- Бедный маленький полковник! – язвительно заметила Стелла. – И вы решили развлечь себя?

- Она просила меня оказать ей какую-то «милость», - пожал плечами Иоффе. – Может, у нее какая-то беда?

- Милость оказать?! – не поверила своим ушам Стелла. – Она совсем без ума, верно? Я еще могу понять, что хозяин преследует хорошеньких служанок, но когда наоборот, - это говорит явно не в ее пользу.

Она глядела вслед удаляющейся маленькой фигурке с большой неприязнью. Хотела было окрикнуть ее и заставить объясниться, но при Иоффе не решилась.

Это был первый раз за долгое время, когда они легли порознь. Стелла обиделась на мужа и провела весь свободный вечер с Силве. Наконец-то мама и дочка наговорились вдоволь. Стелла прижала маленькую семинаристку к себе, и так и не отпускала весь разговор. Ее сердце представлялось ей кружочком из трех секторов. Она-муж-дочь. И теперь надо было все объединить.

Следующий день  Стелла провела в делах. Это только недалекие люди думают, что графиня только наряжается и тратит деньги. А ведь нужно было решить многие дела, накопившиеся без нее.

С утра графиня принимала в своем кабинете людей. Один только мажордом Клонти передал ей три десятка писем. Приглашения на именины соседей, которые уже давно прошли. Налоговые квитанции за неуплату в срок. Повестки в суд. Письма и прошения… И среди них – невесть как затесавшееся письмо в розовом пошленьком конвертике от старой подружки-любовницы, которая, видите ли, заскучала. Стелла даже распечатывать не стала – письмо полетело в камин. Она ей все сказала еще в прошлый раз… Было еще два письма от неизвестных поклонников. Их Жю Сет также распечатывать не стала. Она ведь замужняя дама, а не какая-то финтифлюшка!
 
Огонь в белокаменном камине с удовольствием принял новые пожертвования. Стелла с тоской оглядела свой вычурно-богатый кабинет с портретами видных деятелей, с голубыми вензелями на светло-бежевых стенах, на тяжелый письменный стол из дорогого дерева. И продолжала вгрызаться в дела своего хозяйства.
Позже пришла Силве. Стелла хотела, чтобы дочь присутствовала при ней, как будущая наследница имения, чтобы она начала вникать в насущные заботы. Но дочке были явно неинтересны экономика и административные вопросы графства, даже такого маленького, как Сетское. Она откровенно скучала и зевала, и вряд ли ли усвоила хоть что-то. Ее больше интересовали горние выси и строки священного писания. И картины, которые она рисовала в своей комнате, больше похожей на монашескую келью. Силве была очень талантливой художницей, рисовала в графической манере, черным карандашом. Картины получались черно-белыми, очень четкими и пронзительными, наводящие на размышления о бестротечности жизни и посмертном возмездии. Одна из таких картин – «Солнце трех миров», - уже несколько лет висела в кабинете Стеллы.

А вычурный портрет Стеллы, который шокировал Дэвида, занял свое место над камином в центральном зале дома.

Первым визитером был управляющий, Илуис Векке, прилизанный пижон в дорогом костюме. Он листал перед графиней бухгалтерские книги и нервным тоном доказывал, что имение вступило в кризис, что доходы не увеличиваются, а расходы все растут и растут. И инфляция… Жю Сет не сомневалась, что Векке потихоньку обкрадывает ее, но поймать его за руку она не могла при всем желании. На самом деле, она очень плохо разбиралась в бухгалтерии, и в финансовых делах, больше знающий вид делала. Прошлым летом, как назло, был хороший урожай зерновых и овощей, и цены на ее продукцию на рынках снизились. Нужно было уменьшить расходы, образно говоря, подзатянуть пояса. Векке упорно предлагал Стелле снизить закупочные цены для крестьянской продукции и поднять ставку платежа для безземельных за аренду земель. И графиня боялась, что так оно и придется сделать. Правда, это тут же автоматом вызовет и уменьшение урожая, добавит бездельников и желающих сбежать в город.

- А что делать?! – сверкал дорогими золотыми часами Векке. – Трудные времена, Ваша Светлость.

Следующим был адвокат, который отдувался за Стеллу на многочисленных судебных заседаниях разных уровней. Получал этот адвокат в год не хуже небольшого винного магната. Но, увы, избавиться его было нельзя, - он своих денег стоил. Благодаря его стараниям минимум половина дел сводилась либо в пользу Стеллы, либо к мировым соглашениям.

Потом был чиновник из военного ведомства, который прибыл решать вопрос о наборе рекрутов в армию. Ну да, в разгар сева! Стелла задала лишь один вопрос – где призванные прошлым летом? Увы, срок службы в Королевской армии составлял пять лет, и военное ведомство только высасывало мужчин из графского хозяйства, а вот назад возвращало неохотно. На этот раз Стелла полезла в амбицию и сказала, что не даст больше до следующего года ни одного рекрута. Ей проще в случае нападения врага самой прилететь и на своем корабле покарать врага. Как она уже это сделала однажды. Чиновник надувался, как жаба, пытался приводить доводы и давить на патриотические чувства, но вынужден был уйти несолоно хлебавши, с горячим приветом для своего начальства.   
               
Потом были представители вольной крестьянской общины с дальней границы. Это были зажиточные мужики, с золотыми цепочками на городских пиджаках, комично смотревшиеся с крестьянскими штанами и высокими сапогами. Они смотрели на Стеллу хоть и с уважением, но без подобострастия. Эту публику обижать было опасно, - сами если что, могут за вилы взяться, да и урожай начать портить. У них была давняя свара с соседскими крестьянами за сенокос на заливных лугах. Обе стороны считали, что эти луга принадлежат им.

И так целый день… Хорошо, что часть дел Стелла еще успевала решать по квантовой связи на Болхиа, в свободное время от вылетов. Это была теневая сторона жизни графини, - в свободное время она отнюдь не коротала время у своей  ihennа и не болтала с подружкой Сайто. Она решала дела своего имения, а остальное было лишь ее отдыхом от дел. В графстве Сет прислуга была «продвинутой» в технологиях землян. Мажордом и кухарка отлично знали, что такое он-лайн конференции, и какой кнопкой включать компьютер, как делать сканы документов и отправлять их между звездами. А прислуга знала, как пользоваться стиральной и кухонной машиной.

Вечером Стелла, еле держась на ногах от усталости, решила выяснить происхождение новой служанки. По привычке досталось пожилому мажордому:

- Gao Clonti, ответьте мне на вопрос… Какое право вы имели принять на работу человека без моего согласия. Откуда взялась эта беленькая служаночка? Кто вам разрешал ее взять?!

Тихо тикали часы с фигурками балерин на полке. Мягкий свет от электрического светильника с оранжевым абажуром и стойкой под бронзу, создавал уютную, домашнюю атмосферу.

- А это и не мы взяли, сударыня! – виновато развел руками мажордом, вставая, как перед генералом. – Нам ее, если угодно, навязали. Зовут ее Алане Булевис, ей шестнадцать лет, она дочь горожанина, анархиста, приговоренного за антигосударственную пропаганду и участие в манифестации  к пяти годам каторги. Ее с матерью выслали из столицы и поселили к нам, в ближайшую деревню.

- Так она еще и ссыльная?! – ужаснулась Стелла. – Еще и анархистка?! Ну, спасибо! Только мне этого сброда не хватало! И кто сей благодетель, что поселил это создание в моем имении?

- Увы, сударыня, пришло предписание от инспекторов Управления Исполнений наказаний. Девица и ее мать лишена гражданских прав и занесены в число наших iklites до отмены данного решения.

- Но почему именно ко мне?! – не унималась Стелла. – Пусть вон идет навоз таскать в деревню. У меня здесь что, дом терпимости?

- Предписание от инспектора Кликитиса, - ответил старый суровый воин. – Лично, сударыня. У меня и бумага сохранилась…

- Я поняла, - покачала головой графиня. – Я знаю этого субъекта. Это его милая месть за то, что я в свое время отказалась почтить его взяткой, а обратилась к его начальнику. Когда мне выписали штраф…тоже за оскорбление члена правящей партии. Было бы что оскорблять! Да и потом, чтобы я, графиня Жю Сет, ходила на поклон к какому-то инспектору?! Много чести!

- Вот они нам ее и сповадили, сударыня! – задумчиво произнес Клонти. – Извините, я сопротивлялся, как мог, но как против казенной печати пойдешь?

- Ладно, - согласилась Стелла. – Ничего, даст Богиня, и мы ему той же монетой отплатим. Как она хоть работает-то?

- По работе к ней претензий не имею, сударыня. Разве вот только рассуждения крамольные от нее слышали другие крестьянки. О правительстве, о полиции…

- Ну вот как только я услышу, пойдет она вслед за папашей своим! – мстительно заявила графиня.- Клонти, коли вам заняться нечем, - вон, составьте компанию моему мужу. Я уверена, у вас, как у двух военных, найдется, о чем поговорить. Правда, пусть вас не шокируют его суждения. Он не бунтовщик и не анархист, они, куалийцы, действительно так живут. Если что-то вам покажется странным или крамольным, сперва спросите у меня.

- Слушаюсь, Ваша Светлость, - склонил голову седой ветеран королевской гвардии.
- Все, ступайте… Хочу одна побыть.

Не сказать, что Стелла вышла на тропу войну против шестнадцатилетней Алане Булевис, - это еще было впереди. Но нахождение белокурой юной красавицы в доме все больше и больше становилось неприятно хозяйке.

А на следующее утро вспыхнула нешуточная ссора Стеллы с мужем. Обычно спокойный и уравновешенный Иоффе вдруг начал обвинять, что уже двое суток не видел родной жены, и не знает, как и где она засыпала. Этого, в принципе, не помнила и сама Стелла, - до какой комнаты ей удавалось добраться – то и слава богу, благо их в доме пара десятков! Иоффе бесило, что после почти непрерывной недели любви и объятий-милований, он оказался брошен в своих душных покоях на произвол судьбы. Его, уроженца прохладного морского города, бесила жара, бесила акклиматизация, бесило то, что он не ощущал в своем комлинке никакого потока информации со всей Федерации, - ничего, кроме пустоты. Подключиться к Сети по сигналу, излучаемому посольством, можно было только в нескольких местах, и то связь была нерегулярной. Иоффе мучил информационный голод, понять который мог только тот, кто впервые очутился вне Федеральных трансляционных сетей. Хилый сигнал давала персональная вышка в имении, но скорость приему-передачи сигнала была отвратительной.

- Я смертельно скучаю по вам, Стелла – пожаловался Иоффе голосом человека с мигренью. – Мне вас не хватает! Все это время мы были вместе, а теперь я отлучен от вас!

И вот здесь графиня не проявила никакой предупредительности и тактичности по отношению к супругу. Она сама смертельно устала за эти дни. А в перспективе тоже никакого просвета не видно. Сегодня вот только полдня свободны. А еще с утра нужно раздать удобрения и плату за урожай, которую она привезла с Болхиа. И многие будут недовольны. А завтра ехать в суд. Графиня – это не просто название, это королевский наместник, это царь, бог и воинский начальник в своих землях. И судья первой инстанции.

- Вы устали? – вспыхнула она, как огонь. – Вы что устали, изнывать в своей комнате? Сильно устали валяться на кровати?! А я вообще-то весь день работаю, решаю дела моего графства и моего имения, и ни просвета до сих пор! Вы же управленец и должны меня понимать! Это для вас отдых, а для меня – каторга! И еще завтра в суде работать! А журналистов вы видели за оградой? Нужна еще пресс-конференция! Нужно венчание, как мы и договаривались, и об этом обо всем должна думать только я! Все на мне! А вам, видите ли, скучно?! Воистину, что мужчина, что ребенок, одинаковы! Не дала разок сиську, и он уже орет, как резаный! Займитесь хоть делом, вон, идите компьютер перепрограммируйте, вирусы поищите, которые там наловили! Помогите с разгрузкой корабля! Дел-то полно!

- А вы про «сиську» погромче поорите, - возмутился Иоффе.

- Надо будет, и на Императорской площади поору, не переживайте!

Тем временем с утра имение Жю Сет осаждали корреспонденты столичных газет, жаждущие взять интервью у самой графини, или у кого-нибудь из ее домочадцев. Особой тактичностью местные акулы пера не страдали, и были не против разок нарушить границы частной собственности, чтобы сделать хотя бы один снимок из своих громоздких аппаратов. А с другой стороны в ворота с гиком и матом ломилась целая череда мужицких подвод за оплатой урожая и за удобрениями. Журналисты в шляпах поджигали магний*, издавали вспышки, фотографируя корабль, и готовились прорываться на территорию имения, когда будут заезжать телеги.

Первыми стояли здоровенные, кованные железом телеги сельских богачей, - здоровенных пузатых мужиков в разноцветных рубахах. Поотдаль – возы селян попроще, середняков в сереньких рубахах. И всюду между ними шла ожесточенная свара, - кто проедет вперед. Под горячую руку попали и журналисты. Бородатые возчики с кнутами материли городских пижонов с блокнотами и фотографическими аппаратами, грозя кого-нибудь переехать и кому-нибудь начистить рыло.

- А ну, кыш, малохольные! – орал благим матом здоровенный селянин, уже, видимо, принявший на грудь. Он размахивал над головой кнутом, как лассо:

 – Оберегись, ожгу!

Селянин звучно щелкнул кнутом, и кони, здоровенные звери черные в серых пятнах, поднялись на дыбы и заревели, что слышно было на другом конце двора.

Ставить командовать этим апокалипсисом и распределением груза человеку, который не знает всех раскладов, кто кому сколько должен, вообще-то глупо. И глупо попрекать человека в нежелании делать то, в чем он не разбирается. Иоффе заявил, что больше он с этой скочницей общаться не желает. Он поможет с разгрузкой судна, но на большее пусть не рассчитывают. Стелла злобно заметила, что если бы женщины во всем только на существ в брюках рассчитывали бы, то мир вымер бы ещё до древних ящеров.

Свидетельницей мгновенной перемены ролей графини и подполковника, разжалованного в простые дармоеды-мужья, стали прислуга и кухарка Рамла, до этого грохочущая кастрюлями на кухне. Правда, они не могли понять ни слова из смеси хилликийского и русского наречий, сдобренных крылатыми латинскими выражениями. Негритянка не без труда развела по сторонам двух счастливых молодоженов и по-женски взяла помощь Стелле с расчетами на себя. Бравого ветерана Клонти бы сюда, но его с утра, как назло, посетил приступ радикулита. Вот его-то сейчас и не хватало! Его мужики все ж таки уважали, а Стелла, при всем к ней уважении, - все ж таки баба, хоть и аристократка!

Итак, пропели медные трубы с небес, и на полдня графский парк и круг у фонтана перед имением превратился в арену боевых действий между Стеллой, ее домочадцами, и мужиками, крестьянами, приезжающими за оплатой. Сюда можно было приплюсовать и журналистов, которые стали врываться на территорию вместе с въезжающими тяжелыми телегами, рискуя быть раздавленными. Гости важно приветствовали друг друга:

- Куда лезешь, собачье рыло?!

- На свое рыло посмотри, голодранец! Сейчас харю начищу, как сапог!

- Хлебало завали, сучье вымя!

В знойном воздухе царили площадная матершина возчиков, скрип телег, наезжающих друг на друга, звон цепей и ржание перепуганных коней необычного типа. Свистели кнуты и лязгали зубы под ударами огромных кулаков,  - каждый хотел пролезть друг вперед друга. Кони ревели и взрывали когтями землю. И все это под тридцатиградусным солнцем… Дэвиду тут же вспомнилась сцена из романа «Тихий Дон», где казаки дрались на мельнице за право проехать раньше другого. О каком-то порядке или соглашении речи вообще не шло.

Дэвиду показалось, что он переместился на волшебной машине времени в начало 20 века как раз куда-то в район действия романа Шолохова. Только здесь были не рынок с мельницей, а межзвездный корабль с грузом удобрений. На сам корабль, кстати, трудовое крестьянство чихать хотело, видно, видели его уже не в первый раз.

Внезапно между ссорившихся крестьян и телег появилась фигурка Силве в священническом одеянии. Хилликийское духовенство не носило каких-то особенных пышных одежд, как например служители древних авраамических культов* на Земле, - всего-то простое темно-синее платье с символом Святой Молнии, которая, как известно, забрала пророка Хилликия на Небо живым, спасая в пустыне от врагов. Но эта маленькая, тихая, но отнюдь не забитая затворница и спасла положение, бесстрашно мелькая между подводами и наводя порядок.

И куда делась ее молчаливость и кротость? Рискуя быть раздавленной тяжелыми телегами, Силве появлялась и исчезала, как Фигаро, то тут, то там. Ее плавные движения и ласковая, просящая речь смеялась гневными требованиями соблюдать порядок под угрозой Последнего Суда и адского пламени. Силве поглаживала морды лошадей, успокаивая их, и тут же хватала их под уздцы, пытаясь растащить в разные стороны, выкрикивая кучерам все, что думает об их непотребном поведении. В этот момент блаженное светлое личико молодой девушки затенялось суровостью, на лбу вспыхивали взрослые морщины, а пронзающий требовательный взгляд огромных материнских глазищ осаживал самых осатанелых мужиков. Мимика девушки менялась вслед за ее действиями, - то как ангел вставала она между орущими, озверелыми жлобами, ласково призывая к человечности, то рубила воздух рукой, перечисляя основные грехи и грозя гееной огненной. И осеняя всех Знамением Молнии. Именно Силве удалось выстроить возчиков в некое подобие цивилизованной очереди. В доиндустриальном обществе церковные служители вообще пользовались немалым авторитетом, но нельзя было не восхититься внутренней силой этой хрупкой девушки, перед которой смиренно кланялись здоровенные бородатые пейзане, готовые минуту назад разодрать друг друга на мясо.

А после обеденной отметки, когда репетиция Восьмой Кары Господней поугасла в эмоциях и воспоминаниях очевидцев, начался погром в кибуце. Оказывается, с самого утра Стелла не смогла найти в своих завалах одно из своих любимых украшений – янтарное ожерелье, которое, как она была уверена, должно было лежать в комоде темно-кофейного цвета. В доме графини преобладали светло-кофейные и желто-оранжевые цвета. А нарядов и украшений было так много, что она не умещалась в шкафах и попросту валялась на креслах, на полу, висела на огромных дверцах шкафов. Это уже был ее пунктик – наряды, косметика и украшения.

Несмотря на титанические усилия девушек-служанок и Великой Рамлы, порядка в доме Жю Сет не было никогда. Некоторые вещи исчезали в никуда, и потом в них ходили родственники служанок и крестьянских баб. Правды ради, графиню Жю Сет нельзя было назвать жадной, - она частенько презентовала своей обслуге «обноски», часто в очень хорошем состоянии, цена на которые и сейчас была немалая. Та же Рамла щеголяла в таких нарядах с барской руки, что сама Стелла смотрелась рядом с ней довольно скромно. Когда они ходили на городской базар (бывало и такое), можно было подумать, что чернокожая солидная дама в длинном одеянии с серебристыми вставками, - это хозяйка какого-то богатого дома, а при ней находится черноволосая смуглая служанка в простом черном платье с передником, правда почему-то с золотым ожерельем. И народ испытывал шоковое состояние, когда солидная «хозяйка» раскланивалась перед своей «служанкой». Причем, сумки они носили вместе, бывало, что и без слуг. Иногда Стелла любила играть в простоту и демократичность. Для нее даже не было обидно шутки ради одеть платье служанки и незаметно подменить одну из своих работниц на каком-нибудь званном вечере, обслуживая гостей. Когда ее «разоблачали», смех и аплодисменты стояли до потолка. А знатные, богатые гости во фраках и разноцветных мундирах с удовольствием отвешивали поклоны перед высокородной «прислужницей».

- Клянусь семью штормами, Ваша Светлость, я бы такую прислужницу бы нанял! – хохотал один из князей, седоусый просоленный ветрами морской офицер.

- И хорошо бы себя вели со мной? – заинтересовано спросила Стелла, улыбаясь абсолютно лучистой улыбкой. – Эта служанка дорого берет, она любит золото и натуральные меха.

- Ох, не знаю! – развел руками старый морской волк. – Честно вам говорю, очаровательница наша! Но золотом и мехами завалил бы!

Графиня, подражая молодой девушке, картинно прикрывала ротик ладонью от смущения, охала и убегала, краснея, под всеобщие овации. Для нее и ее богатых гостей это было забавным развлечением.

Стеллу не волновали старые вещи, вышедшие из моды. Но вот за любимые аксессуары и одежду она была готова топором зарубить. Ее дочь Силве удалилась в свои покои и в поисках таинственного артефакта не участвовала. Она, в отличие от матери, к украшениями была равнодушна.

- Где?! Мое?! Янтарное?! Ожерелье?! Я вас спрашиваю, нелюди?! – верещала ультразвуком Стелла, мечась, как тигрица между шкафами, секретерами и комодами настолько монументального вида, что ими можно было танки останавливать.

- Вы, вероятно, его на одной из планет обронили, - раздался из кухни флегматичный голос Иоффе. Дэвид, познав ад на открытом солнцепеке, уже освоился в доме, и вполне по-домашнему, облачившись в барский халат, неизвестно где добытый (который, правда, был ему весьма короток), хлебал вкуснейший домашний компотик из погреба, которым подносила ему Рамла. – Или он случайно попал в гипердвигатель и испарился. Я не знал, что здесь янтарь пользуется такой ценностью. Вы бы сказали, я бы вам из Калининграда хоть целую связку привез!

Упоминания о янтарных богатствах в каком-то загадочном Калининграде, привели Стеллу в бешенство.    
       
- Вы только сейчас об этом вспоминаете?! Я вас ненавижу, Иоффе! –Нет от вас никакого толку, так хоть не мешайте!

- И я вас, сударыня, - ответил Иоффе. Он уже начал привыкать к манере общения с наглой аристократкой и чопорно отпил из своего хрустального бокала. – Пью за это с удовольствием.

- Вы слышали, Рамла?! Он только что честно сказал, что ненавидит меня! – закричала Стелла, вскинув руки в молитве к потолку,.- О, богиня, неужели я никогда не познаю счастья любви с мужчиной? Неужели мой удел только мне подобные?!

- Замолчите уже, бесстыдница! – не выдержала негритянка. – Не слушайте ее, хозяин, она вечно свои вещи посеет так, что потом только потомки их найдут! По вашим украшениям археологи будущего наш мир изучать будут!

- Не дай бог, - процедил Иоффе и скрылся от греха в кухне. – Кстати... Можете обращаться ко мне просто «Дэвид». Рамла, вы здесь самый разумный человек, это я уже заметил.

- Исчезните, проклятый куалиец! Я загубила свою жизнь с вами! Рамла, вы довольны?! Вы настроили моего мужа против меня! А вы что стоите, как барыни?! – Теперь внимание осатаневшей Жю Сет переключилось на бедных девушек-служанок. – Искать, я сказала! Не дай богиня узнаю, что кто-то из вас украл! Запорю до смерти! А где эта белобрысая?! У нее что, променад?!

- Мы не знаем, госпожа! - пожали плечами бедные девушки.

- Я сейчас сама ее найду! – прорычала Герой Советского Союза. - Ишь, goge городская!

С этими словами Стелла, чеканя шаг, как солдат на плацу, взяв из секретера пачку сигарет и новый мундштук, вышла во двор. Иоффе посмотрел на свою ненаглядную и понял, что ее не зря называли Черной Ведьмой. Перепало даже кошке, которая еле успела увернуться от хозяйского «Брысь, животное!»

Подошла Рамла с новой порцией напитка на сияющем зеркальном подносе:

- Правильно, господин, так с ней и надо! Только побольше грозы в голосе! Госпожа Стелла, если ее не ограничивать, вообще остервенеет. И не потакайте ей все время, мой вам совет! Эх, жаль, что вы молодой совсем, она поэтому на вас кричит!

- Рамла, хотите секрет открою? – усмехнулся Иоффе. – Мне недавно сорок исполнилось. Так что я на четыре года старше вашей госпожи, если что!
 
- Да не может быть?! – изумилась Рамла, глядя на Дэвида, как на новое воплощение Живого Бога. – Поклянитесь!

- Чтоб я вымер! – засмеялся Иоффе. – Я вам потом документы покажу.

- Тогда понятно, почему госпожа гневается! – догадалась кухарка. – Она вас ревнует к каждому столбу. И уж упаси бог любую нашу девушку, если она вам хоть улыбнется. О, боги, я-то уж помню, какие страсти разыгрывались из-за любви в этом доме! Вы, куалийцы, верно, элексир молодости изобрели? Госпожа говорила, что вы сто пятьдесят лет живете, а ее госпожа Ирэна выглядит на двадцать пять, хотя ей уже сорок пять! Я ее даже видела, она здесь в виде призрака была, когда Силве болела.

- Иванникова и здесь побывала? – удивился Иоффе.

- Да, давно уже… Истинно девушка и женщина в одном лице! Воплощение Ирады, языческой богини любви, с огненными волосами. Вот ее госпожа Стелла ох как боялась! Да, только завидовать вам и остается!

- Не завидуйте, Рамла. Мы к этому пришли очень дорогой ценой. – через войны и многомиллионные жертвы.  А что касается ваших «госпожей», то есть моего подчиненного, старшего пилота Жю Сет, и майора Иванниковой, я вас уверяю, - порядок будет! Или пусть снимают с меня погоны подполковника и гонят взашей! Хоть госпожа, хоть царица, но Устава Вооруженных Сил Советского Союза еще никто не отменял. И, к слову, Кодекса врачебной этики тоже.

- Ничего себе! Такой молодой – и уже вице-ротмистр! – Рамла умела разбираться, с подачи Стеллы, в земных погонах.

- Спасибо вам. Компот у вас наивкуснейший! – Иоффе учтиво поклонился кухарке и прошел в свою комнату, пытаясь не задеть головой верхушки щкафов. – Сейчас подумаю, как ваше ожерелье найти… Янтарь – это же окаменевшая смола. У нас он почти ничего не стоит… Девяносто процентов мирового янтаря сосредоточено в Калининградской области РСФСР… Так. а что такое смола..? C10H16O+(H2S)… Вот сейчас настроим портативный детектор и будем искать… Точнее, специальный аппарат будет… И приведем нашу женушку в состояние стабильного покоя…

Иоффе вошел в комнату, наполовину заставленную всяким хламом, чтобы запрограммировать маленький «шарик» на поиск данного химического соединения, и тем самым помочь трудовому народу. Войдя, он вдруг увидел в комнате маленький призрак – ту самую девушку, которую, похоже, разыскивает его жена.

- Господин, простите за беспокойство, - залепетала девушка, теребя хрустящие пальцы. – Я прошу вас о помощи.

- Что вам угодно, сударыня? – забеспокоился Иоффе, понимая, какая грянет буря, если его сейчас застанут в комнате вдвоем с этой милочкой. – Вы знаете, что вас ищут?

Он демонстративно открыл дверь, показывая, что ему скрывать нечего. Но девушка поняла этот жест, как то, что молодой хозяин ее прогоняет. Она подбежала к нему, едва касаясь пола и сунула ему в руки какую-то бумагу, сложенную вчетверо.

Бумага была грубая, откровенно дрянного качества. И что там за информация? Любовное письмо? Политическая листовка? Или какое-то предупреждение? Попахивает провокацией… Если сейчас Стелла их увидит, долго он, подполковник Иоффе, будет доказывать, что он не верблюд, и что эта девушка в его покоях случайно оказалась. Мужчина убрал пока бумагу под блок компьютера.

- Прошу вас, не подумайте чего-то дурного, - прошептала девушка, приближаясь к высоченному Иоффе. – Молю вас, хозяин, о помощи.

- Вам угрожает опасность? – спросил Иоффе. Переводчик, кстати, солидно отставал от речи служанки.

- Немного… Я прошу у вас помощи от имени моего батюшки, неправедно заточенного в тюрьму. Я там все написала, - Девушка кивнула на бумагу. – Молю вас, не пройдите мимо горя бедной семьи и направьте это прошение по нужному адресу.

Ответить Иоффе не дали. Девушка бросилась мимо него в коридор, где полным ходом шли поиски
ожерелья хозяйки. Тут-то она и попалась на глаза двум другим девушкам:

- Ты где ходишь? Мы тут трудимся с утра, а она где-то порхает!

- Тебя госпожа ищет! Злющааааяяя!

- Ты что, у ее мужа была? Ой, госпожа Стелла узнает..!

- А что вы там делали вдвоем?

Алане не нашлась, что ответить, пробурчала что-то невразумительное, и поспешила во двор, на свою беду. А там где-то бродила Стелла, злая, как тигрица.

Этот разговор с девушками во много решит ее судьбу. Если одна из служанок, относящаяся к Алане лояльно, захочет рассказать обо всем происходящем священнице Силве, доброй и терпимой к обслуге дочери хозяйки, то вторая тут же поспешила во двор, поведать по секрету всему свету, что новая служанка что-то делала в покоях молодого господина. Слух пойдет гулять по двору, «обрастая» пикантными подробностями. И когда он дойдет до ушей хозяйки, за жизнь и здоровье светловолосой Алане Булевис действительно надо будет опасаться. Разъяренная Стелла в подобной ситуации была способна на любую крайность.


- …Где эта паршивка?! – шипела Стелла, оглядываясь по сторонам. Она закурила сигарету и вставила в длинный мундштук.

Со стороны океана дул влажный ветер, играясь с листвой деревьев и в некоторой степени понижая градус жары… Во дворе селяне занимались своими насущными делами, отрабатывая повинность на графских землях. Женщины пели песню, мужчины несли корзины со свежесобранными фруктами. Мимо пробежали дети в крестьянских длиннополых одеждах. Проходя мимо, люди кланялись своей хозяйки. Желали доброго здоровья. Стелла, кивала в ответ, чуть успокоившись. Она чуть не споткнулась о каменные обломки и перешла на мягкую зеленую траву.

Она прошла вдоль добротного кирпичного сарая, ступая по природному ковру. Аромат трав и цветов, пение птиц, сельский пейзаж и широкое небо над головой действовали на нее успокаивающе. Графиня уже вроде и думать забыла про свою предполагаемую соперницу, как вдруг услышала женский голос за сараем:

- …И тут выбегает она из комнаты хозяина, а сама красная, как ягода. А за ней сам хозяин, аж халат на нем расстегнулся. А на щеке у него поцелуй горит. Сама видела!

Это служанка Илзе, смуглая, как кофе, рассказывала собравшимся вокруг нее в кружок бабам о последних новостях. Те ахали и возмущались:

- Вот бесстыжая эта Алане!

- Они городские все такие!

- Вестимо ли?! У нее же папаша – каторжник! Против королевы бунтовал!

- Какая семья, такая и дочь!

- А как же она до него дотянулась-то? Хозяин-то, куалиец, высокий, как твоя каланча!

- Мне интересно, как госпожа наша на него забирается! Лестницу что ли приставляет?

Это предположение вызвало дружный смех. А за сараем стояла Стелла, чернея от гнева. Ох, спасайтесь, кому жизнь дорога!

- Это уж я не знаю, - продолжала толковать события Илзе. – Про хозяйку так будешь говорить, - поплатишься! Она ведьма, она все слышит. А Алане ему записку какую-то передала. Сама видела!

- А что за записка?

- А кто ж его знает? Наверное, признание в любви написала. А то может и позвала его за сарайчик, когда хозяйка заснет. Думает, наверное, что он в нее влюбится, хозяйку старую бросит и ее новой молодой женой возьмет.

- Да госпожа-то рядом с ним старухой выглядит. Он мужчина молодой, высокий, видный… Только кожа у него белая, как у варвара.

- Да что ты? Говорят, он в своих землях генерал!

- Да ну?! Такой молодой, и генерал? Не бывает такого! А вот то, что он научник знатный, это я слышала. Барышня молодая говорила, ей графиня рассказывала.

- Куалийцы-то, я слышала, сто пятьдесят лет живут. Представь, когда ему семьдесят будет, а выглядеть будет, как в сорок. А хозяйке нашей сейчас сорок, а выглядеть скоро будет, как в семьдесят. Бросит он ее и молодую возьмет!

Стелла, услышав это, всхлипнула, из глаз у нее брызнули слезы. Она в бешенстве выхватила плеть из сапога и выскочила из укрытия перед изумленными сплетницами:

- Не дождетесь, твари! Вот она я, живая и молодая! А ну вон отсюда! Вон, плебейки! Всех в цепи закую, да с молотка продам!

Засвистела плеть…Обиженная, разозленная Стелла наносила удары направо и налево, выкрикивая проклятия. Бабы, завизжав, бросились врассыпную. А Стелла орала вслед им:

- Засеку в следующий раз, вороны, что лежать не сможете! Я ему еще ребенка рожу! Дряни! Это вы подохните раньше! – Тут Стелла вспомнила про свои проблемы с репродуктивной системой и разрыдалась еще пуще. От злости она стала хлестать плеткой ствол высокого дерева, сбивая толстую, морщинистую кору.

Она тут же собиралась бегом бежать к Иоффе и устроить ему допрос с пристрастием. Что там за записки эта служанка смеет передавать хозяину?! Или она, Стелла, ему уже надоела?! Или все мужчины одинаковые, и Дэвид уже подыскивает себе молодую фаворитку?

- Илзе, дрянь! – завизжала она. –Ко мне!

Из-за куста испуганно выглянула служанка с длинным языком. Она опасливо смотрела на графиню, которая сейчас была чернее кладбищенского ворона, и старалась близко не подходить..

- Госпожа, только не бейте, не секите… Я только истинную правду…

Стелла подошла к ней быстрым шагом и безо всяких церемоний схватила ее за пышные курчавые волосы так, что Илзе взвизгнула:

- Значит, ты сама видела, как Алане хозяину в руки записку сунула?! А если врешь? Готова полсотни плетей за это принять?!

- Истинный бог, госпожа! – заскулила служанка, вынужденно кланяясь перед хозяйкой, которая железной рукой пригнула ее к колену. – Отпустите, прошу вас, я сама видела, как она ему бумажку сунула. А что, в той бумажке, я ей-богу не знаю, клянусь вам! Ай, больно!

Стелла отшвырнула ее на землю. Лицо ее было перекошено от гнева:

- Еще раз узнаю, что ты про это рассказываешь, я тебе язык шипцами вырву! Поняла, сучка дворовая?!

- Поняла, госпожа, поняла, - Илзе, кланяясь, попятилась от разгневанной графини задом. А Стелла была сейчас готова на убийство блондинки, появись она здесь.

Она вызывала по внутренней связи Иоффе, расхаживая у сарая туда и сюда. Разумеется, он не подходил. Сердце графини раскалилось добела, она всхлипнула. Укусила себя за согнутый палец и даже не сразу почувствовала боль.

«Конечно, она здоровая! Она ему ребенка родит, и не одного! Матку ей раскаленными щипцами вырву, наживо! А этого ловеласа усыплю и ночью отрежу его хозяйство! Будете знать, как над графиней Жю Сет насмехаться! Или напою вас и подожгу в одной постели, чтобы умерли счастливо в один день!»

- Госпожа моя, разрешите к вам за советом! – Перед Черной ведьмой откуда ни возьмись появилась еще одна женщина, в простой, но чистой и недешевой праздничной одежде. Кстати, половина из этих вещей была когда-то отдана ей самой Стеллой.

Это была Руйха, видная деревенская женщина, двадцати пяти лет от роду. У нее был уже второй брак, довольно небедное хозяйство и неформальная роль старостихи среди местных молодых баб. Репутацию она имела женщины бывалой, и обладала многими достоинствами, одно из которых, минимум третьего размера, она особо и не скрывала. Правда, перед Стеллой ее авторитет не значил ничего.

Сейчас она протягивала Стелле бумагу, исписанную с обеих сторон:

- Что тебе нужно?! Что это?! Все советы потом! – выкрикнула Стелла.

- Нижайше просим, - не унималась Руйха. – Помогите оградить нас от каторжницы! А то наши женщины ее сами в море утопят!

- И что она?!

- Извольте видеть… - Женщина с угодливой улыбкой протянула ей бумагу. – Ведет анархические речи, в которых нелестно отзывается и о вашей персоне, и о Богом установленной власти, и даже, страшно сказать, - о Ее Величестве! Тут все написано. Мы вам сначала хотели показать. Если вы не против, мы в полицию отправить хотели…

Стелла пробежала глазами по листу. Ее цепкий взгляд выхватил фразы «…позволяла себе хулу в адрес Церкви…», «…высказывалась неподобающе про Ее Величество и Всю Августейшую Семью..», «…нагло заявляла об отчуждении земель у господ и передаче ее черни…»,  «…заявляла о правах трудящихся…».

Графиня вспомнила, сколько и она в свое время крамольных статей понаписала, и «позволяла себе хулу». Вот только она это делала, когда уже вошла в силу и обрела графский титул. Несмотря на неприязнь к Алане, ей стало мерзковато от поступка ушлой деревенской бабы:

- И куда ты это несешь?!

- На почтамт думаю, на площадь… Думаю, в полицию отправить, в столицу... Или, как вы прикажете…

- Давай сюда! – Стелла взяла бумагу, сложила ее надвое и сунула за голенище второго сапога. – В полицию! А хозяйка на что?! Что вы через голову прыгаете?!

- А еще, поговаривают, она у вас вещи приворовывает! – с улыбкой, оглядываясь вокруг, по секрету заявила Руйха. – Илзе говорила, что она у вас украшения тайком к себе таскает!

Стелла побагровела:
- А доказать сможешь?! Если докажешь, - я тебе благодарна буду. Эта gоge уже и мне опротивела.

- А пойдемте в ихнюю каморку, где прислуга живет, да и поищем! Авось что и найдем?!

Стеллу даже не смутил такой готовый «вариант» действия. Она была слишком зла на девушку-блондинку, и была согласна уличить ее в любом преступлении. То, что она такая красивая и заигрывает с благородным господином, - это уже ее вина, которая станет ее бедой.

- Ну пойдем, посмотрим, – согласилась она…


…Правая четверть дома была отдана слугам, здесь находились их комнатки. Стелла, не говоря никому ни слова, прошагала через всю комнату к кровати, где спала девушка. На пол полетели одеяла, подушки, вещи… Пылинки заплясали в потоках дневного света до самого потолка.

- Госпожа, чемодан посмотрите, - подсказала участливая Руйха.

Стелла вытащила из-под шкафа чемодан, открыла его.

Прямо посреди емкости на небогатой стопочке девичьего бельишка лежало янтарное ожерелье. Девять янтарных темно-оранжевых кругляшков с прожилками, надетых на серебряную цепочку.

То самое. Которое уже второй час ищут по всему дому.

Стелла зацокала языком, покивала. Дескать, все понятно. Ожерелье трогать не стала, зато сняла его при помощи микрокамеры. Брезгливо отпихнула чемодан ногой.  Она обратила внимание, что на столе стояла чернильница, перо и лежали несколько листов бумаги, а на столе засыхали несколько синих чернильных пятен.

- Вот, госпожа, я говорила, вот..! – торжествующе кудахтала Руйха, наблюдая за реакцией графини.

- Поди прочь! – цыкнула Стелла.

Руйху как ветром сдуло. Графиня, обдумывая свои дальнейшие действия, уже хотела выйти, но не успела.

В комнатку вбежала служанка Алане Булеввис, пряча волосы под платок.

И испуганно застыла на месте, увидев рядом со своей кроватью само воплощение Смерти. Пришедшей за ней.

Смуглая Стелла сейчас казалась еще более темной, как будто какая-то потусторонняя тень пала на ее лицо. Ее южный носик казался еще более заострившимся, как у хищной птицы, а огромные глаза пронзали несчастную служанку насквозь. Лицо Стеллы выражало ярость и презрение.

Девушка Алане перед ней виделась ее полной противоположностью. Невысокая, щуплая, экзотично светлокожая для этих мест, синеглазая девушка обладала необыкновенной природной красотой молодой жизни, только вступившей в пору весны и цветения. Природа наделила ее  идеально тонкой талией (безо всякого корсета), крепкой, уже сформировавшейся грудью, длинными красивыми ножками в белых девчоночьих чулочках, скрытыми под темным платьем. Мягкие, как шелк, длинные светло-русые волосы, были прихвачены серым платочком. Широколицая, скуластая, с высоким прямым лбом и пухлыми губами-ягодками, она была похожа на куалийку, представительницу русского или североевропейского народа, которых Стелла перевидала видимо-невидимо. И кожа как у Иоффе - светлая, почти молочная, лишь покрасневшая от жаркого солнца. 

Рядом с этим живым гимном юности и весны Стелла выглядела чернеющей смуглой злобной ведьмой, воплощением осени, поры, когда жизнь начинает угасать. Первые седые волосы, быстро сохнущая кожа, огрубевшая на руках и пятках, едва заметные пока морщинки вокруг глаз. Плюс неспособность к вынашиванию детей. Плюс опухающие ноги, больные почки и сердце. Не было во всем Мироздании такого прибора, который мог бы измерить степень лютой ненависти, которую испытывала сейчас Стелла к этой молодой девушке. И надо было быть очень неразумной, чтобы посягнуть на личное счастье (может быть, последнее в жизни) этой угасающей женщины, способной в гневе на любое черное дело.

Стелла шагнула к молодой нахалке, на ходу выхватывая плеть из-за голенища сапога, как разбойник, приближаясь к жертве, выхватывает нож. Юная Алане отступила, испуганно прижалась к стене под лучами ненавидящих глаз графини, этих смертоносных излучателей направленного действия. Она кожей почувствовала ужас, исходящий от Черной Ведьмы. И все же она спросила:

- Что вам угодно, госпожа?

- Мне угодно подержать в руке твое трепещущее сердце, которое я хочу выломать из твоей грудной клетки! – прохрипела Стелла, сжимая кулак перед лицом служанки. – Что ты, дрянь плебейская делала в комнате моего мужа?! Что за бумагу ты ему передала?! Отвечай, коли жизнь дорога! – Она ткнула плеткой в горло Алане, прижав ее к стене. Пока ткнула несильно, лишь обозначая свою власть.

- Это ... Я не могу сказать вам, госпожа, - Алане вжалась в стенку, не имея возможности оторваться от парализующего волю взгляда кобры в человеческом обличии. – Но там нет ничего страшного для вас!

Стелла просто опешила от такой наглости. Да эта служанка с ней, как с равной разговаривает!

- Ты, говорят, украшения очень любишь? Янтарь, говорят, любишь?!– Стелла отступила, подошла к кровати, пинком выбила из-под кровати чемоданчик Булевис. От удара замочек разлетелся, полетели в сторону пружинки, чемодан распахнулся. Стелла кончиками пальцев подцепила краденое ожерелье, поднесла его к носу девушки. – Так ты заработай и купи такое же! Всяко лучше, чем у хозяйки воровать!

Девушка ошарашенно смотрела на вещь:

- Я… Я не воровала! Это не мое! Я клянусь вам! Я и в руках его никогда не держала!

Стелла с удовольствием ожидала почувствовать ложь в её голосе…, но не почувствовала:

- Конечно не твое! Мое! Так как же он в твоих вещах оказался?! Я его битый час ищу, все в доме ищут… А он у тебя в чемодане схоронен!

- Я не знаю… - растерянно произнесла Алане, вытаращив глаза от ситуации, в которую она попала. – Я перед богом клянусь вам, я ни ипси из вашего дома не взяла ни разу!

И опять нет признаков лжи! Неужели внутренний «детектор» сломался?! Графиня не верила сама себе. Она ХОТЕЛА, чтобы  девушка была виноватой.

- Бог с ним, даже, с украшением, - процедила она, чуть отступая от девушки. – Это еще только полбеды. Отвечай все же, зачем к мужу моему бегала?!

- Я …не могу. Не могу вам сказать, но…  Ах!!!

Первая пощечина от хозяйки была неожиданной, сильной и точной. Девушка, отлетев к столику, прижала ладошку к покрасневшей от удара щечке. Она со страхом смотрела на графиню, не веря, что это происходит с ней наяву. А черная ведьма уже расправляла свою плетку:

- Так понятнее?! Говори, потаскуха! На мое место уже примеряешься, рядом с моим мужем?! Думаешь, он возьмет да и соблазнится на молодое мясо?!

- Я вам не потаскуха! Вы не имеете права бить меня!  - совсем уж необдуманно, по-городскому, вскрикнула от отчаяния девушка.

Взбешенная Стелла не тратила слов. Она в бешенстве стеганула наотмашь плетью по лицу девушки. Та взвизгнула, упала на пол от удара, чуть не свалив столик. Хорошо хоть успела прикрыть лицо руками. Упала на пол чернильница, полились струйки чернил на пол, полетели, как осенние листья, бумажки… На ладони девушки багровела широкая кровоточащая полоса. Алане заплакала от боли и обиды.

- Я тебя научу почтению к благородному сословию, ссыльное отродье! – заорала Стелла.

Она вытащила телепорт, мысленно произнесла координаты точки пространства, известные только ей. Потом схватила девушку за волосы, намотав из на кулак. Девушка закричала, попыталась оттолкнуть графиню, но еще пара пощечин окончательно сломили ее.

Алане разрыдалась, а Стелла прошипела ей почти на ухо:

- Сейчас ты, тварь, мне все расскажешь! Сейчас ты в аду окажешься, где за все мне ответишь!

Стелла нажала кнопку, и они с юной служанкой растворились в воздухе. В комнате воцарилась тишина. Только синие капли чернил капали еще на дощатый пол...


Полчаса спустя…


Дом Стеллы, как и все имение, достался ей в дар от Ее Величества в награду за спасение Отечества. Раньше этот дом принадлежал богатому полицейскому чиновнику, который умер, не оставив наследников.

За многие годы обстановка дома была полностью изменена новой хозяйкой. Но кое-что осталось почти неизменным, - подвал дома. А точнее, пыточная.

Когда Стелла впервые увидела это подземное каменное помещение, в котором располагались пыточные станки, козлы для порки, плетки, кнуты и клейма, у нее возник вопрос –покойный оберполицмейстер здесь трудился или развлекался? Жаль, у покойника уже не спросишь… Впрочем, демоны, обитавшие в голове Стеллы, оказались не сильно лучше. Она приказала не переделывать помещение, а только провести сюда нормальное электричество. Две автономные станции, привезенные с Земли, обеспечивали имение Жю Сет электричеством с избытком, и не имели ни малейшей связи с местной, недавно построенной энергосетью. Что не мешало энергетической компании регулярно присылать Стелле счета за электроэнергию, которые, конечно, не оплачивались. Да половина помещения пыточной камеры, около сорока квадратных метров по-земному, была отгорожена стенкой и заставлена ящиками с вином и мешками с картошкой и другими овощами, - грех, чтобы такое помещение просто так простаивало без толку. Про его существование все знали, и знали, что по прямому назначению оно практически не используется.

Практически, то есть 95% времени. Или семьдесят долей*, по гуриассийски.

Но, бывало, хозяйка вспоминала о первоначальном назначении камеры, и горе было тому, кто прогневал Ее Светлость. Обращаться с «инвентарем» Стелла умела отменно, причем обнаружила в себе это умение после того самого обряда в приморском замке. Как-то раз на спор с кузеном, графом Жю Крлихиро, она с четырех метров сбила кнутом головки пяти спичкам из семи, закрепленным в заборных щелях. Спички, правда, были большие, каминные, но наблюдателей «поединка» это впечатлило - аплодировали, как в цирке. Кузен тогда проспорил большой штоф благородной настойки, в котором Стелла неделю топила свое женское одиночество.

У восточной стены в полу одна из каменных плит приподнималась, и под ней обнаруживалось нечто вроде высохшего колодца – круглая яма глубиной почти два метра и метр в диаметре. Туда, в этот каменный мешок помещали, видимо, особо разозливших сеньора пленников.

И накрывали сверху квадратной плитой весом почти в полтора центнера. У оберполицмейстера это, видимо, делали помощники и слуги, а Стелла справлялась при помощи портативного антигравитатора.

Сколько несчастных пленников нашли ужасную смерть, замурованными в этой каменной норе, никто не знает. Но сейчас счет, похоже, будет продолжен...

В помещении горела неяркая лампочка. Из миниатюрных динамиков гремела куалийская песня на английском языке про несчастную любовь. Песня была пронзительной, она отражалась от каменных сводов и заглушала вопли и рыдания, исходящие из тесной подземной каменной ямы.

Плита была отодвинута в сторону. Над ямой стояла Стелла и презрительно, скривив губу, смотрела вниз.

А в яме, стиснутая тесными каменными стенками, будто кольцами гигантской змеи, давилась от слез несчастная Алане Булевис. Она с ужасом смотрела вверх, на сошедшую с ума от злости хозяйку-ведьму, стоящую над краем ямы и молила, едва шевеля разбитыми до крови губами:

- Не виноватая я, госпожа! Помилуйте, госпожа!

На девушке было разорвано платье, и ее круглая молоденькая грудь царапалась о стенки колодца, оставляя кровавые полоски. Через всю грудь тянулся багровый след от удара плетью до правого соска, из которого капала кровь, - Стелла шуток не шутила. На лице Алане виднелись несколько свежих царапин под глазами, золотистые волосы были спутаны и измазаны грязью. Разъяренная графиня повалила ее на пол и издевательски вытирала подошвы сапог о ее кудри, как о коврик.

Руки девушки были стянуты за спиной кожаными ремешками, тело опутано веревкой так, что она и согнуться бы не могла. Впрочем, колодец был настолько тесным, что и так исключал всякое движение.

Когда они перенеслись в камеру, в Стеллу словно полк чертей вселился. Она завизжала и с проклятиями вцепилась Алане в золотистые волосы. Девушка пыталась сопротивляться, но Стелла была сильнее. Потом она повалила служанку на пол и связала ей руки и ноги. Потом разодрала ей платье и отхлестала ее плетью. Била с оттяжкой, со щелчком, - по ягодицам, по спине, потом переключилась на более нежные места. Девушка орала от боли и ужаса, но ничем не могла помешать своей мучительнице. Путы крепко держали жертву, и все новые и новые удар рассекали её нежную кожу. Юная жертва извивалась на полу от боли и молила о пощаде, - тщетно. Под конец графиня, чуть приподняла свою юбку и несколько раз пнула девушку в живот носком сапога, - с размаху, по-кабацки.

А потом в голову Стеллы пришла совсем уж чудовищная мысль…
 
Избитая, истерзанная Алане всхлипывала и судорожно глотала воздух, из глаз ее градом катились слезы. Она понимала, что госпожа хочет замуровать ее заживо в подземелье, но так толком и не поняла за что. Она из последних сил молила Бога, чтобы хоть он вступился за нее.

А озлобленная барыня уже наградила ее таким количеством оскорбительных эпитетов, что портовые грузчики или штрафники из казарм какого-нибудь гарнизона в Центральных пустынях, услышав такое в свой адрес, и те расплакались бы от обиды.

С торжествующим видом победительницы на девушку смотрела Стелла. Она была полностью удовлетворена унижением предполагаемой соперницы. Красота девушки и ее беспомощность, бессилие шокового состояния, только распалили ярость графини. Она НАСЛАЖДАЛАСЬ ужасом и унижением служанки, унижением юной красоты, которой с удовольствием показала ее место. В этот момент Стелла на полном серьезе подумывала замуровать Алане в камень намертво и навсегда. Или иссушить ее этой яме пару дней и потом тайно продать ее в какой-нибудь дешевый бордель.

- Ну что, навозная потаскуха?! – крикнула Стелла в яму своей сопернице. – Довольна теперь?! Подластилась к хозяину своей упругой попкой?! И как, стоило оно того?!

- Я не виновата, госпожа! Я не хотела вашего мужа!

- Как же так?! – Стелла хотела аннигилировать ее своим взглядом. – Моего мужа ты не хотела, шлюха, и к нему ты бегала тайком?! Тебя люди видели! Что за записку ты ему передала? Отвечай, я за себя не ручаюсь!

Девушка опустила голову  опухшими губами:

- Я… не могу вам сказать. Но я и думать бы не смела о том, что вы говорите! Я не шлюха!

- Что в записке было, тварь помойная?! – заорала графиня.

Девушка молчала, только всхлипывая. А Стеллу вновь охватил гнев. На этот раз из-за того, что она не чувствовала исходящих от нахалки лжи и коварства. Видимо, сломалось природное умение… А может, она не врет? Ну а что за записку она могла передать Иоффе? Не план же революции? Что может быть нужно молодой красивой девушке от видного зрелого мужчины? Из-за этого она ненавидела свою жертву еще больше.

- Кто воровать-то научил?! Мамаша или папаша?! – издевательски спросила Стелла, глядя с высоты на свою невольницу. - Чёрное, подлое сборище мусора двуногого, хоть бы вы повымирали поскорее!

- Я не брала вашу вещь! Не трогайте моих родителей! Выпустите меня! Вас бог накажет! Не будет вам счастья, муж вас все равно бросит

Стелла молча, не спеша, упиваясь своей властью над жертвой, подошла к камину. Взяла грязное жестяное ведро, стоящее рядом. Взяла железный совок, не поленилась выскрести золу из камина в ведро. Потом подошла к водопроводной трубе, набрала полведра воды, пока не получилась отвратительная серая жижа. Потом подошла к яме. И вылила всю эту жижу на золотистую головку несчастной девушки. Та завизжала, пытаясь защитить хотя бы глаза от вонючей дряни.

Стелла захохотала, глядя, как ее пленницу покрыли пятна грязи. Особенно, ее ненавистные золотистые волосы.

- Чтобы тебе не жарко было, паскуда! Я своего мужа восемь лет у всех богов вымаливала! Я по краю жизни ходила, я умирала несколько раз не для того, чтобы какая-то воровка у меня его увела! Я в ад пойду, но только после тебя, тварь! Получила?! Будь ты проклята, беложопая дешевка! Сдохнешь в этой яме! Завтра тебя искать буду, я твою маменьку сюда приведу, чтобы она тебя звала по всем углам. Ты, если еще не подохнешь, ее голос, может и услышишь. В последний раз!

Стелла вытащила антиграв и невидимым лучом стала двигать каменную плиту в старые пазы. Алане, вытаращив глаза от ужаса, поняла, что в последний раз видит свет:

- Мама! – истошно заверещала она, пытаясь освободиться от сдерживающих ее пут. – Маменька! Спаси меня! Спасите меня, люди! Госпожа, не надо!

Девушка залилась такими горькими слезами, что Стелла остановилась, подчинившись последнему порыву жалости:

- Ну признайся уже! – Злодейка нагнулась к поверженной шестнадцатилетней девушке, давая ей, видимо, последний шанс. – Чего уже скрывать-то?! Уже разоблачили тебя! Ну присвоила ожерелье, видно, захотела красиво выглядеть? Это я понять могу. Ну, хотела к моему мужу под бочок пристроиться на мое место? Признайся уже, дура, если жить будешь! Что в записке было?!

- Проше…ние …за батю…шку, - выдохнула бедная Алане. Грязные капли капали с ее волос  на зареванные синие глаза, на пышные, почти кукольные ресницы.

Стелла аж руками себя по бокам ударила от возмущения:

- Да ты совсем без ума, босячка?! Ты сама-то в эту чушь веришь?! Ты к мужу моему прошения за каторжника своего носила? Он тебе что, министр? Прокурор? Оберполицмейстер?! Он на нашей планете меньше дня, сам шагу ступить без меня не может!.. В общем, я давала тебе шанс. Прощай, я  за тебя заупокойную закажу!

С этими словами Стелла снова включила антиграв и потащила плиту на прежнее место.

Истошный крик ужаса бедненькой Алане смутил бы самого последнего злодея. Но не Стеллу Марию Альварес Жю Сет.

Тяжелая плита бухнула в старые пазы, запечатав яму. Юная живая девушка оказалась заживо погребена в тесной каменной норе, в полной непроницаемой черноте.  Поднять плиту вручную было невозможно даже пятерым взрослым мужчинам.

Звуков плита не пропускала….Настала тишина. Капала вода из крана, позвякивали цепи, свисающие с балки на потолке. Воцарилась тишина. Стелле вдруг стало как-то не по себе. До нее стало доходить, какое черное дело она только что сделала:

- Ничего… Сама виновата! Другая бы госпожа насмерть запорола бы, что кровь с мясом летели бы клочьями! Ладно, посидит до завтра, потом выпущу. Может быть… если еще жива будет!

Стелла резким движением выхватила сигарету и телепортировалась на поверхность. И сощурилась от солнечного яркого света, которого Алане больше никогда не увидит.

Ветер стих… В эти часы между сушей и морем устанавливалось барическое равновесие, и час-полтора пройдет, прежде чем бриз поменяет свое направление и начнет дуть к морю.

Листья на деревьях повисли, как зеленые лоскутки, боясь даже пошевелиться. Смолкли птицы, даже пчелы и те перестали жужжать. Стало настолько тихо, что можно было услышать, если постараться, шум отдаленного водопада в горном ущелье.

Зато из дальнего леса отчетливо послышался противный «смех» и завывание местных шакалов. Чудно… Шакалы же ночные животные, что им вздумалось голосить днем?

Чтобы избавиться от темных мыслей, Стелла стала искать в своих подсумках гребешок и заколки, чтобы сменить прическу. Ничего! Кто ссыльную искать будет, кроме матери? Пошла в лес, да и звери ее задрали. Эка невидаль!

Женщина чувствовала, как в ней пробуждается чувство какого-то черного всемогущества. Она снова переступила через человеческую жизнь. Это был не бой на Болхиа, где она наживала на кнопки и уничтожала вражескую пехоту и технику. Это было именно убийство беспомощного человека, убийство голыми руками. И это не ужасало ее, - наоборот, ей казалось, что теперь ее никто не остановит, что черные крылья режутся у нее за спиной. Она спасла свое счастье – устранила молодую соперницу. Сама нарывалась…

Тем более, что это уже не первый раз. Стелла уже устраняла соперников со своей дороги.

Больше она не отступит ни перед кем! Она зубами порвет любого, кто посмеет посягнуть на ее счастье. Не пожалеет никого! Оковы морали больше не сдерживали ее. И никакие нормы морали, никакая религия и законы, никакие боги не помешают ей. Все равно их нет, их придумывают люди.

- Нет никаких богов!  - торжествующе сказала Стелла. – И не было никогда! Я отменяю их!

А если никого нет, никаких богов – то все можно. Кто мораль?! Кто мерило?!

Да никто! Она сама и есть мерило всего!

И тут она заметила, как к ней, по склону зеленого холма поднимается ее дочь, Силве, в своем неизменном священническом платье. К ней подбегали крестьянские бабы, кланяясь, она благословляла их священным знамением.

- Матушка! – помахала она рукой Стелле.

Стелла посерьезнела, в ответ махнув рукой дочери. Она впервые ощутила к дочери чувство стойкой неприязни… Она испытывала эту неприязнь,… или кто-то другой в ее душе...она не понимала.

------------------------------------
ПОЯСНЕНИЯ И РАСШИФРОВКИ - *


Авраамические культы - монотеистические религии, происходящие из древней традиции, восходящей к патриарху семитских племён — Аврааму. К ним относятся христианство, иудаизм и ислам. Впрочем, в 24 веке про пышные богатства религиозным представителям пришлось забыть.

"Журналисты в шляпах поджигали магний..." - Имеется в виду магниевая вспышка.

Семьдесят долей - Аналог процентов на Земле. Только процентный максимум - 100, а долевой - 80.