5. Дальний восток

В феврале 1933 года по призыву ленинского комсомола я добровольно вступил в ряды Красной Армии. В те годы нашей армии  требовалось большое количество командного состава. В 1936 году я завершил обучение      Московской Пехотной Краснознаменной школы имени Ашенбреннера М.Ю. и Уншлихта И.С. После окончания её в звании лейтенанта я был назначен командиром 1-го самокатного взвода разведывательной роты, 196 стрелкового полка, 66 стрелковой дивизии Приморской группы войск Особой Краснознаменной Дальневосточной Армии. Это был выпуск первых лейтенантов в нашей стране.
 
Какой благодатный край Приморье! Он меня очаровал, но было немного страшно: возможно потому, что кроме родных мест, Москвы, Воронежа и Тамбова я нигде не был, да и на Дальневосточной границе тогда было не спокойно. Маньчжуры и японцы очень часто совершали провокации. Только в те годы этот прекрасный далекий край по-настоящему стали обживать. Более  70% выпуска из нашей школы получили назначение на Дальний Восток. Всё это говорило о том, что наша партия и правительство серьезно укрепляли дальневосточные границы. Полк, куда я был назначен, располагался на разъезде Дроздов (25 км от города Спасска Дальнего). Прибыл однокашник Дмитрий Виноградов, но через некоторое время был переведен в Иманский Райвоенкомат.
 
Выпускники нашей школы разбрелись почти по всему дальневосточному краю. Иванов, Комаренцев попали в Барабаш; Краснов  Дмитрий, мой друг по учёбе в школе, поехал в Благовещенск, Кириллов - в Посьет.  Мы завидовали тем, кто попал во внутренние округи:  в Карелию, Ленинград, Молдавию, куда поехали Альхименко Иван, Смоликов Серафим, Алпатов  Василий, Юхно Михаил, приехавший после окончания другой военной школы, стал моим коллегой, командиром 20го самокатного взвода. Из Казанской пехотной школы командиром взвода в 1 стрелковую роту прибыл  Ахмадеев, он был очень  хорошим товарищем. Позднее, когда я был назначен командиром роты, он стал старшим адъютантом батальона. Помощником начальника боепитания из Тамбовской артиллерийской технической школы приехал Никитин Сергей. Из Сумской артиллерийской школы приехали командирами огневых взводов полковой 76-мм батареи Зимин и Ермоленко.

Надо сказать, что мы внесли новую струю в командирскую среду. Все прибывшие обучались в культурных центрах и по тому времени стояли на высоте, в смысле овладения техникой и тактикой. Это вскоре подтвердилось на практике: многие пошли на продвижение очень быстро. Казанков, прибывший из Минской пехотной школы, после окончания соответствующих курсов в Хабаровске, во время хасанских событий, был начальником химической службы полка. Перед этими событиями и я был назначен помощником начальника штаба полка по оперативной части, но, несмотря на то, что мы прибыли из разных школ, все вскоре подружились. В свободное время собирались вместе. В те годы это было небезопасно. Только в 1937 году около 30 командиров нашего полка было арестовано. Для нас, молодежи, только  начинающих жить было странно, что каждый день мы узнавали об арестах командирского состава. 


Надо заметить, что  старый командирский состав в полку был опытный, дружный, гостеприимный. Эти люди решали особые и трудные задачи. Трудные потому, что обстановка на границе требовала высокой выучки и боеспособности войск, а решение особой задачи (обработка земли) отвлекало внимание от боевой подготовки.  Надо было умудряться во время полевых сельскохозяйственных работ проводить боевые стрельбы  и   тактические учения. Комсостав успешно решал эти задачи.

Боеготовность полка была высокой: в этом все вскоре  убедились. На самом деле,  мало кто знает, что в те годы на Дальнем Востоке был целый колхозный корпус. Были колхозные дивизии и колхозные полки. В один из таких полков, вместе с другими, попал и я. Осенью 1936 года полк  собрал последний урожай, который частично находился еще на заимках, а зимой он уже имел боевой номер. До зимы    1936 года этот полк назывался по названию большого села, расположенного в 3-х километрах от полка – «1-й Александровский колхозный полк  4-й колхозной дивизии».

Большую роль в создании подразделений, в обучении и воспитании командного состава играл командир – комиссар (тогда в армии было единоначалие) полка полковник Фёдор Андреевич Волков. Он много вкладывал труда, энергии, терпения и опыта в дело укрепления обороноспособности.  Полк, находясь  на границе, в каждую пятидневку выходил по боевой тревоге  для занятия боевого участка в районе озера Ханка.
Фёдор Андреевич за своими плечами имел две академии. В свое время он окончил Военно-политическую академию им. Толмачёва Н.Г. и академию им. Фрунзе М.В. Этот человек был настоящим наставником и воспитателем личного состава. В то же время он был хорошим советчиком. За всё это его уважали и любили.  Он, имея опыт командования батальоном ещё в гражданскую войну, умел воспитывать, подбирать и выдвигать молодые кадры. У него многому можно было поучиться, а  мы  перенимали его богатейший теоретический и практический опыт командования подразделениями. Он был очень обаятельным, чутким и отзывчивым человеком.  Таких людей, как полковник Волков, я мало встречал на своем жизненном пути. Расскажу только о впечатлении, которое произвёл на меня этот незаурядный человек.
 
На станцию Свиягино дальневосточной железной дороги я прибыл из Москвы ночью 24 декабря 1936 года, полагая, что раз проездной билет был выдан до этой станции, то где-то поблизости должен быть полк, в который  я получил назначение.  На Дальнем Востоке, да еще в те годы, всё было обманчиво. Получилось так, что мы с женой, Марией Михайловной,  не доехали ещё 12 километров.  Дело в том, что на следующей остановке, р. Дроздов, где располагался 196 стрелковый полк, поезд, в котором мы ехали, остановки не имел.
 
Помню, как вышли из вагона, началась сильная пурга, стало темно. Нам показалось, что кроме нас, больше никто не выходил из этого поезда, который после минутной остановки помчался дальше. Никаких огней на станции не было видно.
 
Вскоре мы нашли  небольшое здание, внутри не более 20 квадратных метров: как оказалось - это был вокзал. Мы зашли в помещение. Там не   было никого. Увидели маленькое окошечко,  постучали, но нам никто не открыл. Сели с женой на скамеечку, поставив около себя два чемодана, которые дали мне при выпуске и корзину жены. Это были все наши вещи. Время было уже часа 2 ночи. Холодно. Мы ещё ни одной живой души не встретили. Стали сомневаться, туда ли  приехали: возможно, рано вышли из поезда?
 
К счастью, через некоторое время двери  распахнулись, и зашел  военный в полушубке и  валенках. Я же приехал в фуражке, в шинели и хромовых сапогах, а жена в ботиночках и жакете. Мы здорово замёрзли,  мороз достигал -25 градусов по Цельсию, но виду не  подавали  .  Я сразу же начал разговор с  вошедшим. Он назвался лейтенантом Кукариным Фёдором, командиром зенитно-пулеметного взвода 196 стрелкового полка. Здесь мы с ним познакомились и впоследствии были хорошими товарищами.  Он тоже ехал из Хабаровска  этим поездом, но прежде чем войти в вокзал,  зашёл в караульное помещение,  чтобы позвонить в полк о высылке лошади. Мы долго ждали, слушая  рассказы  о жизни в этих краях. Я задал вопрос,  поинтересовавшись жильём. Он обрисовал довольно-таки мрачную картину. Позднее все это подтвердилось.
 
Время шло,  к полудню подъехали розвальни с впряженной в них лошадью. По дороге мы узнали, что в гарнизоне жилья нет. Построены только землянки и бараки для рядовых. Для комсостава имелись  два двухэтажных дома, по 16 квартир каждый, и четыре домика по две квартиры каждый.  Весь командный состав, в том числе и сам командир полка, жили  в селе Александровском, которое находилось в 3-х километрах от гарнизона. В этом селе несколько домов были в ведении хозчасти полка. В таком доме жил и Кукарин. Он сказал, что холостяков устраивают хорошо, а женатых на частные квартиры берут неохотно. Я ему сначала  не поверил, думая, что детей-то у нас нет!  Я стал ломать голову,  где  остановиться.

Согласно предписанию,  мне надо было явиться в полк 25 декабря, но этот день был выходным. Фёдор нам предложил ехать сразу в село Александровское, к нему, а утром, 26 декабря, доложить о прибытии   командиру полка. Мы с женой очень были рады, что оказался такой хороший попутчик, да ещё предложил  ночлег. Нам просто повезло!
 
Утром 26 декабря я доложил командиру полка о прибытии для прохождения дальнейшей службы. Выслушав мой рапорт, полковник Волков задал вопрос: «Где остановился?» Я доложил, что остановился у лейтенанта Кукарина: «Ну, вот и хорошо,  у него пока и живи. Даю три дня сроку, чтобы в селе Александровском сам нашёл квартиру». Мне оставалось только повторить его приказ.

Перед моим уходом Федор Андреевич спросил, женат ли я. Я ответил, что женат. «Что может делать жена?» – спросил Волков. Говорю, что она учительница.

В Александровской семилетней школе не хватало учителей. Так, через некоторое время Мария Михайловна стала  учить детей.  К осени 1937 года ей сельсовет предоставил комнату, как школьному работнику, а до этого мы жили в самовольно мною занятой комнате, в доме, принадлежащем полку.  Комната эта была холодной и неуютной, поэтому мы с радостью перебрались  в новое помещение.
 
На Дальнем Востоке в 196 стрелковом полку я прослужил до конца 1938 года, а в декабре был назначен начальником учебной части курсов младших лейтенантов при 66 стрелковой дивизии в Уссури. С жильем и здесь не повезло, поэтому  жена осталась там, в школе, и переехала она ко мне только ранней весной.  Летом 1939г жена уехала в Вышний Волочёк .  15 декабря 1939 года я был вызван в отдел кадров 1-й Особой Краснознаменной Армии (бывшая Приморская группа войск) в Никольск Уссурийский, где получил предписание выехать в Москву в распоряжение Главного управления кадров Красной Армии. В связи с этим, мне хочется сказать об эпизоде, который имел место.

Перед отъездом в штаб 1-й ОКА,     14 декабря 1939г, я от жены получил телеграмму, которую она отправила в пути из Новосибирска, что она с сыном (ему было 4 месяца) едет ко мне на Дальний Восток. По всем расчетам они должны были приехать через пять дней. Дело в том, что летом 1939г я был вызван в Москву для сдачи конкурсных экзаменов на Военно-юридический факультет при Правовой Академии СССР, но по конкурсу  не прошёл. Со мною поехала и жена, которая позднее осталась в Вышнем Волочке. Там  она родила сына, Толика, а я один уехал на Дальний Восток в расчете на то, что  опять буду готовиться к поступлению в Академию.
 
15 декабря 1939 года после вручения мне предписания, комиссар отдела кадров штаба армии спросил у меня: «Где находится семья?» Я ответил, что едет из Москвы ко мне и показал телеграмму. «Поручите кому-либо встретить семью, а сами немедленно выезжайте в Москву!»- сказал он.  Мне ничего другого не оставалось делать, как после сказанного, удалиться.

Возвратившись на станцию Уссури (г. Лесозаводск), где находился штаб 66 стр. дивизии (бывшая 4-я колхозная дивизия), я доложил командиру дивизии, полковнику Юшкевичу Михаилу Куприяновичу. Он, выслушав мой доклад, сказал, что с семьей решай сам: можешь оставить здесь, а можешь дождаться, встретить и забрать с собой.  Я ему доложил о предупреждении комиссара отдела кадров. На это Юшкевич  ответил, что ответственность  берет на себя. Это было уже другое дело!
 
Михаила Куприяновича, как умного и  обаятельного человека, я хорошо знал по учебе в военной школе, где он был старшим руководителем тактики школы и начальником учебного отдела. Он помнил  меня. Наш выпуск был небольшой, только 39 человек. На 3-м курсе он преподавал  у нас  тактику.   За  сердечную доброту  Михаил Куприянович запомнился на всю жизнь.