Пустырь

Пёс с весёлым лаем гонял газету по пустырю. Мятые страницы громко шуршали. Газета стремительно проносилась мимо собачьей пасти, подлетала вверх, подгоняемая ветром. Пёс притормаживал, равнодушно оглядывался назад, всем своим видом показывал, что ему до измятой и местами рваной бумаги нет никакого дела. Замирал на мгновение, ловил её в стремительном прыжке, припечатывал лапами к земле. Прижимался мордой, разглядывая заголовки, и будто невзначай, отдавал пас ветру.
Наконец, резким броском ветер пригнал бумагу к округлому боку большого камня, стоявшего на середине пустыря. Газета с разлёту прижалась к твёрдому каменному боку.
Пёс с разбегу прыгнул на камень. Высунул язык, растянулся на его плоской поверхности.
- Позабавился?
Поинтересовался камень.
- Ещё бы. Замечательно побегали.
- Кто побегал, кто-то и полетал.
Пес вытянул передние лапы, положил на них крупную голову. Покосился на газету. Вдруг ей вздумается ещё поиграть? Газета неподвижно лежала подле камня. Собачья морда выразила полное разочарование: «Ну, раз играть никто не желает…».
Крупные стопы и беспечно-дружелюбное выражение морды, с первого взгляда выдавали в нём подростка. Чистый, с ясной хитринкой, взгляд и закрученный крутым витком хвост указывали на простодушный характер.
Пёс насторожил уши, вытянул шею. Из открытых окон здания, стоящего напротив пустыря, послышались звуки музыки. Собачья пасть растянулась в довольной улыбке.
- Снова про пещеру горного короля…Гаав-ам-ам-ам-Гав-ам-ам…Гав-ам-ам…Гав-ам-ам…
Мелодия явно нравилась четвероногому подростку. Он спрыгнул с камня и энергично затопотал в такт.
- Вот непоседа.
Пробормотал камень.
- С чего ты взял, что это про горного короля?
- Так это мой мальчик играет. Он вчера весь вечер по клавишам лупил. Потом встал и сказал, что два часа пещере горного короля посвятил. Скоро урок закончится, домой пойдём.
- Что-то сегодня он быстро.
- Сольфеджио нет.
Пояснил пёс, пританцовывая под звуки знакомой мелодии. Камень помолчал, глядя на суетливые движения пса. Потом негромко сказал:
- Ты бы потише топал. Не ко времени твоя суета.
- А...Что такое?
Живо заинтересовался пёс.
- Не в настроении мы.
- Дааа? Неужели дорогу расширять будут? Или тротуар?
- Тут…
Камень не успел продолжить фразу. Его перебили.
- У меня дурацкое имя! Дурацкое!!!
- Чтооо?
Собачья пасть раскрылась во всю ширь, с языка свесилась прозрачная нить слюны.
- Надо же такое придумать! Пус - тырь… Пусто тырить…Тьфу…Даже противно.
В горьком тоне сквозили отчаяние и неудовлетворённость собой.
- Фу-ты…Снова мальчишки на великах гоняли?
Вопрос прозвучал скорее утвердительно.
- Прыжки и резкие развороты отрабатывали. До поздней ночи. Всё колёсами изрыли. Погляди, какие рытвины остались. Дядёк прохожий погнал их, сказал, это вам не стадион, просто пустырь. Ну…вот…теперь…
Пёс выдохнул с облегчением.
- Чуть не испугался! Какая разница, как тебя назвали? Я, к примеру, Тузик. А все
больше псиной кличут. Так что мне? К миске не ходить?
- Какой я пустырь? Когда на самой серёдке камень стоит? Не пустой я! Дорога рядом проходит. Я - придорожная территория.
- Главное, не придорожная канава.
Проворчал камень.
- Ничего, скоро Буся придёт. Всё само образуется.
Успокаивающе тявкнул пёс.
- А что, пора?
Оживился камень.
- Сам посмотри. Пернатые никогда не ошибаются.
В окружающем пространстве заметно прибавилось голубей. Птицы чего-то ждали. Терпеливо топтались на крышах окрестных домов. На скатах не было свободного места, а голуби всё подлетали. Голубки сидели спокойно. Самцы бормотали и переминались с ноги на ногу, стоя на одном месте. Рискуя свалиться с края.
В узком проулке показалась женская фигура. Невысокая сухонькая старушка шла медленно, держа в руках большую кастрюлю.
- Буся!
Радостно тявкнул пёс. Вприпрыжку понёсся старушке навстречу. Бусей, вслед за уже выросшим внуком, её называла вся округа.
- Годи, годи, шальная твоя душа.
Спокойно осадила Буся собаку.
- На камень иди, эвон суетный какой.
С ласковым смешком кивнула, поставила на камень кастрюлю, сдвинула крышку. Кастрюля была полна хлебных корок вперемешку с запаренной перловкой.
Голуби перестали пританцовывать, замерли. Воздух застыл и остекленел ожиданием.
Буся не торопясь бросила несколько горстей в разные стороны от камня. Помолчала минуту. Громко, протяжно и певуче произнесла:
- Скорей-скорееееей-скореееееееей!
Тяжелое серое покрывало медленно сползло с крыш, скользнуло к пустырю. Воздух в один миг наполнился шумом крыльев и воркованием. Птицы на лету хватали корм с раскрытой ладони старушки, как будто здоровались. Только потом приземлялись и принимались за еду. А она привычным движением подхватывала из кастрюли новую порцию, вытягивала руку вверх и повторяла:
- Скорей, скорей, скорей…
Птицы заполонили весь пустырь, ворошили лапами его пыльную поверхность, небрежно тюкали, утробно гулили, толкались.
Пустырь поёживался от удовольствия, вздрагивал от особенно сильных ударов клювами, и бормотал:
- Пустыррррь…Пууустырррррььььь…Пуууссстыыыырррьььь…