Книга коммунальная квартира города n, глава 2

Это была деревня Озерово, хотя никакого озера тут отродясь не было. Жители деревни занимались земледелием, пасли скотину, и без воды хозяйство вести было бы совсем тяжело, если бы не речка, протекавшая неподалеку. Скот разводили в малом количестве, для личных нужд. А назывался так хутор по фамилии выходцев из села Озерова, по фамилии Озеровы. Предки хозяев как раз были выходцами из этого села, но с другой фамилией.
В деревянном доме, на струганом подоконнике, за полоской белой кружевной тюли мирно тикали часы. Сквозь узорчатую белую ткань на деревянный пол отбрасывались фигурные солнечные лучи. Эти лучи были тусклые, только появившиеся, что означало совсем раннее утро, когда только начали петь петухи. И сейчас кричал один единственный петух, который был у хозяев на соседнем дворе. Он звучал достаточно близко, но ни за что не разбудил бы сонных жителей комнат.
Вдоль стены, прямо противоположно красному углу с иконами и лежащей на тканевой скатерти свечкой, стояла печь. Угли внутри неё уже давно погасли, и печь остыла примерно несколько часов назад. Холодно не было, потому что уже в такое раннее время комната была наполнена жаром от кипящей и шипящей сковороды. Воздух был наполнен запахом подсолнечного масла и муки. Бабушка жарила блины. Она наливала тесто на сковороду, а потом распределяла по днищу, и блины получались тонкие и золотистые. Готовый дымящийся блин она перекладывала на широкое блюдце, сразу принимаясь за следующий. На блюдце их уже лежала большая кипа.
Бабушка положила очередной блин, и, не принимаясь сразу за дальнейшую работу, вытерла руки о фартук, вздохнула и повернулась в сторону печи.
- Славка, просыпайся, - громогласно произнесла она.
На печке, на небольшом её выступе, накрытый шерстяным одеялом, лежал Мстислав. Он сонно промычал, и повернулся на другой бок, лицом к стене.
- Вставай, поешь-ка блинов и дальше ложись спать, Славка. А то холодные будут, - она повернулась и опять принялась за работу.
Славка встал, протёр глаза и сладко зазевал. Потом лениво сел за стол и взял себе самый верхний на тарелке большой блин. Подул на него, сложил вдвое, затем вчетверо, и окунул в деревянную миску густой сметаны.
В этой семье Мстислав был приемным ребенком. Обычно в деревнях приемышей берут только когда работников в доме больше одного, чтобы были силы и средства воспитать ещё одного ребенка. Тем не менее, помимо Славки в доме были среди детей одни девочки, и ещё родители с бабушкой. Славке было шесть лет, когда его забрали из приюта, и через пару лет он стал хорошим помощником по хозяйству. В приюте с ним обращались как с взрослым, и спуску не давали. Поэтому Слава никогда ни на что не жаловался, но по характеру иногда был вспыльчив, хоть и редко показывал это взрослым, которые кормили его и одевали, и он это хорошо понимал. К нему в семье относились тепло, хоть он и  был приёмышем, а не усыновленным ребенком, и не родственником, а можно сказать совсем посторонним. Но его полюбили как своего, и он, будучи круглым сиротой, тепло относился к своей новой семье. Он ждал когда ему исполнится восемнадцать, чтобы жениться и перейти на своё хозяйство, а потом кормить своих приёмных родителей, когда у тех наступит старость.
Родители жили тут же, в доме. Отец с раннего утра уходил работать пахарем в поле, а мать вела хозяйство и заботилась о детях. Ей очень помогала мать мужа, которая брала на себя некоторые обязанности. У матери семейства было много разных забот, и она велела своим детям помогать ей. Даже средняя, которой было шесть, приглядывала за самой младшей. Она хотела сама играть и ловить бабочек в сочок, бегать и прыгать, но несмотря на это слушалась мать и укачивала младшую, или успокаивала, когда та плакала. «Мама, она все равно плачет» - в такие моменты говорила девочка, держа на руках сестру. Тогда мать велела покачать младшую на руках, или дать ей поползать на траве, чтобы та не донимала девочку, либо дать ей игрушку чтобы чем-то занять. Таким образом, через некоторое время ребенок успокаивался, и девочка могла отдохнуть. У всех детей была разница в возрасте в несколько лет, самой младшей было два года. Славе иногда было скучно среди девочек, и он проводил много времени с ребятами со двора, но основное время проводил дома. Не было в доме только одного их ребенка - старший, Андрей, несколько лет назад уехал в город, работать на завод, стал «фабричным», а жена с дочкой остались рядом с его родителями.
С женой Андрей познакомился здесь, в деревне. Катя была ребенком от первого брака местного крестьянина, Никиты. Она жила вместе с отцом и мачехой, и была хорошей работницей по дому, поэтому мачеха отказывала всем сватавшимся к ней женихам. Никита же за дочь постоять не мог, да и для себя находил выгодным, чтобы дочь занималась домашними делами, а он сидел в кабаке, да и чтобы мачеха не жаловалась на постоянный труд. И вот, в один день, Катю нашёл Андрей. Они полюбили друг друга, и Андрей захотел взять её в жёны. Но Никита и мачеха отказали Андрею. Тогда его отец отправился к старосте, дабы восстановить справедливость, и заявил, что девку обижают, хотя сын готов обеспечить для Кати счастливую жизнь.
Тогда староста созвал сходку и позвал Никиту. На вопрос, почему он отказывает всем женихам, тот ответил, что у него нет средств на свадьбу. Отец Андрея, в свою очередь, предложил сыграть свадьбу за свои средства при условии, что Катя на лето будет у него работницей по хозяйству. Но Никита тогда лишь сказал, что Катю не отдаст, и ни жениха, ни сватов в дом не пустит. Затем встал со своего места и ушёл со схода.
- Вот что, братцы, я вам скажу, - начал говорить тогда староста, - хоть Никита и отец, но ради зелья проклятого хочет свою дочь счастья лишить. Кате двадцать один год, если она в этот год не выйдет замуж, то в следующий год за неё хорошие сваты не пойдут, она будет перестарок, матери у неё родной нет, а мачеха, вступиться некому, так за неё должен вступиться мир.
Совет согласился. И вот, через неделю в доме родителей Андрея была устроена свадьба. Мачеха на свадьбу не пошла, и вещи отдавать отказывалась, но староста их потребовал, и вещи все же были отданы. Свадьба состоялась осенью, после уборки хлеба. Никита пришел в дом на свадьбу и напился. «Где водка, туда уж Никита пойдет!», - смеялись мужики.
Затем началась индустриализация в стране, и многие жители деревень переехали в город и стали «фабричными». Вот и Андрей уехал работать на завод, а Катя осталась в деревне, чтобы воспитывать дочь в тихой и мирной обстановке. Фабричные не теряли связи с деревней, и регулярно обменивались почтой. С нетерпением ждала хозяйка, мать Андрея, почтальона с новыми письмами, когда жизнь в деревне текла размеренно, и приходила весточка из бурного, кишащего людьми города.
Бабушка часто рассказывала детям про своих родителей, которые были крепостными. Те жили в городе, но потом ушли на покой и их дети родились уже в деревне. Мать была прачкой у старой барыни, хозяйки своего поместья в городе, а отец там же – дворником. Они служили у барыни долго, а под склонность лет уехали в деревню, откуда и приехали изначально. Дети к тому времени совсем выросли, и продолжили жить, никуда с тех пор не переезжая. Не было случая, когда работники ослушались старую барыню, и любое повеление было беспрекословным. Не было и в мыслях затаить что-то, не сказав хозяйке. Хозяйка иногда отличалась скверным нравом, и мало ли что могла иногда выдумать, какую прихоть или недовольство выразить. Если ей что-то не нравилось, весь двор пытался ей услужить. Но она в ответ кормила их и по закону не допускала их обнищания. Когда родители уехали в деревню, спустя время крепостное право указом императора отменили. Подготовка к такому закону шла долго, чтобы не вызвать народных волнений. Отмена крепостного права дала крестьянам свободу, но не во благо, как предполагалось. Среди свободного народа началось пьянство, преступления. Быстро шли одна за другой реформы, мир поспевал за ними как мог, но бывшие крепостные впервые столкнулись с новыми ценностями, и восприняли эти изменения не в радость. Тем не менее, со временем мир привык к этим переменам.
Здесь, в деревне, земля была для крестьянина самой ценной вещью. Она была и местом для жилья, и средством для добычи пропитания. На ней сеяли рожь, овёс, ячмень, лён, коноплю, просо, гречиху, горох, чечевицу. Земля могла быть глинистой, могла находиться на низменной местности. Земля удобрялась, или могла приносить мало урожая, тогда овощей приходилось докупать за свои средства. Были времена, когда крестьянам было невыгодно продавать хлеб, и они зарывали его в землю. Столько раз на землю посягали: то она переходила в руки крестьян, то в общее пользование. То земля была общим достоянием, то вводилась аграрная реформа, при  которой общинное землевладение заменялось частным. После отмены крепостного права стали платить за землю выкуп, и были связаны властью общины.
На своей земле бабушка выращивала картофель, морковь, свёклу, которые сажала весной, а летом они давали всходы и приносили урожай. Всегда дети ели домашнюю еду, да и сейчас блины были сделаны на гречневой муке, которую вырастили в своем хозяйстве. Для посева зерна пахарь, крестьянский мужик, работал до истощения сил, а летом вести хозяйство было особенно тяжело. Появлялось много различных дел, а солнце жарко пекло и изматывало своим огнём.
Любили крестьянские мужики выпить. В деревнях не было сильно пьющих, и в городе пили больше. Но считалось неприличным не выпить крестьянину на свадьбе, на крестинах, или на похоронах. А вот среди церковных праздников были дни, когда выпить считалось за тяжкий грех. Посты, в особенности Великий и Успенский, соблюдались строго, и мужики в эти дни не пили. Пьяниц в крестьянском миру было совсем мало, один-два на сотню, наоборот около девяти на сотню найдётся совсем не пьющих. Пьяницей называли того, кто пьёт во всякое время, кстати и некстати, пропивает заработок, упускает работу, тащит из дома, разоряет семью, закладывает скот и одежду. Таких пьяниц на всю деревню найдётся один и уж никак не больше двух. К ним в селе было плохое отношение, но при этом к трезвенникам относились настороженно. Нормальным отношением считалось быть умеренно пьющим – выпивать в праздники вместе с остальными.
А напивались крестьянские мужики в праздники сильно. Праздник был неразрывно связан с выпивкой. Праздника ждали, к нему готовились. Бедный должен был купить четверть ведра водки простой и бутылку красной. Богатый - два-три ведра простой и полведра красной. Пили и старшие, и молодежь, хотя молодые напиваться допьяна стеснялись. Тот, кто не принимал участия в пьянстве, то считалось скаредным. Величайшей честью для хозяев дома было, когда гости с их праздника уходили пьянее пьяного. Сельская свадьба обходилась в пять ведер вина и превращалась в трехдневную пьянку.
В каждом дворе были лошадь, корова, свинья и овцы – чем двор богаче, тем больше скотины. Мясо овец шло в пищу ближе к зиме, а шерсть - на одежду всего семейства. К тому же от животных шёл приплод. Среднего количества скотины было достаточно, чтобы прокормить и одеть всю семью. Лошадей хозяева обычно держали на улице под навесом, а коров – отдельно от овец, потому что коров кормили соломою, а овец - сеном. 
В хозяйстве на мужчине лежала обязанность заготовки дров к зиме, поправки саней, присмотра за скотом. Кормить скот должна была женщина, она же пряла, ткала, обшивала семью и себя. Хозяйка топила печь, доила коров. Сеют на огороде хозяин с хозяйкой вместе. Немало заботы лежит и на детях – девушка с ранних лет помогает по хозяйству: присматривает за маленькими детьми, помогает матери ткать, прясть. Мальчики тоже выполняют обязанности. Когда сойдёт снег, они гонят в поле скот. Кроме этого, подростки пашут и гребут сено.
Народные приметы и поверья передавались в деревнях из рода в род, из глубины поколений. Из чего состоит небо, крестьяне не знали, по мнению многих – оно было сделано из толстого стекла. Но где его начало и конец – крестьянам тоже было неизвестно. Солнце – это мужчина, совершающий свой путь вокруг земли на коне. У солнца есть семья, дом, но кто они такие крестьяне тоже не знали, только луну считали они за старшую дочь солнца, а ветры - за братьев и сыновей. Звезды – это небесные бриллианты, разбросанные по небесному своду самим Богом, чтобы показать своё могущество перед людьми. Днём звёзды не видать потому, что небесный сторож собирает их и прячет в мешки, только вечером они снова разбрасываются по небу. Горы возникли, когда Бог шел, создавая ровную местность, а черт – за ним, шёл и там, где плевал, там выросли горы. Радуга была лестницей в небо, поэтому и возникала неожиданно, чтобы люди не забрались по ней вверх. Также по некоторым поверьям радуга сохраняла землю от потопа.
Существовали поверья и про домовых. Домовой бывает домашний, а бывает дворной. Дворной какую лошадь не взлюбит, украдет у той овес. Поэтому некоторые лошади бывали кормленые, но худые. Банные шуты пугают тех, кто перед баней не помолится. Бывают в деревне и колдуньи, и ведьмы, которые ездят на помеле. А душа, когда умирает, идет по радуге к Божьему престолу, а затем ангелы водят её по земле, показывая, чего на земле душа сделала грешного. Люди верили в приметы, создавали молитвы и обряды, чтобы оградить себя от зла, и немало было историй в деревне по этим поверьям, к каждому случаю подходящие.


В семье Андрея ранним утром день только начался, и все завтракали перед началом долгого, изматывающего труда. На улице было лето, и вести хозяйство было особенно тяжело. Нужно было весь предстоящий день работать на огороде, в поле, готовить еду, доить коров, гнать в поле скотину, девочкам- шить, вязать, плести лапти. Время летело быстро, и на часах было уже восемь вечера, когда постучали в дверь.
Бабушка открыла, и увидела перед собой молодую русую девушку лет двадцати. Она была одета в пестрый праздничный сарафан и в белую рубаху с вышивкой, из домотканого полотна. Лицо было загорелое и как будто обветренное, на голове волосы спрятаны под разноцветной косынкой. Она стояла на фоне деревянного резного крыльца избы, у порога.
здрави буди, хозяйка!, - произнесла она, улыбаясь и показав белоснежные зубы с широкой щелочкой посередине.
Девушка рассказала о том, что нынче проходит в деревне праздник в честь Масленицы, о том, что до её деревни семь вёрст, а добираться уже поздно.
мне бы у вас переночевать, а завтра утром я отправлюсь домой, в соседнюю деревню.
Бабушка не любила пускать в дом посторонних, хотя девица выглядела вполне прилично, и было видно, что дурных намерений в мыслях не имеет. Тогда она спросила девицу:
- А ты из какой деревни будешь? Может, я там знаю кого?
- Деревня моя находится в селе на юге, на правом берегу реки. Там-то вряд ли кого знаете, а вот местный мельник меня знает давно, я к нему прихожу иногда помолоть зерно. Меня Пелагеей зовут.
Так, Пелагея осталась на ночлег. Во время ужина она рассказала много интересного про праздник. Пелагея рассказывала про танцы, пляски, театральные представления, про яркие праздничные одежды, игры на всевозможных музыкальных инструментах.
На празднике все обильно ели и пили. Среди угощений были блины и пиво. Блины по традиции являлись частью поминального стола, вот деревенские и провожали в небытие долгую холодную зиму, и встречали весну и возрождение природы. Жители смастерили чучело Масленицы, и весь день возили это чучело на санях, устроив катания вокруг деревни, заставляя таким образцом солнце быстрее двигаться и приближая весну. Затем это чучело поставили в снег, и началось представление с ряжеными. Люди радовались, участвовали в сценках, а под конец праздника чучело Масленицы сжигали. Вот Пелагея и запозднилась на празднике, не хотелось ей оттуда уходить.
Знали живущие в деревнях люди про пышные всемирные выставки, проводившиеся в Париже, и про русские павильоны на них. Там, на далёких празднествах, показывали иностранцам крестьянские избы, орудия труда, крестьянскую одежду и украшения. Слухи об этих выставках доносились из города, печатались в газетах. Такие сборища были неимоверно, запредельно роскошными, а местные крестьянские праздники приближали крестьян к мечтам о высшем обществе, о высшей красоте. Бабушка и Пелагея говорили долго, и дети присутствовали при разговоре, задавали новые и новые вопросы. Девушка рассказывала про приезжих на праздник циркачей, про медведя, пившего из кадки водку, про всевозможные представления, кулинарные яства. Праздник располагался неблизко, идти до туда было далеко, а девушке от своего жилища – далеко вдвойне. Засидевшись допоздна, бабушка с Пелагеей сошлись на том, что поздно и пора ложиться спать.
На следующее утро Пелагея сказала:
- Хозяйка, уж не знаю как вас благодарить за теплый прием, только если разрешите вам вот какую вещь в благодарность сделать: я после окончания ярмарки пойду к мельнику, а заодно могу вам ягодного варенья принести, в знак моей к вам благодарности.
Бабушка никогда не противилась добрым подаркам, поэтому только сказала:
- Ладно, Полька, приноси нам ягоды.
Пелагея ушла, и снова в доме наступило спокойствие. Только вскоре стало странно от того, что прошло два дня, а девка так и не пришла. Бабушка сначала было подумала, что всякое могло случиться – может, не пошла к мельнику, или передумала варенье отдавать. Хозяйка не расстроилась, не так уж и нужны были ей эти ягоды. Но вскоре пришел к ним домой мужчина, местный мельник, и стал расспрашивать, не приходила ли девушка к хозяевам дома. Выяснилось, что Пелагея была на мельнице, и в свою очередь мельнику обещала еще раз зайти, но так и не пришла. Тогда, выяснив, что в обоих местах её не было, начались беспокойства о чём-то дурном, и у хозяйки, и у мельника.
Стали новости разноситься по всей деревне. Жители были знакомы с Пелагеей, и особенно узнали её на празднике, где тут же она всем понравилась. И начали жители за девку из соседней деревни, а значит, за свою сожительницу, сильно волноваться. Уж не загубил её кто из местных, или какое другое происшествие случилось. Тогда жители сообщили новость сторожевому, и по всему селу начались розыски. Слухи распространились быстро. Одни люди говорили, что Польку погубил сам мельник, хоть и притворялся, что сам её ищет. Другие придумывали поверья, что слышно пение девушки по ночам возле сельского кладбища. В деревне много суеверий, и к тому же охота до слухов, самых разнообразных, придуманных и передуманных разными народными выходцами. То ли это делается, чтобы запугать остальных, то ли ещё по какой причине. Так или иначе, поиски Пелагеи продолжались долго, целых шесть дней. По мере поисков вырастали все новые и новые слухи. Некоторые недоумевали и говорили, уж не водяной ли её погубил. Но общее мнение, несмотря на настоящее, было в том, что она погибла от руки местного жителя.
Несмотря на это, некоторые и продолжали видеть дурную примету в этом происшествии. Очень уж странно было то, что Пелагея просто пропала. Остерегались после этого мельницу, а мельника и вовсе обвиняли и шептали за спиной. Мельник отпирался как мог, да и сам страдал по пропавшей Пелагее, которая так часто к нему заходила со своим зерном. 
Люди придумывали новые и новые поверья, и как-то в один вечер, проходя по улице, услышано было женское пение у реки. Местные женщины полоскали в том месте на реке белье, и потом рассказывали о пении другим.   
- Эх вы.., - возмущались неверующие в народные приметы, - это же там сова пролетела, они всегда, совы, такие звуки издают.
Осталось беспокойство и в семье, куда заходила девушка. Праздник был окончен, и осталось чувство пустоты, как будто бы Масленица прошла, а с ней вся радость и веселье. Дети об исчезновении девушки ничего так и не узнали, потому что взрослые порешили им об этом не рассказывать, и те почти и не вспоминали ту гостью, которая пробыла у них совсем недолго.
Мельница теперь стала загадочным местом, а белье в реке старались полоскать в другом месте. Это установилось и стало привычкой. Здесь, у реки, и видел мельник последний раз Пелагею. В своем цветастом сарафане проходила она мимо берега реки, а на противоположном берегу на горизонте шли волнистой полосой деревья с зелеными верхушками, и закат розовыми полосами отражался в небе.
Была в деревне компания славных мальчуганов, которые всегда бродили в окрестностях. Если уж скажут чего, так это значит по правде было. Очень хорошие были ребята. И рассказали они старшим вот такую историю:
проходили мы значит рядом с мельницей, и увидели её. Кого-кого, Пелагею, которая на празднике была. Стояла она на берегу, и ходила по берегу взад-вперёд, и никуда больше не смотрела. Мы её окликали, так она не отвечала - продолжала ходить по берегу, да с улыбкой смотрела на воду.
Так как же! - возражали жители, - так может это не она вовсе?
Так что мы, не помним чтоли! Она-она, точно говорю.
И неизвестно было, врут ли ребята. Не могли же они все разом врать. Если видел бы Пелагею один мальчик, так есть ещё предположение, что врёт. Но рассказали то несколько. А ребята были хорошие и честные, и вряд ли стали бы лгать. Так если и вправду её видели, значит жива она и здорова. Только вот и в соседней деревне она уже не жилец была. Как же бывает такое? Это осталось загадкой.
Жизнь в деревне проходила размеренно, и была охота жителей до новых новостей, ну а уж если чего случилось, слухи разносились среди всех жителей. Чего только не было, что можно было обсудить, и истории эти передавались из поколения в поколение, а мнение о жителях и их семьях формировалось из этих историй. А уж если кто-то вел себя неподобающе, ему всегда напоминали о том, что он живет среди других, и с этим надо считаться. Разные происходили истории. Бывали и страшные, про пьянство и разорение, а были и тайные секретные сплетни об отдельных жителях.
Так деревенский люд и жил, под небом, по поверью – стеклянным, и там, где радуга сохраняла землю от потопа.