В Казыме ещё проходят медвежьи игрища!

Друзья!

В Сети нашёл несколько статей о мансийском медвежьем празднике. Он ещё не ушёл в прошлое,хотя в тайге всё меньше косолапых.
"Казымская территория (которую коренные жители чаще всего называют Землей Кошачьего Локотка) - одно из немногих мест, где сохраняются древние традиции и живут люди, для которых история их предков – живая нить, связывающая прошлое и настоящее, предков и потомков, традиции и современность.

Суровые условия жизни на Севере сформировали совершенно особое мировоззрение, уклад жизни, уникальную культуру, где все взаимосвязано и гармонично. Здесь людьми управляют духи, все существа животного и растительного мира наделяются живою душою, а медведь является предком ныне живущих людей. Не случайно, когда ханты добывают медведя, устраивается особое ритуальное действо – медвежьи игрища".https://beargames.ru/
А вот выдержка из статьи блогера Ирины Поруновой:

 "...Помните сказку «Три медведя» о девочке, попавшей в медвежью избушку, отобедавшей из миски медведя и даже заснувшей на его постели? Так вот — это ничто иное, как вариация древнего мифа, объяснявшего славянским и сибирским племенам происхождение людей.

Один из вариантов мифа повествует о том, что женщина зачала с медведем и родила на свет медвежонка, которого убил его человеческий брат, родившийся у той женщины, но от отца-человека. И вот, умирая, медведь учит людей, как правильно его хоронить…
У хантов медведица забеременела оттого, что съела волшебное растение, а потом родила одновременно двух медвежат и человеческую девочку. Однажды она сказала подросшей дочери: «Завтра придут люди и убьют меня, твоего брата и сестру, а тебя заберут с собой. Когда люди будут варить мое мясо, ты, смотри, не ешь, а к ночи приходи к заднему углу дома». Так оно и случилось. В условленном месте девочка встретила дух матери-медведицы, который учил ее три дня и три ночи, как надо поступать с мясом и костями убитых медведей и, в целом, как подобает людям вести себя, понимая, что есть жизнь и что есть смерть.

Когда медведя убивают, то говорят, что он сам желает этого, поэтому идёт на выстрел человека. С убитого медведя не сдирают шкуру, а «раздевают» медведя. В один из дней праздника, когда хантам и манси было дозволено отведать мяса медведя, люди, сидя за столом, подражали крикам ворона. Эта предосторожность нужна была для того, чтобы у медведя создалось впечатление, что это не люди едят его, а
птицы…".https://www.tourister.ru/
Но будет ли существовать древний праздник в будущем?

"В 2010 году Национальный обряд хантов «Медвежьи игрища» назван победителем в номинации «Праздники» в Международном конкурсе «7 чудес финно-угорского мира и самодийских народов».
Исследователи утверждают, что эта древняя церемония сохранилась до наших дней только у обских угров. Хотя почитали медведя в разные эпохи многие народы мира. Культ этого животного был развит у кетов, эвенков, северо-американских атапасков, японских айнов. Сегодня же «Медвежий праздник» проводят один раз в несколько лет или по случаю добычи зверя только ханты и манси. Представители научного сообщества признают, что обряд чудом дожил до наших дней.

В связи с этим в Югре уже несколько лет обсуждается вопрос о включении «Медвежьих игрищ» в список шедевров нематериального культурного наследия человечества ЮНЕСКО. Возможно, победа в международном конкурсе сыграет свою роль в решении данного вопроса.

«Медвежьи игрища» подробно описали ханты-мансийские исследователи Тимофей и Татьяна Молдановы, приложившие немало сил для возрождения праздника".http://t-i.ru
...Други!
Сдаётся, чем меньше в тайге медведей, тем больше желания у разных туроператоров завлечь несведущих людей в хантыйские и мансийские стойбища. И разнообразно украшенная Медвежья Голова на подносе-лучшее средство!?

Вл.Назаров
*****************
Медвежьи игрища.

Когтистый мужик, дух лесной, сын Торума (создателя мира) являлся на землю в образе медведя и был для древних манси судьей тайги, наказывавшем бесчестных...

 «Медвежья Голова, сидевшая за столом, кажется, наблюдала за каждым движением людей, прислушивалась к любому слову. Правду ли говорят люди, до конца ли искренни они в своих исповедях? А, может, совести у людей не стало, как не стало и веры? Тогда не помогут ни новые законы, ни Медвежья Голова. И всё же сегодня перед Медвежьей Головой пляшут, «исповедуются...»
Так передаёт дух и своеобразие мансийского народного празднества Юван Шесталов в своем романе -сказании «Огонь исцеления». Очень интересен следующий диалог, состоявшийся во время ритуальной церемонии:
— Дедушка, что это с ними? — спрашивает мальчик.
— Понимаешь, внучек, они исцеляют в лесу живущего,— отвечает дедушка.
— Кого это, медведя что ли?
— Тссс... Не надо навивать по имени. Услышит...
— Значит, они исцеляют... самого! Самого...А почему они брызгаются, смеются, играют?
— Смывают вину свою водой, весельем...
В другом произведении «Тайна Сорни-най» Юван Шесталов выскажется ешё прямее: «На этом таинственном представлении, кружась в танцах, забываясь в музыке, воскрешая в песне далёкое время, встают века и мгновения жизни манси, и вся окружающая природа с её зверями, птицами. Характер зверей и птиц, их уловки, хитрости, страхи, ужас, борьба и смерть, смерть героическая,хватающая за душу,встаёт на этих игрищах во  всей полноте и глубине А человек, его личность, страсти и волнения остаются словно в тени... А может, и нет? А может, то, что говорится о зверях, относится к людям? Ведь древний человек не выделял особенно себя из окружающего мира. И медведь, как манси, может быть справедливым, честным, простым, наивным, так же ему больно, если ударить, он, как и человек, любит, страдает, ненавидит, радуется, наслаждается, живет...
На этом игрище оживала чуткая, пытливая душа манси, и незаметно уносилась она в сказочный мир духов, которые, если верить преданиям, творили на земле чудеса.
Наверное, здесь читатель задумается: а в чём же сегодня смысл медвежьих плясок? Ведь в духов манси и ханты уже давно не верят. «Древним театром звериного стиля" со скифских и даже доскифских времен» называет эти празднества писатель, вспоминая, к слову, Индию и Иран, где уцелело нечто подобное. А нужны ли всё-таки эти традиционные представления, когда и медведей-то в тайге мало осталось? Трудно мне ответить на этот вопрос, тем более твёрдо зная, убитый зверь не оживёт никогда...
Судя же по мансийским сказаниям, съеденный людьми медведь не исчезает бесследно, превращаясь в духа, а затем поочередно мышь, горностая, росомаху и могучего Медведя, который шагает в дремучий лес исполнять свои дремучие обязанности.
Во время празднества дух, Сын неба, на время покидает  Медвежью Голову, которая «чучелом сидела  на большом столе". А глупые люди даже не заметили этого, молясь пустой голове и были счастливы.
 
Конечно, древним  манси, придумавшим этот яркий мобытный праздник, -не откажешь в искристой фантазии, жизнерадостном юморе. Более того, веселящиеся на празднике люди допускают и хулу на Медведя:"его лапы — кривые лопатки, которыми женщины роются в грязной остывшей золе...
Его очи— пустые консервные банки с вонючей водой, валяются  на замшелой скале...
Рот — осклизлая тёмная яма, в которую сыплют дерьмо, льют помои и грязь,— всё смердит в этой чёрной и мерзостной мгле...».
Для чего  это нужно смелым охотникам, риcкуя жизнью, победившим в единоборстве сильного зверя? Медвежью Голову «как героя восхваляют, духом леса называют, куньей песней развлекают, птичьей пляской провожают, как налима — осуждают, словно женщину — пугают, будто пса — его ругают, всяким штучкам обучают, слово ласки говорят, щиплют, бьют, бранят, корят»...
Тулыглап — Медвежий праздник мог начаться лишь после одного: «когда лесного зверя... на рогатину подденут или из ружья застрелят наши манси-силачи».
Олицетворяя хозяина, судью тайги с великим духом, лесной народ между тем не мог обойтись без вкусного питательного медвежьего мяса, целебного жира, спасавшего манси и ханты от туберкулёза, других страшных болезней. Отсюда и все «хитрости» с «забыванием» названия зверя, с умолчанием слова «убить», которое заменялось другими «низвести»,  «опустить». Отсюда и хула... Вполне справедлива и понятна обида Медвежьей Головы: «Зачем тогда меня они считают духом, жгут в честь мою огни, в делах удачи просят, мне молятся они и жертвы мне приносят? Столкнутся ли с бедой, согнутся ль от кручины
—тогда передо мной они сгибают спины. Но лишь беда пройдет, кручина их оставит — всяк на меня плюет и всяко худославит... Живешь ты, то — грубя, то — ластясь, то — переча!.. Я не пойму тебя, отродье человечье!»
Действительно, на празднике охотники всячески отрицают свою вину: «Медведь наш! Милый медведь наш! Наш могучий лесной зверь! Не мы убили тебя. Тебя убило ружье. Не мы!...»
И Медвежья Голова вроде бы начинает в это верить, но потом опять спохватывается: «Мансийские глаза прицелились умело. Мансийская рука курок ружья спустила», «Таковы они — враги-друзья!»
Пятая дума Медвежьей Головы из «Языческой поэмы Ювана Шесталова передает кульминацию празднества:
Глаз мой видит, слышит ухо,
Как, насмешку затая,
Все зовут священным духом
Низведённого меня.
Кормят горькими кусками,
Бьют проклятьями-кнутами...
Но постепенно Медвежья Голова со всем примиряется:- I
Сколько вам угодно, люди,
Столько буду здесь сидеть,
Петь мой рот беззвучно  будет.
Вместе с вами молча петь.
Из бутылки пробку выбью,
Золотую чарку выпью...
Погляжу все ваши пляски,
Песни выслушаю все.
Буду слушать здесь,
в углу,
Всю хулу и всю хвалу.
За радушие «спасибо»
Ныне людям говорю. «Пумасиба!
Пумасиба!» —
Я людей благодарю.
Думается, смысл примирения Медвежьей Головы с веселящимися манси в том, что достигается как бы единение человека и природы. Добро перевешивает Зло. Ведь медведя всё же величают Могучим Духом, «главою рода стать его просят». А посему, «в новый, в богатырский путь его провожая, воспевают его, проклинают его, умоляют и бьют».
...Священный зверь, спущенный на железной цепи с неба (сын Нумиторума), нарушает заповедь отца: разоряет капище
манси:
 Швыряет на землю идолов, вырубленных
 из березы.
Рвет на клочья цветные
платки,
Принесенные в жертву духам,
Сруб из бревен
столетних четырехугольный
находит,
Труп вышвыривает
из него обледенелый
Ледяного неведомого
человека...
За это лесные люди якобы и наказывают его. Но одновременно в качестве духа возвеличивают и чествуют. И «когтистому мужику» ничего не остается, как слушать «всю хулу и всю хвалу». Так наглядно разрешается противоречие между необходимостью брать от природы и беречь её как зеницу ока.
Манси и ханты обожествляли не только грозного властителя тайги, святыми для них были и другие звери и птицы, и даже деревья: кедр, лиственница. Аборигены ощущали себя лишь частицей всего сущего. Но не отсюда ли проистекает высокая экологическая нравственность, пронизывающая книги Ю. Шесталова, Е. Айпина, Р. Ругина и других писателей Севера?
Не от себя ли и не о себе начинает говорит поэт в «Пятой думе Медвежьей Головы»? «Я бы грыз их и царапал, опьяневших от вина, я бы их сшиб когтистой лапой, да... отрублена она. Я бы в них выстрелил словами, как железной стрелой, но язык они же сами вырвали из рта долой. Не раздастся грозный рык — съеден с водкой мой язык».
Да, может получиться, что с последним медведем исчезнет и само медвежье празднество — прославление смелых охотников и одновременно предупреждение о грядущем оскудении природы.

В.Назаров
Газета "Нефтеюганский рабочий"
1990 год