Глава 3. Личный гимн

  Лера Лебедева ждала, когда ее пригласивший в кафе парень с параллельного курса наконец-то соберется с мыслями. Его звали Марк. Девушка была немного раздражена тем, что он совсем не умеет разговаривать и смотрит на нее, словно робот, впервые встретивший человека разумного. 
  - У тебя есть какое-нибудь хобби? - спросила Лера, чтоб хоть как-то ободрить собеседника. Из психологии она знала, что подобные вопросы мягко заставляют людей говорить. А люди очень любят говорить о себе.
  - Ну... Я обычно книги читаю.
  - Здорово. Что за книги?
  - Предпочитаю классику, - сказал Марк, и замолчал.
  Лера списала его короткие ответы на внутреннюю зажатость, но в ту же секунду подумала, что ради приличия он мог бы преодолеть себя и задать ей хоть какой-то вопрос.
  - Какую классику предпочитаешь? - девушка старалась сохранять тон интересующегося человека, но что-то ей самой с трудом верилось в то, что вопрос прозвучал так, как нужно.
  - В основном зарубежную. Сартр, Миллер, Чарльз Буковски.
  Лера даже не заметила, как нахмурилась - то были самые не любимые ее авторы, вот прям целый список «отвратительных людей», не то что бы творцов. Она вспомнила биографию Сартра, как тот, будучи социалистом, ратовал за то, чтобы западная пресса молчала о преступлениях СССР ради престижа коммунистов. А еще она вспомнила, как тот предложил своей возлюбленной - Симоне Де Бовуар спать с кем угодно, что они абсолютно свободные люди, и он прямо-таки поступал истинно так, как и предложил. Но когда Симона как бы решила отомстить ему, поступив также, он вдруг заинтересовался ее похождениями и даже проявил недовольство на этот счет.
По мнению Леры Сартр был мерзок как внутри, так и снаружи.
  Миллера она считала просто бесталанным нахлебником, случайно дорвавшимся до пера, который нашел своими пустыми словами отклик в таких же пустых людях, как он. Но из всех, кого она услышала, Буковски заслуживал отдельный «котел ненависти» в её списке. Моральный урод-неудачник, проработавший всю жизнь на почте алкоголик, который никогда особо не стремился сделать жизнь хоть чуточку лучше нормальными способами, а не описывая свою жалкую, блевотную жизнь. То был просто биомусор, разлагающий здравомыслящие, но ещё неокрепшие умы подростков. В душе она ненавидела всех, кто симпатизирует подобной грязи, хоть и знала, что ненавидеть это плохо.
  - И чем же тебе понравились эти авторы? - спокойно спросила девушка.
  - Мне нравится их взгляд на жизнь.
  Лера вздохнула.
  - И каковы же их взгляды?
  - Ну... они по своему отвечали своей эпохе. Больше всего нравится Сартр. Он был социалистом, и...
  - Достаточно. Извини, я отойду ненадолго.
  - Да не вопрос, - улыбнулся Марк, но улыбка его показалась Лере какой-то кривовато-глупой. Никого более отвратительного за последний год она просто не видела. Поверхностный тип с поверхностными взглядами на жизнь и абсолютно смердящими вкусами в литературе, к тому же мало понимания о прочитанном.
  Лера подошла к выходу, надела пальто и вышла из кафе, даже не сказав и слова на прощание. Она понимала, что с точки зрения приличий поступает неправильно, однако ее убеждения строились на том, что уважать стоит лишь тех людей, у которых есть вкус, образование, представления об этике и потенциал. Если этого не было, то смысл реагировать на таких?
Может, я и ошибаюсь в целом насчет людей и своего мировоззрения, думала она, но в частных случаях, таких, как сейчас, еще никогда не ошибалась.
  В кармане завибрировал телефон.
  - Да, мам?
  - Ты когда придешь к нам в гости?
  - На днях загляну обязательно. А что, так сильно ждете?
  - Еще бы! Ты забыла забрать свои статуэтки и бюст Афины.
  - Да я специально оставила, мне в общаге их некуда ставить.
  - Я пылинки сдуваю с них каждый день.
  - Спасибо большое, мамуль. Тебе бы в музее работать.
  - Уж да, я в твоей комнатке как в музее, и правда. Ну ладно, пока. Ждем тебя с нетерпением.
  - Пока, мам.
  Лера положила трубку и поняла, что вымоталась. Она любила своих родителей, но жуть как уставала от бессмысленных разговоров. Она физически уставала из-за людей порой настолько сильно, что хотела безвылазно находиться в общежитии, и кроме пар больше никуда ни ногой. Она даже не сразу осознала, какой импульс вдруг сподвиг ее выйти в кафе, да еще на встречу с каким-то парнем.
  Еще она вспомнила того симпатичного первокурсника, который на днях останавливался понаблюдать за их работой. Было в нем нечто притягательное с точки зрения физики. То, что он вдруг остановился перед аудиторией и рассматривал картины и копии римских бюстов, а не пялился с вожделением в глазах на работающих студенточек, уже говорило о многом. Да, вскоре он обратил внимание на неё, и взгляд его пронзил душу Леры, словно яркая комета; сначала он рассматривал картины и скульптуры, а потом как-то сразу увидел лишь ее. Она не знала, как так получилось. Просто случайность? Да, но его взгляд был судьбоносным, будто он знал, что эта аудитория принадлежит только ей, что она заправляет здесь всем.
Так показалось Лере, и она думала, что он думал также. Она была уверена в этом и боялась представить, что будет, если они познакомятся и он расскажет ей о любимой литературе, а в его списке фаворитов окажется Сартр и Буковски... В природе такое невозможно - она не ошибалась в глазах таких людей, как тот парень.
  Лера включила свет в своей комнате и быстро закрыла за собой дверь. До завтрашнего дня не придется никуда выходить. Она была невероятно счастлива, ведь к ней никого не подселили, и теперь можно запросто развернуться в комнате, хоть и помещение было не таким уж и просторным. Девушка поставила мольберт возле окна, разложила краски, кисти, достала из сумки несколько книг, блокнот и ручку. Пока создавала для себя творческую атмосферу, для свободного взгляда требовался творческий материал, и простой вид разных инструментов художника, писателя, музыканта всегда приводил ее в полный восторг.
  Она села на пол, разложила блокноты и тетради перед собой, глядя на некоторые пробные зарисовки, которые сделала в университете во время нескольких перерывов, и закрыла глаза. "Мне нужно новое видение", - подумала она, осознавая, что идея и свежий взгляд вот так просто не приходят. Но было знание, что главное - это настроить свой мозг на нужную волну, и тогда в определенное время он сам подскажет верный путь и подкинет хорошую идею.
  Внезапно она соскочила, вспомнив, что не хватало одного единственного штриха для творческой среды. В углу комнаты стоял старый патефон, в который она влюбилась в детстве, и выпросила его у отца будучи взрослой. Тот был бизнесмен и имел огромное состояние, а потому мог достать любой патефон или граммофон в принципе, так что подарил дочери данный экземпляр, удаляя его из своей коллекции без сожаления, к тому же для дочери он хотел сделать всё. Даже свою комнату она получила за счет того, что отец договорился с нужными людьми, зная о том, что Лера любит уединение, при этом она ни о каких договоренностях даже не подозревала.
  Девушка поставила пластинку Петра Чайковского. Его знаменитая увертюра "1812" постепенно охватила всё пространство вокруг, и вот теперь Лера ощутила себя в нужном мире, где главными персонажами были истинные герои, где главный жизненный принцип - не сдаваться, где сила человеческого разума есть сила физическая, где, казалось, теперь всё было возможно, достаточно лишь поставить себе цель и приложить все усилия для ее достижения.
  Сила духа, мастерство, чувство наличия где-то рядом новых, непокоренных вершин рождали форму победоносца, торжество личности, способной на всё. "Если и должна существовать в мире литература, философия, музыка и живопись, то только такая", - с возрастающим чувством восторга думала девушка. Она хотела быть такой... героиней собственного романа под названием жизнь. Покорять горизонт, расправляться с мимолетными трудностями на ура, как бы сложно порой ни было. Лера всегда знала, что болезни, депрессии, бытовые хлопоты - всё это лишь короткие отрезки времени, и что порой многие люди сами создают себе нерешаемые списки проблем, копят с особым удовольствием и не пытаются разобраться в них, а потом сами же злятся на себя и на других. Но это неестественное состояние личности. Быть героем своей жизни - вот что важнее всего, в этом всю историю человечества было самое простое естество. Долой нытье, пустые разговоры и болтовню о несбывшемся прошлом! Главное - смотреть в будущее и творить его каждый день, каждый час, каждую минуту.
  Мысли всё росли и росли в такт музыке, этой потрясающей увертюре, способной свернуть любую гору и превратить ее в личный инструмент прогресса человека.
Музыкальное удовольствие пришлось прервать. Лера поднялась на стук в дверь, и лучше бы она этого не делала - за порогом стояла Катя Смородинова, на вид довольно красивая рыжеволосая девушка с тонкими чертами лица и слегка вздернутым носиком.
  Ее зеленые, пустые глаза как всегда ничего не выражали. Лера в очередной раз убедилась в том, что внутренняя пустота Кати была совершенно неестественна и шла вразрез с ее красивой формой. Для нее Катя была словно прекрасным, но пустым сосудом, который никогда не заполнялся содержанием, и судя по взглядамна жизнь этой рыжей бестии, никогда и не заполнится. Катя раздражала Леру с первого курса своими бесполезными разговорами и отрицанием каких-либо искусств и ценностей, хотя сама училась на скульптора и с удивительной точностью копировала работы гениев.
  Лера молчала. Катя поправила волосы и пренебрежительно бросила:
  - Сделай музыку потише, мне за стеной всё слышно. А лучше вообще убери ее, чтоб я больше не приходила к тебе.
  - Я бы с радостью сделала так, чтобы ты ее не слышала, ведь ты не достойна Чайковского.
  - Не достойна? - с усмешкой переспросила Катя. - Я как раз пила чайковского, пока ты не врубила эту тягомотину. Сделай потише хотя бы, мне мешает.
  - Сделаю, как дослушаю до конца, - не уступала Лера. - Да и потом, можешь надеть свои дурацкие наушники в пол головы, ты же всегда ходишь с ними, не можешь расстаться даже на парах.
  - Ну это ты совсем уже обнаглела, Лебедева. Ты мешаешь мне проводить время по кайфу, так что либо вырубай, либо я пошла жаловаться.
  - Дослушаю, и выключу. А теперь пошла вон.
  - Ох ты как заговорил наш Лебедь! - засмеялась Катя, обнажив ровные, белые зубы.
  - Смотри, как бы тебя не подстрелил какой-нибудь охотник.
  Лера захлопнула дверь перед носом смеющейся Кати; та изумленно захлопала ресничками, явно не ожидая подобного, впервые увидев Леру не в настроении. Лера никогда не была резкой. Ей нравилось спокойным поведением выводить из себя других людей, когда они от нее чего-то требовали повышенным тоном и оскорбительными словами, но на этот раз что-то пошло не так.
  Девушка вновь поставила пластинку и заново прослушала увертюру Чайковского, с начала и до конца. Это была ее маленькая победа в битве с пустотой, и увертюра "1812" стала ее личным гимном.