гл. 3-56. Разведка в тумане по ближним тылам врага

ВОСЕМЬ  КРУГОВ  БЫТИЯ
или Жизнь Ивана Булатова

Семейный роман-эпопея

Книга 3.  ЛИШЬ  ПОРОХ  ДА  ТУМАН
или Главная фронтовая награда

Глава 56. РАЗВЕДКА В ТУМАНЕ ПО БЛИЖНИМ ТЫЛАМ ВРАГА

Завершение перегруппировки войск 46-го стрелкового корпуса в район юго-западнее города-крепости Грауденц (Грудзёндз). – «Мёртвая петля с кругом почёта» в ходе пешего рейда разведчиков по тылам врага. – Упорный бой на высоком берегу зависленского плацдарма.


*   *   *
В ночь на восьмое февраля перегруппировку войск 46-го корпуса юго-западнее города Грауденц для последующего форсирования реки Висла и продолжения боевых действий на западном её берегу завершал 238-й стрелковый полк 186-й дивизии. Впереди шли разведчики, между колоннами батальонов походным маршем шёл штаб полка, а замыкала общую колонну рота дивизионных автоматчиков – к тому времени только эти две дивизионные спецроты оставались единственным усилением полка, поскольку танки и артиллерия, поддерживавшие его действия на северо-восточном берегу реки Осса, были отправлены на юг двумя-тремя днями раньше вместе с управлением дивизии и 290-м полком.

Погода стояла отвратительная. Температура днём держалась около нуля при поднимавшейся временами снежно-дождевой мороси. Сапоги при таком дрянном раскладе дел промокали вмиг, так что пеший марш, начавшийся к концу дня, выдался несладким. Но пехоте ли было привыкать месить грязь да мокрый снег дорог? Был отдан приказ – выдвигаться на новое место сосредоточения, вот они и пошли.

Хорошо хоть, что в тот день облачность была невысокой и почти сплошной, так что авиация противника не беспокоила наши войска. А в конце дня вместе с опустившимися на землю сумерками навстречу им поднялся туман, который становился всё гуще и делал ночную темень молочно-непроглядной. К тому же, к полуночи, когда разведчики должны были первыми тронуться в путь, стало подмораживать, даже ледок захрустел под сапогами. Вскоре тёмные, а потому и малоприметные лужи, в которые время от времени пешие солдаты невольно наступали, покрылись белыми корками льда. Так что теперь все старались обходить их, берегли хоть какие-то остатки тепла.

Вначале шли по хорошей дороге и по знакомому маршруту в противоход январского наступления дивизии: из Бург Бельхау выдвинулись на северо-восток в Скурьев, из него через Роггенхаузен вышли на Замок Роггенхаузен, пересекли дорогу Ласин – Грауденц и по разбитой просёлочной дороге пошли на Кёниглих Домбровкен и дальше на юг. За этой деревней дорога до Скаршево была относительно неплохой. Зато дальше, вплоть до Гросс Люнау, где вблизи Вислы временно должен был разместиться штаб полка, шли просёлочными дорогами, очень сильно разбитыми в ходе недавних боёв наших войск в своих тылах с окруженцами, вырвавшимися из Торна.

Наиболее трудным оказался лесистый участок дороги между Турсинитц и Адлих Вальдау: здесь было много полуразобранных, а то и вовсе не убранных завалов, лишь примятых танками, а также встречались не разминированные минные поля.

В Гросс-Люнау добрались к исходу дня, и здесь разместился полковой штаб, рота автоматчиков отправилась в распоряжение штаба дивизии, а полк с разведчиками впереди проследовал в сторону Вислы до соседнего селения Подвиц.

Разведчики выдвинулись ещё дальше – в соседнее привисленское селение Нойсас, где примерно в девять часов вечера остановились на ночёвку в домах поблизости от какого-то шлюза. Сооружён он был в стыке большой и высокой противопаводковой дамбы с её ответвлением, выглядевшим немного ниже и тянувшимся вдоль полукруглой старицы – об этом разведчики узнали уже наутро.

Очень трудным был этот ускоренный пеший марш, начавшийся в темноте и в темноте закончившийся. На ногах, вернее в пути без единой остановки на большой привал, разведчики находились двадцать один час, совершив переход примерно в семьдесят километров. А с учётом раннего подъёма бойцов накануне, то без сна они обходились без малого сорок часов кряду.

Расставив по периметру три дозора по двое бойцов в каждом, лейтенант Румянцев, взвод которого первым нёс круговое боевое охранение расположения роты, не спал ещё две смены, пока его не сменил ротный политрук, младший лейтенант Мельников.

Вместе с политруком поднялся и командир роты капитан Берендеев. Проверив расстановку дозоров, он приказал Румянцеву усилить охрану роты ещё двумя, заявив:
- На том берегу Вислы напротив нас стоят немцы. А всякие ночные пакости на фронте, как правило, происходят ближе к рассвету.
По его указанию, один дополнительный мобильный пост был выставлен в месте развилки дамб, а другой – на дамбе вокруг старицы: эти бойцы должны были всё время быть в движении, в указанных местах расходиться и сходиться друг с другом.

Выведя рядовых Булатова с Понятовским на пост и обозначив им маршрут перемещения по дамбе вдоль старицы, лейтенант Румянцев по приказанию комроты отправился спасть: завтра роте предстояло выполнять первое боевое задание на новом месте сосредоточения – разведку высокого западного берега Вислы, и комвзвода к этому времени должен был быть свеженьким и бодреньким, как малосольный огурчик, пошутил капитан, заметив недоумение в глазах взводного:
- А потому что на свеженький огурчик сейчас ты, ну, никак не тянешь.
И оба рассмеялись в предвкушении хоть какого-нибудь отдыха.

Остаток ночи прошёл без происшествий. Через два часа Булатова с Понятовским сменили на дамбе, и они тоже смогли продолжить свой сон после столь долгого марша. К тому же, на пронзительном ветру, который поднялся вскоре после начала дежурства, вначале сильно застыла, а потом и разболелась повреждённая в Бухарестском концлагере спина. Так что до самой побудки спал Иван беспокойно, ворочался во сне в поисках более удобной позы. Но притулившийся к нему сбоку кум Василий ничего этого не чувствовал: спал воистину, как убитый...

*   *   *
К утру девятого февраля части и подразделения 186-й дивизии вели боевые действия вдоль северо-западного берега реки Висла (на данном её участке) в районе северо-восточнее города Швец (совр. – Свеце) – небольшого польского городка с крепостью и очень мощным гарнизоном немецких войск. Наступление дивизии вначале предполагалось вести именно на этот город-крепость, расположенный на линии разграничения действий войск 70-й и 65-й армий.

С юго-запада навстречу войскам 46-го корпуса наступали соединения 114-го корпуса, временно переданного 65-й армии из состава 70-й армии. Общими усилиями двух корпусов предполагалось ликвидировать относительно узкий и достаточно длинный «Швецкий выступ», который глубоко вклинивался в наши войска в юго-восточном направлении.

В ту ночь 114-й стрелковый корпус, кроме боевых действий по фронту своего наступления, проводил также операции по ликвидации последних мелких групп и группировок противника, десять дней назад прорвавшегося из окружённого нашими войсками города-крепости Торна. Локальные бои с ними в районе селений Генрихсдорф, Поледно и Барвальде, где как раз располагались тылы 160-й и 413-й дивизий, вели батальоны 1297-го стрелкового полка.

В течение той же ночи оба зависленских полка 186-й дивизии проводили инженерную разведку переднего края противника, а также боевую разведку его тылов, на отдельных участках завязывались встречные позиционные бои. Точно такая же картина наблюдалась в боевых порядках частей 105-го стрелкового корпуса, действовавших правее и немного северо-восточнее.

К тому времени из-за начавшейся оттепели вместе с пехотой на западный берег Вислы была переправлена только поддерживавшая её действия лёгкая батальонная артиллерия прямой наводки, расположенная непосредственно в боевых порядках пехоты. Наступательные действия наших войск обеспечивали тяжёлая артиллерия и танки, которые по юго-восточному берегу реки под прикрытием стрелковых взводов спецподразделений дивизии и корпуса продвигались в направлении города Швец параллельно наступавшим частям и одновременно с ними.

А безопасность наступательной операции, тактически довольно сложной для войск 186-й дивизии, которые вели бои вдоль линии прибрежных укреплений противника, должна была обеспечивать, в том числе, дивизионная разведка. В связи с этим один взвод (второй) 107-й отдельной разведроты рано утром 9 февраля был выдвинут в район селения Эренталь, расположенного южнее и на правом берегу реки.

Отсюда активные разведывательно-дозорные действия нужно было проводить вдоль противопаводковой дамбы вверх по течению реки и по ближним тылам наших войск, поскольку между войсками 46-го и 114-корпусов существовал никем не прикрытый разрыв примерно в шесть километров. И через него с восточного берега реки в почти окружённый город Швец всё ещё просачивались группы вражеских солдат, вырвавшихся из котла повторного окружения южнее городов Кульм и Сарнау.

При этом взвод в районе Эренталь не только собирал разведданные, в том числе наблюдением о передвижении вражеских войск по дороге вдоль западного берега реки, но и обеспечивал безопасность действий дивизионных и корпусных спецподразделений.

А стрелкИ из рот зенитчиков, химиков и связистов прикрывали левый фланг 46-го корпуса, в том числе выдвинутые следом за ними подразделения танков, тяжелой артиллерии и миномётов, обеспечивая их безопасность от возможных действий прорвавшегося из окружения в Торне противника, а также были в готовности отражать атаки и уничтожать группы противника из состава Швецкого гарнизона в случае их выхода на речной лёд.

Одновременно с началом общего наступления соединений корпуса танкисты и артиллеристы должны были огнём по выявленным огневым точкам противника западнее Обер-Сартовиц и рощи южнее него содействовать наступлению подразделений 290-го стрелкового полка. При этом ни разведчики, ни стрелки из спецподразделений не имели локтевой связи с соседом слева, действовавшим за рекой.

А первый взвод разведроты в это время по льду Вислы выдвинулся на запад – на высокий берег Вислы – в район рощи южнее селения Обер-Сартовиц, откуда повёл глубокую разведку противника, действовавшего по фронту наступления 290-го полка. Проход по минному полю юго-западнее этой прибрежной рощи, росшей южнее Обер-Сартовиц, за ночь обеспечили сапёры 290-го стрелкового полка.

Боевая задача была очень простой и одновременно невероятно сложной: под прикрытием предрассветного тумана разведчикам нужно было как можно глубже проникнуть в расположение войск врага и разведать там как можно больше: разведданных в штабе недавно переброшенного на новый участок корпуса было с гулькин нос, а то и того меньше.

*   *   *
Лейтенанту Румянцеву в ту ночь удалось поспать часа четыре, но этого времени ему вполне хватило для того, чтобы выглядеть вполне бодрым перед требовательно осматривавшим его командиром роты капитаном Берендеевым перед отправкой на опасное задание: походы бойцов за линию фронта всегда сопряжены со смертельным риском для жизни.

Затем командир роты лично осмотрел остальных – одиннадцать самых опытных бойцов роты, подобранных из обоих взводов с учётом владения хотя бы минимумом немецких слов и выражений. В это число вошёл также младший сержант Овсянников, который должен был возглавить подгруппу разведчиков, когда они на нейтральной полосе переоденутся в немецкую форму, а за той линией фронта разделятся восточнее селения Юнген. 

Дальше Румянцев, придерживаясь безымянного ручья, поведёт свою группу на север и северо-запад до Гросс-Цаппельн, где должен разведать обстановку, особое внимание обращая на шоссейную дорогу Швец – Ешево. А Овсянников со своей группой должен был обойти Юнген южнее, придерживаясь Вислы, а затем выдвинуться на запад в направлении Дзики и сделать там разведку в районе шоссейной дороги Швец – Осслово. В пути разведчикам нужно было засекать расположение огневых точек противника, особенно местоположение батарей тяжёлой артиллерии, а также засекать и запоминать иные полезные и важные для наших войск сведения.

Маршрут разведки был небольшой – километров десять в один конец для группы Овсянникова и немного меньше – для группы Румянцева. Но был он очень опасный, поскольку проходил по густонаселённой и практически безлесной местности. На всё про всё разведчикам давалось три-четыре часа. В крайнем случае вернуться им нужно было до одиннадцати часов – до начала нашего наступления, и то лишь в том случае, если к тому времени не рассеется туман.

Иван Булатов с кумом Василием Понятовским не попали в эту группу: были новичками. Естественно, ничего не знали они также и о маршрутах разведчиков. Поэтому только внимательно наблюдали издали за тем, как командир роты тщательно осматривает и напоследок наставляет своих соколов: идти в эту разведку ему лично и категорически запретил начальник корпусной разведки.

В составе первого взвода они должны были выдвинуться только до нейтральной полосы и вернуться, но не обратно в расположение разведроты, а в расположение разведгруппы первого батальона 290-го полка, где к тому времени будут находиться командир роты с политруком, старшиной и тремя бойцами-вестовыми. В дальнейшем объединённая разведгруппа должна обеспечивать наступление первого батальона.

Группа Румянцева полевыми дорогами вдоль ручья удачно прошла до Гросс-Цаппельн. Там, наверху, тумана было поменьше, и они, разделившись на две подгруппы по двое, одной из них делали разведку дороги и села, пока другая группа с лейтенантом по полевой дороге сходила в направлении господского двора западнее этого села и уточнила местоположение двух гаубичных батарей.

Также без приключений все четверо вернулись обратно. Туманная погода была им на руку, поэтому они вовремя успели вернуться к минному проходу примерно за полчаса до начала нашего артналёта на вражеские боевые порядки.

Правда, у них не обошлось без приключений: при пересечении дороги Швец – Грудзёндз западнее Обер-Сартовиц, двое парней из головного дозора группы, задержанные внезапно нарвавшимся на них немецким конным патрулём, были отправлены в Юнгенд, где формировалась временная рота практически – штрафная, вот из таких же «шатунов» без документов. То, что парни плохо владели немецким языком, никого не насторожило: в те дни здесь полно было власовцев, бежавших из окружения в Торне.

Румянцев с одним из бойцов, по туману подошедший ближе к дороге, из-за придорожной опушки широкой лесной полосы, тянувшейся вдоль обоих берегов ручья, услышал завершение разборки на дороге, после которой патруль разделился: четверо конников поехали дальше в сторону Обер-Сартовиц, а один начал конвоировать «власовцев» в обратном направлении, в сторону Юнгена, крайние дома которого невдалеке смутно маячили в тумане.

Румянцев подал им условный сигнал, не нужна ли помощь: дважды характерно каркнул хриплым голосом, занижая при конце протяжные звуки. В ответ один из них тоже характерно кашлянул, что означало: справимся сами. И действительно, не прошло и трёх минут, как наши разведчики вернулись с пленным конвоиром, со связанными сзади руками и кляпом во рту. Он ещё не совсем пришёл в себя после недавнего удушья, но вёл себя смирно, особенно, когда увидел ещё четверых «власовцев».

Засветившихся бойцов с пленным Румянцев отправил к своим, отказавшись от лошади:
- Без неё лучше, а то с её фырканьем нас за версту будет слышно. Да и при внезапной встрече с немцами она только мешать будет. А без неё мы в этом лесочке легко спрячемся в случае опасности...

Вернувшись с задания и доложив о результатах разведки, по стрелковой своей привычке лейтенант Румянцев захотел поучаствовать в начавшемся наступлении, но комроты не позволил ему этого: пуля-дура находит свои жертвы без разбору, а для подготовки опытного разведчика нужно много времени. Так что на фронте берегли разведчиков, в атаки бросали в самом крайнем случае. Но их работа и так зачастую проводилась по самой кромке жизни.

*   *   *
А вот группе Овсянникова повезло меньше: им пришлось сделать «мёртвую петлю с кругом почёта» по вражеским тылам, как впоследствии шутил по этому поводу младший сержант. Маршрут его группы был длиннее и опаснее, поскольку проходил намного ближе к Швецу, где вероятность случайного прокола была намного выше. 

После расставания с группой Румянцева на безымянном ручье с заросшими берегами, до Морска дошли без приключений. Вначале придерживаясь северной опушки приречных кустов, росших здесь довольно широкой полосой. Но кусты скоро закончились, а разведчики нарвались на какое-то сторожевое охранение.

И даже у опытного Овсянникова волосы зашевелились, когда из тумана вдруг вынырнули трое в немецкой форме, но спросили по-русски, с явным малороссийским акцентом:
- А ну, стой! Хто такие будете и шо вы тут робите? Документы кажи скорей, а то счас пальну!
Но слишком долго говорил этот власовский вы****ок, пока не стушевался, поздновато заметив белую повязку на рукаве «господина офицера» в немецкой форме.

А Овсянникову, довольно сносно владевшему разговорным немецким, и двух секунд хватило, чтобы опомниться и в ответ вызвериться таким отборным немецким матом, что у перетрухнувших вояк уже и вовсе ни капли сомнения не осталось в его принадлежности к «великой нации». Тем более придавало им уверенности то, что внешне «офицер» выглядел чисто арийским аристократом: одет был в добротную офицерскую шинель, хотя погоны на ней были только капральские.

Оставив троих бойцов на исходной, то есть, в месте, где они напоролись на власовцев, «господин капрал», осуществлявший проверку порядка на местах, взял с собой двух бойцов, один из которых тут же стал его «переводчиком». Ребята импровизировали на ходу, конечно, но такой сценарий они проигрывали в ходе предыдущей подготовки. И спокойно, даже придирчиво проверили расположение сторожевого поста.

За кустами было ещё более дюжины солдат, растянувшихся по двое-трое в нескольких отдельных огневых ячейках, вырытых по южной опушке кустарников  метрах в пятидесяти от речного льда, и удалённых одна от другой на расстояние прямой видимости. Оказалось, что все они были торнскими окруженцами, дней десять назад прорвались «к своим», и в данный момент стояли в фланговом охранении пехотной роты сводного батальона, действовавшего в составе боевой группы 252-й пехотной дивизии.

Оставшись удовлетворённым результатами осмотра и порядком несения боевого охранения, «господин капрал» со снисходительной улыбкой похлопал по щеке какого-то затравленного парнишку, по виду лет шестнадцати. Похоже было, что он просто пожалел замёрзшего малолетнего придурка, сунувшегося бог весть в какое дерьмо. Тот выжал из себя подобие подобострастной, но ледяной улыбки: глаза его нисколько не улыбались, смотрели отрешённо...

Проследовав в прежнем направлении некоторое время, свернули вправо на полевую дорогу, ведшую к Юнгену, как полагал Овсянников, и как вскоре это оказалось на самом деле. Но где-то посреди поля Овсянников вдруг остановил группу:
- Стой, перекур.
Когда прикуривал, руки его чуть заметно дрожали, к большому удивлению товарищей: вроде бы всё обошлось благополучно, чего уж теперь нервничать задним числом.

Но причина волнения командира группы была в другом:
- Задушил бы гадёныша... – пояснил Овсянников своё состояние.
И всем сразу стало ясно, что на самом деле испытывал младший сержант в облике капрала, когда снисходительно похлопал мальчишку по щеке.
- Как он посмотрел на меня! Ведь он же ненавидит немцев! Так зачем за них воюет? Ещё ничего не успел понюхать по жизни, а уже сломал её напрочь...

Тем не менее, после короткого перекура Овсянников стал прежним: холодным и надменным немецким капралом. Войдя обратно в образ, он отрывисто подал команду, и его товарищи беспрекословно пошли следом, снисходительно прощая своему молодому «старшому» его тон и манеры: ведь только что он проявил себя таким находчивым бойцом, что вот они и дальше топают по тылам врага, или же, наоборот, пока всё ещё впереди его передовой линии. А могли бы уже и...

Но об ином исходе думать не хотелось: они ведь даже не начали выполнять боевое задание, а лишь идут к указанной цели своей разведки. И всё же на большой дороге возле Морска ситуация повторилась один к одному с группой Румянцева.

Пропустив небольшую колонну бронетехники в составе танка во главе, трёх бронетранспортёров с пехотой и самоходки в её хвосте, группа Овсянникова вполне спокойно могла бы пересечь ей в месте понижения при пересечении небольшой, но довольно длинной балочки, уходившей от реки вглубь. По ней они могли бы спокойно пересечь трассу Швец – Грауденц, и, минуя Морск с востока, выйти за селом на полевую дорогу, которая ведёт в сторону конечного пункта их разведки, селения Дзики, пересекая при этом большую дорогу Щвец – Ешево.

Так нет же! Почувствовав, что поймал за хвост птицу удачи, Овсянников решил таким же наглым образом пройтись вначале по шоссе до села, а в нём свернуть на нужную им дорогу. И что же? Да хорошо ещё, что он выслал вперёд дозор из двоих бойцов, которые вскоре нос к носу вляпались в расположение придорожного регулировочного поста: перед самим Морском, в месте ответвления полевой дороги от шоссе, стояла крытая машина-будка с округлыми углами и высокой антенной на крыше, а также двумя бойцами – один в десяти метрах перед ней, а другой – позади.

Оторопевшие бойцы, тут же скорчили обрадованные рожи и направились к немцу: бежать было поздно. Они ловко прикинулись «окруженцами», только что перешедшими Вислу и не знающими, куда им идти дальше. Немцы не очень-то поняли, что эти два придурка хотели от них, но по пояснительным жестам разведчиков и слову «Швец», поняли, куда те хотят идти. Один из немцев помоложе что-то залопотал по-своему, дважды повторив слово «Морск» и показывая в ту сторону рукой.

В кабине зашевелился и приподнялся ещё один солдат, видимо, водитель. Из будки кто-то недовольно крикнул, что там случилось, его успокоили, мол, всё в порядке, ещё двое вышли из окружения, и на том инцидент был исчерпан. Двое «окруженцев» бойко пошли дальше по дороге, а Овсянников, прекрасно понявший, что в Морске кто-то в комендатуре сколачивает стрелковую роту из окруженцев, обошёл этот пост справа.

Пошли по большому кругу, после чего прямо по полю немного проследовали в сторону Морска, пока невдалеке в тумане не показались верхушки каких-то строений. Остановившись посреди очередной занесённой неглубоким снегом пахоты, Овсянников негромко прокукарекал сиплым голосом. Совсем близко от них в тумане дважды лениво тявкнула «лиса».

Оказалось, что эти два «попаданца», только для виду прошагав с полсотни шагов в сторону Морска, пока машина с будкой не скрылась в тумане, свернули с шоссе прямо в поле и теперь шли к ним задами огородов местного населения. Соединившись снова в одну группу, разведчики вернулись немного назад, до пересечённой только что ими полевой дороги, и благополучно обошли Морск стороной.

Не предполагая большого движения по второстепенной просёлочной дороге между Морском и Дзики, вскоре за селом вышли на неё и в тумане, который по мере затяжного пологого подъёма становился всё жиже, спокойно и деловито дотопали до шоссе Щвец – Ешево.

На этой большой дороге было большое движение войсковых автомобилей, в том числе тянувших за собой пушки, а также военных и гражданских повозок и небольших, но многочисленных групп гражданского населения. Шли они все в одном направлении: из Швеца на север. По обговоренному заранее сценарию, группа подошла к шоссе и, разделившись по трое, встала в боковое «охранение» движения. Никто на них не обратил особого внимания: ну, стоит себе и стоит охранение, никому не мешает.

Когда стоять надоело, а по дороге ничего интересного не проезжало, пересекли поток беженцев и некоторое время постояли с той стороны дороги. А затем «снялись» с поста и пошли в направлении Дзики. Ничего интересного в окрестностях этого села и в самом селении наблюдением не было выявлено, кроме того, что в районе господского двора западнее него готовились огневые позиции, скорее всего, для какой-то артиллерийской батареи, но пушек пока не было.

Зато далее, за каким-то неглубоким каналом, в месте пересечения просёлочной дороги из Дзики с большим шоссе, которое из Швеца шло в сторону Оссово и оказалось совершенно пустынным, уже стояла большая артиллерийская батарея. Туман к этому времени в этом месте почти рассеялся, светиться на одном месте им нельзя было, поэтому группа по другоё просёлочной дороге из Дзики, которая под углом выходила всё на то же шоссе, упираясь в селение Сульново – это название Овсянников запомнил в штабе, когда изучал топографическую карту местности.

Разведка в этом направлении не входила в рамки задания, но ведь это же – Овсянников, который без риска жить не может. И бойцы беспрекословно пошли за ним следом в Сульново, безусловно веря в звезду удачи своего командира. Тем более, что дорога вела слегка под уклон, и впереди пока ещё хорошо клубился туман, а ниже села он и вовсе держался густым.

На подходе к селу заметили за шоссе, южнее какого-то озерца, ещё одну артбатарею, пристроившуюся почти на вершине какой-то высотки, вспучившейся посреди полей. Южнее села на развилке дорог в тумане угадывалась ещё одна батарея. Все они ориентированы были на запад, откуда наступали части соседнего, 114-го стрелкового корпуса. Это что же получается, что они с тыла подошли к линии фронта своих соседей? Тогда пора возвращаться назад, к своим.

*   *   *
К шоссе они подошли практически одновременно с небольшой группой беженцев, которые почему-то возвращались в Швец: две женщины, одна постарше, а другая с грудным ребёнком на руках, двое мальчишек-подростков лет десяти и тринадцати примерно, и девочка лет семи. У каждого за плечами были котомки на лямках, в руках они тоже тащили сумки и чемоданы, шли медленно и устало.

На шоссе Овсянников остановил свою группу командой по-немецки, подождал беженцев и строго спросил, почему они возвращаются в город, который находится в опасном положении. Женщина постарше ответила, что повозку, на которой они ехали, разбомбило во время артобстрела, под который они попали вчера утром на подходе к Блотто, что там начался бой, и теперь дорога на Осслово перекрыта. Многие беженцы сразу же вернулись назад, чтобы через Дзики попасть на другую дорогу, которая идёт ближе к фронту и ведёт на Ешево. Они заночевали в Скаршево, потому что у малышки поднялась температура, а сегодня через Дзики их не пропустили, потому что там стоят военные с пушками.

Овсянников согласно кивнул головой, мол, он про это знает, и приказал им следовать за ними на расстоянии десяти-двенадцати метров, потому что они как раз следуют на свой пост в районе той  дороги, что ведёт на Ешево. Молодая женщина отрицательно покачала головой и сказала, что возвращается домой в Швец. Женщина постарше равнодушно пожала плечами: мол, твоё дело.

Подросток постарше подскочил к ней и что-то жарко зашептал на ухо, но она продолжала отрицательно покачивать головой. Тот вскрикнул по-немецки: «Тогда я пойду с ними!» и отдал ей чемодан побольше. Та подняла его и тут же одиноко и тяжело пошла дальше. Все застыли на некоторое время, провожая её взглядами: ничем помочь ей нельзя было.

Подросток сказал, что в Сульнау у них есть дальняя родня, и что сестра пошла к ним. Та действительно вскоре свернула на дорогу, ведущую в это придорожное село, а Овсянников по ответвлявшейся от этого перекрёстка, по просёлочной дороге, ведущей в сторону Морска, повел на восток свою группу с беженцами позади неё. Двум бойцам он позволил помочь беженцам нести их вещи: в глазах растроганной женщины этот поступок «господина капрала» выглядел очень благородно.

Выйдя из тумана к по-прежнему густо оживлённой дороге, ведущей на Ешево, Овсянников привычно-уверенно расставил своих бойцов «на посты» по одну и другую сторону от просёлочной дороги, дождался более-менее свободной гражданской повозки и приказал вознице принять влево. Тот заартачился было, узнав о внезапном «пополнении», но стоило Овсянникову недовольно задрать подбородок, как вопрос был решён: в телегу уложили чемоданы и пристроили девчонку.

Младший подросток расстроился, что ему не нашлось места в повозке, а старший стоял безучастно: он явно переживал, что бросил сестру в явной опасности из-за неумолимого приближения фронта. А сам-то он в какой сейчас находился известности? И через какие испытания предстояло пройти им на трудном пути в неизвестность? У пожилой женщины выступили слезинки в глазах, когда она поблагодарила «господина офицера» за помощь и содействие. Знала бы она, кого благодарила на самом деле!..

Но группа Овсянникова не смогла вернуться назад: отправив в путь беженцев, они постояли ещё минут десять на шоссе, по которому по-прежнему вперемешку, но уже в основном шли только военные и гражданские повозки. Затем требовательно пересекли поток, постояли с той стороны и направились в сторону Морска, едва укрытого  туманом, что придавало уверенности слабым их надеждам вернуться назад по своим следам: туман рассасывался почти на глазах.

Но не успели они пройти и сотню метров, как вдруг загудело со всех сторон, как это им показалось вначале: с востока, юга и запада началась артподготовка перед наступлением наших войск. У бойцов невольно похолодело внутри: не успели... Пока дошли до Морска, канонада не стихала, а туман разошёлся окончательно. Только далёкая Висла и обширные поля с селениями за ней всё ещё были подёрнуты низким туманом, из которого торчали только верхушки высоких деревьев и двух костёлов в разных сёлах.

Идти в Морск не было смысла: там в оба направления сновали военные автомобили и повозки, а «знакомый» регулировочный пост на трассе был усилен отделением автоматчиков, не меньше. В балочке между Морском и Юнгеном, где можно было бы выйти к Висле, всё ещё держался туман. Но попасть к ней можно либо по оживлённому шоссе, либо поверху по полевой дороге, которая теперь была открыта любому заинтересованному взгляду с трассы. А то, что одиозной группе солдат на ней делать нечего, любому было понятно слишком очевидно, и быть задержанными немецким военным патрулём в планы разведчиков не входило.

Поэтому Овсянников, чтобы не топтаться на месте и не вызывать подозрение разворачиванием своей группы посреди издалека просматривавшейся дороги, довёл группу до первого строения в Морске. Отсюда им пришлось вернуться на Ешевское шоссе и вместе с беженцами идти на север, чтобы попасть к своим в обход:  от Гросс-Цапельна через Кляйн Цаппельн и за ним идти далее на восток по большому лесу, за которым уже занялся большой бой немецких войск с нашими.

Патрулировавшая по ближним тылам группа военных с капралом при белой повязке, особых подозрений ни у кого не вызывала. Более того, разведчикам крупно повезло не нарваться на настоящий немецкий патруль. А когда на перекрёстке в Гросс-Цаппельне группу Овсянникова всё же остановили, то разведчики внутренне приготовились как можно дороже отдавать свои молодые жизни, мысленно прощаясь с ними и своими родными, ведь влипли они конкретно, как показалось. Но из-за того, что туман к тому времени рассеялся уже окончательно, то иного пути у них не было, как действовать нагло и «на авось».

И всё для них обошлось как нельзя лучше.
Овсянников с деланно равнодушным и в самом деле усталым видом пояснил лейтенанту-интенданту, с группой солдат отлавливавшему солдат-беглецов, что его группа закончила свои действия в районе западнее Дзики и теперь выдвигается на новый пост, расположенный в районе восточнее Кляйн-Цаппельн. Он назвал фамилию командира роты из батальона боевой группы 252-й пехотной дивизии, которую узнал ещё в самом начале своего пешего рейда по тылам врага, и якобы в распоряжение которого они теперь поступают.

Названные звание и фамилия неведомого немецкого офицера полностью размагнитила настороженность лейтенанта. К счастью, он не потребовал предъявить документы. Они были у Овсянникова, конечно же, но въедливого лейтенанта эта «липа» вряд ли убедила бы в своей достоверности. Но для интенданта всё выглядело достаточно убедительно, поскольку группа Овсянникова направлялась не по ходу движения потока беженцев, а шла в сторону от него и в направлении фронта.

Тем более успокоился и потерял он интерес, когда Овсянников, заметивший беглый подозрительный взгляд немца из-за его сильного акцента, не стал скрывать того, что при царе его предки жили на Волге, имели там крепкий бизнес, за что коммунисты после революции репрессировали их в Сибирь, где он и вырос. Лейтенант рассеянным кивком головы отпустил его группу, потому что среди беженцев заметил очередную подозрительную группу из четырёх мужчин, явно переодетых в гражданскую одежду...

В лесу восточнее Кляйн-Цаппельн, в который разведчики попали без проблем, они подошли только на максимально допустимое расстояние до передовой, которая вплотную приблизилась к восточной опушке. Здесь они часов пять банально дожидались темноты, укрывшись в каком-то распадке, не расчищенном после давнишнего бурелома. Всё обошлось благополучно.

А с наступлением темноты огневой бой завязался уже в лесу, и наши разведчики, которые переоделись в советскую форму и сумели без боя пробраться к своим через разрыв между ротами противника и через нейтральную полосу, едва не влипли в перестрелку с нашими стрелками. Но ядрёный русский мат, понёсшийся в их сторону с «немецкой» стороны, помог разобраться им, что это всё же свои разведчики  возвращаются с задания.

Как вскоре выяснилось, это были гвардейцы из 44-й дивизии соседнего 105-го корпуса. И после того, как группу Овсянникова хорошенько прошерстили гвардейские особисты, в штаб 186-й дивизии они попали только к рассвету следующего дня. В роте из-за них сильно переживали, конечно, считая группу погибшей. Лейтенант Румянцев ходил, как в воду опущенный, и винил себя:
- Маршрут Овсянникова был сложнее, это мне нужно было пойти в Дзики...

*   *   *
А не пошедшие в тот день ни в разведку, ни в атаку бойцы первого взвода дивизионной разведроты всё же попали в большой переплёт по ходу очень туго развивавшегося наступления наших войск на боевые порядки ожесточённо сражавшегося противника. К этому времени немецкое командование, видимо, стремилось уже не столько уничтожить наш плацдарм, всё больше ширившийся между городами крепостями Швец и Грауденц. Главной задачей его было обеспечение максимально возможной эвакуации из готового захлопнуться «швецкого мешка» военной техники, боеприпасов, продовольствия и иных ценностей.

А упорной стойкости «швецкого орешка» во многом способствовала значительная подпитка численности его гарнизона за счёт разрозненных групп, подразделений и даже частей, прорвавшихся через боевые порядки наших войск, срочно развёрнутые по тылам 70-й и 65-й армии с целью недопущения воссоединения многотысячной торнской группировки с главными силами противника, действовавшими на передовой.

В тот день, девятого февраля 1945 года, после благополучной отправки своих боевых товарищей за нейтральную полосу и далее по ту сторону фронта, остатки первого взвода разведроты вместе с разведвзводом 290-го стрелкового полка вначале обеспечивали левый фланг 46-го стрелкового корпуса, своими активными действиями вдоль западного берега реки Висла сминая и уничтожая выставленное здесь фланговое сторожевое охранение противника.

Но, согласно задумке командования корпусом, вскоре после возвращения в полном составе из разведки группы лейтенанта Румянцева, его взвод был отправлен за реку – для усиления второго взвода разведроты, действовавшего вдоль дамбы в районе селений Нойсас – Эренталь. Боевая задача разведроты была: координировано действуя со взводами стрелков из дивизионных и корпусных спецподразделений, действовавших здесь же по восточному берегу реки вместе с танкистами и артиллеристами, своими шумными выдвижениями на лёд с демонстрацией намерений форсировать реку, отвлекать на себя часть сил противника и тем самым способствовать успеху наступления наших частей, действовавших на западном берегу реки. В случае удачного форсирования реки продолжать развивать наступление на ближние тылы противника для создания у него впечатления окружения.

Конечно же, разведчики быстро форсировали реку, после чего на крутом берегу Вислы в районе юго-западнее селения Обер-Сартовиц – высоком, мокром и скользком, при поддержке автоматчиков из корпусного батальона связи ими было произведено несколько атак и отражено несколько контратак противника. На береговом склоне наши и немецкие солдаты лежали вперемешку – убитые и раненые. Живые прятались за убитых, без разницы, кто за кого – русский за немца, или наоборот...

Иван Булатов в составе первого взвода разведроты должен был штурмовать высокий берег Вислы, чтобы наверху захватить плацдарм с последующей задачей его удержания до подхода рот первого батальона 290-го полка. Но передовой линии огня как таковой не было: врага можно было ожидать со всех сторон – как с юго-запада в виде подкрепления немецких войск их Швеца, так и с северо-востока в виде отступавших немецких частей, так и с юга – в виде вырвавшихся из окружения разрозненных групп солдат противника, пробиравшихся через Вислу к своим.

Первыми показались немцы со стороны Швеце. Вернее, как это вскоре выяснилось через пленных (да разведчикам ли было занимать опыт по их взятию!), что это были бывшие окруженцы, всё же попавшие из Торна в Швец и после спешного формирования временных рот тут же брошенные воевать против наших войск.

В какой-то момент вдруг слева сверху наискосок через цепь разведчиков, в очередной раз шедших в атаку на неприступную вершину сильно укреплённого холма, к которому с двух сторон подтягивалась противопаводковая дамба, в этом месте не очень высокая, пронеслась немецкая конница.

Небольшой отряд всадников с явно азиатскими чертами лица, видимо, не ожидал, что наступавшие были уже под самой кручей холма, поэтому, практически не причинив разведчикам вреда, по инерции понесся вниз до полосы кустарников, откуда был встречен огнём бойцов из второго взвода разведроты.

На лету конники взяли чуть правее, выскочили на лед Вислы, где лошади тотчас же заскользили по слегка подтопленному льду, и ее, поверх голов разведчиков в кустарнике, тут же положили наши пулеметчики, имевшие огневую точку на противопаводковой дамбе. Крепкого жару из станковых пулемётов дали они немецким кавалеристам, ни один живым не ушел. Жаль было только лошадей, пронзительно ржавших и бившихся в предсмертных судорогах.
Странной, очень странной показалась всем эта непонятная атака...

А разведчики снова то поднимались в атаку и ползли наверх, то откатывались вниз по склону, теряя боевых товарищей. Немцы фланкирующим огнём со своей дамбы за холмом, где она делала загиб, тоже беспощадно били из пулеметов по этому, открытому со всех сторон склону холма. Из-за стрельбы немецких пулемётов слева, и своих пулемётов справа здесь творилось что-то страшное: головы было не поднять.

Когда захлебнулась очередная атака, поскольку разведчикам изначально была поставлена задача: жизнями без нужды не рисковать, только делать вид наступления, Булатов спрятался за каким-то немцем, думал, что он убитый. А тот вдруг шевельнулся и открыл ничего не видящие от пережитой боли глаза. Иван оторопел, но стрелять в него не стал: молодой и довольно симпатичный парень, примерно его лет, лишь не намного старше, с такими же серыми глазами и такой же русой челкой прямых волос, смотрел уже мутнеющим, потусторонним взглядом – отходил. И в кого там было стрелять?..

Дождавшись момента прекращения ураганного пулеметного огня слева, поскольку немецкую огневую точку, наконец-то, накрыли наши миномётчики с того берега Вислы, пополз дальше наверх – по команде, не без мата поданной политруком роты лейтенантом Сенцовым...

Вершину злополучного холма в тот день они взяли и закрепились на ней, но развивать успех наступления не могли – нечем было поддержать и прикрывать наше наступление, а положить своих разведчиков на поле боя командир разведроты капитан Берендеев не имел права: разведчики с новым пополнением приходили крайне редко...

Продолжение следует.