Лошади

Я думаю, нет людей, которые бы не любили лошадей. Настолько они красивы, грациозны, добры, а в деревенской жизни необходимы. Это сейчас есть техника, а раньше в колхозах лошади были главной рабочей силой. У нас в деревне лет пятьдесят назад лошадей было очень много. Три бригады и три конюшни, и в каждой из них десятка по четыре лошадей. Разные были лошади, и в основном рабочие. Старые, которых использовали не для тяжёлых работ, на них работали пожилые люди или женщины. Специальные лошади-тяжеловозы, на которых возили мешки с зерном. Я всегда удивлялась, видя гору мешков, нагруженных на телегу. А папа говорил, что такому коню это по силам. Были лошади, на которых пахали, и они умели ходить в паре. Были ездовые, быстрые, на которых ездили на дальние расстояния. И много было молодых, которых ещё обучали. Обычно этим занимались умельцы, ведь не каждый мог лошадь правильно обучить. Да, мальчишки устраивали бега, но им запрещали это делать. Но кто бы слушался! Гоняли мы на лошадях! Чаще без седла и без сбруи. У каждого была своя любимая лошадь и хоть стояли они в конюшне или в загоне, можно было взять и покататься. Породистых, я думаю, особо не было, но красивые были. Наша семья жила недалеко от конюшни, и луг, на котором они паслись, был через дорогу. Мы знали всех лошадей по имени. Знали, какая лошадь ждёт потомство и от какого жеребца. Игрались мы с маленькими жеребятами, кормили их с руки сахаром и хлебом. Конечно, самая красивая лошадь была у бригадира, а раньше, когда ещё не было машин, у председателя.
  Помню, у нашего бригадира третьей полевой бригады был жеребец по кличке Грачок. Чёрный до блеска. Очень грациозный и сильный. Запрягал его бригадир в красивую телегу, специально сделанную для начальства. На нём он объезжал все поля. Зимой на лошадях работали мало и они стояли больше в стойлах на конюшнях. У каждого было своё место, и они его знали. А летом они ночью паслись, а днём работали и в конюшню заходили только рано утром, когда бригадир раздавал наряд, кому на какую работу идти и какую лошадь запрягать. Из конюшни было удобнее брать лошадей. На колхозном дворе всегда по утрам было много народу. Кто-то запрягал, кто-то смазывал колёса у телеги, а кто-то и судачил. Запах навоза и дёгтя был там очень стойкий. Всегда стояло ведро с дёгтем и деревянной заострённой на конце палкой на виду, и любой мог им пользоваться. Многие дёготь применяли и при лечении  ран и нарывов у животных и у людей. Помогало…
   Все новости узнавали всегда на конюшне. Были и юмористы, которые рассказывали истории и смешили всех. Был у нас такой мужичок. Ему бы работать у Евгения Петросяна! Просто артист-самородок. Звали его Петух. С ударением на букву «е». Маленький, кривоногий, с большим размером ноги и с дефектом произношения некоторых слов. А истории рассказывал всегда вымышленные, но до того убедительно, что некоторые и верили. Например, он говорил: «Да, убегал я от сторожа, воруя яблоки, на коньках по бороздам - тринь, тринь, тринь». Ещё и изобразит этот бег. Конечно, все знали, что он врёт, но хохотали от души. Или рассказывал, как пьяный уснул на телеге и лошадь подвезла его к обрыву и опрокинула телегу.
  У жеребца Грачка была любимая кобыла Ночка. Тоже чёрная и с белой звёздочкой во лбу. В очередной раз она была жеребная. Все ждали появления  жеребёнка. Особенно мы, дети. Уж очень красивое потомство она рожала. В последнее время, если было холодно, то её уже из конюшни не выпускали. Ожидали родов. И вот это свершилось! Однажды все увидели прекрасного чёрного, как папа-жеребец, и очень милого малыша. Вся детвора побывала на конюшне, погладили его и полюбовались. Он уже стоял на ножках и вскоре вышел с мамой-кобылой на луг. Как же он нам нравился! Кобыла не очень позволяла нам ходить за ними.  Волновалась за своего детёныша, наблюдая внимательно своими большими блестящими глазами  и отвлекалась от еды. Она была очень заботливой мамой. Разрешала ему подолгу сосать молоко и терпеливо ждала, когда он напьётся. А он быстро набирался сил и  вскоре бегал вокруг матери, высоко подбрасывая задние ножки. И мы радовались, глядя на него. Да и мама-Ночка стала добрее, мы могли подойти и даже погладить малыша. Назвали его Орлик.
  Через некоторое время он с кобылой уже был на всех работах, весело бегая за телегой. Даже мог отстать, где-то увлёкшись поеданием сочной травки, и тогда мать звала его специфическим ржанием. Только когда он прибегал, она успокаивалась.

  Однажды  утром, когда всех лошадей загнали в конюшню, чтобы их могли взять рабочие, случилось несчастье. В конюшне одна лошадь от другой отделены стеною, а передняя часть была свободной и просто закладывалась деревянной  палкой-перекладиной. Обычно лошади не могли через неё выбраться. Жеребец- Грачок перебил эту палку и убежал к Ночке. Не знаем, что там произошло, но когда пришли за кобылой, чтобы запрячь её на работу, увидели жуткую картину: лежит мёртвый и ещё тёплый Орлик с проломленным черепом, и жеребец делает своё дело…
Я не могла знать, как вела себя Ночка, спрашивать было неудобно. Хоть мы и были ещё детьми, но понимали многие вещи.
    С тех пор я не могла смотреть на жеребца-Грачка. И когда мимо дома проезжала бригадирская упряжка, я закрывала калитку, чтобы только не видеть его.
  Несколько дней звала Ночка жеребёнка и не могла успокоиться. Потом всё забылось и улеглось.
Эта история до глубины души потрясла меня. Я даже плакать не могла, и была вся как застывшая. И сейчас, слыша слово «жеребец», к кому бы оно обращено ни было, вспоминаю  те детские чувства, и мне бывает плохо...