Дорога на Эверест. Часть 5

За столом мы сидели вчетвером, я поглощала, обжигая язык и нёбо, вкуснейшую картошечку с мясом, запечёную в тех самых горшочках, вприкуску с тёплым, пористым, свежеиспечёным хлебом. Больше всего я боялась, что на пироги не хватит места, но остановится не могла.
- Очень вкусно, - промычала я с набитым ртом.
Старики, улыбнувшись, переглянулись, и Антонина Петровна,  поднявшись, налила мне в большую кружку ароматный чай.
- Кушай, деточка, - ласково сказала она, - И ступай отдохни. Умаялась, небось, с дороги- то?
Я чувствовала, как устала, а от количества съестного на меня навалилась приятная истома. Хотелось спать, но я превозмогла себя. Было бы стыдно уснуть прямо за столом у таких гостеприимных хозяев. Хороша благодарность! Я была на самом деле благодарна за то, что меня ни о чём не расспрашивали. Хозяева говорили о работе, о деревне, обсуждали последние новости. Их голоса звучали то близко, то уплывали куда-то на качающейся лодке сновидений.
- Она совсем устала, - услышала я сквозь сон голос Антонины Петровны. Я встряхнула с себя сонливость, встала, пожелала всем доброй ночи и ушла в приготовленную для меня комнату. Кровать была высокая, мягкая, с пуховыми подушками и резными металлическими спинками. Я стянула с себя джинсы и кофту и провалилась в сон.

Проснулась я от звонкого пения птиц за окном. За всю свою жизнь меня ни разу не будили птички. Я лежала, завернувшись в тяжёлое одеяло и наслаждалась моментом. Солнце уже пробивалось сквозь щели задёрнутых занавесок на небольших по- деревенски окнах. В золоте косых лучей танцевали пылинки. Улыбнувшись им, я стала рассматривать комнату. Мебели было немного, платяной шкаф, комод, на котором стоял телевизор, стол, покрытый скатертью, и пара стульев. В углу круглая печка, а на подоконнике много цветов. Я никогда не видела столько комнатных растений. У нас дома стоял только горшок с алоэ, который, как говорила мама, пока она со мной ещё разговаривала, обладал прекрасными лечебными свойствами и которым никто никогда так и не лечился.
Услышав на кухне неторопливые шага, поняла, что Антонина Петровна уже встала и начала растапливать печь. Зашуршала затворка, лязгнула дверца. Я села, свесив ноги, потянулась и встала на светло- коричневый, натёртый до блеска, деревянный пол. Он был холодным, только там, где на него падал луч солнца, уже успел нагреться. Быстро одевшись, я приоткрыла дверь и выглянула на кухню.
- Доброе утро, деточка, - с улыбкой приветствовала меня Антонина Петровна,- Как спалось?
- Доброе утро, отлично, - Я улыбнулась в ответ,- Давайте, я помогу Вам чем- нибудь. Печку топить я не умею,  но могу принести дров или за водой сходить.
- Воды вчера Коленька натаскал, а дров принеси, если тебе не трудно, - кивнула хозяйка,- Да курточку накинь какую- нибудь, свою не пачкай. В прихожей Колины рабочие видят, бери любую.
Я вышла в сени, сунула ноги в чьи-то резиновые сапоги, скорее всего принадлежащие Антонине Петровне, так как размер почти подошёл. Накинула тёмно- синюю куртку со светоотражающими полосками на рукавах и, отодвинув тяжёлый железный засов, ступила на крыльцо. На улице было ещё прохладно, утренняя свежесть покрыла росой светло- зелёную молодую травку, деревянные крашеные перила крыльца, напитала землю, которой вскорости предстояло принять в себя семена и рассаду. С навеса над крыльцом звонко падали капли в наполненную водой аллюминиевую ванну. Звонко заголосил петух в сарае за домом, заквохтали куры, глухо заворчала собака, лязгая цепью. На вскопанных комьях земли возилась стайка весёлых воробышков. Прыгая с места на место, они совали клювики в рыхлую землю и настороженно косились на меня чёрными бусинками глаз.
- Привет, - негромко сказала я им, спустилась по ступенькам и пошла к дровянику. Набрав поленьев в охапку, я полной грудь вдохнула сладковатый запах смолы и опилок, мягким ковром покрывавших пол. Вокруг просыпалась деревня, уже слышался рокот проезжавшего мимо автомобиля, шуршание шин по дороге, засыпанной мелким гравием, заструились в небо столбики серего дыма. Начало мая выдалось тёплым и безветренным. Ночью ещё бывали заморозки, но утреннее солнышко быстро нагревало землю. Я любила май больше всех остальных месяцев. Это было начало жизни, пробуждение, быстрое и буйное. Лес оделся в свой свежий зелёный наряд буквально за пару дней. Травка была нежная и мягкая, с гордостью демонстрирующая жёлтые глазки мать- и- мачехи. Почему то каждый год, именно в мае, моё сердце рвалось куда-то, томилось по чему-то, что я не могла объяснить словами. Это чувство заканчивалось с отцветанием сирени, но повторялось на следующий год. И были ещё благословенные белые ночи!