Эстетика

Худая девушка в зелёном пальто заскакивает в автобус. Под пальто намотана серая кружевная вязанная шаль. У неё коричневые волосы до плеч, коричневая сумка на плече, временами она надевает на тощие пальцы коричневый перстень.

Я экономлю. С грустью гляжу на проездную карточку. Уголки губ ползут вниз. Морщина. Обо всём нужно думать. Может, устроиться курьером? Нет, много не платят. Потеряю квалификацию.

И серая стена, и каждый день всё эти копейки. И страшно, что так устану, что не смогу больше работать, родители не проживут на одну пенсию. Тогда я не знаю, как дальше. Руки трясутся: а вдруг я попаду в больницу? Ипотека. Нужно позвонить вечером.

И в такие моменты у меня по-настоящему начинают трястись руки.
Я еду на работу в общественном транспорте, автобусе, вглядываясь в унылое, запотевшее от трубки дыхания окно. И завтра, и послезавтра. И ехать так полтора часа такое счастье. Но что-то мешает расслабиться с утра и я лезу в затёртую об чужие бока коричневую сумку, достаю самую простую зелёную школьную тетрадку, самый простой огрызок карандаша и пишу буквы, цифры у каждой строфы. Чтобы писать, мне не нужна какая-то особая ручка. И вечером будет также. Мне нравится моя независимость, что мне двадцать четыре, что я сама добиваюсь, работаю. И да, я еду к клиенту выбирать квартиру, а не в редакцию, в редакцию я, быть может, поеду вечером. Описания разных вариантов у меня в папке. Строки приходят в голову, а зарабатывать нужно. В белом пакете у меня приправа, кари, я ем только острое, иногда красный перец чили, кофе желательно с корицей. О, я отлично разбираюсь в приправах, отличу и паприку, и имбирь, и кним. Оказавшись на природе, хватаю и глотаю сныть, щавель, клевер. Такое питание отлично помогает мне экономить. Деньги мне нужны. За рамой мелькают расписанные граффити стены, провода, столько мусора, поезда, рельсы, пакетики от сухариков, бутылочное стекло, а ГАИ опять кого-то поймали. Я достаю свой острый язычок.

Даже слышно.

- Доставайте документы, почему вы сразу не остановились?

- А чего ты показал эту свою палку из-за угла, стоя за машиной?!

- Я повезу вас в отделение.

- Не имеешь права. Сейчас кодекс открою на телефоне.

Автобус отъехал, а жаль.

Как только приеду на работу, сварю себе самого кофейного кофе и стану греть о кружку пальцы, буду переминать костяшки, синенькие веночки набухнут на меловых пальцах.

Мы все росли на рассказах Брэдбери, все худые, все - старшая школа. И писатель, что приходил к нам, встречаться со школьниками, и моя подруга-художница, и случайный парень в автобусе, там, через сидение, и даже сам Брэдбери рос на своих рассказах.

Я такая худенькая, прямо очень-очень. Куда приятнее смотреть на что-то милое, тёплое, пушистое, на собачку. А не на то, как кто-либо бьётся о ванную, о поручень, о квадратный стол.

Мне было тринадцать.

И первая дружба.

Первый украденный подругой ответ на уроке.

Первое “сделаешь лучше” малознакомой тёти.

Сердцу тесно в груди от счастья. Оно лопнет. Честно.

Первое “помолчи, а то весной много мух” от учительницы.

А ты не можешь молчать, эмоции захлёстывают брызгами.

Я корчусь от запаха яркого красного перца прямо в глаза. И только тогда чувствую счастье.

И ты знаешь, что никто, совсем никто не знает, кто такой “Брайн”, про фиолетовый лес.

А дальше началось это всё. И не нуждаюсь в этом тепле. Моё тело избито, но свежи стихи.

Это действительность?
История?
Катышки на старенькой ирисовой кофте,
Позиция – обсерваторией.
Я тихо дышу носом.

Каждый день не вопросом:
ждёшь новой шутки
И, несомненно, приключения.
Сколько стоит недвижимость –
Не имеет значения.
Ты читаешь учебник,

Вычисляешь количество единиц,
А кумир твой гогочет
Чуть не с этих страниц.
По остановке ходят голуби,
Ты бежишь на автобус,

По одухотворённому лицу
Разметался волос.
Чтобы казаться серьёзным
Бормочешь в полувер
А ветер уносит тебя и кружит:
прямо, наружу.

И не узнать у Живаго,
Кто подчас ездил на трамвае.
Порядка и совпадения
У свечки.
Меня задевают.

Иногда вспоминаю
Тёмные, беспросветные
Коридоры,
Которые
Создавали солёный привкус во рту.

- Не упаду.
- Не трогай кожу на пальцах.
Тянусь за тетрадью. – О гватемальцах,
да, ты не ответил.
- Прости, не заметил.
- Опять не ответил.

Прости, кажется, вновь не заметил.
- Настигло озарение?
- Творю.
- Оставь,
жизнь – твоё творение.

И серая стена, и каждый день всё эти копейки. И страшно, что так устану, что не смогу больше работать, родители не проживут на одну пенсию. Тогда я не знаю, как дальше. Руки трясутся: а вдруг я попаду в больницу?

- Брайн, волшебник, – говорю я себе вгрызаясь в фантастическое счастье сочинять лживые истории.