Верю - не верю

Заец-размышляец петлял по любимой лужайке. Траектория прыжков складывалась в затейливую вязь. Нет, он не путал следы, так ему легче думалось. Думал он, разумеется, о вещах глобальных – о судьбе мира. Что ещё достойно размышлений взрослого половозрелого зайца, поддержавшего  размер популяции раз эдак… да что считать, нет в этом смысла. Был он силён, мускулист, лапами крепок и умишком не слаб. Косил, может, чуток, но трын-травой не баловался и вообще вёл здоровый образ жизни, насколько позволяли обстоятельства.

- Здоров, Коська! Чё, всё Создателю своему письма сочиняешь? Думаешь, прочтёт? Гыы…
- Отвали, Вован. Достал своими дебильными шуточками.

Волк не обиделся, развалился на травке у брёвнышка. Коська подскакал поближе, сел, сложил уши. Они дружили с детства, с той поры, как вместе снялись в сиквеле или ситкоме «Ну, погоди». Коська считал, что в ситкоме, потому что ком – это команда. Вован думал, что в сиквеле, ясно же, что велл – английское «хорошо». У Вована были  какие-то врождённые склонности к языкам, точнее, конкретно к английскому. Насчёт других он не выяснял.

- Как жизнь?

- Бывало лучше. – Вован подставил солнышку серый бок. – Я ж не вверху иерархии, зато ответственности меньше. Но и не внизу, на ближней охоте в расход не пустят. Скриплю помаленьку.  Сам как?

- Зиму как обычно – на просрочке, а лето – это маленькая жизнь…

Друзья помолчали. Вместе – оно ведь и помолчать бывает уютно. Это тоже часть общения. С собой, с миром, с другим. Особенно, когда есть о чём молчать.

- А ты о чём бы написал своему Создателю, если бы знал, что он прочтёт? – нарушил паузу Коська.

- У нас нынче неоднозначно всё. Смутные времена. Пошли разговоры, что нет у нас никакого своего Создателя. – Вован старался высказываться нейтрально, не обозначая личной позиции в вопросе.

- Как нет?! А как же тогда… - Коська забеспокоился, запрядал ушами, даже хвостик пришёл в движение.

- А вот так, друг мой размышляец. Есть версия, что мы – тупиковая ветвь гомосапиенсов. Одичавшая. Итог деградации вида. Схемки приводят, скелетные кости сравнивают. Инволюция! В целом логично всё получается, стройная теория. Да и про мауглей все знают, не секрет.

Тишина стала звенящей. Отважное заячье сердце сжалось от нелепой, чудовищной догадки! Но старый друг на то и друг, чтобы не дать развернуться отчаянию.

- Только я на иных сапиенсов посмотрю, - продолжил Вован,  - они по части деградации нам фору дадут. Хуже зверей, право слово. Совсем безумные. 
Волк шумно вздохнул, осторожно спросил:

 - Ваших нынче в пожарах много погибло?

Заяц тускло отозвался:

- Много…

- И наших много. А потом сапиенсы про контроль за популяцией втирают… твари.

- Они и своих поедом едят. И в прямом, и в переносном смысле. Через то и вырождаются. Каннибалы не могут эволюционировать. – Коська быстро оглянулся и перешёл на шёпот. – Вован, ты тоже думаешь, что с нашим миром что-то не так?  Что он болен! Кто принуждает всех уничтожать друг друга? Вован… ты веруешь в разумность Создателя?

- Верует ли он в нас – вот вопрос.

***
Старший научный сотрудник отдела биоинженерии позвоночных смотрел в телескоп. Что-то фиксировал, выделял фрагменты кривой, сохранял, сравнивал. Погруженный в работу, он не слышал, как сзади подкрался другой учёный муж с большой лупой в руках. Прожечь сфокусированным солнечным зайчиком брючную ткань не успеешь, но момент, когда коллега подпрыгивает, ощутив «укус» в ягодицу – бесценен!

- Волкер, ты достал своими дебильными шуточками! -  в минуты волнения Зайценко начинал косить, что добавляло комизма ситуации.

- Чё там высматриваешь? Всё ждешь, пока твои ушастые тебе депешу пришлют? Так ты ж всё одно ихнюю мову не розумиешь. Забей уже, чё паришься. – Волкер был в хорошем настроении. Впрочем, именно в таком он чаще всего и пребывал.

Зайценко, не переставая косить и слегка заикаясь, бросил на стол свежие снимки с выделенными кривыми.

- Ты ппосмотри, это сеггодняшние. Видишь? Пповторяющийся ффрагмент видишь?

- Опять заячьи следы расшифровываешь, следопыт? Вот ты упёртый. – Волкер всё-таки снизошёл и подарил капельку внимания бестолковым «находкам». – О, точняк! Вижу! Я её уже где-то встречал, эту кривую букву «зю»… Зэ ю… Зайценко Юрию, точно тебе послание! Не ленись, расшифровывай дальше, вдруг там свежий анекдот?

- Тупица! Это не зю, это знак ОМ!

- Ом, гном – какая разница? Ты всерьёз думаешь, что они разовьются в разумную форму жизни. Скажи честно, оно тебе зачем, пионер? Эксперимента с гомосапиенсами не достаточно?

- Как ты можешь так говорить? Это же наша миссия! Сеять разумное-доброе-вечное! Разве не за этим мы здесь? Разве не этот труд – самая наша жизнь, наше счастье, наше предназначение, в конце концов?! Мы же вместе начинали, ты даже соревнование устроил, чьи раньше образумятся: твои хищники, которых «ноги кормят», или мои «копрофилы ушастые» с их плодовитостью. Когда ты последний раз хотя бы смотрел на Землю? На что ты тратишь свою жизнь, свой ресурс, знания, умения, бессмертие своё – на что? Ты же хороший инженер, Волкер. Был. Кто ты сегодня? Зачем ты? – в порыве возмущения Зайценко перестал косить и заикаться, зато вытянулся в струнку и действительно стал походить на юного пионера, только красного галстука не хватало.

- Капец ты нытик, - Волкер зевнул во всю пасть. – Пошли лучше в барный зал, Сет Аннак сегодня сому наливает. Обещал новую подачу, с какими-то добавками. А для своих и уколоться втихаря можно. Лунный клубняк – веселись, молодняк!

***
Гомосапиенсу не спалось: полная луна бесцеремонно вторгалась в тесную комнатку, освещая старый ковер на стене, дедово ружьё, которое двадцать пять лет там висит и, как в плохом фильме, до сих пор не удосужилось запеть и затанцевать.

Заец-размышляец выписывал петли на любимой полянке, стараясь повторить узор Лунного Зайца, хотя, если честно, рисунок на лунном диске больше напоминал ему грустную бабу с коромыслом.

Волки пели древнюю Песнь – гимн Создателю, который что-то давно не выходил на связь, но непременно вернётся, ведь иначе чего стоит вера?