Две соседки

Часть первая. Баба Таня
Когда наш посёлок пришёл в полное запустение, в старом помещичьем доме доживали свой век две соседки - баба Таня и баба Оля. Я ходила к бабушке мимо их окон, которые никогда не занавешивались. Одна всегда молилась Богу, а вторая - просто сидела за столом у самовара и о чём-то думала. И это повторялось изо дня в день. Ни у одной не было ни радио, ни, тем более, телевизора. Будучи школьницей, я недоумевала: что можно делать вечерами в огромном пустом старом доме? Даже сейчас жутковато становится от одной этой мысли.

Обеим было далеко за 70. И они никогда не дружили, напротив, ни дня не обходилось без ссор и ругани. Объектом постоянных прений между ними была общая дверь. То одна ляжет спать, перед этим закрыв дверь, когда другая сидит на крыльце, то другая забудет закрыть общую дверь, когда вернется.

Как ни странно, но обе старушки редко удалялись от своих комнат далее чем до сельского магазина. Одну из них звали Татьяной. Обычно она была молчаливой. Даже когда другие бабки приходили поболтать на крыльцо ВИКовского дома, Татьяна молча слушала и никогда не комментировала их болтовню. Что я запомнила из её внешнего облика - большое серебряное кольцо на узловатом пальце, хрупкость. Бабушка была низенькая, сгорбленная. Всё время ходила в длинных самосшитых платьях и в белом платочке.

Знала о ней я то, что она давно овдовела, вырастила единственного сына, которого воспитывала с рождения, т.к. родных детей у неё не было. Все внуки уже подарили бабке Тане правнуков, те часто навещали её - то дома приберутся, до гостинцев привезут. Сама Татьяна особо не нуждалась в помощи. Она до глубокой старости сама сажала небольшой огородик, полностью обслуживала себя. И на каждый религиозный праздник ходила за 8 -10 километров до ближайшей церкви.

В молодости, видимо, Татьяна любила погулять и выпить. Мужички и молодые парни, загулявшие после получки и вследствие этого изгнанные из дома, находили свой приют у доброй Татьяны. Та и самогоночки нальёт, и выслушает жалобы на жизнь, и спать на сундук уложит, и даже носки положит сушиться в печурку.

Естественно, сын и невестка, будучи уже сами в предпенсионном возрасте, часто приходили стыдить "мать" за такое поведение. На что старуха отмахивалась и говорила свою любимую фразу: "Я в грехе, я и в ответе!" И никто - ни любимая внучка, ни сын, ни невестка не могли повлиять на Татьяну. Иногда им самим было неловко от вольных поступков старухи. Вот заходит как-то сноха к ней, постояла у двери - слышит разговор тихий. Бабка выдаёт кому-то: "Валерк, чё-то у тебя там шевелится?!" Шестидесятилетняя сноха в шоке, ради приличия стучит. Открывает дверь, а там 80-летняя сгорбленная Татьяна сидит на руках у сорокалетнего одинокого мужика, жившего в то время в посёлке. Ну, как тут дар речи не пропадёт?

Когда я познакомилась с бабкой Таней, я, конечно, знала, что это какая-то необычная бабуля. И меня всегда удивляла некая двойственность её персоны. Т.е. мои представления о Татьяне не сходились с тем, что рассказывали о ней.

Я, бывало, весенним днём иду вечером от бабушки домой, смотрю сидит баба Таня на крылечке, комариков гоняет веткой сирени.

-Здравствуйте, баба Таня!

-Здравствуй, мой ненаглядышек! Иди посиди! Ой, глазки-то опять не мыла - вон совсем чёрные стали, - шутит баба Таня и двигается, освобождая мне местечко на крыльце.

И я срываю веточку сирени и иду к ней на крыльцо слушать мистические рассказы о красной свитке, о рождественских гаданиях, о копытах под столом. Уже знаю их все наизусть, но всё равно слушаю. Была в этом какая-то поэзия. Расскажет Татьяна все свои истории и уходит:

-Пойду спать, нанаглядышек! И ты иди!

Я удивляюсь:

-Баба Тань, а зачем так рано ложиться?

-Старость не радость, ненаглядышек.

Для меня она была олицетворением праздничного настроения. Одно из самых нежных и трепетных воспоминаний детства. Ночь перед Пасхой. Остаюсь у бабушки. Та всю ночь не спит - то тесто на пироги месит, то печь топит, чтобы пироги к утру поспели. Часа в 4-5 приходит Татьяна с освящёнными яйцами и кусочком кулича. Христосуются. Потом пьют свежезаваренный чай с пирогами и плюшками и тихо о чём-то говорят за перегородкой.

Уж не знаю, почему Татьяна носила бабушке на Пасху из церкви освящённые продукты? Вроде они никогда не дружили с ней, к тому же родители тоже ходили на ночные пасхальные службы и тоже всё приносили. Может быть, Татьяна по собственной инициативе так делала - не знаю. Но это было традицией. Удивляюсь, как могла 80-летняя старушка, в которой неясно, в чём дух держится, ходить на службы по праздникам такую даль через лес и несколько полей ночью да ещё и носить церковные гостинцы другим бабкам.

И вот в моей голове не складывался пазл - как такая религиозная бабуля, не скандальная, не склочная, могла иногда позволить себе такие вольности? Но ведь и правда - она в грехе, она и в ответе.

Может, поэтому и прожила она долгую жизнь - 86 лет. Даже сына своего пережила. Перед каким-то праздником полезла баба Таня снимать занавески с окна и упала - сломала шейку бедра. После этого она довольно быстро умерла.

Часть вторая. Олечка
Соседкой и вечным оппонентом бабы Тани была Олечка. Это была бабуля, чуть помоложе самой Татьяны. Но никто не называл её бабой Олей. Может, потому что внуков у неё не было. А сама я её называла "тётей Олей". Большинство звало её Олечкой Руцкой.

Сейчас уже и спросить не у кого, поэтому я пытаюсь сама додумать, почему 75-летнюю бабку так легкомысленно называли. Возможно, дело тут в инфантилизме нашей героини. Она была неграмотна, плохо говорила. Не потому, что были какие-то дефекты или слабоумие, а потому что она была суперзакрытым человеком. Помню, как поздороваешься с ней, а она сначала посмотрит по сторонам, потом нервным движением начинает теребить нос и невнятно повторять: "Датутя! Датутя! "

Если ей случалось выходить на крыльцо, где собирались бабки, она невпопад начинала сразу жаловаться на кого-то, ругать кого-то заочно. Иногда было сложно понять, о ком она, так как речь её состояла сплошь из междометий и неопределённых слов: "Я ему "куды ты" , а он мне "пошла ты!" Ну или что-то в этом стиле.

Никогда я не видела, чтобы она улыбалась или смеялась. В ней, мне кажется, была постоянная агрессия. Помню, осы сделали себе гнездо прямо под крышей крыльца, где любили собираться бабули вечерком, после огорода. Вот мы, ещё мелкие, наберём мелких камешков, кинем в это гнездо или в стену, к которому оно прикреплено, а осы начинают кружить в диаметре нескольких метров. Мы то отбегаем на улицу, то залетаем в ВИКовский дом. Олечке надоело слушать детские визги и топот. Она показывается из тёмного коридора.

Старуха, на вид лет 80, высокая, хрупкого телосложения. На голове вечная корона из мелких кос, замотанных какими-то красными тряпочками. Никогда не носила платков, как многие бабушки. Но зато всегда в фартуке и старом платьице, судя по внешнему виду, сшитому давным-давно. Но чистая бабуля. Глядя на неё, думается, что в молодости была невероятной красавицей.

Так вот она сначала грубо спрашивает: "Чё тут?" Мы начинаем показывать:

-Тёть Оль, тут осы гнездо сделали. Мы их боимся.

-Неча вам здеся!

Берёт палку, на которую время от время опирается, и, сунув её в самый центр гнезда, начинает бешено вращать ей. Ошалевшие осы кружатся вокруг старухи, мы, визжа, бросаемся кто куда, а ей всё нипочём. Проучив и нас, и ос, Олечка уходит в дом: сегодня ей точно никто не помешает из малышни.

Олечка очень не любила детей. Может быть, потому, что всю жизнь подрабатывала нянькой в семьях? Или были какие-то другие причины. Я думаю, что она была глубоко несчастной и одинокой с самой юности и осталась такой до старости. Не было у неё опоры, поддержки, все норовили обидеть.

В наших краях Олечка появилась зимой 1941 года. Привезли и оставили её тут беженки из Белоруссии. Оттуда и была Ольга, тогда ещё 16-летняя красивая девушка. Отца в самом начале войны убили на войне, мать немцы расстреляли. Не знаю, как удалось спастись ей. Путь был долгий. Ольгу оставили у нас в Сырнево, а сами эти женщины отправились куда-то севернее, к родным.

Как может заработать на жизнь 16-летняя неграмотная девушка? Олечка пошла в няньки в соседнюю деревню. Сидела там с хозяйскими детьми, пока мать и бабка их работали. А после войны вернулся хозяин и положил на Ольгу глаз. Видимо, и не только глаз, потому что через известное количество месяцев на свет появилась дочь Валька. Её почти сразу же забрали в детдом, потому что мать не могла её содержать, не было жилья, не было родственников.

Когда у нас открылась ткацкая фабрика, её взяли туда уборщицей. Так всю жизнь и проработала там. А выйдя на пенсию, начала подрабатывать нянькой, так как пенсии, а она получала очень мало, не хватало. При этом время от времени приезжала её великовозрастная дочь. Она как-то нашла мать после детдома и тянула из неё все соки. Сама Олечка говорила, что Валька связалась с дурной компанией, с бандитами какими-то. Приедет она раз в пару лет, поговорит с матерью, обчистит сундук, где у той хранились сбережения, и снова укатит в неизвестность. А Олечка снова одна и снова обманута.

Жаль старуху. Вся жизнь её была вечным сражением с этой самой жизнью. Любого человека она воспринимала как врага, в качестве защиты использовала нападение. И только один единственный человек смог понять её и приблизить к себе. И оказался им не кто иной, как Рыбак.

Они были очень похожи характерами и судьбами - у обоих родители рано погибли, оба сиротами были, только Рыбак мог постоять за себя и делал это весьма агрессивно, а Олечка терпела и злилась. Но они нашли друг друга на старости лет, хотя любовниками и не были.

Сядут на крыльце и говорят о чём-то. Она его называла исключительно "Николаем Ивановичем" или "Колей", а он её Ольгой. Помню, как баба Вера ревновала Рыбака к Олечке и постоянно ругалась с ней. А было им уже лет по 65.

Иной раз сидит Олечка на крыльце, увидит Рыбака и зовёт его: "Николай Иванович, иди чай пить будем!" А он и рад - бабка всё время ругалась с ним, он хулиганил, пенсию не отдавал, пропивал всё. А тут красота - и напоят чаем, и полюбуются тобой, и выслушают невероятные твои идеи . А в целом никто не знал, о чём они говорили.

После того как в посёлке закрыли общественную баню (после постройки многоквартирного дома со всеми удобствами), жители бараков, наверное, грели воду с колонки и как-то дома над тазиком мылись. Старухам, конечно, тяжело было. Вот однажды он пригласил Олечку к себе мыться в ванну. Бабу Веру поставил перед фактом:

-Бабк, Ольга придёт мыться сегодня!

И сколько ни ругалась его жена, всё без толку. Олечка с мордой кирпичом шла к Николаю Ивановичу в квартиру мимо опешевшей от такого хамства Веры. И даже когда бабка начинала орать на свою соперницу, дед Рыбак яро вступался и говорил: "Маманечк, не ори! Сказал, Ольга будет мыться тут, значит, будет мыться! А не нравится - иди на ....! (с ударением на У)"

Олечка придёт, зальёт им всю ванную, весь пол - с непривычки пользоваться удобствами - а Вере с внучкой убираться ради наслаждения Ольги.

Так и жила она до глубокой старости по соседству с Татьяной, вечно бранясь и обижаясь, оттаивала только в дружбе с Николаем Ивановичем, своим приятелем. Однако старость начала разрушать некогда красивое тело Ольги - она ослепла на один глаз, на другом появилось бельмо, ноги начали отказывать. Хорошо хоть фельдшер наш устроил Олечку в дом престарелых, где она и умерла года через два.

Всё-таки жизнь так непредсказуема! Всю жизнь человек страдал, а под конец обрёл друга, смог хоть кому-то довериться.

А я помню, как, проходя по вечерам мимо её окна, видела всё время одну и ту же картину - Олечка сидит за столом и думает о чём-то, глядя в окно. Может быть, вспоминала себя молодой, когда все мечты кажутся достижимыми, когда была она любима, жила в семье...