На четырёх домах

       В 1958 году мы из барака, расположенного практически на территории завода, переехали в комнату на ул. Дзержинского 17. Это был один из домов, относящихся к так называемым «четырём домам».  Посёлок «четырё дома» построили в 1930-е годы. Первоначально действительно было 4 дома, потом построили ещё. Жили в этих домах рабочие и специалисты комбината «Красный строитель». Это  были   двухэтажные дома с печным отоплением. Этот «кампус» объединяли площадка с  колонкой и  помойкой, где кроме контейнера  для мусора, имелось ещё канализационное отверстие для слива помоев, а также   туалет в подвале одного из домов, который в народе называли «метро». В период строительства комбината использовался гужевой транспорт. Было приглашено много татар  со своими лошадьми.
        Татары обрусели, но старшее поколение ещё говорило на своём языке. В моем классе было несколько татарчат.  Я дружил с Шарафутдиновым Рифатем, который научил меня выражениям на татарском языке, значений которых порой не знал и  сам.
        В памяти осталось лишь «сикирам бильбирдам сикель микель киль мандам». Что это значит - не было мне известно  тогда, неизвестно и теперь, так как, призванный в помощь  Гугл  не смог прояснить смысл этого «бильбирдама».

         После нашего переезда на «четыре дома» я сдружился со своим одноклассником Вовой Кутузовым. Он жил в соседнем подъезде со своей бабушкой и тётей. Родителей он потерял, когда  был ещё маленьким. Тетя взяла его к себе, не стала выходить замуж и по-матерински заботилась о нём.
        Уже в 65 году нашелся  и был привезён в Воскресенск брат Вовы, который до этого воспитывался в детском доме. Прямо-таки сюжет из «Ширли-Мырли»,  правда брат был  года на два моложе Вовы.  Фамилия была у него почему-то не Кутузов, а Кутуев, от неё сразу образовали прозвище Кутуй.

         Мы с Вовиком любили грести на лодках на перевозе «Красного Строителя». Это были 4-х вёсельные баркасы, рассчитанные на 10 человек. Перевоз сделали для рабочих из сёл Ачкасово и Сабурово. Когда утром или вечером рабочие шли на смену или со смены, то лодки оказывались на какой-либо одной из сторон, и их надо было перегонять на другой берег. Штатный перевозчик охотно принимал нашу помощь.
         В то время около перевоза было разгружено несколько барж с песком, который частично намыло около берега. Для нас это был лучший в мире пляж.  Там Вовик меня и обучил плавать «по-морскому». Большим удовольствием было качаться на волнах, создаваемых  лопастями колёс пароходов, тащивших за собою баржи. 
Бегал я быстрее его, но в «сражалках» на палках я превзойти его не мог. Уже когда Вова учился в МЭИ, то успешно занимался фехтованием на саблях. 

          Я закончил 11 классов, а Вовик ушел после 9-го работать и учиться в вечерней школе. Я тогда увлёкся физикой,  мечтал поступить в Физтех, и мы с Вовиком увлеченно решали физические задачи. Я в 1966 году  не смог поступить в Физтех.
         В Сосновке от меня получили письмо со строками:
               Не старей бабуся духом,
               А гордись-ка лучше внуком!
               У ларёчка, на крыльце расскажи о молодце,
               Что в МИИТ попал твой внук,
               Не прошёл в Физтех - гавнюк! 

         Вовик же на год позже меня поступил в МЭИ  на факультет «Физика твердых тел». Постепенно наши дороги разошлись. Зимой мы учились, а летом ездили в стройотряды.  Но гора с горой не сходится, а мы с Вовой  неожиданно встретились в Красноярске в 68 году, когда наш отряд приехал туда на экскурсию. Мы были на пристани в ожидании «Ракеты», чтобы плыть в Дивногорск. И вдруг подошла ещё одна группа в «целинных» формах. Это были ребята из МЭИ. Я успел только поздороваться с Вовой и узнать, где они дислоцируются, как пришло наше судно на подводных крыльях, и мы попрощались.
 
        Его тётя получила квартиру на «панелях» - так назвали у нас новый микрорайон, застроенный пятиэтажными хрущёвками. Конкретно в каком доме, я уже не знал, да и не пытался узнать.  Мама в конце 70-х встретила Вовину тётю, и та рассказала ей, что после института Вова женился на дочери какого-то начальника по электрической части.  Недавно (в 2020 г.) я нашел  на viperson.ru :
«Кутузов Владимир Фёдорович. Заместитель генерального директора Центральные межсистемные электрические сети (МЭС Центра) по управлению инвестиционной деятельностью; в 1973 году окончил Московский энергетический институт по специальности "Инженер-электрофизик"; на должность заместителя генерального директора филиала ОАО "ФСК ЕЭС" - МЭС Центра назначен в 2002 году; награжден отраслевыми наградами: званием Заслуженный работник Минтопэнерго РФ (1994), Благодарностью с вручением памятного значка "40 лет Единой энергетической системы России" (1996), званием Заслуженный работник ЕЭС России (1997), званием Почетный энергетик (1998), званием Заслуженный энергетик СНГ (2002), званием Ветеран энергетики (2003), юбилейным знаком "85 лет плана ГОЭЛРО" (2005)».
        Я  наградил бы и его тётю за её бескорыстный вклад по воспитанию такого заслуженного энергетика.
         
         Комната на «4-х домах», в которую мы въехали, была на первом этаже. Её 18 метров были разделены перегородкой, которая не доходила до потолка, и поэтому в дверном проёме было удобно подтягиваться. В отгороженной части была печка и помойное ведро. А в комнате были две железные кровати, диван и большой стол с одним стулом и парой табуреток. 
             За этим столом  и готовили, и обедали, и я делал уроки.  Печь служила для обогрева, а варили и жарили на керосинке, стоящей на табуретке в длинном и узком общем коридоре. Когда в магазине «давали» камбалу, то по всему коридору скворчали сковородки, наполняя его запахом жареной рыбы.

             Удивительно,  как не случилось пожара,  когда между табуретами с керосинками, стоящими по обе стороны коридора, бегали маленькие дети и нетвёрдо ходили пьяные мужики. Видимо, не только бережёного бог бережет.
          В нашей комнате был погреб, в котором хранили картошку, а я, когда мне купили фотоаппарат «Смена-2», проявлял в нём плёнку и печатал мутные фотографии. 

           Конечно, «на бараках» мы жили просторнее и не платили за коммунальные услуги, но зато теперь мы были официально прописаны  и поставлены в очередь на получение квартиры.
           Все соседи были знакомы друг с другом и приходили, когда было нужно, на помощь: то присматривали за чьим-нибудь маленьким ребенком, то занимали очередь за хлебом, когда «на пути к Коммунизму» возник его дефицит , то помогали доставить домой в усмерть пьяного главу семейства. Мама часто занимала «до получки» у Насти Михеевой, которая жила  в конце коридора справа от нас.

         Ещё по очереди собирались у кого-либо и азартно играли в лото. Слева жила пожилая пара, у которых был  сын Витька,  на три года моложе меня.  Родители его часто ругали, называя при этом  «Баламутом». Так и приклеилась к нему эта кличка.
          В комнате напротив жила одинокая религиозная женщина - тётка Баламута, которую называли Монашка. Она по выходным прислуживала в церкви, соблюдала посты и заходила к нам поговорить. Мама её внимательно слушала, и та дала  ей икону Николая Чудотворца, которая хранилась вместе с портретом Мао Цзедуна  в ящике прикроватной тумбочки.  Портрет Мао Цзедуна был подарен нам Тинь Хо - сокурсницей Ритки Ачкасовской.
            Мне Монашка дала  почитать про  каких-то святых отшельников.   «Жития»  походили то ли на сказки, то ли на былины. Было интересно. Но так как до этого я прочёл  «Библию для верующих и неверующих», то ожидаемого Монашкой эффекта не случилось. Окончательную точку в отношениях с религией  поставил мой неблаговидный поступок, а именно - возложение под дверной коврик Монашки патрона от пугача с закреплённой пластилином кнопкой. Был подрыв и скандал. Я извинился, а Монашка перестала к нам ходить. Тогда и перекочевал «Николай Угодник» в тумбочку.

          В пятом классе перед Новым годом к нам домой зашла учительница и сообщила, что меня наградили за отличную учёбу билетом на Кремлёвскую ёлку. Я сначала обрадовался, а потом вспомнил, что у меня на школьных брюках  пришита заплатка. Я неудачно упал на какую-то железяку и порвал брюки на коленке. Мама как могла постаралась зашить, но так как был  выдран клок, то потребовалась заплатка, причем она выделялась цветом. То что при этом из моей коленки тоже  был выдран кусок кожи, меня сильно не печалило — швы с коленки уже сняли, и я был в порядке. В Кремле я получил подарок — металлический сундучок и так и ходил с ним вокруг ёлки, прикрывая им коленку.
          Дома я несколько раз перебирал и рассматривал содержимое сундучка,  среди  сладостей особенно мне понравился сахарный самолётик с красными мармеладными звёздочками.
         Так как  я получил ещё подарок на ёлке в клубе «Красного Строителя», то  решил отправить сундучок со всем его содержимым  в Сосновку моему братишке Юрику,  который до школы жил там с бабушкой и тётей Олей.  Тётушка рассказывала, как много радости доставила Юрику принесённая с почты посылка. А сам сундучок долгие годы использовался для хранения пуговиц, ниток и прочей мелочи.

          Рядом с нашим подъездом  был вход в продовольственный магазин. Когда получали получку, то мама не жалела денег, она так и не стала рачительной хозяйкой. Вследствие этого через несколько дней приходилось идти занимать у соседки «до получки». Но в получку и аванс у нас были   и ананасы в банках, и конфитюр, и кедровые орехи, и сладости. Ну и, конечно, вино и папиросы. Вино делили на «беленькое» и «красненькое». Родители предпочитали «беленькое», то есть водку и «Беломорканал». В безденежный период покупали «красненькое», то есть портвейн и «Прибой». Пиво они не любили и  называли его мочой. 
         Как-то в магазине появился автомат, который за несколько копеек, опущенных в прорезь, выбрызгивал дозированную струю тройного одеколона. Желающие могли заглушить водочный перегар - «освежиться», подставив раскрытый рот.

          Прожили мы в этом доме до лета 1963 года, так как на каждом этаже дома решили обустроить общие кухни и туалеты, и наша комната потребовалась для этих целей. Я закончил 8 классов в 5-ой школе, а в 9-ый класс новой, только что построенной  школы , я пошёл уже из 2-х комнатной  квартиры по улице Некрасова. Под расселение попала и мамин кредитор - Михеева Настя. На Некрасова её квартира была на 2-м этаже под нами и «финансовая поддержка» продолжалась ещё и  во время моей учебы в институте.
          Из того времени жизни на «Четырёх домах» вспоминаются: увлечение радиотехникой,  сбор бутылок в рядом расположенном садике, катание на лыжах с горок старого карьера возле «Цемзавода», долгое стояние  в очереди на дневной киносеанс, так как билеты были без мест, перелезание через забор стадиона, чтобы бесплатно посмотреть футбольный матч между местными командами, ковыляние на каток с надетыми ещё дома коньками, а ещё Ачкасово - дом дяди Афони и тёти Вали, где я проводил немало своего времени. 
         
          Когда 12 апреля 61 года я услышал сообщение по радио о полёте Гагарина, то меня объяла огромная гордость за свою страну, в которой, как мне тогда казалось, я имел счастье родиться.
                Декабрь 2021