Альфа

– Короче, не тонет он!
– Как это – не тонет? Остальные же утонули.
– Остальные утонули, а этот плавает и не собирается тонуть.
– Данил, ну придумай чего-нибудь!
– Аня, чего я придумаю?! Не в унитаз же его смывать! Засорится, чё потом делать?! Я прождал почти полчаса, а он гребёт лапами и держится на воде.
– Ну капец! – Анна скрестила руки на груди и надула губы. – Я же говорила тебе, что ведро маленькое!
– Я и без тебя знаю, что оно маленькое. Говорю, давай в ванной утоплю.
– Ну вот ещё! Я не буду потом мыться в ванной, в которой плавали дохлые щенки, – девушка вышла из санузла и громко хлопнула дверью.
Парень атлетического телосложения достал из ведра маленький рыжий комочек и положил малыша на половую тряпку. Щенок громко фыркал и дрожал от холода. Рядом, на этой же тряпке, лежали три маленьких бездыханных чёрно-белых тельца.
Аня с суровым видом сидела на диване и, нажимая кнопки на пульте, переключала каналы. Данил присел рядом с ней и тяжело вздохнул, виновато опустив глаза в пол. Из-за двери, ведущей в спальню, раздался жалобный скулёж и звук когтей, царапающих пол. Анна громко крикнула:
– Люси, заткнись там! Это всё из-за тебя, дура! Вот если бы ты не сбежала тогда и не загуляла с этим блохастым кобелём, сейчас были бы нормальные щенки, а не эти жалкие полукровки. Кому мы этих заморышей продадим? Никому они не нужны! А у меня уже платёж за тачку скоро! – девушка бросила пульт на диван и вновь скрестила руки на груди, продолжая бурчать: – Ещё и этот нюня. Даже щенков убить не может.
Данил громко хмыкнул и, резко подскочив с дивана, вышел из комнаты. Аня внимательно вслушивалась, как её парень матерится в ванной. Затем бубнёж переместился в прихожую. Ещё через мгновение щёлкнул замок, и открылась входная дверь. Аня, выпучив глаза, выбежала из зала и громко прокричала:
– Данила, ты куда?
Прижимая к телу коробку из-под тостера и удерживая рукой завязанный целлофановый пакет, Данил пробурчал:
– Чего так кричать-то? Сейчас вернусь.

Женщина тихонько ворчала себе под нос:
– А ведь у меня высшее музыкальное образование! Я, хоровой дирижёр! Могла бы сейчас на сцене стоять!
Небритый старик в засаленной коричневой куртке и драной вязаной шапочке хрипло рассмеялся:
– Так что тебя тут держит? Возвращайся на сцену.
Женщина, прищурившись, фыркнула:
– Тоже мне балагур нашёлся, – и продолжила перебирать пакеты в мусорном контейнере.
Дед, хитро улыбаясь, искал что-то в соседнем баке, но вдруг замер и прошипел:
– Т-с-с.
Женщина недовольно нахмурилась и буркнула:
– Ты чего шикаешь, чёрт старый?
– Да тихо ты! Помолчи хоть несколько секунд! – старик, кряхтя и разгребая мусор, аккуратно достал из контейнера небольшую коробку. Растерев замёрзшие ладони, дед открыл картонную крышку и присвистнул:
– Вот те на! Людка, погляди-ка, кто тут у нас!
– Ох, ты ж, божечки! Да он же мелкий совсем!
– Вот изверги, ведь ещё и мокрого вышвырнули. Его и без того редкий подшёрсток весь сосульками прихватило, – расстегнув куртку и запихивая за пазуху щенка, произнёс старик.
– Дед Егор, ну куда ты его тащишь? У нас у самих ни кола, ни двора.
– Знаешь, Людка, я может и бездомный, но не бездушный!
– Ой, да кому, на хрен, твоя душа сдалась?!
– Вот ему и нужна. Чтобы он тут с голоду и холоду не помер.
– А кормить ты его чем будешь?
– Неужто я для малютки несколько лишних крох не найду?
– Ой, тебя не переспоришь!
Людмила закинула в пакет несколько отобранных ею подгнивших картофелин и неспешно зашагала прочь. Дед Егор, оттянув ворот куртки, тихонько прошептал:
– Людка у нас баба сварливая, но добрая! Не бойся. Она тебя полюбит. Вы подружитесь.
Аккуратно придерживая щенка за пазухой старик, прихрамывая, зашагал вслед за женщиной.

Самодельная масляная горелка тускло мерцала во тьме. Люда ещё раз поправила старые одеяла, которые служили своеобразными дверьми в канализацию, и уселась на лежанку. Старик, разместившись на соседней подстилке, нежно поглаживал указательным пальцем маленького спящего щенка.
– Ну что, уже освоился твой новый друг?
– Людка, представляешь, это, оказывается, не друг, а подруга!
– Девчонка, что ли?
– Ну да! Рыжая красавица. Я уже имя ей дал – Альфа!
– Что это за имя такое? Она у тебя что, первая собака?
– Нет, у меня уже была собака. «Альфа» значит, что она лучшая! Она не должна грустить от того, что кто-то её выбросил как вещь. Она должна знать, что для кого-то она самая лучшая!
– Совсем сбрендил, старый пень. Как будто собака понимает такие вещи, – пробубнила Людмила и принялась чистить картошку.
Дед, прищурившись, улыбнулся и прошептал:
– Всё она понимает и всё чувствует!
Аккуратно прикрыв Альфу краем засаленного покрывала старик, кряхтя, приподнялся с лежанки. Усевшись рядом с женщиной, он достал из кармана небольшой складной нож и принялся помогать ей чистить картофель.
– А что за собака у тебя была? Ты раньше не рассказывал, – не поднимая глаз, спросила Людмила.
– Есть такие воспоминания, которые даже спустя десятилетия приносят боль, – дед Егор тяжело вздохнул и, аккуратно срезая кожуру с картофелины, продолжил: – Я тогда ещё в пригороде жил. А соседом у меня Генка был, шалопай. Ни дня он в своей жизни не работал. Родители у него зажиточные были. Вот они его и содержали. Постоянно ему деньги отправляли. И вот однажды этот обалдуй решил вдруг охотой заняться. Оформил разрешение на оружие и даже купил какое-то ружьё модное. Я-то, зная его характер, сразу понял, что надолго его не хватит. Все его увлечения заканчивались, не успев начаться. Но Генка никого не слушал. Говорит: «Буду зверей добывать и вас мясом угощать!» И вот, в один из дней он притащил домой щенка. Очень задорого купил породистого кобеля сибирской лайки у промысловиков. Запер он того малыша в вольер и стал ждать, когда пёс вырастет. Я ему тогда говорил, что с собакой надо заниматься, а он отвечал, что у охотничьей собаки всё в генах. Этот балбес даже имени псу не дал! Я предложил назвать Туманом, Генка согласился.
– А почему Туман? – шёпотом спросила Люда.
– В то утро, когда Генка малыша этого в дом принёс, как раз густой туман всю деревню накрыл. Да и больно подходило это имя к молочно-серой шубке. Так вот, значится. К тому моменту, как Туман подрос, энтузиазм Генки по поводу охоты совсем угас. Он к тому времени какую-то ферму с компьютерами у себя во дворе установил. В общем, я не понял, но он говорил, что она деньги добывает. А я в те дни любимую жену похоронил и потому долго к нему не захаживал, – голос старика дрогнул. – В общем, когда я немного оклемался, пошёл к Генке, чтобы с Туманом повидаться. И увидел я тогда в глазах собаки своё отражение. Такой же одинокий и несчастный. Я с того дня стал постоянно к нему в гости захаживать, чтобы с Туманом поиграть. Знаешь, придёшь к нему, смотришь, как этот красавец во сне лапками перебирает, даже на мордочке как будто бы улыбка. Ему, наверное, снилось, как он с хозяином по полю бегает. А в реальности что? Вольер два на два и хозяин, орущий матом, а то и пинающий под бок. Пёс на него с любовью смотрит, хвостом виляет, а человек свой автомобиль поглаживает, собачьей любви не замечает. Тогда и возникла у меня мысль Тумана у него купить. Снял я все свои накопления и озвучил Генке предложение. А этот гадёныш на принцип пошёл. «Не продам, – говорит, – мой пёс».
– Вот ведь гадёныш какой! – не сдержавшись, выругалась Людмила.
– Не то слово! Он тогда и баню себе дорогую построил, и машину новую купил. Не знаю, может и вправду эти компьютеры ему деньги приносили или родители как всегда помогли. В общем, занимался он чем угодно, только не собакой. Разругались мы с ним тогда, больно сильно. И прогнал он меня. А потом и вовсе забор трёхметровый построил. Камер навешал вокруг. Только вышек с пулемётчиками не хватало. Не от меня конечно, от завистников. За богатства свои тревожился.
– Дед Егор, так я не поняла, ты же про свою собаку хотел рассказать.
– А я и рассказываю про свою, – старик отложил складной нож и, положив ладони на колени, продолжил: – Уж, наверное, лет пятнадцать прошло с тех пор, как мы с ним поругались. Я изредка к забору подходил, Тумана звал. А он из-за ограды тихонько поскуливал. Генка же, увидев меня через камеры свои, выскакивал и угрожал мне.
– Ну, тварёныш! – Людмила цокнула языком.
– Однажды осенью я картофель во дворе копал. Гляжу, «жигуль» к Генке подъехал. А сам Генка выводит Тумана за ошейник. Я тогда лопату бросил и поковылял на всей скорости, какой мог, к его двору. Пока дохромал, Генка уже за своими воротами скрылся. А этот мужик на «жигуле» пытается Тумана на заднее сиденье запихнуть. Пес упирается, скулит, но даже не рычит. Несуразно так упирается. Я мужику с ходу и говорю: «Продай пса!» Он тогда удивился сильно, но согласился. А когда я ему деньги принёс, мужик тот рассказал, что Генка ему заплатил, чтобы тот Тумана вывез куда-нибудь и пристрелил.
– Ты погляди, какой сучонок! – взмахнув руками, вскрикнула Людмила.
– Ага. Короче, мужик тот уехал. А я Тумана домой повёл. Только тогда я его разглядел и понял, почему он так несуразно упирался. Ослеп он, бедолага. Постарел совсем, исхудал. Облезла вся его шубка серая, – глаза старика заблестели. – Весь остаток осени он пролежал на пороге. Не ел ничего. Редко водицы попьёт, ляжет головой в сторону Генкиного дома и поскуливает. Я ветеринара ему вызывал. Она ему какие-то уколы ставила. Предлагала усыпить. Но не смог я согласиться. А может зря? Зачем я продлил его мучения? – по небритым щекам деда Егора покатились слёзы. – В начале зимы Туман помер. Я тогда рядом с ним у порога сидел. Поглаживал его. А он просто дышать перестал.
Старик, покряхтев, приподнялся и вернулся на свою лежанку. Он аккуратно пощекотал пальцем пузико спящего рыжего щенка. Альфа зевнула и вытянула маленькие лапки. Дед Егор улыбнулся и, повернувшись к Людмиле, тихонько сказал:
– Каждая собака заслуживает того, чтобы у неё был свой человек. Но далеко не каждый человек заслуживает того, чтобы у него была своя собака.

Эту зиму им удалось пережить без чрезвычайных происшествий. Канализацию не топило. Почти никто не болел. Лёгкая простуда и хронический насморк с бронхитом не в счёт. Альфа за это время изрядно подросла и окрепла.
Людмила отдёрнула одеяло, и внутрь хлынул поток свежей весенней прохлады. Женщина прокричала:
– Дед Егор, иди, подыши свежим воздухом. Да Альфу тащи, пусть на улице побегает.
Шаркая рваными ботинками по бетону, старик вышел из помещения и, глубоко втянув ноздрями воздух, прошептал:
– Неужто мы ещё одну зиму пережили?
– Ну как видишь. Все живы и почти здоровы. Странно, что за это время ты ни разу помирать не собирался, как в прошлые годы.
– Не, Людка, мне теперь помирать нельзя. У меня теперь Альфа есть!
– Альфа, Альфа. Все разговоры только про Альфу.
– Можно подумать, ты её не любишь?
– Ещё чего! Я к собакам вообще равнодушна. Это ты с ней сюсюкаешься день напролёт.
– Так уж и равнодушна? – хитро улыбнулся дед и покосился на женщину.
– А чего ты её погулять не пустишь? – игнорируя его вопрос, спросила Людмила.
– Да спит она. Уморилась бегать. Да и грязно сейчас там. Опять вся уделается как поросёнок.
Они молча смотрели на проплывающие в небе облака. Стая птиц неспешно возвращалась с зимовки. Громко журчащие ручьи и капель с ветвей деревьев были настоящей отдушиной, после долгих месяцев, проведённых в тусклом подземелье.
– А сегодня, какое число? – нахмурившись, спросил старик.
– Девятое.
– Сегодня у дочки моей день рождения.
– А ты всё её забыть не можешь?
– Ты чего мелешь-то, дура? Как я могу родную дочь забыть?
– Да точно так же, как они тебя забыли! Как у тебя дом сгорел, они поняли, что наследства им не перепадет, и забыли про твоё существование.
– Ничего они не забыли! Просто у них свои заботы.
– Хватит их жалеть уже! Её родной отец живёт в канализации, а ей плевать! А ты всё её защищаешь. Ты ведь даже внуков родных никогда не видел.
– Главное, чтобы у них всё было хорошо.
– Вот ведь заладил. Дед Егор, ты слышал поговорку: «простота, хуже воровства»? Так вот ты…
Договорить Людмила не успела. Из канализации раздался пронзительный собачий визг. Старик с женщиной кинулись внутрь. Там, в тёмном углу, стояла, поджав хвост и поскуливая, Альфа. Прихрамывая, дед подошёл к любимице и опустился на колени. Обнимая и поглаживая собаку, он приговаривал:
– Девочка моя, не бойся, я с тобой. Что такое случилось?
Люда в это время зажгла масляную горелку и принялась осматривать животное.
– Ой, дед, ты погляди. Её же крыса за заднюю лапу хватанула! Вот ведь сволочь какая!
– И вправду. Как же я недоглядел?
– Да как ты доглядишь? Мы отошли-то всего на минутку.
– Кровит сильно. Совсем эти твари, видимо, за зиму оголодали. Что же делать-то теперь? А вдруг бешеная была?
– Да не, не должна. Мы тут уже столько лет с тобой живём.
– Может и не бешенство, но всё равно могла какую-нибудь заразу занести.
– Да… Не помешало бы рану промыть.
– Людка, доставай-ка нашу кубышку.
Женщина на секунду задумалась и, глубоко вздохнув, залезла на лежанку. Пошарив рукой за огромной трубой, она достала жестяную банку. Люда пересыпала из банки в целлофановый пакет накопившиеся монеты и несколько мятых засаленных купюр. Задумчиво посмотрев на старика, она виновато произнесла:
– Дед Егор, а я ведь только куртку свою постирала. Не в чем мне пойти. На улице-то не лето ещё.
– Сам пойду! Сиди тут, Альфу сторожи. И перенеси её лежанку вон туда, подальше от этого проклятого угла.
Старик крепко обнял собаку и поцеловал её в лоб. Альфа лизнула его в лицо и завиляла хвостом. Дед ещё раз потеребил любимицу за загривок, приговаривая:
– Дождись меня, девочка моя. Я сейчас мигом в магазин сбегаю. Возьмём тебе антибиотиков и чего-нибудь, чтобы ранку промыть.
После этих слов дед Егор, прихрамывая, вышел на улицу. Рыжая собака улеглась на расстеленных для неё тряпках и, не сводя глаз, уставилась на открытый проём, ведущий на улицу.

Тонкие ветви облысевших деревьев слегка покачивались на ветру. Чёрные тучи медленно ползли по осеннему небу. Людмила соскоблила со старых сапог куски грязи и налипшую жёлтую листву. Откинув одеяло, она вошла внутрь канализации. Навстречу ей, радостно подпрыгивая, выскочила большая рыжая собака.
– Ну здравствуй, моя красавица, – с улыбкой проговорила женщина и уселась на лежанку. Она зажгла горелку и достала из кармана куртки пакет. Женщина высыпала из него на пол куски старого печенья. Довольная собака виляла хвостом и громко хрустела лакомством. Доев угощение, Альфа запрыгнула на лежанку и положила голову на колени женщины. Людмила тяжело вздохнула. Поглаживая собаку, она тихонечко бормотала:
– Ну, ничего! Лето и осень протянули, глядишь, и зиму как-то протянем. Вдвоём-то точно не пропадём! Альфушка, главное, на улице аккуратней будь. Ведь ты у меня такая наивная и добрая. Вон, твои собратья сбиваются в стаи и охотятся на слабых. Не становись, пожалуйста, как они! Оставайся собой! Ведь я тебя так люблю! А они злые лишь от того, что их никто не любит. Когда мимо тебя все проходят, да ещё и пинают, тут любой клыки отрастит и начнёт кусаться. Каждому любовь нужна, чтобы не зачерстветь. И люди ничем от собак не отличаются. Всё у нас так же. Я уверена, что те ребята, которые деда Егора до смерти избили, могли быть другими. Скорее всего, их просто никто не любил. У людей такое часто бывает.
Людмила тяжело вздохнула и замолчала. Собака, опустив уши, зажмурилась и тоже тяжело вздохнула. Женщина потеребила её за загривок. По щеке Люды покатилась слеза, и она прошептала совсем тихо:
– Ты, главное, не думай, что дед Егор тебя бросил. Он очень любил тебя! Ведь это он тебя Альфой назвал. Твоё имя значит, что ты была для него самая лучшая! Ты должна это знать! Ведь всё ты понимаешь и всё чувствуешь!