36

***

У меня бывает, что болит душа и голова отказывает, но только врозь сие бывает, иначе бы я сошел с ума или самоубийство сделал, или даже убил кого-то, не себя. А так голова работает, пока болит душа и успокаивается душа - как, кстати, и жена – от лицезрения работы, и порядочно – хотя, казалось бы, с чего же – себя чувствует душа, когда отказала голова – и та себя находит в неспешной и уютной обстановке…

И с попаданием в рай всё аналогично – два крыла нужны, чтобы в рай попасть и хотя б одна нога, чтобы в бездну не свалиться. Обычно же бывает, что у тебя всего одно крыло, а второе всё ещё нога, вся в медалях заслуженная стерва, но ты лучше не ругайся, а то как бы тебе в бездну не свалиться…

***

Таки достигают совершенства, но дело в том, что в наш конец веков его даже консервная банка достигает, а на помойке, в алкашах человечьи существа всё так же пребывают…

***

Читателю желая угодить, описал поездку на трамвае, в которой была масса с контролером приключений, и кому-то ногу отдавили, и кто-то что-то там сказал, а не набычившись стоял и не сидел безлико, то бишь ко всем спиной и сам лицом лишь к спинам… Эх, лучше бы он свой вид транспорта придумал, читателю желая угодить, но, не трогал бы трамвай и тишину в нем, даже скуку. Теперь придется мне ведь с ним ходить, кнутом и пряником в трамвае оживленье создавая – а иначе что же будет он писать такого, что читателю из неинтересного трамвая захочется читать, самостоятельно рассеивая муку…

***

Если женщина любит, то при такой-то своей непременной настырности, она обязательно и раз, и два кулачком очень настойчиво к тебе постучится и только потом под дверью мину скромницы сделает – и вот тогда ты узнай деликатно, нужна ли ей голова…


***

Я из тех, кто дрожит, но всё же желает справиться…

Вот выделит мне общество жену, отъявленную крысу, что моется два раза в день – или раз в месяц, - чтобы я не веселился, и я, забросив все дела, раздвоюсь и, дрожа, сломаюсь, а не справлюсь…

***

Принялся работать и со стороны, конечно, это неприятно, колея, но зато  голове от какого-то смысла полегчало,  появился в жизни интерес…


***

В первый раз понял, почему рукописи горят, когда на то есть авторская воля и из какого мусора растут мои стыдливые цветы. Окостенелому трудненько во дворец помойку крохобора переделать, чтобы можно было гордо демонстрировать её, а где мусор,  там сорняк бесстыжий прет получше, чем всем известные «Цветы», и вот вам, косточки мои,  повод хотя бы для уборки и прополки…
(Чтобы окостенение прошло побыстрее, поприятнее, полегче, подогревать себя в большой кастрюле…)

***

Она глупа и без Парижа ей сказки не создать, а я так дома буду колдовать…

***

Когда студент повесился, он своим весом выдрал крюк из потолка, в результате чего и наверху образовалось отверстие, и внизу – внизу он его, падая, ногами пробил, причем заодно пробил и чью-то башку,  ступнями обнаружив в ней присутствие  вулканической массы и отсутствие знаний…

Когда студенты в солдаты попали, то  вместо бомбоубежища с залом, лопатами вырыли себе какую-то нору, причем сам спуск под землю был сделан вполне настоящим, но заканчивалось всё каким-то мешком, где, тесно прижавшись друг к другу, голые и волосатые студенты стояли и смотрели наверх, бомбовые ожидая удары, потому что  желали закончить строительство своих отношений….

***

Все они покореженно-позолоченные - проблемы надо не золотить, а решать…


***

Всё сказали звери, рыбы, птицы. Всё сказали гады, сволочи и свиньи. Всё сказали самолеты и большие корабли. Всё сказали пальто, брюки, башмаки. Всё сказали мне её глаза и руки. Всё сказали кулаки. Болтали даже стены, спины и, не став писать, всё сказали мои ручки и карандаши…

Поэты также всё сказали и превратились в кроликов или в голубей, как мне моя зверь-ручка сообщает и в чем мой птица-карандаш железно убежден, хотя спин чужих большие корабли от слов и башмаков моих куда-то в сволочные дали уплывают…

***

Творил, творил творец, творец без задних ног, без задних ног, а вот исправляет мною сотворенное  уже читатель, зритель, критик, и эта роль по факту гениальна, как и творчество само, но лишь творцы её всерьез играть имеют право, право…

***

Работа, на которой надо или работать, или заниматься любовью в рабочее время. Однако, отзанимавшись любовью в рабочее время, ты вынужден столько же заниматься ненавистью в свободное время, а попытка работать в свободное время приводит к поломке станка…

Ненависть к работе  в свободное время, привела к занятьям любовью в рабочее время станка, который  занимался любовью в свое свободное время и теперь никак не врубался в то, что на хрен вокруг происходит и почему это приводит к поломке его, как станка…

***

Мятой бумагой пришлось заполнить пустое пространство, потому что непустое пространство перестало держаться в пустом,  и его повсюду надо было придерживать хотя бы бумагой. Всякие гвозди потеряли значение, и шурупы не смогли удержаться, как в космос, стартовав в пустоту, в которой теперь шуршала бумага. С бумагой, кстати, не возникло проблем – хватило старых газет и протоколов из опустевших уже канцелярий. И вот я иду и как легкую воду разгребаю бумагу, и со своей писаниной держу в руке тяжелый пока, а ранее тоже пустой чемодан…

***

Прошло лицо его и спина его и за спиной, как за стеной, ты увидел мою к тебе протянутую руку. Наше знакомство очень недалеко зашло, там, где я, ты появлялся редко,   не помню даже, как тебя зовут, но от уважения ко мне, как солнце, блеснул твой взгляд над упомянутой стеной и из кармана я достал к нему в тебе  протянутую руку…

***

Всё более мир заселялся и наполнялся борьбой, в частности, друг с другом не поладили уши мои, требуя, чтобы всякий  только в его ухо шептался и пытаясь сагитировать близлежащий глаз для подсмотра, причем с глазами у них нормальные вполне отношения и даже какими-то шарами и тазами торговля. Так тесно в мире и так в нем много борьбы, что в последнем перерождении своем Чингиз-хан в бороде моей зародился и теперь, кажись, на лоб мой гималайский поход задумал устроить, вынуждая меня либо на бегство в леса, либо строить на кончике носа крепость и город…

***

Можно, конечно, включать талант и в рабочее время, но работник требует в день восемь часов, а талант просит не меряно времени. Или он тоже хочет только 8 часов, но они пролетают как сон, а потом ты смотришь и видишь, что работа не сделана, что её даже прибавилось,  и снова начинается  сон, но в нем уже нервы или даже  лихорадка, кошмар,  и ты так устаешь, что в последние 8 часов просто падаешь с ног от усталости…

Впрочем, это шутка, талантливый человек, он же – неспешный, но если вокруг так отупели работники, что уже не таланта ищут, а каких-то иных результатов работы, то приходится компьютеру, например, лично брать в руки пилу, а богу – компьютер…

***

3 года назад надоело всё это. Докажу ей, что не люблю сам и что не любит она…

***

Рисование – это просто занятье не денежное. Многие вундеркинды пера и рисунка слишком поздно сие понимают. Сначала мечтательно маячит в башке некая слава, а после профессию уже поздно менять. Вот и спиваются, видя, что рисуют и слева, и справа, а клиент-то один, да и тот кочевряжится…

***

Халявщиков и тусовщиков много, что-то могут и что-то воображают они, но всё-таки, чтобы решить по-настоящему трудный вопрос, приходится со стороны приглашать большого спеца – и вот он приходит хмурый, вдумчивый, неторопливый и непугливый, как некое божество…

***

Мужчина бегает за бабой – это всегда дерьмо, потому что большой, взрослый мужчина должен заниматься взрослым, большим делом… - «а на баб я смотрел недоверчиво, они мне казались недостаточно верными – недостаточно умными, чтобы оценить меня и мое большое и взрослое дело. Строптивость, а не деятельность противопоставляют они верности домашних животных, и даже мечтают о ласковых и преданных псах с  деньгами в зубах, платой за брошенные им мясо и  кости…»

У нас с ней сразу возникла друг к другу любовь, чуть только она рядом присела. Сидим мы, болтаем, знакомимся и, жестикулируя, уже вовсю улыбаемся, но тут вдруг муж её, что, видимо, лишь отлучался, с огромным арбузом приходит и сует на колени ей этот арбуз, причем и сам-то не малый мужик, а огромный…

***

Ценный настой сейчас моя душа обретает, когда всего полчаса остается до сна. В ней тогда и опыт всего долгого дня, и раскрепощенность в предвкушении сна. Поэтому что-то такое бумаге бормочу полчаса, что потом надолго работы хватает…

Скоро Нового Года темное и слепое веселье и мирная, мягкая, белая зима января. Будет кстати - я был гол и свиреп, как декабрь, последние годы…

***

Передок прикрывает фиговый листок, и на голову надет лавровый венок, но в жопу колючий всунут розовый цветок...

***

Это сон к тебе приходит, когда решаешь ты, что всё на свете пора слепить в комок. И кто ты в этот миг, мудрец или предатель, убийца или философий новых зачинатель…

***

Лень в вечерней темноте сыграть, как музыку, комбинацию открывания и закрывания дверей, включения и выключения электрического света, чтобы оптимально в дальнюю комнату попасть, там отыскать стопочку книжонок совсем других поэтов, чем те, что в моей комнате тоже далеко не на поверхности лежат и после скрасить ими одиночество свое и писать получше тексты научиться, например, не злоупотребляя словом «музыка»?..

***

 «Скорее боек, чем глубок, он удалился на Восток, где быстро занял свой шесток средь дев младых…» – я Пушкину в его манере, а он мне: «какого-то Бога выдумал, ну, и начались всякие осложнения, и ходит теперь где-то в стороне с видом таинственным и нервным» – в моей…

Расстроил он меня ужасно, но все же я упал туда, где бьют все, и даже Пушкин, а поднимусь там, где за одного битого двух небитых Пушкиных дают…

НОВАЯ РЕДАКЦИЯ

***

Зашли с двух сторон, чтобы у неё шкатулку отобрать и её схватили, было, но сейчас  уже опасаемся, как бы в сумасшедший дом не попасть, потому что вцепилась она в нас и в шкатулочку-то, а мы в неё, т.е. в них,  и такой стоит, точнее, перемещается крик и шум, что уж и милиция не может ничего разобрать. Хотя если там  действительно успокоят, то пусть; всё равно мы попробуем их справку порвать - что не отменяет необходимости шкатулку у неё всё равно отобрать, потому что прежде, чем рвать, должны же мы где-то  с нее пылинки сдувать…


***

Как бы и одетым тебе не оказаться неготовым и калифом на час…

***

В монастыре можно в полный рост поработать и подумать всерьез – а если скажет кто, что ты загордился и со смолою кипящей и метательным орудием подступит к воротам, то ты смелее и проще, чем им представлялось, выведешь на стену стрелков, более метких, чем им в прежней жизни уже на карачках надеялось…


***

У одной собаки здоровый хозяйственный лай, а у другой почему-то  несчастный скулеж. Не надо быть Холмсом, чтобы понять, что там присутствует и третья собака, молчащая, если даже сидишь за углом во дворе и за своими делами уже неделю не видел собак… (П.С.:  сдвинутые тексты потоком пошли – рука шизу, «третью собаку», вычеркивать устала… А кому-то кажется, что у меня всегда был только здоровый хозяйственный лай – или же только несчастный скулеж…)


***

Лист бумаги согнул, но он упорно пружинит и, обычно покорный, теперь весь непослушность, как будто я его склоняю к писанию, к чтению, к онанизму или инцесту. Наверное, ты хочешь рекламой, забором, мишенью служить, говорю ему я со злостью; вместо того, чтобы занимаемое собою место уменьшить и в двухэтажном домике с соседом дружить, ты восстаешь и производишь на моем столе беспорядки, ведешь себя как самый косный материальный предмет и, что бы мне ни писалось, чрез злость, а также унынье, занявшее уже свою и немалую площадь, меня пред собой выставляешь в невыгодном электрическом свете…


***

Раз он так усиленно думает, то, наверное, и понимает то, что нужно понять, но потом он, наверное, думает: «эту землю мне не поднять и это небо не опустить мне плавно, чтобы в моей груди у них своя любовная встреча была, а я бы только устал и был ни при чем. Нет, от усталости и непричастности я был бы вулкан и черная туча, а не в облачный день зеленая и живая гора и в помещении не нужно мне неба, земли и подобных сравнений» – и с этой мыслью он так неудачно потолок задевает и падает на пол, что увечит себя…

Хотел его по имени назвать – вроде шевельнулось теплое чувство – но все же назвал по фамилии. Хотя ещё недавно и вовсе та земля в моей груди  гирей была, а неба белая птица крыльями махала по черному…


***

Я так расстроился, что мне захотелось выронить гирю, которую я поднимал и чашку, из которой я полоскал свои занывшие зубы. «К чему всё?» – думал, «всё равно я так ослабел, смотря телевизор, что скоро не смогу поднять эту гирю; и к тому же, грызу семечки, не могу удержаться, хотя, я уверен, именно ими засоряются и воспаляются мои последние зубы, которые всё же нужны мне, несмотря на сугубую интеллектуальность моих прочих занятий, а также и текстов…»

Кстати, если говорить о чашке, то когда-нибудь  не я, а он её разобьет, потому что ставит на опасное место, но пока  её я спасаю, в очередной раз убираю. А что можно сделать ещё, даже не знаю, потому что он и без гири силен, как медведь…

***

Мир есть пропасть с выступом по краю, на котором можно стоять и держаться – что они все и делают, и благодарят этот мир за науку, поддержку, за удобный диван и всё остальное – значимой кажется каждая мелочь...

А моя жизнь  наверху, т.е. на самой обычной земле, где в общем-то рай, не взирая на разные мелкие камешки. Хотя упасть в пропасть тоже нетрудно –  и пролететь даже мимо дивана, что в ней для тебя расположен. А если прыгнешь сразу с диваном, то в полете с ним всё-таки можно расстаться…


***

Посмотрели кино, где всё было весело и хорошо и тоже давай раскрепощаться, для начала обличая друг друга: «Что же ты с несообразительностью своей не можешь расстаться, всё цепляешься за разные нелепые от ума отговорки?!» – «А ты что от  стеснительности никак не избавишься, отговариваясь, видимо, ровно настолько же  нелепо?!» – «Да, хорошо можно зажить на фоне кино, жаль только, что экран у нас маленький!» – «Да» – уже он говорит, «увеличить бы экран до дома размеров, а дом распространить на весь мир…» - «Нет, в холодную погоду лучше просто теплее одеться. В себе переключать бы каналы, чтобы зажить и дождаться такого, как любишь, кино!»…


*** 

А что, если ты залез, проник в такую тайну мироздания, что грозит тебе взрывом, до неуправляемости ускоряющейся реакцией? Духовное переполняет тебя и, чтобы не разорвало, ты пишешь всё больше текстов и картин. Хорошо ещё, что мой сон  -  святое….


***

Номенклатура в любой стране весьма тупа, потому что надо не бояться высоты и лишние извилины могут лишь нервировать, мешать…

***

Новый Год – мой единственный праздник, вот только жаль, что ночной, я ночью слишком спать люблю и поэтому, главным образом, справляю тихое новогоднее утро. Так случилось и в этот раз: наказав брату всем звонившим, поздравлявшим на недоуменные вопросы отвечать, что брат в гостях, я на самом деле заблаговременно отправился спать, хотя все же слышал сквозь сон или, иначе – остатками жизни, в общем, жуткую и неприятную ночную стрельбу…

А могло бы быть так, что я сижу в гостях, где ем, пью и вместе со всеми чинно смотрю телевизор или гуляю с девушкой на елке…


***

Сердце с дырками для колец, на печени безобидные сережки, а на пищеводе золотой браслет.

Также: свинья с подаренным ей человеческим сердцем и бык, которому капризно вставили нашу якобы лишнюю печень.

Вообще, внутрь можно напичкать много такого, начиная, например, с табуретки…

***

Снежинки были им сброшены явно сгоряча. И блеск в глазах уж очень наскоро погашен…

Также слишком поспешно, например, была раскрыта книжка и откупорена бутылка, тогда как привет прозвучал непоправимо поздно - и не случайно зонт был  холодно раскрыт…

Но хуже то, что был Валерии взгляд вниз опущен и промочили нас почти насквозь какие-то лишние слова…


***

Под дождем опустил он  лицо свое с сигаретой, и  мне стало жаль его и, сверху, из автобуса глядя на кепи и широкое чугунное лицо с сигаретой, я, согретый,  теплый и крылатый существованию его  удивился…


***

Что толку быть даже Хемингуэем в безумном современном мире? Он, говорят, был замучен собственной женой, причем среди знаменитых людей  это отнюдь не первый случай, а книги его медленно, но верно тонут, погружаясь в болото. Ты, понимаешь, тут жизнь отдаешь и обрекаешь себя на одиночество, но вокруг столько авторов и женщин летает – на самолетах -  что всё равно тебя перепишут, не поймут, не услышат. Поздним вечером снимая носок и непоправимо старея, по многим аспектам оставаясь не в курсе, ты как безумный воображаешь, что проживаешь не зря и будешь так знаменит, что наденешь другие носки…

Впрочем, с другой стороны, на данный момент я в такой форме, что могу даже новым Диккенсом стать. Правда, странно выглядит Диккенс в Татарии и кому потом объяснишь, что я практически не общаюсь с дегенеративным её населением, что в голове  всю жизнь были Нью-Йорк и Лондон, и Версаль, небоскребы и дворцы такие, что если загрузить ими нашу улочку – потонет, а если город загрузить – начнется третья мировая казанская война. В общем, настолько приятно себя Диккенсом представлять, понять, что ты, собственно, не путаный философ и горемычный персонаж, а замечательный писатель, что, хотя нет толку, а женщины что мимо бродят, лично мне не помогают, а мешают, все же мы ещё посмотрим и лет сорок в писаниях не будем умирать, микроскопические движения продолжим совершать, выделывая свои миниатюры словно микросхемы, хотя они и не ценятся, как минимум, на улице, в городе, в стране…


***

Реальный мир – это сцена для разных фантазий моих и разумом управляемых сумасшествий. Чем сильнее твой разум, тем больше ты себе в этом смысле можешь позволить, большие выдержать ад или рай, а иногда даже совсем потеряться, но все же целым вернуться домой…

Вот, например, толпа прямо на дороге улицы вечерней, темно, да и находится она вдали, поэтому и обсуждает, не иначе, то, как жили раньше короли…

А вот другое место в тот же вечер: уже автобус вижу я вдали, но он не едет и водитель в нем иное делает движенье… - вполне возможно, что он только закурил, но тайну исключить нельзя, он, может, плачет, гладит, убивает или живет как короли…

А здесь через дорогу старый дом с похожей на бородавку  будкой наверху. Сквозь окно ее я вижу, что, как чулан, что имели короли, она оббита чем-то красным, но я там всё же поместился бы и сидел себе в ужаснейшей пыли, чтобы этой остановки время для творчества полезней провести…

Выгрузив огромный черный ствол другой толпы, потом автобус к нам всё-таки подъехал,  и я уехал, и на сидение забился, и расслышал таинственный вопрос «а как же будем жить», что друг другу задали короли. А там, где я стоял на остановке, сразу  столпились всякие машины – включив фары, они наперебой ищут на снегу подтверждение того, что я действительно писал про то, как жили короли…

«Просто трахаться?! – нет, как и творчество, это дело на новый уровень надо завести и в грязь банальную уже не помышлять спускаться, а жить как жили короли….

Я с головы до члена опустился, а они выше члена ещё не поднялись и собственная голова для них как для альпинистов Джомолунгма. Водкой глушат они свою голову и душу, желая всякое чувство и понятье упразднить или же запрячь на помощь члену, как будто сей последний есть бревно, а не маленький отросток с рабочим днем лишь в несколько минут, какой имели только короли… (Ах, думаю, я великолепен не только как писатель и король, но и как любовник!)

***

Да, в этот раз я себя никак не проявил, но ведь и не пытался!? Быть никаким хорошо в плохой ситуации, где я и не выпендрился, и не сорвался…

Да, она в любой момент может меня покинуть и на немилость улыбку сменить, да, лежит эта мина, лежит, но сейчас, с нею встречаясь, я её обхожу просто как тяжелый предмет…

***

Господа, эти изображения стали настолько привычными, что смотреть их уже невозможно…

Тысячу лет восхищаться набором фамилий – вы больше эпохи такой не найдете. Проклятый маразм…

***

Если нельзя уж быть репкой,  хочу быть дедкой тогда, а не бабкой, не внучкой, не жучкой. Конечно, и бабка во многом полезна, а для людей уровня внучки и жучки она даже неплохой указатель, но всё же мне не хочется  поступать так, как раньше я делал: лаем скидывал и внучку, и бабку, и Достоевского–дедку и, как главный тут травоядный, у репки ботву жевать принимался, не понимая во что же ввязался.… Да, сейчас  снова свой уровень силы повысил и, хотя ещё папашей не стал, надеюсь, что держусь не за чужой зад, а за самую репу…

***

Мне приснился всего лишь запорошенный снегом человек под нашим окном, но ведь это точно смерть мне приснилась, потому что он был очень запорошен и стоял неподвижно, не смущаясь тем, что я его вижу и что неприлично так пристально смотреть на чужое окно. Я пришел в ярость и полез открыть форточку, чтобы крикнуть ему в нее чего-то, скорее всего, просто чего, мол, уставился, но, как в таких случаях  со мною бывает, от волнения спазмом сжало мне горло и я, кажется, ничего не сказал, а после и вовсе забыл этот случай, потому что лишь на минутку одну напугался, а так думал, что это вор или даже  обычный мужик, проходимец и, к тому же, он ведь мне только приснился…

***

Он ходил как Лазарь ещё не умерший, но уже спеленатый. Жалко его было и посему мне хотелось досрочно воскреснуть, но сие  вовсе не представлялось возможным, дорогами смерти он должен идти впереди и нам помогать, поэтому вторым желанием моим было крикнуть «ты чего задержался». Скорее всего, он лечился и бинтовался, не хотел умирать…

***

На них значимое впечатление произведет лишь несчастный случай со мной, например, с ума сошествие. Тогда будет что другим рассказать…

Просвежить надо мозги, идет слишком напряженный умственный труд, а ветер этой бури по-настоящему задерет мои волосы…

Редактирование старых текстов  как новая Великая Отечественная война. Начал я её с очень большим энтузиазмом, но ведь надо всю Россию, с Германией в придачу, по-пластунски проползти, с рытвины на кочку попадая – уж слишком текстов широка страна моя родная и я её ещё ни разу не воевал и не пахал…

Похоже, для победы тоже 3-4 года надо, поэтому в остальном пока я буду только отдыхать, мечтать, летать и новое себя писать отнюдь не понуждать…

***

Весела и добра, но – в детском саду. Впрочем, добра тоже не видел. Не расклад, а сплошное веселье…

У них игра в бисер и деланное веселье, но все же  я в гости к ним прихожу. Слегка улыбаюсь, конечно, и по теме что-то там говорю, и просто  спокойно сижу…

Потом ещё говорю: я, друзья, люблю снегопад зимой и дождь летом, потому что тогда нарушается наш без тайны порядок и я тогда иду, как в тумане, и себе, что хочу, говорю…

***

Я бунтовал, а они пели хорошо. Я пренебрегал тем, чтобы у меня и изложено всё было хорошо…

Я воспарял, а они думали о практике очень хорошо. Я пренебрегал тем, чтобы у меня и с практикой всё было хорошо. Я тысячи плодил, а они десятки, но у них сделано практично, а у меня нехорошо…

***

Хирурги уверены в себе как боги и говорят мне, что ничего страшного с моей кистой не происходит – но это только потому, что человек для них материал, причем они, собственно, ни за что не отвечают. Запустишь? – ну, будут резать. Неудачно разрежут? – ну, будешь инвалидом или вовсе закопают…

А терапевты ещё хуже, т.е. уже почти полное говно. Все лекарства – в основном, для суеверных индустрия. Видимо, нас лечат только анальгин, валидол и аспирин, а если у тебя возникнет рак, то его два года вообще не обнаружат…

***

Сознанию моему нередко представляется, что с нашего черного хода, по обыкновению беспечно не запертого, вдруг в дом заходит черный человек… - правда, потом сразу испаряется, но все-таки заходит и какое-то мгновение по кухне идет в своем черном и очень не новом пальто, опустив свое прохожее лицо…

И я не знаю, как мне относиться к драке – ситуация может возникнуть слишком фантастическая…

Казалось бы, у меня проблемы, но если нет страха, то нет проблем и даже с черного хода упорно не заперто мое лицо…

Он меня во многом обвинял, заготовил  очень  сильный словесный удар, но я не явился и его самый лучший пассаж в пустоту провалился. Странно, вообще, получается, что мы обычно в том обвиняем другим, в чем по уши сами. Отсутствуя или в одиночку присутствуя, в интригах я вряд ли могу быть виновен, а что своим взглядом не порчу дев младых, желаю сейчас дать расписку, хотя в иных случаях ему это и из личного опыта прекрасно известно…

«Друг» Синицын (называю фамилию только потому, что он совершенно не чтец сочинений реалистических): жизнь такой бардак, что в ней давно пора молчать и только, черный подняв воротник, двигать собой заскорузло…

И ещё один жирный недавно ко мне как во сне подкатил; в дребедень пьяный, тыкал пальцем:  «а че? Так надо; а че?» и я после, знаете ли, со смешанным чувством, к примеру, Блока читал, хотя вся та шайка была по-своему лейка крутая и черный человек и их уже странным невниманием своим угощал...

***      

Это древо было твое. Я так копал землю вокруг него, словно делал подкоп, но это дерево было твое. И даже трава там росла зеленая и длинная, словно дело происходит в настоящей Африке. Я продолжал копать, но постоянно раздваивался между захватом и миром, твоим и моим,  так восхищался природой и уступал размерам её, что это дерево оставалось твоё…

***

Делая, ощущаешь, что теряешь жизнь, а отдыхая, болтаешься, но зато жизнь твоя всё время остается с тобой и тебе не кажется, что ты время теряешь…

Горит моя жизнь и горит мое время, сделанным делом взамен награждая… (П.С.: сделанное дело гирей на шее…)

Такой уверенности набрался в делах, что выйдя на речку на лыжах кататься и не имея физических сил, духом зато вместе с поземкой и солнцем покорил всю окрестность…


***

Этот бонза ещё молодой, этот молодой уже бонза, но глядит как сейчас большой победитель, а в будущем всех наших литературных душ попечитель, потому как временно заблудились все души и забыли, что слишком удобно иметь собственную дорожку к начальству, чтобы тебе более литературно на одиноких досугах мечталось…

К черту, начинаю по обледенелой трассе спускаться, причем можно и вперед с ускорением кувыркнуться, а можно и влево, вправо в пропасть свалиться, потому что этот долбанный в рытвинах спуск не желоб, а шов, а ты не проверил, умеешь ли ездить и хорошо ли пристегнул парашют…


***

Потом, отвеселившись, идем назад с парой молодой и, гляжу, она летает. «Ты чего?» – спросил, не поняв, хотя и знал уже, что она деньги получила. «Ведь раньше ты годами кисла?» Она туда-сюда, мол, приятели как на подбор и хорошо повеселились, но это деньги, деньги, потому как уже сделаны покупки и встает такая перспектива, что самолеты им помогут летний отпуск провести…

***

Понял теперь, что творчество самим автором продаваться не должно… Я убежал в мечты от этой жизни – одна отрада – а теперь за мной приходят и говорят: продай их нам!

С деньгами потом особо вместе с братом разберусь, чувствуя уверенность в себе оттого, что в главном я Ван Гог и не продался…

***

К финалу над пляжем с черепом взметнулся черный флаг. К финалу в цирке черный флаг взметнулся. Над стадионом тоже огромный черный флаг. Людьми в плавках захвачены уже мосты и телеграфы. С моста по новой прыгнув в воду, по телеграфу требуют одежду, а иначе будут какать в воду…

Т.е. у кого-то на том пляже полная иллюзий молоденькая жизнь, но вот не всем таких иллюзий на всю жизнь хватило и началась серьезная война над ковриком с коврижкой, и взвился измены черный флаг, украшенный куриными костями…

***

Раньше как антенна на крыше прохлаждался, а сейчас как каменщик напрягаюсь, материализуя тогда пойманные волны с таким подъемом, словно это очень калымная работа. А что, не в лом же каменщику на морозе строить свой ужасно тяжелый и холодный дом. И вообще, огромными домами владеют люди, их жильцы, не иначе, как очень напрягаясь… (П.С.: все еще вещаю про «подъем». Наверное, раз в седьмой пошел на штурм своего ужасно тяжелого и холодного  проклятия, где-то опять отыскав воодушевление и веру…)

***

Не умеют у нас ни жить, ни фильмы ставить… (П.С.: у них такие же пропорции. Еще бы большинство умело жить!)

Да, Дали для меня очень приторный художник с пучеглазым автопортретом, но столь же мерзкий авангард тогда пробовали снимать и в кино…

На всю классическую живопись я теперь смотрю только как на тоску по кино…

Приснился Голливуд как город сплошного кино: если будешь в других городах снимать, то у тебя получатся только твои личные документальные съемки, а если здесь, то ты обязательно снимешь мировое кино…

***

А почему, собственно, индивид под названием «писатель» должен выдумывать всякие приключения, каких в жизни у него, конечно, не бывает, а иначе бы ему было некогда писать?!..

***

Зимой встаю рано и сразу сажусь за компьютер, потому что когда взойдет солнце, как черту, невыносимо станет духу моему находиться перед компьютером – как и перед книгой или телевизором, кстати – и я должен буду повернуть жизнь свою в сторону более реальных занятий.

А самый ужас – это где-то в поле компьютер – и ты вместо того, чтобы пахать и скакать на коне, сидишь перед ним регулярно часами и жалуешься, что на экране бликует солнце, а клавиатура пропадает в цветах и траве.

Вообще, солнечный свет – это рай, а в раю что-либо делать достаточно трудно…

__

Меня погоня за гармонией убила…

Нервничать и суетиться, искать блатных знакомых,  мол, деньги мне нужны за мой труд несовершенный, потому что отравленные женщины меня совершенно одолели…

Прикинусь шлангом…

__

Если на даты взглянуть, то легко можно заметить, что я почти приостановил писание текстов…

На этой неделе я даже телевизор отключил, на программу разозлившись – попробовали бы они книги продавать, промолчав об авторах и сообщая лишь названия!

__

Какая-то пигалица, решив, что ей пора обзаводиться мужем, заявилась к нам домой, чтобы заарканить моего единственного брата…

Какой-то мужичок воспел в стихах слежалость, мол, валенки – не только крепкая постройка, но ещё и прекрасный гумус для рассады и будущих цветов…

У меня совсем другая школа словесного суперкаратэ. Традиционалисты мной восхищены, но злятся, что я их всё время опускаю. Как же так, мол, выдумщик нашелся, основатель школы…

Придумывают, как бы так заморочить себя, чтобы по Бюнуэлю никогда не выйти из дома своих обветшалых понятий. В виде отары овец их  видели в храме…

А я хотя и люблю кино с Джеки Чаном и те мои домашние дела, что как такое же кино, но все же продолжаю выходить из дому. Знаете, попадаешь в совсем иную атмосферу – тепло, пустынно, скользкая, бугристая слюда на всех дорогах – а на знакомом тихом повороте теперь гудит какой-то непонятный трансформатор…

Казалось бы, совсем покинута земля, но нет, приходишь в дом и снова видишь человеков, причем одна мадам, что в прошлый раз в мое изножье опустилась, теперь с ударом распрямилась, почти как Джеки Чан, вот только безо всякой новенькой причины…

Короче, грустно, плохо спится и снится непонятный сон – он, может, и не в тему мне приснился – в одной комнате  вперемежку сидим мы и какие-то военные, но они у нас в плену, и мы должны их по идее расстрелять, но так их жалко стало и настолько уважаешь – сильные мужчины – что не стали мы грех на душу брать и влепили им по 15 лет тюряги–«строгача»…

__

Я устал и подавлен и поэтому способен говорить лишь банальности – но, в общем, дело было так, что я открыл правильные карты. Они полагали, что я буду весел и оптимистичен и нанеся мне свои удары, ожидали, что в качестве ответа у меня тортики и шутки заготовлены, но там оказались даже пророчества, мол, знаю, что  нанесут удары…

Такие догадки не шутка, они поражают, т.е. убивают, если даже отчасти случайны…

А тут ещё и баба: умоляет меня и трахнуться, и чтобы я её порядочной считал, тогда как одновременно и то, и другое для меня не очень-то возможно. Мечтаю о том дне и часе, когда эта чистоплотная, но не самая умная женщина себе найдет другого мужика и перестанет по телефону тростить про дружбу для того, чтобы после всем телом заявиться в гости…

__

Можно увидеть мистику в реальности, но если не получится, с не меньшим успехом можно попытаться увидеть мистику и в том немистическом, вроде бы, что получилось увидеть – причем, пожалуй, это правильней будет, чем попытка всюду увидеть реальность – превращая её в реальный кошмар. Впрочем, возможно, я уже заблудился в своих рассуждениях, но никто не знает, сделал ли я это естественно или специально, мистически или реально…

Как, однако, мне сейчас себя с ума свести легко. Иногда фиг до гениальности свои качели раскачаешь, а сейчас меня так достали, что я запросто дурацкое сделал «колесо»…

Да, так свалялись консервативные приятели мои, что всерьез ищут тайный смысл в слове «наискось», а я расстроен так, что  не понял, как смогли дни столь быстро пролететь. Всё вспоминаю, например, как она, скрываясь от меня, сунула голову свою в тулово ему и так стояла долго, делая вид, что дело обсуждает, а тулово такой большой пакет держало, что её ноги тоже закрывало и было ни проехать, ни пройти, хотя и стоя время быстро пролетало…

__

Гении ездят на жизни, а не гениев она давит. Если  даже ты на машине ездишь, тебя трактор давит. Я раньше ездил – уж не знаю, на чем – а сейчас меня что-то давит и, значит, я не гений, но, пользуясь старыми заслугами, писать пока  что продолжаю. Мне, задавленному, нечего терять – но, разумеется, ничего и не приобрести уже. В случае чего, просто зачеркну написанное – не сейчас, конечно, а потом, когда снова буду ездить на жизни или даже летать, трактор, экскаватор с задранным ковшом, посвистывая, свободно облетать…

Кажется, уже во всем мире вдохновение угасло и, по-моему, чтобы вдохновение спасти, надо разрешить пасквили писать. Один по злобе что-нибудь вдохновенное напишет, а другой прочтет и так изумится, что сделает вдох и очень интересно и особенно воскликнет. Такое тут начнется! Кино совсем забросим! Покойники воскреснут! Яблоки на землю  покорно падать перестанут! Начнут свою селекционную работу и превратятся в кирпичи! Или собратьев слабых пустят на вино, чтобы пьянствовать и веселиться, за ветки уцепившись…

Вот она, например – пишет прекрасные пасквили. Вылезла из грязи в князи, из посудомоек и бельестирок каких-то в переводчицы с иностранного в иностранной же фирме, да ещё и в преподаватели университетские, обзавелась, соответственно, шубою и айда стихи строчить, где я  неряшлив, и одет, ей на смех, плохо…

Или он: покритиковал его, так пожалуйста – в следующий раз  уже обвиняет, что  всех кормлю гуманистической пищей с мышьяковой начинкой…

 Т.е., выходит, он-то как раз в свой опус мышьяк и заложил! А я сейчас?! Разве не мышьяк пишу!? Извините – это мышьяк в банке и с надписью «осторожно, очень ядовито – детям не давать, а себе только больные нервы в зубе убивать». А критика моя лекарственной была, просто с ядами лекарства схожи. Вот если бы он про себя такое написал, то это б «всегда полезной самокритикой» мною называлось. Да, но за что ему тогда было бы критиковать себя?! Нет, он сначала должен пасквиль написать и им меня воодушевить слегка, а себя основательно расстроить…

В принципе, я хотел, конечно, себя подвергнуть обычной жизни – хотя бы для того, чтобы жениться и денег заработать – но, чувствую, что она меня в фарш начинает превращать…

Многие, кстати, колеблются между крайним добром и крайним злом, почти каждый может быть как добрым псом, так и злым тюремщиком и волком…

Напоследок новый сон–загадка: приснилось, что я в камере с каким-то мужиком и этот мужик вроде бы старый друг, но сейчас меня желает поиметь, вот только не разберет как, физически или духовно, и потому  мучается в такой раздвоенности своей и от меня же жаждет утешенья…

__

Раз плохо я сейчас пишу, пора мне женщин обложить пятиэтажным матом, так сказать квартал пятиэтажек возвести, чтобы не прозябали в «ветхом фонде» мужики под неусыпным надзором половин своих, которые на самом деле себе две трети всех остатков жизни отхватили. Женщины уверены, что именно они есть центр оставшейся вселенной, мол, мы сначала должны слушать и ублажать эти говорливые и ненасытные создания и только после, если время будет, своими делами заниматься, мол, твоя задача дома любить меня, а на службе – государство – и неважно, что я - тупая сука, а государство – бюрократическая ****ь. Правда, она кичится и своей способностью любить, но нет, просто ее очень интересуют мужики – как когда- то крестьянина лошадь, главная тягловая сила. Женщина готова ждать, но только потому, что ожидание не труд и готова выброситься из окна, но лишь для того, чтобы насолить своей же половине. Она караулит всего мужика, но обычно легко довольствуется и частями его или вовсе мелкими выгодами, возможными даже при самом формальном сотрудничестве. Ведь у неё всё время на уме то занавески, то стенгазеты, то поход в театр дурацкий, то конфеты и свистульки,  то шифоньерчик или сериальчик… – в общем, вся эта бесконечная мура. Да что говорить: мне моя тварь, спец по всем вопросам, нынче снегиря порывалась поручить нарисовать – подняв в душе такой зимний мрак, что я, промямлив «после, киска», там же обложил ее пятиэтажным матом, после чего стал сие воззвание чиркать, задумав в перспективе и восстание поднять. Им наплевать, что  они уже целиком описаны:  хотят жить, т.е. трахаться и мясо жрать, и лишь с этой целью мне моя тварь в наш самый первый раз Ренуара подложила…

(Но через день другую я песню запою, а именно «приди, приди в моей злосчастной жизни главная отрада»!)

__

Довольно правдоподобно светит Большая Любовь, а я всё так же мрачен и губу в первый раз  почему-то  совсем не раскатываю, продолжая писать только уродские тексты. Причины очевидны: во-первых, меня двадцать раз обманывал этот свет, а во-вторых, я  вовсе его  не достоин…

__

Целый мир теперь письменно, живописно, звуково плачет и свинячит, целое море болтается на все лады и попробуй, разбери, кто в нем рыба, кто корабль, кто человек на корабле и кто обычная соленая вода…

Все мечтают духовно меня покормить и я преспокойно выбираю самые лучшие кусочки из моря, с плеером и безвестностью собирая грибочки в лесу…

__

Фильмы и книги как сны для не разбуженной части населения…

Не знай, как получился текст, но славно я сегодня вечерок провел – чай с вареньем, писанье текстов и красивое кино…

Нет,  были лишь чаи с лимоном и вареньем двух сортов, потому что первый сорт успел мне надоесть за вечер – и только мысли о текстах и кино в ситуации, когда и так всё славно…

В ситуации, когда проблемно всё.
Но текст этот все же состоялся?
Ни фига, он близок словно чай и я не вижу в нем кино…

__

Любой понос словесный, конечно, удобрение. Я в этом спец, большой баскетболист, хотя в последнее время и потерявший форму. А так – беззубый и без денег. Тут надо особый образ жизни выбирать… Она тогда как лошадей не случайно кавалеров выбирала: раз зубастик, то силен – а если сама она напишет, что смотрит в пол, то с силой смотрит и с силой то, что написала, прочитает. Сейчас я красивый и беззубый, но если она – другая, мне на ту уже совершенно наплевать, да  я   ее больше и не вижу – меня отвергнет, то  настолько образ жизни изменю, что стану даже и ужасен – но зато силен всех людишек превращать в понос с зубами, а весь понос в людей зубастых, но иного поколения…

__

Чтобы написать слово, надо расстрелять определенный кусочек пространства определенным набором пуль. А слово не пуля, а орган: одно – это печень, например, а другое – селезенка – и, в итоге, мы получаем как цветок красивый организм…

В общем, рассадив всю обойму точно так, как надо, я вышел из тира на огромное цветущее поле…

__

Не спорю, лучше быть живым воробьем, чем мертвым чурбаном, но что же ты за чурбан, воробей, если не можешь облететь чурбан и увидеть, что с другой стороны прямо в дерево его врезано вполне живое,  человечное лицо…

__

Для артиста на сцене зрительный зал – это вынувшая деньги темнота, что паузы твои заполнит своим хлопаньем в ладоши…

А для меня артист реальность только два часа, а потом он выключается точно так, как телевизор. Причем самый дорогой и близкий мне артист на третий день, чтобы не провонять, стал мумией словно фараон…

__

На холоде под дверью мы что-то ждали чуть ли не до 2-х или 3-х ночи и, хотя это «что-то» так и не явилось, расходиться нам уже не было никакого смысла и, сколько я понимаю в такое время суток, мы вроде бы сдружились, да и хотелось все же разобраться, почему так вышло – и куда теперь пешком на холоде идти…

Мне так многозначительно холодная каша приснилась, словно я вижу незнакомую страну, а масло на ней – это ее болота, озера и реки…

Хороший был сон, явно к добру, когда твоя не тронута каша и ты, махая ложкой, на вертолете облетаешь её как страну…

__

В женщинах есть половые отверстия, а в мужчинах бывают пулевые отверстия… Блокпост поставлен у входа в ее половое отверстие и нет даже врача у входа в мое пулевое отверстие…

Нет, просто мужики не знают куда девать свой твердый член, а женщины  любят играться с куклами и детьми – впрочем, член тоже ребенок – а так они друг другу вечно не подходят…

__

Город – жестокая вещь: продаю, покупаю, еду пораньше, жестко ненужных субъектов от себя отключаю…

 Проповедь – слишком легкое занятие. Надо осуждать его как тунеядство…

__

Любовь моя, менты, послушав твои красивые романсы, выходят из зала строем, но потом красиво принимаются за жестокую работу или бездельем маются и слушают шансон. Их, видимо, только что пытались воспитать…

Творчество  - отрада для души и украшение общения умных людей. Нельзя торговать своей собственной душой – это занятие из худших… (Где-то здесь по стилю я, кажется, напоминаю Магомета)

__

Хватит плакать, жизнь такая штука, Нина, Света, Мэри. От Бога новых к нам не поступало правил…

Я сделала вид, что уже пьяна и, мол, простите, но я не буду больше петь и танцевать, хотя это и моя работа…

У меня и самой, детка, душа не согрета – даже летом. Есть только мужики и сигарета…

__

Сумасшедший – это евнух головной, но зато импотент –  с-члена-сшедший…

***

Пример «нормальных, но озабоченных» – «Агата Кристи», пример «нормальных, но жестоких» – «Наутилус Помпилиус»…

__

Люди воюют друг с другом, делая праведные физиономии…

Государства образованы, чтобы помочь им с праведными физиономиями воевать…

Убили – воскрес, убили – воскрес – и продолжается, не выключен, фильм, хотя вечер, поздно уже и всем сукам чертовски хочется спать и своих женщин ****ь…

Вокруг все эти чертовы сцены, а во мне все эти наивные веры. Все мешки с сахаром отравлены чумой, всю чуму сопровождают мешки с сахаром…

Промчался с превышением скорости - и из проулка, было, как акула, вылезла полицейская машина, но в ней почему-то сидела куча бабулек в соломенных шляпах…

Мое творчество – Дикий Запад.
Моя любовь – предложение поиграть в казаки-разбойники.
Их творчество – тюлевая занавеска, а их любовь – набор кастрюль за нею...

Человек лежачий предпочтительней человека, привыкшего стоять на голове. Лежа этот последний только сексом занимается, да и то вряд ли…

А друг –  тот, кто за моей спиной называет меня по имени, а не фамилии…

В последнем фильме мне понравился образ книжного профи…

Анекдот безответно в меня влюбленной сучки: «вы – гомик, и это нехорошо! Но такой нежный…»

В жизни иногда кусают за то, что не поцеловал и целуют за то, что удачно кусал, но следы оставляют только укусы…

А я яйцо с очень твердой скорлупой, но если снаружи его даже просверлить  невозможно, то изнутри пробьется и самый желторотый птенчик…

Я же вижу как она мою материальную ценность зажимает и, делая тот вывод, что для сук материя любви важнее ещё сильней твердею скорлупой…

Бурчу, вон, брату, что, мол, тебе надо в 6 утра вставать – а не в 9-ть дня – чтобы успеть и посуду, например, помыть и все свои капризы столь медленно исполнить…

Авангардисты-производственники – люди эффектов и действия, а вовсе не нежных сказок и тонкостей суки – но я все же предложу им бизнес и сказку, потому как в ней эффектов-то тоже полно…

Но сзади всё кусает и пресмыкается чужая злосчастная любовь – мол, что, наверное, дешевыми красками свои картины рисуешь – якобы, это сочувствие или любопытство к некоммерческой информации…

Вообще, искусство – чума и напрасно суки надеются, что с ней они выглядят лучше. Мне даже кажется, что актеры, поэты, художники – это довольно мелкие – потому что как бумага плоские – люди…

Напоследок лег спать и от всех этих горестных мыслей мне приснилось, что упомянутую мной нелюбовь – но одновременно героиню  Ренуара и Рубенса  –  сзади уже  пользует мужик на просторе…


__

Начал было: «я не боюсь смерти, только не хочу боли и неприятных зрелищ, и опасаюсь бесхозным и недоделанным оставить имущество свое; наверное, лучше всего умирать во сне, хотя, возможно, что увидишь самый страшный сон», как тут же началось: «выбери себе смерть! От рака не хочешь?! Пожалуйста, мы добрые! От сердца хочешь, или от язвы, или от удара по башке?! От сердца лучше? – видел я, как судорожно задыхается мертвенно бледный сердечник, а вокруг него бегают врачи»…

__

Дома – это те же деревья, только с ветвями вовнутрь. Пора умным и достоевским выходить из нор, где они как кроты и начинать отстрел дураков, к обезьяне вернувшихся…

Однако, когда всё запрограммировано, то  не нужно предвидения, а когда всё железобетонно и дуракоустойчиво, то нет и последствий. Цивилизация пытается адаптировать дурака и к нему приспособиться…

__

На стыке литературы и религии в обязательном порядке не только истина рождается, но и шиза. Вот последний пример – поэма о полном бездушии и беспорядке в библиотеке, закончившемся тем, что снова Бог-Отец выскочил из одной далекой книжки, причем я удивился, как она там  вообще очутилась, за долгие годы привыкнув к тому, что библиотеки населены атеистами…

Пора менять породу людей. Иду по улице и вижу только уродство и серость. Все  не веселятся, а бесятся…

Жертвоприношение: живой человек играет Рахманинова и живые люди пришли это дело послушать…
Для того, чтобы слушать такую скуку  особая ретивость нужна…

__

Замучила меня живопись моя – гармония, что как Христос должна всех успокоить, не дается…
В итоге, я сорвался: «бля!», ору, «в бой идут штрафные батальоны! Переебу тебя,  раз не даешься! Надоело терпеть, я теперь с тобой иначе поговорю, сука!»

Я же раньше одним  изобретательством занимался и только найденный принцип обкатывал. Т.е. это было что-то вроде авто начала века – примитивный драндулет. Конечно, тем, кто на конях в искусстве и его не сотворить, но все же я желаю совершенствоваться, сука…

Понизил сейчас уровень творчества – во-первых,  замотался, а во-вторых, не вижу людей, ради которых стоило бы лезть в высоту. Пришло время трезвых констатаций…

Вот, например, философия – слабое место этой цивилизации, всем философам её впору в цирке выступать… Хотя, с другой стороны, круглым дуракам – если такие еще водятся -  легче добиться гармонии…

Ничего, в 36 лет я, наконец, свыкся с тем, что жизнь – это сплошная работа и надо умудряться радоваться, мечтать и отдыхать во время всех «окон», что случаются по ходу её… А с другой стороны, понял, что всё на этом свете не очень-то важно и нечего перенапрягаться из-за чего бы то ни было – хотя, конечно, хочется какой-то  гармонии…

__

Не выспался и навалилась неприятная реальность и хочется привычно скиснуть моему молоку, но на сто лет вперед я сыт простоквашей. Съел рисовую кашу с компотом и ещё на живот навалилась неприятная реальность. А потом навалились женщины, дела… Продолжаю ожесточать свою душу против простокваш. Вытаращился и ящером смотрю на  эту неприятную реальность, затем хмуро и  медленно передвигаюсь…

__

Производить на людей столь же сильное впечатление, какое производит на них, например, опасный преступник. Те матерые человечищи, которых боятся даже целая толпа или менты. Стеснительным же все желают помыкать, домашнего все желают использовать. В людях достаточно агрессии и толстокожести и «сломать» их не так-то просто – хотя, с другой стороны, они все холопы, пьяницы и бабники, т.е. слабаки в кубе…

Бабы глупы поголовно – и потому поголовно же привержены стандартам нашей насмерть заштампованной жизни. Они тоже самоуверенно предполагают отсутствие в жизни каких-либо альтернатив и нужна опять же большая жесткость и решительность, чтобы произвести на них настоящее впечатление…

Везде нужна независимость и решительность. Если оглянешься на других, то обязательно станешь соляным столбом. Эта жизнь – зона риска и в ней, кроме несостоятельности и самомнения совершенно нечего терять…

А с другой стороны, я человек западный и мне всего милей жить с умной и интеллигентной бригадой интеллектуалов в свитерах и джинсах. Занимались бы и творчеством, и бизнесом и нас бы даже обмишуривали всякие падлы, канальи и сволочи…

__

Брат попытался записать ночной фильм с телевизора, но запись получилась неважной – правда, и фильм оказался полной  ерундой. «Какие фильмы, такие и «видаки»» – говорю, «да и братья теперь занимаются мурой и фигней»…

Больному отцу достался сон про полумертвую знакомую – они с матерью думали, что она совсем умерла, раз так долго в таком неподходящем месте находится, но оказалось, что нет,  и они её потащили – а мне, как нонконформисту, пришлось лицезреть собственное бегство – сначала на некую улицу, потом в какой-то городок и, наконец, в глухомань кромешную, в леса, но, кажется, там есть деревня, вот только не было бы в ней связи с внешним миром, в котором живут догоняющие меня следователи мои – они в городке побывали уже через полчаса после того, как я ушел из него на рассвете…

__

Кто не общается с людьми, тот заведомо выгадывает, если ему есть что терять. Да, общение –  вредное занятие, даже самый «нормальный» человек излучает большое количество ядовитых испарений. Так называемое «хорошее отношение людей» означает только то, что вас держат за хорошего коня – или за какой-то другой транспорт, или за дом, или за вещь, а возможно и пищу…

Мне жутко не нравится, когда кто бы то ни было чувствует себя со мной хозяином положения. Теперь  хочу, чтобы меня прозвали Дмитрием Грозным. Да и Сталин правильно людей за навоз считал – не только я, но и реальность подтвердила его предположения…

__

Попробуй, женись тут – в быту человек сплошь и рядом плохо выглядит, а то и болеет. Если нет сходства и взаимопонимания, то с какой стати ты будешь любить товар, как оказалось, бракованный и, во всяком случае, не витринный – его просто не за что любить.

Женщины не умеют любить точно так же, как не умеют мечтать, но им нужно, чтобы рядом было существо, которое бы их защищало и ублажало – они очень любят этот вариант… Нечто сходное и мужчина говорит; вот например: «с нелюбимой женщиной «кончить» иногда так трудно, что  это не секс, а настоящий кошмар»…

__

Покашливание, шоколадные конфеты, снимаемые джинсы, женское белье, больное лицо в зеркале, ритуал, осторожное продвижение в темноте мимо стульев, покашливание, чай…

__

Рвет и мечет, всех читала – якобы – а, например, что нормально чего-то не знать, совершенно не понимает – сразу спрашивает, за кого я её держу, начиная тупой и грубый разговор…

__

 «Какая-то резкость в нем есть, ну и  ум – или переиграет, или так резко ударит – при всей слабости своей – что мне все же нехорошо станет…»

__

Ненавижу  плохо раскрывающиеся книги. Кирпич крашеный и с названием. Хотя кирпич лучше, чем картина из-за множества сторон, присутствия слов и весомости…

__


Гонкура шокировали импрессионисты и он предпочитал в них видеть только безалаберность, а я хотя и ценю его за здравость, трезвость, но все же не забуду никогда, что только либералы производят в жизни свежий воздух…

Многие сидят так, словно под ними не стулья, а сундуки с золотом… А я просто эксцентричен. Меня хлебом не корми, а дай рискованный текстик написать. А что? Вот взять Китай – он набит людьми, как бочка сельдью, но толку от него никакого с тех пор, как три тыщи лет назад он бумагу  изобрел. Похоже, они думают, что это здорово и жизнь – превратить землю в гигантский муравейник, где каждому настолько ничего не светит, что лучше ни в чем и не нуждаться, словно муравей… (П.С.: да, риск есть, ведь сразу миллиард теперь против тебя настроено, сейчас рванет опровергать. А индусы, пожалуй, присоединятся…)

При этом китайские писатели считают, что они пупы земли и  не сильно стесняются тем, что существуют, скажем, писатели французские - я уверен в этом, потому что и казанские писатели знать не желают, например, челябинских ребят. Но на самом деле пупами вся земля покрыта. Она потому и круглая такая, что на ней нет ни одного места, где бы не обитал свой Коперник или Галилей…

__

Один строил мост, а потом другой романтически на него облокотился. Вроде бы презрения достойно его поведение по сравнению с поведением строителя моста, но что делать? Строить новый мост? Возить по первому мосту материалы для второго? А дальше что? Я уж  не знаю, вещи – это слуги или господа…

__

 Думал, что он за моей спиной лежит, болеет и даже было неуютно оттого, что кто-то наблюдает за спиной, но оказалось, что там пустая койка. Значит, в моей комнате лежит, где тихо и спокойно? Нет. О, вот он – живой на кухне обретается и даже пробует продукты…

__

Вторую неделю затишье в моих любовных делах и лишь нормальная российская училка, как танк одинокий, меня атакует. Она душит объятиями, её слова как сильный встречный ветер, что свистеть в ушах способен многими часами. Причем мышление у нее образное, а образы  сексуальные. Шестиклассники её так касались, что почти изнасиловали. И т.п. – подробностей много и, в итоге, мать прокляла её из-за счетов за телефонные разговоры. Терплю, выпуская гадкий пар только в этих текстах…
 
Нет женщин без болтовни, а если есть женщина без болтовни, то нет женщин без капризов, воспроизводимых каждую секунду, а длящихся годами, т.е. до гроба, куда, собственно, не прочь сойти  скорее. Парочка истерик и обо всем стоящем  забываешь насовсем. Копошась под их юбками и пресмыкаясь под  каблуками, мужики деградируют и в духовном смысле превращаются в таких ничтожеств – с тоску наводящими триадами типа «православие, самодержавие, народность» - что, ей Богу, в сравнении с ними и в аллегорическом смысле я тоже Самсон и «ослиной челюстью» могу вышибить мозги сразу шестистам идиотам…

Утешает по телефону: «зато ты закалишься в жизненных испытаниях, которые я тебе создам». Спасибо, мадам, мне не до шуток.

__

Гонкур, наверное, думал, что Мане и компания – очень опасные либералы, но нет и эти оказались «мэтры». Для меня, что «мэтры», что «метры», но  жаль, что всегда так получается…

__


Догадался, что ему очень хочется одернуть меня,  мол, ты не того, будь поаккуратней – причем сделать это во внушительной силовой манере, но я хитрее и повода нет… Все же бешенства своего опасаюсь. И не понимаю,  зачем  заявляюсь туда, где одни индюки-ретрограды…
(Похоже, жизнь так гениальна, что никто не знает, что это такое)

 Нет, всё-таки с удовлетворением читаю Гонкура, ведь Золя, Доде и Тэдэ жили как люди, общались – рассказать бы им, что наши местные казанские гении ведут себя как демиурги и школьники – они бы долго смеялись…

Мне, впрочем, самому  сказали, что  веду себя ретроградно, когда отказался пьянство прославить – «да хоть петроградно» - ответил…

__

Сожаление вызывает, что я ошибался и был слепым щенком на полусогнутых, но жизнь слишком коротка, чтобы можно было позволить себе ампутацию времени в памяти. Жизнь так коротка, что мы всё равно со слезами братаемся, хотя до и были не правы, а после – озлобились…


__

Монах – прожектор, который светит в пол,  не желая, чтобы свет рассеивался. Это я не сам придумал, а у них прочел. Мол, вот она,  святость. И так каждый узко специализируется, предпочитая не бороться за этику, Большого человека и Бога, а чувствовать себя святым спецом под колпаком…

Ты корнеплод? Вершками или корешками силен, признайся, бродяга? Я раньше, например, тоже весьма раздувался, но теперь понял, что это лишь оттого, что я корнеплод. Уверяю тебя, что если и ты корнеплод, то, в сравнении со мной,  ещё простая редиска…

__

Я не курю, но тут вдруг почему-то  оказался с сигаретой. Правда, с сигаретой Бохума. А Бохум, по-моему, как-то с самолетами связан? Во всяком случае, я слышал звон в ушах. И, хотя в самолетах не курят, сегодня не они, а именно сигарета должна привести меня к успеху, правда, к какому – может, к созданию новой модели самолета? Хотя раньше я и далек был от таких проблем, но сейчас ты решай ее побыстрее, потому что в наших салонах за каплю никотина убивают даже лошадь и я ещё не знаю, как в этом плане обстоит дело с самолетами Бохума…

__

Голодному женщина кажется раем, но потом он обнаруживает там только бедное или аляповатое нижнее белье, некрасивое или даже непристойное тело, которое приходится постоянно мыть, чтобы избавиться от липкого пота и вообще-то для испражнений предназначенные «половые органы»…

Женщины – это птички, и их любимое занятие – это мечтать, в куклы играть и стишочки писать, но дело в том, что, в иные куклы играя, они ещё и рожают странных существ, которые, вырастая, почему-то воюют, строят и книги тяжелые пишут…

__

Неожиданно непосильным труд оказался, причем выглядел безобидной ерундой, пока я за него не взялся. Бросить, отложить, спросить? Хочется даже крикнуть или закурить. Замерзли ладони и вспотели подмышки…

__

Подъемный кран духа выстроил дом десятиэтажный, но душа в мусорном баке возле этого дома валяется…

Видел штангенциркуль кровавый, видел долото всё в крови… - да и тот же подъемный кран подозрительно красного цвета…

Религиозный человек всегда самоубийца и меня занимает только один вопрос – может ли самоубийца быть славным человеком?

«Святые», поубивав себя, учат жить народы – а что остается? Почему бы и нет, ведь им теперь и небо с овчинку…

Да, все в крови – и святой, и тот, кто держит штангенциркуль, а вот внутри – обескровлены, опустошены и задушены…

«Своеволием» жизнь объявлена!

Объяви задушенного «святым» или «инженером», он всё равно как человек себя вести не станет – сопьется, это минимум!

Всякий пьяница терзаем манией величия. Для того и пьет – чтобы себя королем мнить.

Тихая жизнь в саду как виктория, но их провода – это мои голые нервы…

Морковкой в дело свое городское ушел, только одна ботва и торчит. Превращаю ботву в лапшу и вешаю старенькой девушке на уши, раз уж звонит, уверяя её, что другая морковь у меня совсем не растет… - партизаню, по сути, чтобы раньше срока не слопал меня продольный или поперечный женский роток…

Будешь ползать, будут относиться как к ползающему, а будешь летать, начнется  совсем другой разговор.

И я даже не понимаю, почему многие ползают и лелеют подземные, а не воздушные планы. Вроде бы у человека соображений полный состав, но все колесо их вращается в обратную сторону, так что в христианстве -  подлинном, а не обратном, что вместе с крысами расползлось по земле – не случайно  говорят: «обращение»…

У всех насекомых – или там грызунов – бывают и воздушные планы, но не обратившись они же как летучие мыши и мухи летают…

__

Холодно и я подтянул колени к себе… - теперь под одеялом стоят два парня, один наступил другому на ногу и оба желают прислониться к стене. Их лбы как коленные чашечки, но им явно не хочется уже общаться друг с другом. Согретые таки  одеялом, они вповалку будут спать у упомянутой мною стены…

Темно, шумно и холодно и я быстрее, как знамя, проносил свою мечту об общении, будучи ею слегка взбудоражен. Пока дойдешь до света, тепла и тишины, будешь вместе со знаменем слегка измочален, однако, всё это прошло и изгладилось бы, если  над каждым не реяло там шумное, темное и холодное знамя…

__

Записать бы прилетевшую мысль, на аэродром её посадить и накормить  овощами с красивого поля, но бумага с ручкой не подготовлены, всё валяется, словно это   поле колхозное. Трактористу от жизни собачьей одно греет душу – девушка. Хороши, конечно, и сучки, и по ночам они всюду валяются, но лучше, всё-таки, девушка. Однако девушка предпочитает шумное женское общество, а потом шмыгает в дом и, глядя на березу дворовую и самолет за березой, берет даже ручку с бумагой, которые у нее получше моего приготовлены…

__

Зазор – и все восклицают и машут руками, выясняя причины зазора и способ накладки моста или совершения через пропасть прыжка.

Вопрос – и все советуют: не лезь, пока не до тебя.

Предложение – ответ почти аналогичен: «посмотрим, обожди пока», но все ж есть разница с вопросом, есть зазор – и мостостроитель с прыгуном руками машут внутрь меня, чугунной балкой и ногой задев по голове случайно…

__

Когда ты пишешь и притом философ, то даже снос твоей квартиры – только приключение. И суд по поводу этой же квартиры – тоже будущий роман. Скоро научусь и жалобы писать. Все бюрократы уверяют, что они сволочи и суки и судиться с ними бесполезно, но мне ****ь, я обязательно покажу кузькину им мать, к тому же это приключение…

И смерть – приключение. И слом аппаратуры… Да, вот, кстати: как её чинить? Ума не приложу! Ну, просто ни малейшего понятия! – значит, большое приключение. Завсегда роман написать можно.  «Драйвера» - действующие лица. Хитрые бестии, очень умные, полезные – и про них, кстати, знают миллионы, а вот про этого… Андрея Болконского я и сам уже забыл. Другие теперь балконы…

__

Сначала рука была рядом с зубом, но через щеку. Потом глаза были сощурены спереди, а ладони раскрыты сзади моей головы, за которую руки для крылатости большей, что ли, были подложены. Ну, а теперь перед носом сцеплены пальцы – дельфины, крючки, гидроэлектростанции струи. Видимо, в них счастье и мудрость после ласкательств со щекой и консультации с зубом – а также без рук и без крыльев полеты…

__

Задержали заказ – «только этого нам  не хватало!»; кажется, он что-то пронюхал – «только этого  не хватало!»; заболела печень – «только этого мне  не хватало!». Ну и так далее – собственно, даже молоко с плиты напрасно убежало. Капризность сопровождает богатство, а раздражительность – деловитость буржуа. Единственный плюс, который я поставил Бюнуэлю; смотреть такие фильмы до конца? – «только этого нам и не хватало!»…

__

Раз идет погоня за деньгами, значит, ценности этой цивилизации – диваны и машины, всё – антика и классика – ещё не девальвировались и она ещё крепка. Впрочем, Бог и культура её уже на крупные куски разломаны и теперь трудно представить, что человек уровня Достоевского – Солженицын-кусок совсем не таков – может бездарно гундосить не про Бога совсем, а про резервацию свою – православие…

__

Чтобы что-то найти, я готов разрывать листья осенние. И землю. И даже дома… - готов-то готов, но уже на земле обязательно съедешь с ума…

__

Моя живопись то ли существует, то ли – нет. Закорючки смыслов и обрывки форм, то же и с писаниной. Да, они однотипны, но зато у меня другая проблема. С Марса взяты мысли мои, с Венеры – формы и, попробуй,  им докажи, что вместе они образуют новую землю, просто пока она ещё настолько мала, что по старой как маленький шарик катается, и многие уверяют беспечно, что этот шарик у них между ног помещается…

Чему удивляться, кто дома сидит, тот призрачности лишиться не может, а кто призрачности лишиться не может, тот дома сидит, можно сказать, не случайно. Не всякого мой сон растревожит. И завтра  – гарантирую – не изобрету поезда, небоскребы – разве что книгу и прочие мелкие вещи… В общем, я продолжу перекрестные наблюдения, допросы, попытаюсь вырастить более сложный, а значит и крупный жизни гибрид, если вы гарантируете, что не случатся овации и прочие мелкие вещи…

__

В чем преимущество столба перед деревом? Столб помогает проводам, что электричество проводят, а дерево, допустим, яблоки плодит. Что ж, по деньгам, наверное, важнее столб; к тому же, он – цивилизация… В общем, если ты как дерево, то можешь разве что развлечь столбы ветвистым разговором. «Забавный», скажут про тебя, «но зачем он руки тянет и куда?»  Нет уж, я лучше буду статуса держаться: «пишу большую книгу»… А рисунки, кстати? Тут почему-то у меня амбиций стало меньше – слишком многие плодят изображения и слишком немногие их смотрят – тем более, в объеме книги. Плюс всякие проблемы… (П.С.: ага – я их просто утопил! 2 года каторжных работ…)

Помимо брата, в этой жизни друзей не было и не будет у меня. Вечерами без всяких сожалений свое одиночество храня, я с ними буду только честный бизнес делать, а проповедовать начну лишь достигнув статуса царя. Пока не царь, не удивляйся, если тебя любой дурак захочет на ровном месте кинуть. На дерево переведи взгляд с дурака и побереги для книги лоб, не пытаясь прошибить столба…

__

Может, я проспал свою смерть. 37лет прожить – это слишком много. Никогда не верил, что столько проживу. Мне не дано быть взрослым в этом сраном мире, а что можно быть молоденьким в такие годы в последние 3 дня поверить очень трудно. Я, например, теперь даже не пишу -  хотя и отношусь к данному факту не менее спокойно, чем все те миллиарды, что поступают так же…

__

 Как пушка, хлопает хлопушка, ковер выбивая перед огромным домом, что спрятался в темноте и тишине -  в моей хижине тоже нет света, вот я и задумался поневоле во дворе…