38

***

Наобщавшись с народом, который любит заваливаться в гости, просить «в долг», заставлять на себя работать и т.д., я приходил к другим людям, которым, похоже, всё это не присуще и думал: «а ведь я теперь тоже тертый волк»…

Впрочем, в основном, снова обманывался и, в конце концов, падал-таки духом и ожесточался как все несчастные потерпевшие…

Фразы про то, что, дескать, мне просто хочется быть человеком, остаться человеком, стать человеком и прочее - или что надо чтить Бога добра и ума и всё прочее – надо говорить только в детстве. Во взрослой же жизни – которую, возможно, лучше начать уже в юности – стоит говорить только о ****стве этой патологически двусмысленной жизни и об аде, к которому вплотную подводят даже самые благие намерения детства. Также возможно, что следует бить в морду тем взрослым дядям, которые уверяют, что всё-то, дескать, у них хорошо…

***

Всё было спокойно, только в углу экрана, где клиент кочевряжился, слегка расплывались чернила, образуя рисунки и пятна…

Пусто, но его, одиноко сидящего, всё равно нельзя сбрасывать со счетов – у него слишком славное прошлое…

***

Ященко: «точка на карте с двух шагов не видна»:

Прошел две улицы и забыл дорогу назад.

Отошел и не смог уже посмотреть в глаза.

Крикнул, не зная, много ли народу спрятано в этих горах…

Люди как точки, потому что карта дел и теорий моих так велика, что приходится делать два шага назад.

Точки друг для друга все те, кого разделяют два шага.

С двух шагов ни заплаты, ни грехи уже не видны в этих горах…

***

Оба хотели любить, но было очень много оснований не доверять друг другу, поэтому всё выходило горячо и напряженно. В вопросе тоже есть объятия. Сомнительные случаи обычно прокидываются в легкую, но иногда выходит как у нас: вокруг горит, а мы отвлечься друг от друга всё равно не можем…

Чтение книжек просто так, секс просто так, разговоры просто так – мне надоело просто так. Я уже не в том возрасте…

***

Да, господа, меня не печатают владельцы материальных носителей. Таковы и уровень, и направление развития владельцев материальных носителей…

В верхах столько же преступлений, сколько и в низах, потому что люди везде одинаковы, а вот стимулов к преступлениям больше именно в этих крайних местах…

Пожалуй, из грязи в князи можно попасть, а вот со среднего уровня вряд ли…

***

Ее логика и моя: стоим на перекрестке и она говорит мне: «пошли тусоваться-сближаться?» Я: «нет,  плохо себя чувствую, заболеваю». Она: «ну и пошел к черту» – не поверила и обиделась или решила, что я неудачен и слишком болезнен - вместо того, чтобы мне посочувствовать, быть рядом и сделать главнее… - ну да ладно же, к черту…

***

Начались неудачи и дома у него было красное лицо, а на улицах он мотался как веточка. Причем ни к семье, ни к деньгам это не имело никакого отношения – случились неудачи в деле. Перестал понимать и  перестало получаться – а это было для него главное солнце…

Рука всё менее поднимается что-то «творить» и даже просто писать в условиях всё более тяжелой и безрадостной жизни. Как никогда и опыта много, и близость к людям налицо, но от этого же и все руки в мазуте…

(Но вот снова пишу: «за окном метель создавала вторую кисейную занавеску и, конечно – музыку…»)

***

«Они – не воспитанные своими родителями – сырой материал, из которого мы, мастера и тренеры можем слепить что-то стоящее!»

«Дети, для тонких дефиниций моих нужна тишина, а тишину с маленькими деньгами купить не труднее, чем с большими…»

***

Прогноз погоды в 19 случаев из 20-ти мне вообще не нужен… 300 каналов – 300 прогнозов одной и той же погоды…


***

Как в сказке про братцев Лиса и Кролика: мол, чтобы мы  не конфликтовали, старшой велел с тобой потолковать,  надо увидеться… Убьет же, сука, но вдруг это действительно так?! Звонить старшому – еще скажет, что я вас и знать не знаю, чего ты, малый, ко мне лезешь, отвлекаешь. Позвать Вована – воспримет как недоверие… Фу, черт, погибать будем или стесняться?! Или отступить, вовсе смотаться? Котомку за спину и – куда глаза глядят... Надо только  хорошую песню придумать, чтобы не было грустно и смущенно в дороге…

На новом месте получше, потому что здесь  книги читаю, а когда в гости прихожу,  фразы из них вспоминаю: «до чего приветливы у тебя звери!» – одному восклицаю, «в Стильфсе всё – стены, скалы, воздух – сплошное безумие» – другому уместно вполне сообщаю…

***

Бегаем и прыгаем как спортсмены, поем как певицы, что хочешь делаем… - смотрят? – нам платят деньги. Смотришь? Ты платишь деньги. Ты посмотрел, я видел, видел…

Кто-то всё еще жмотится и на этой музыке деньги делает. Конечно, можно доставать и покупать, но стоит ли тратиться и возиться – и без нее целое море звучит и колышется.  Так что, вы под музыку лучше  рукой махните на расчеты и просто дайте, дайте мне эту музыку послушать… (и скажите спасибо, если я еще действительно послушаю ее, пусть и через силу…)

***

Бессонные ночи стирают воспоминания. «Башка не соображает» – нет, она  воспоминания стирает…

В какой-то период я начал сильно ругаться – как самая последняя сука – но потом в голову свою снова стал сильно проваливаться и бессловесно задумываться…

Думает, что его заезд для меня честь и дружелюбие и, возможно, прощупывает, не годимся ли мы в работники. Поэтому же и писаниной интересовался: «что за мысли  у моего возможного работника или у брата работника, имеющего на последнего большое влияние?»… Поэтому и не стеснялся в гостях – должны же мы надеяться на то, что окажемся в качестве работника…

***

Начали хоккейным матчем, кончили третьей мировой войной.

Спорт, как и нефть – сфера интересов  мировых держав.

У них есть досуг там – как раз, кстати, из-за нефти…

***

Хотел похвастаться, мол, у меня и то, и это, но люди разбегались и на бегу он не справился со столь длинным перечислением и только сам едва не захлебнулся…

Ругали, угрожали, но одновременно шутили и, в итоге, таки отпустили – и улетела птичка, напоследок чирикнув передавленным горлом…

Сначала долго били, а потом узнали про день рождения и долго пили,  заставили справлять…

***

«Как Ходасевич, чтобы воскреснуть, пойду путем зерна» - сказал  по нужде замысливший убийство…

Солнце в тюле, рыбалка в тюле. Вата. Вокруг всё в тюле, если в голове вата.

Вокруг всё в бабах, пока у мужиков в головах вата…

Либо лежу и размышляю, либо лежу и в дреме видения вижу. …Приходится рвать душу как одежду, которую и в мысли, и в образе мы  можем  только расстегнуть…

«По-новому, талантливо, с душой производите и картины, и машины, и мысли, и простые зубочистки…» (почти как Чехов Антон)

***

«…Да ладно тебе, чего разорался! Какая тебя муха укусила! Просто заебал уже! Знаешь, тебя давно надо было  послать в жопу!..»

Я забыл повеселиться. Все покупают веселье, перед весельем раболепствуют, словно перед королем. Черт, этот мудак так заебал меня, что я забыл повеселиться…

Откуда я знаю, что ему надо! Насрать мне на то, что ему  надо. Полное говно,  зачем мне гадать, что ему надо…

Бля, осталось-то! Всё уже было в его руках, но тут он вдруг запутался…

Формально я знаю, как сюда попал, но всё ***во кончится, если я по столь незначительным поводам буду перемещаться по планете…

Голый, только в тяжелых, как кандалы, водолазных ботинках держусь за железную лестницу в бане, причем почему-то в папиной фигуре – это же его белая незагорелая задница…

***

Вроде ты ешь, всё хорошо, всё так, как тому и полагается быть, но вдруг где-то это оборачивается тем, что ты ешь себя и другие едят тебя. Наперегонки жрем друг друга и самих себя…

К примеру, вспомни про дела: мы одиноки, потому что у нас дела, мы стареем, потому что у нас дела…

Да, мы выбрали дела. Закурили, чтобы о деле подумать и возникли заводы из дыма. Закурили бы, чтобы о жизни подумать и остался бы дым от завода…

***


Ну, под барабанный марш у меня жить не получается…

Все  хвалебные статейки и аннотации напоминают школьные сочинения. И даже Шнитке писал этот несусветный лажняк…

Прихожу, скидываю пальто, грею руки и делаю свое дело в этих получуланах обычного мира, где глухо настолько, что какой уж там марш…

Один как Сократ, другой как Марк Аврелий – рецепты точь-в-точь -  но на практике один проморгал, а другой вляпался. Хуже: не заметили ни того, ни другого. Хотя  ошибки другого заметили. А те, кто Марка Аврелия чуть поглупее целиком в верном свете не замечают уже ничего…

(Слова столкнулись и высекли искру – дело…)

***

Мужчина – камень с нежной начинкой, женщина – мякоть с твердой косточкой. Причем внутренность одного смотрит на наружность другого и вдохновляется косточка камнем и начинка мякотью – а иначе не было бы ни того, ни другого… (Косточковых на земле гораздо больше орехов?)

В очень жаркий день 20 лет спустя она приедет посмотреть на свое прошлое. «Судя по адресу на конверте, вот где-то здесь жил тот, кто так любил меня».  (Дома через 2 года будут снесены, но этого еще никто не знает…)

***

«Законом закреплен следующий ряд сумасшествий: секс, курево…»

«Законом закреплен следующий ряд гениальных занятий…»

«Секс всю ночь» – это же просто кошмарные проблемы с оргазмом… (а, может, уже и с эрекцией!)

Мое сумасшествие – это моя последняя надежда и мой, жаль, что небольшой, капитал. Я немного суечусь и нервничаю, потому что должен им хорошо распорядиться…

Разве ты не можешь себе позволить сумасшествие, если ты один на необитаемом острове и разве не оно только способно помочь освободиться…

«Например, построить самолет и перелететь весь океан?!» – «Нет, самолет – это сумасшедший материализм, т.е. сумасшедшая банальность» – «Нет, «живу в себе» – вот сумасшествие, «я – остров» - сумасшествие, дух –  сумасшествие…» (два сумасшедше убежденных – почти как «левый»-«правый» радикалы, только там не горизонталь, а вертикаль…)

***

Семья – это те, кто сделали  золотую клетку и делают всякие неспециальные пакости. Вряд ли ей нравится, что ее муж опять деньги украл, а ему, что его жена – интриганка, и в своей золотой клетке они пилят друг друга за это и даже не прочь разлететься, но у возможных партнеров хуже качеством клетка…

Вокруг интерьер, как у павлинов, и они действительно не понимают, почему у них опять получаются серый воробей, черный ворон и глупая сорока… (Впрочем, если и одеты как настоящие маэстро, то это уже птица Гамаюн. Видели такую? А между тем, в самолетах их полно…)

***

Мысли прыгали, но это не было занятием спортом…

Укрывался одеялом, а сверху еще и журналом…

***

Эта публика живет в правильной пробирке, но всё же им становится хуже, когда они не видят вольного собрата за стеклом…

Пойдут на службу и будут продавать ножи, вместо того, чтобы метать ножи… (П.С.: типичная для меня недооценка «публики» - метать она тоже будет…)

Оставить бы сына без еды и с сырой картошкой для начала…

(«Говорят, ты очень жесток с тем, что у тебя в руках?» - спросила она меня, отвратительно жеманясь, совсем не вникнув в проблематику предстоящего ей мужика…)

***

Пиши для других и тогда другие тебя будут читать. Я писал для себя. Мне нечего им сказать или написать…

Лишь кое-кому, одиночкам будет интересно то, что ты написал для себя…

Я иду, но тревожусь о том, будет ли потом пролит свет на прошедшее, будет ли в том самом последнем моем тупике выключатель…

Оставляя следы, я избавляюсь от одиночества – с меня хватит надежды, что по ним кто-то сможет обнаружить меня…

Гений не может разочаровать и исчезнуть, потому что его нельзя лишить трактовки. Даже так: чем хуже, тем лучше: из мусора – цветы. Его нельзя лишить неба. Таков де Ниро. Все эти тексты написаны благодаря ему. Да, да! И я его фанат…

Она могла бы стать и поэтом и художницей, но не оставит следа, приложив палец к губам и не став обострять ситуацию, поэтически и живописно констатируя лишь тот первоначальный факт, что вокруг  темно и тихо…

(«Тихо» - факт, «очень тихо»  - преувеличение, эмоция, даже поэзия. Любой нажим и ты уже художник…)

***

Я пишу только то, во что верю. Я верю только во сне. Сновидения и сноразмышления…

Всю историю человечества на сирой земле били колокола и звучали громкие фразы – теперь на менее сирой земле  часть снесли к чертовой матери. А зачем били? Что хотели сказать? Что «надо жить на сирой земле»? Что это значит, черт возьми?! «Понтово слушать колокола и мчаться к ним на машинах»…

***

Разговор прервался, она не смогла сделать даже третьего хода со мной…

Сам с собой я часто тоже не могу разговаривать – не видя, что есть ответ и продолжение разговора…

Пиши на деньгах, если кончилась бумага. На книгах…

Мне нечего ему (ей) сказать, но  вынужден говорить! Это ужасно! Я дерево, а вынужден изображать человека…

Все гости – сущие варвары: заполонят собой всё, до последнего глотка вытеснив воздух, а ты им играй человека...

***
Разве на одной готовности можно стать, например,  великим актером? Ясно же, что тут нужна рефлексия. Весь набор рефлексий – в том числе, и кукиш с маслом…

«…Конечно же, я оставлял это без надзора. У каждого бы разбежались глаза!» - меня осудили не за то, что  породил так много сильных рефлексий, а за потерю контроля над ними – у меня разбежались глаза…

Могло бы быть и наоборот… Люди могли бы густо селиться около Марианских впадин, а не на земле, этом самом мелком море – глубокие ямы же тянут сильней…

Думают, что я благородный, раз духовно дрочил в пробирки. Представь, что он не один раз, а всю жизнь физически дрочил в пробирки. Представь, что один раз он писал…

***

Она пока как помойная кошка, даром что учена, раз аспирант и пишет стихи – есть и такая на помойках припарочка. Согрей очень сильно эту лягушку и тогда она превратится в человека, царевну, станет тебе верной женой…

Ты нарисовала ужасное дерево, ты нарисовала ржавую каску, ты – молодец, но всё же мне пока не страшно! Чего-то не хватает! Ты погибнешь, если мне не станет страшно? Я не знаю, потому что чего-то не хватает!» (Для дураков в не ржавых касках: я нарисовал ужасное дерево, но мне еще не настолько стало страшно, чтобы пойти ее спасать…)

Теперь про другую: «с виду он хорош, но в нем сидит маньяк» – спец по вынюхиванию маньяков. (Значит, и сама маньяк. Еще какой!)

Что ж, не стать гением, если не будут думать что  маньяк? Как же, только намекни и все сразу с маниакальным жаром примутся думать что ты маньяк  - и даже про возможных гениев забудут. Сам себе сказал недавно: «ты – гений, но я всё же требую порядка!» (скупердяйства и порядка) - я думал и я забыл дышать, я дышал и  забыл думать.

Ладно, вот они мысли маньяка: «ее мысли и чутье остры и с ней в постель возможно попасть или нигде или же на этом острие…; сначала принимаешь тупое силовое решение, но в конце уже неизбежна  острота…; с деньгами почти любой дурак  с почти любой дурой сможет переспать -  и ничего не значит, что она остра – а вот без денег ты будешь или одноразов или очень тонок и остер - что есть свойства маньяка…»

***

У всех их помышления и устремления находятся в карманах и сумочках, а она шла и словно на подносе всё. А именно: одиночество и то, что в расстройстве своем она что-то замыслила…

Если я не пьян, то скован. Решено: будут деньги – буду и пить, и наркотики курить.

И спортом заниматься, и в бане париться до багрового лица. И спорить, и ругаться…


***

Если б вы знали, какие крохи остаются у самой стены; почти всё – вера в призраки, а не реальность…

Тут все молчат. Тут бомжи, которым нечего сказать друг другу…

«У тебя всё-таки проблемы» – пришла она и догадалась с горечью…

Всё кажется скверным, как после плохих гостей…

Она лакомится мороженым так медлительно… - в этом есть сумасшествие, но, попробуй, докажи его или хотя бы опиши…

«Всюду люди глупые, лихие» – ворчит бледный, немощный, в углу. Умный, а что толку? Даже одеяло рваное.

Глупый за счет лихости себя умным назовет. И точку в конце не забудет поставить – и ты только и сможешь доказать, что тут должна быть запятая…

Изобрели телевизор – хорошее дело, даже у бомжей телевизор, но чтобы в нем поместиться, мы все должны превратиться в фигурки…

«Ты велик и чтобы об этом узнал весь мир, мы сделаем из тебя на весь мир знаменитые фигурки»…

Величие каждого такого свойства, что без ТВ и фигурки никто бы о нем не узнал никогда…

Величие слова «величие», значение слова «значение»…

В прямой эфир принес своё рваное одеяло…

Витрины огромны как пирамида Хеопса. Внутри витрин спит фараон…
(«Мы можем позволить себе стеклянные пирамиды, потому что у нас  мощная полиция и народная любовь к стеклу»…)

В книге  толпа, и автор  пробирается через толпу и тоже ничего не пишет. Потом немного попишет, но толпа не читает. Писатель наблюдает и «отражает», но толпа напирает…

Ночь не устраивает им страшный суд. Как курицы под петухом – немного покудахчут и снова всё вовсе не смертельно…

Оброс, сел, голову наклонил, кислую мину скорчил, руки в рукава затащил и только так – выглядывал…

«Меня от жизни корчит».

Пролившись, незасыхающая жижа полилась по наклонной доске. Я перевернул ее, чтобы все струйки вернулись обратно…

Мне нельзя, скажи ты за меня: «от боли сжаться в точку!» Не бойся, возможно, это какой-нибудь Шекспир…

А что, умрет отец иль мать – от боли разве не сожмешься в точку? Представь, что дома настроили затем, чтобы было где сжиматься в точку. Вон как нас много, сжатых в точку. Из каждой сотни 20 сжато в точку. Вряд ли хоть раз я был в этом виноват…
 
Пьем для анестезии – ведь нас сжимают в точку. Завод – мотор машины, внутри мотора мы для компактности ужаты в точку. Есть в моторе слух, что в машине едет динозавр. Распустив слух, что вымер, в машине едет динозавр, ужатый в точку…

Раньше мужики и бабы жили отдельно – как два разных вида животных. Но мы были главными конкурентами баб и они придумали как от нас избавиться. Спаривание, океаны болтовни, тотальное перевоспитание. И вот мы чахнем, спиваемся, а они расхаживают, толстые такие. Пососать член им всё равно, что выкурить сигару. «Даешь секс» – а ведь после этого у мужика член полдня как тряпка – очень неприятное ощущение…

«Как тебе моя музыка?» (Кристина Агилера – красавица, нежненькая умница) - «Ничего. Понимаешь, я слушаю штук двести авторов и постоянно их меняю, чтоб не надоели»

Вот тема! В феврале 2002 года, в возрасте 37 лет у меня  появилось брюхо. Не иначе как хирург поместил в меня пока полусдутый волейбольный мяч.

Сразу появился мрачный тон: «У меня станут толстые, волосатые руки, у меня… может быть, будет одышка» У миллиона толстые руки, толстые жопы, но только я, как Сталин, скажу в конце жизни: «я самый несчастный человек на свете»…

С человеком я всегда общаюсь беспечно, но за кадром думаю о нем серьезно – и поэтому-то частенько угрюмо.

Общение – это радость, которая вечно отравлена.

Тень цивилизации – он будет служить ей, а не помогать тебе. Будет интересоваться ею, а не тобою. Тобою - только затем, чтобы узнать, что тебя интересует в ней. Нет, я не хочу общаться…

Дело – для закрепления мелких чувств.
А слова – мокрицы, тараканы; жизнь их давит в первую очередь. С брызгами из под подошв, если большие…

Где убийство, там боль, где боль, там поэзия.

Где поэзия, там боль, где боль, там убийство.

Бью себя чужим кулаком и пишу стихи про боль, ну а там уже недалеко до убийства…

«Пишу о том, что нельзя достать. Всё надо или взять в руки или написать. Много не имею, чтобы много написать…

Ага, признался, что в других местах у него есть неполадки. Мол, хочу действовать решительно, чтобы стало везде одинаково…

Празднуем – вдруг «бац» – но мы моргнули только и дальше празднуем. Вдруг «бац» – ругнули только и дальше празднуем. Вдруг «бац» – крикнули и дальше празднуем… Почти всех перекокошили, но мы пьяны-то в дупель,  и,  как цветы, к обороне не способны…

***

У каждого автора сначала отберу стоящие строчки, а потом буду читать их в разброс и строчка одного будет оттеняться строчкой другого – создавая грань, а грань есть искомая дверка в тонкость…

Рок – это же был просто Клондайк. На вес золота ценились побрякушки-мелодии…

Попристальней почитал их слова – ужас (БГ, «Агата Кристи» – вроде бы первые люди)

***

Бился с ним, вдруг стало плохо с сердцем. «У меня плохо с сердцем!» Неужели не поможет – и даже будет продолжать…»

Сегодня - герой, завтра - чудак  чудаком. Чудак, который думает, что он маньяк… (Чудак с брюхом, который думает, что он – герой…)

Отдавал ему лучшие куски, сам ел кое-как – в итоге, он стал такой тонкий барин, что стал брезговать общаться со мной. Я остался один и у меня будет ужасная старость…

«От него шло тепло, как от коровы» – сказала она про него, «сидел рядом, соблазнял, теплую печку из себя изображал…»

***

Ставишь вопрос в лоб, бьешь в лоб, но у нас лбы как воздушные шарики – стрела соскальзывает с воздушного шарика, если даже летит прямо в лоб. Влево-вправо мотается шарик и кричит о неоднозначности…

Толкал философию, но сам же потом опомнился, сморщился: «ладно, всё это философия…»

Лохматый Робинзон на выставку картин своих из леса выбежал, чуткий как олень. Чуть что, и он назад умчался – ему слишком нравится быть лохматым Робинзоном…

Мышление требует времени -  и это время слепоты. Буду мыслить беспрерывно и верить, что, как у слепого, что-то всё-таки получится…

Жизнь скучна; по большому счету есть лишь два занятия: валандаться со своей душой или валандаться со своей женой…


***

Явно натворив чего-то, выражал горячее желание бегать за именно в этом отношении щепетильными девушками.

Наломав дров по молодости, в наказанье затем всю жизнь отбываем срок.

Осмысляем, во что вляпались, пытаемся расслабиться с сигарой и в плетеных креслах – и всё равно в тюрьме…

***

И вот в эту ***вую-***вую погоду приходится, например, одевать костюм химзащиты, а не простой противогаз…

Или в кромешной темноте 6-ти часов утра галопом носиться вкруг казармы…

Физкультурой заняться, чтобы брюхо убрать? – нет, не годится  и физически жить лишь для себя…

***

Что, кстати, удивительного в том, если и 10 лет продлится предисловие – это происходит сплошь и рядом…

Если более, чем 2 месяца продлилось, то стало привычкой, т.е. частью характера…

Никто правды не говорит, поэтому опыт у каждого свой – и поэтому небольшой. Только маньяки, осознав себя учителями, с какого-то возраста начинают тростить мании свои…

Можно, конечно, просто сказать, что мороз – это класс, но можно ли считать, что такой человек действительно справился с жизнью?

Тут многие великие люди, просто встречаясь с другими мы все откладываем свои основные дела. (В этом госпитале работал знаменитый миссионер и он был весьма самоуверен – не зная, что среди больных есть пока неизвестный и уже умирающий писатель…)

***

«Секс»? Лично для меня важнее душевный контакт с человеком. Любители секса – как и наркотиков – это сплошные фантасты. Им всё время хочется в космос улететь – а он холодный, этот шприц и эта ****ь. И по жизни ждешь от них одни лишь пакости…

На самом деле они не хера не крутые и в своей крутости зря я так сильно тушевался…

Но и у меня не все крупные карты на руках. Меня они пугают мелочевкой просто не ценя, а на самом деле всё-таки имеют крупные карты на руках?

Чудак или гений, робкий или смелый, богатый или бедный… Но не праздный ли вопрос, не демонстративный ли? Если так, то ты сразу начинаешь опускаться. В этой жизни надо жить без лишних вопросов даже к самому себе…

Я написал больше на порядок, времени затратив на его же меньше. Ведь и жизнь достаточно  длинна, и слова пишутся сравнительно быстро. Видимо, частенько бывает так, что, запершись и велев не шуметь, очень нервничая, ни строчки не могут выжать из себя эти «кудесники слова». Или до смерти надоедают себе, сами себя не могут заставить читать…

***

Живу вроде в полной темноте – а днем свет лишь инструмент, необходимый для работы – и всё равно сохраняю массу оптимизма…

Почему  в России хуже живем? Климат  всё же слегка сводит с ума и ухудшает возможности для труда и порядка…

***

Приходят позабавиться с моей рассеянностью. Мол, знаешь, он, наверное, писатель…

А пассия моя в монастыре была бы монах, но в концертном зале как милиционер на посту – боится не понравится, боится нахальных действий…

***

Тело слишком тщедушное для длинных рук моих, энергии слишком мало для длинных задумок моих. Есть лишь вот этот плотик из осуществленного…

Предлагает побегать – вроде бы здорово бегать, эффект возбуждения, движения крови, здоровья, но – это же бег по живому телу реальности…

***

Может быть, на самом-то деле, самое  важное из всего дня вот эти мои размышления в 3 утра, когда, казалось бы, только бессонница…
Если бы я еще верил в них, не считал навязанным казусом…
Вообще, с годами научаешься спать, когда не спится – и это тоже умение жить…
Слова от сырости во рту заводятся, от кашля…
И с их помощью я не могу всё вам объяснить – придется через свой опыт научиться…

***

Ты думаешь, что неустойчив, но ведь дело происходит в воде; ты встаешь и садишься на стул, но всё по-прежнему происходит в воде. И то ли вольно, то ли невольно ты делаешь всасывающее движение - хотя вода еще далеко от  подбородка…

***

Из подушек создал гнездо, чтобы орлом слетела туда голова и снесла яичко…

Пиши в 3 часа ночи – чтобы говорить,  голоса у меня нет в 3 часа ночи…

«Какая нота вам нужна?» – «Вот эта. И целая октава рядом – как целый поезд – до самой до кости»…

Шлепнул «потому что».  «Ватру-му-што» – такая ватрушка...

***
 
 Плащ в талой луже – распятый реквизит. «Ты что его надела?!» - «Буду выступать» – «Боже!»

«Нет, ты убегаешь, потому что  у девочки сломал велосипед» – «Но он упал в песок, не мог сломаться от удара. Хотя, конечно, я  испугался, когда увидел, что эта маленькая тварь сразу побежала жаловаться маме…»


***

«Тоненькая деталька, как в лампочке спиралька, излучает свет»

(Сначала купил магнитофон для комнаты, а теперь плеер для мозгов. В душе-то музыка изначально была – но только никто ее не проигрывал…

Но: как быка - матадор, в полусне кто-то дурит меня собственным моим покрывалом. Или это не покрывало, а женский платок?

Думая, ворочаюсь и слегка матрас двигаю – и засасывает матрас мою ручку, с его края положенную. Это болото для бумажек и ручек…

Но если бы даже всё исчезло, всё равно можно стать писателем, потому что, например, на помойке полно бумажек и ручек…

У меня обычно мама в платке…. Вижу, кстати, маму в брюках клеш. Тут же грязный пиджачишка. И вид такой деловой, словно не  мусор перебирает на совке… И вроде ей не 70 уже, а только 50…

***

«Ты уверена, что ради тебя должна салютовать пушка и спускаться, в тряпку превращаться  флаг?»

Я мог приехать к ней (но денег пожалел), она – ко мне, но тоже не слишком-то верила в себя. Не говоря уж про меня. Во мне сомневаясь, надо хотя бы очень верить в себя…

Она просомневалась и прособиралась? Если меня спасать надо, то она просомневалась, а если не надо, то прособиралась.

Впрочем, не русский я. И письма ей любовные нерусские писал. С любым русским она б охотнее пошла. С приятелем моим. И эти мои русские полу-друзья между собой крепче бы дружили. Впрочем, тот приятель мой, которого имел в виду, сейчас женат и покамест ему вообще никто не нужен…

(Мысли нет у всех, а инстинкт только у тех, кто одной крови, одинаков)

***

««Ты сказала такую деликатную и… непонятную вещь – про чудеса…»

Рыба сначала срала, потом проверяла: «дерьмо? Да, дерьмо» - и выпускала его изо рта…

Скучный фильм, но – бисексуалы и т.д. Может, опять у нас предрассудки – с рокерами раньше тоже чурались общаться…

***

Политики – мясники в фартуках. Фартуки моют быстро и качественно после каждой новой бойни. Как фасады, чистыми их демонстрируют публике. А бойни не видит никто, кроме тех, кто в ней участвует. Слова никогда не отражают бойню – во всех текстах  начался бы крик…

Знаете ли вы, что с древних времен не сохранилось почти ни одного государства? – не сохранятся и эти. А если и сохранились китайцы, японцы – что толку? Какой смысл в их сохранении?

***

У американцев ноги на столе – не на столе, а на книге…

Ноги кормят, руки кормят, брюхо – царство, а голова – всего лишь проходной двор…

Облачился в рассказ, как в сюртук. «Что происходит?» – «Вот это я сейчас и описываю. Будешь читать, осторожней – там тебе попадется пуговица…»

Буковски – вроде искушенный писатель, а, как тысячи его собратьев, хвастается в текстах, прозрачно намекает, что и в драках побеждал, и членов немало повидал, и вообще очень искушенный…

А у меня одеяло к пододеяльнику не подходит и, в результате того, что оно всё время сбивается, мне снятся не столь прекрасные сны – а только прекрасные желают даже посреди ночи писаться…

И утром – еще сознание невинно и можно думать так, что очень даже будет писаться, а ты, как мужик, уже насилуешь делом себя, девочку…

***

Удалившись от мира, попал в тот же самый мир. Какая разница, кто перед тобой, бедуины или бизнесмены – всяк свою выгоду ищет. И до сих пор не решил вопроса, из трусости или смелости удалился. Как бы не получилось так, что нет ответа – и денег нету…

Как оказалось, направился в сторону от всех – сначала пешком, потом на трамвае, потом на поезде. Чем больше понимал, что в сторону, тем больший транспорт выбирал. Уже летят самолеты и плывут огромные лайнеры – такое царство едет порожняком, какого и у оседлых нет… Я так хочу уехать? Или за кем-то приехать? Или вызвать погоню…

***

Этот примитив милостыню просит через песню на базаре, потому что ему нравится базар. Отчасти это благотворительность по отношению к базару…

Когда ни подойди, девушки всё время смущаются, потому что им моментально чудятся обнимки. Большее – только во время обнимок самих – чтобы подольше невинность сохранять, они принципиально не смотрят дальше собственного носа…

***

Иногда так неудачно запоешь – «м-м-м – м-м» (жаль, нот не знаю) - что лучше б и не пел… Иногда так неудачно скажешь… - и вот изволь-ка после этого общаться, делать и писать…

Раньше тушевались дела перед словами, а теперь наоборот – говорю невзрачно…. Было время, когда даже из ярких слов ничего не следовало…

***

Иногда позволяю себе сходить на футбол или покупку, или иное баловство, или чисто добрый жест…

Спружинив, как матрас, он ответил выталкивающей улыбкой…

***

«Вот видишь, теперь ты стал совсем другим человеком, чем я» – «Но тогда, когда я был влюблен в тебя, ты мою жизнь могла повернуть в свою сторону. Причем, я, может, и рад, что этого не случилось. Не рад лишь одному: там, где я сейчас, мне уже не удается влюбляться в женщин – здесь живут одни мужики…»

«Шесть сварщиков варили в ряд, причем звучала музыка…» – это съемки доморощенного фантастического фильма. Сноп искр был в 10 раз больше обычного, варили они непонятно что, для съемок их отвезли на Марс, потому что в фильмах только там живут одни мужики…

***

Моя жизнь не удалась и сам я, видимо, уже не смогу воспользоваться тем, что открыл, но другие по моему образцу вполне смогут написать столь же качественные книги, но о своих, более значительных жизнях и событиях…

Я отдался бы песне – мужественной и романтической – но, усевшись, не знал, где остановить взгляд. А потом стал сомневаться и в том, что в правильном месте разместил свою задницу…

Пока хожу, мысль крутится не с меньшим наслаждением, чем во сне, когда в нем приоткрыта дверь, но она же опять так и не попадает в центр наслаждения – ради которого крутится. А долго хожу и сначала кажется, что и дела сделаю, и мысль докрутится…

Мамы отдают деток в муз- и худ- училища – и папы не противятся – тут есть недовольство своей жизнью, раз все они желают детям лучшей участи…

При моей-то горячей общительности, я, невзирая на свою чудаковатость – обычное дело для всех, живущих в одиночестве – наверняка примкнул бы к какой-либо группке или течению, но нет таких, близких групп и течений, слишком уж преобладают простые дураки и умные сволочи…

К 38-ми годкам иду по жизни как медведь, будто у меня гири на ногах, и чувствую, что к старости действительно лучше умереть, чтобы было время весь этот груз хорошенечко обдумать…

***

 «Последние станут первыми, кто был ничем, тот станет всем» – сказала одна мадам, выходя за бедняка…

Вообще, бабы охотно набирают мужиков – разумеется, как военную тайну, храня  сведения о, в данный момент, постороннем друге…

С бедными нонконформистами часто случается классика: «разводиться ради него  не торопится, но мечтает добавить в свой Пантеон»…

Кто больше предложит, с одной стороны, кто под руку подвернется, с другой…

Бабы не слабы, а сильны на передок – слабы в остальном – слабы-то как раз мужики…

***

Погода отягощена мокрым снегом, а здоровье ревматизмом, но я всё же «топ-топ». Вот только чтобы в аптеку попасть, надо сделать крючочек – нет, не по силам. И в сберкассу – крючочек…. В итоге, мало где побывал. «Топ-топ, кап-кап», ну до чего неправильно всё устроено!

«Нет, на улице хорошо и в плохую, и в хорошую погоду, а вот дома – только в плохую» -  «Город похож на место, где  не бывает хорошей погоды. И весь прогресс, в конечном счете, борется только за хорошую домашнюю погоду в такой вот мокрый снег»

***

В усталости легко и задуматься, и успокоиться. Легко войти в экстаз распятия – а это рай. Почти тоже и с дремотой? – нет, только снаружи разницы не видно…

Напирая, бушует сознание, потому что – преграда. В бурю на эту стену с ведерками лажу по лестнице – только так переливаюсь через нее, в тщетной попытке ослабить бурю…

Жизнь с меньшим количеством правил выше, чем жизнь с правилами, но важно оставаться спокойным. Иначе ты не годишься для жизни без правил…


***

Потом появилось 120 Достоевских и 1200 Айрис Мердок и 12000 великолепных хоккеев, баскетболов и футболов двух видов,  причем всё это – в день…. И 12 тысяч Ван Гогов тоже явилось, и 500 тысяч великолепных картин – свободно строили стены, зная что все они будут украшены – и один миллиард песен. Всё супер, супер, супер – по крайней мере, именно так рекламировали. Причем, реклама тоже супер -  на ТВ-канале супер, по телевизору супер, на диване супер, в квартире супер, в доме супер, в районе супер и, конечно, в стране супер – а как же иначе при такой жизни за нее кто-то будет воевать?

Весь мир развернут в идеальную витрину – даже углами и закоулками наружу  - и все мы с внутренней стороны будем обслуживать эту идеальную витрину…

И эти вещи продаются не человеку, а богу. И только богу нужно так много вещей. И они продолжают оставаться витриной даже после того, как покинут  идеальную витрину, свою родину-мать…

***

В молодости каждый живет наугад – а как иначе? Не совпадают и исследуют разные варианты, раз наугад…

Моё прошлое – вроде бы такое планомерное – мне теперь кажется почти полностью случайным.

Как ни возьмусь за дело, так и не угадаю – слишком тяжелое. И все смеются. Не знает, мол, что голыми руками за такие не берутся, а пригоняют технику сначала…
(Техники нет – причем я по-прежнему ее и видеть не хочу – а с голыми руками я теперь не знаю, какие действия имеют такой уж большой смысл…)

***

Он постоянно в телевизоре торчал, а мы даже фамилию не можем вспомнить! В первой пятерке! Думал «Пенкин», но сейчас оказалось, что это другой, голубой. Манкин, Сайкин, Сукин! Прямо по Чехову – лошадиная фамилия! Был человек и – нету!

Всей стране надо сказать: «верни деньги, сука Москва!» В самые тяжелые годы у них даже оппозиция жировала…

***

Что ты мог видеть во мне? Я же никогда не был к тебе лицом – в лучшем случае, боком. Профиль, так сказать – даже не три четверти. В профиль я темен – уже в три четверти много теней. А спиной я стена, как и все мы – хотя когда-то и там у меня было лицо…

Она пришла, но я не смог прорвать кокон, очнуться, мысль продолжала бегать лишь внутри меня. Словно там соревнования. Кстати, пусть ставят печати на лбу - мне не нужны эти медали, жетоны и с профилем кубки. Пусть все видят, что я чемпион. Всё равно и большие кубки – это только маленькие памятники, а большим памятником ни за одно соревнование не наградят, раз они бегают в трусах в то время, как ко мне девушка пришла…

В меня приходит то один, то другой человек. Наверное, я их подхватывал из некоторых книг и фильмов – неважно, ведь они-то живые и интересные, а вот старые приятели мои как скучная и бездарная книга…

«Ах, недавно у тебя был хотя и столь же наставительный, но более бойкий тон – вот его тогда ты удачно подхватил…»

Тогда крепко подвел нас, а теперь просит об услуге. «Ох, Сережа, друг навозный, мы же только вид делали, что всё как бы ничего, а на самом деле немало пережили». Дали обворовать себя – чем уж не услуга…

На одной сентиментальности держится этот мир, поэтому я бы и лучшим  давал кубки только из пластмассы. Есть же пластмассовая посуда…

Впрочем, есть не только пластмассовая правда. Тут есть и яичная правда, и мясная, и овощная  диета – это как запах и вкус. Но  только в нас есть телевизор, чтобы можно было ей в глаза посмотреть…

У нас, как у планет, не встречи, а только столкновения. Вертишься, вертишься на своей орбите и вроде бы всё правильно, но потом – только столкновение…

***

Добродушные они, эти немецкие фашисты – конечно, не сами по себе, а от хорошей жизни – просто свихнулись маленько и стала у них теория такая…

И концлагерь – обычная немецкая ошибка. От излишней добросовестности взялись исправлять породы работников. Евреи же предельно недобросовестный народ, жирный – сразу видно что не работники. Как  и арабы, но те каким-то чудом  не расползлись по миру…


***

Возмущаешься тем, что в телевизоре преобладают женские вкусы? Но сам-то смотришь его, а это женское занятие. Тоже и с политикой, и с искусством – вроде подрастает папуас,  но страсть к побрякушкам уже впиталась в него…

Уже всем ясно, что «христиане» – это любители красивой жизни, а потому иезуиты и софисты, любители рабов и хорошие танкисты. Они наследники не Христа, а лицемерных евреев-фарисеев.

***

Иногда я даже малые поездки предпринять не в силах – неужели во мне совсем нет инстинкта путешественника…

Какие уж там методы профилактики, лечебной физкультуры и диеты, когда не выполняется простейшее: «сон, когда хочется, отдых по желанию, а также и еда» – пашем на семью  без отдыха, потом едим, хотя не хочется, благодаря не в меру заботливой жене и получаем пузо,  и, наконец, сидим у телевизора с назойливыми приятелями, женами, детьми – а спать  три часа уже так хочется…

Зиновьев, «Зияющие высоты» (не смог читать, но сейчас меня интересует только название) - видимо тоже, ругая других и достигнув немалых высот, в подсознании видел зияющие проблемы своего характера…

***

Возьми этот самолет, раз уж ты его увидел, но не летай на нем два раза – сначала должен измениться либо ты, либо самолет. Не хочешь меняться - для нового полета строй новый самолет. В непогоду в  часть дождя  превратится каждый твой вторичный  самолет…

«Уйдите, вы нам мешаете наслаждаться!» – раздраженно отмахнулись эти двое, повернутые друг к другу словно на уроке. Их крышей, наверно, служат самолеты, раз оскорбленье им ничего не стоит…

Я пытался отбросить всё как можно дальше - так на уроке физкультуры времен социализма бросал учебную гранату – но, видимо, потом сползалось всё обратно, седлая червей и черепах, муравьев, стрекоз и, может быть, ежей – и Бог знает, каких еще зверей, может даже медведей, если их  не выселили даже с поляны возле моего дома, куда их еще раньше выгнали из леса…

***

«Здесь есть что выбирать!» – крикнул он мне, сидя на корточках.

«Здесь есть что выбирать!» – крикнул он мне впопыхах, из коридора на секунду заглянув в мою пустую комнату.

«Здесь есть что выбирать?» – спросил он меня и, не дожидаясь ответа, сначала сел на раздолбанный стул, а потом и опустился на корточки…


***


Увы и ах, тут всё истоптано, чего только мы не делали вчера. Я даже и не знаю, как можно так не только тапочки, но и кресло истоптать! Тут всё истоптано, так что неважно, сочиняешь ты свой след или прямо копируешь – всё равно попадаешь в чужой, т.е. цитируешь – т.е. покамест себя очень модно ведешь…. Не знаю, у кого я ворую, цитируя, кто бы по дружбе мне присвоить своё не позволил – всюду карманы и бездомному иначе просто некуда руки засунуть. Суешь, выдираешь карманы, превращая в греющие хотя бы руки перчатки….

Господа судьи, когда  вы успели прочесть столько книг и их настолько детально запомнить?! Мне забыли выдать третью дополнительную жизнь для этого дела. И не выдали форму. Только нижнее белье…. «Ладно, Анька, хватит валяться, вставай, сейчас я прочту тебе очередное своё сочинение»…

***

Прибыл в рай, но там глаза разгорелись и захотелось украсть. Уже не действует резонный вопрос «зачем выносить?» К тому же, в ладонях только. Нет, еще набью магнитофон. И в рот возьму глоток. Его потом можно будет долго пить, сидя на диване для того, чтобы не отвлечься и разом не сглотнуть…

Приблизился, сказал, но нет, они еще не двигаются, когда ты здесь, они еще всё так же не живут. Но глазами следят за тобой, немного говоря между собой на своем, как у обезьян, условном языке…

Один там явно выделялся. Все остальные были под его контролем. Их гипнотизируя, он в то же время чутко сторожил каждое моё движение…

Впрочем, их символ: заклеенная скотчем улитка. Мне так и сказали, что они безобидны и занимаются литературой. Вспомнив это, я сразу сделал надменный вид и взял на руки  болонку и ручную, но не подчиненную болонке обезьянку…

***

Холодновато в комнате около моей кровати. И на юг – где ноги у меня – проникли холода, и сбоку щиплет. Ну а на севере уже давно чужая делегация гостит – горячие денечки переживает моя как у простого инженера голова. Сплошные согласования и переговоры - а по праздникам даже  конференции. Те очень холодны – да и само то, что они на север являться не боятся. Но в целом под одеялом с покрывалом у меня пока по-прежнему огромная и великая страна, где масса полезных ископаемых и уже наличного тепла…

***

«Отпусти ты меня, и не мучай! Больше ничего не снесу! Жадный петух! Пора не зрителям и потребителям, а друг другу рассказывать сказки! Не надейся, что за рассказ сказки ты получишь такие  деньги, что сможешь уже несказанную сказку купить и нас, курочек вдвое больше любить! Девочки, давайте скандировать: «Жадный петух! Жадный петух! Жадный петух!»…»

«А что вам не ясно?! А что вам не ясно?!» – шепелявил,  навяливал. Тыкал пальцем внутрь – видите, вот она, эта. Совал в руки схему – тут всё есть, вот увидите. «А что вам не ясно?!» – кудахтал этот одетый в серую рванину красный и жадный петух…

(Нет, суетиться никакого здоровья не хватит. И не собираюсь отыскивать таланты к торговле. Курым, сидым, по двору ходым, дэлаем тут что-то…)

***

Сначала у него было необычно, а потом пошла обычная вода. Мазут примешивается где-то. Так сказать, сорвался и поплыл. Гудит и мы его уже не наблюдаем. По волнам  и ряды кресел для зрителей плывут. А сначала на крутом обрыве сделал ласточку, изобразил таинственное что-то…

Слишком сильный ток пустил в приемник и началось сильное гудение и разговор не слышно что-то. «Ты тоже помолчи»…

Выпал из сообщества, где из-за гудения разговор не слышно что-то. Из города в деревню…


***

««…И были друзья мои с мешочком и кильками. И они испугались нас…» – вертя в руке надкушенное яблоко и всё также улыбаясь, тут она что-то зашептала подруге на ушко…»  - она не договорила о своем, а я не договорил о ней…

«Что хочешь, чтобы я тебе срубил за любопытство, голову иль руку?» – «Руку» – настолько хотел, чтобы он не передумал, что почти сразу руку протянул…

***

Крайне неудачные дни без места, ночи, полные небытия – без времени – но  крайне любопытные утра и вечера. От неудач и небытия в конце концов говоришь «ха-ха!»…

Было родившаяся мысль сдохла чисто физически – в этот момент я перестал дышать. В комнату завалилось десять ее близнецов и при виде их она перестала дышать…

«Я – веселый человек» – сказала она деревянным, в общем-то, голосом и пахло от нее не весельем, а свежестью. А возможно и беспределом. Кто ее знает, к примеру, вдруг эта тетка начнет раздеваться. Потом будет бегать со скалкой, мол, «я тебя вышвырну вон!» Что-то надо делать, призвать о постороннем не мыслящего, настоящего, способного справиться с ней мужика…

Пока я думал, меня в паутиновом коконе подвесил паук – съесть не сможет, но всё равно же я надолго задумался…

***

Начинай дело с таким видом, словно оно не ладится у тебя уже минимум полчаса.

Кислый навек – кисло-садкий, однако, для своих и чужих изредка.

«Откуда в твоих яблоках сладость?» - «А у меня пасека, пчелок держу». Пчелка жужжит – «ж-ж-ж» – и  яблоко становится слаще.

«Я понимаю ваши проблемы; со мной тоже случалось такое: сижу, бывало, и навозом яблоки мажу»».

***

В спортивный зал я самым первым врывался, еще на перемене – и ждал этого урока всю неделю. Не мешкая, хватал один из тяжелых баскетбольных мячей и стучал  им об пол со страшной силой. Потом начинал бросать по кольцу. Конечно, сам бежал за мечом после каждого неудачного броска или удара. Потом очень уставал. С пылающей рожей на всех остальных уроках сидел, т.е. почти как очень влюбленный. А потом снова белел и замирал – и вот разве что очень задумывался…

***

Оказывается, привилегия писателей – лежать подольше, вставать - окончательно – попозже, а вот на покой уходить пораньше. Да и домашних удовольствий им перепадает больше…


***

Дал деньги в долг  - в который уже раз купил неудовольствие за собственные деньги. Причем опять деньгам пропорционально…

Что ж, спешить теперь некуда, будем ему на нервах играть, эксплуатировать по возможности... Иногда люди зарабатывают неплохие деньги и часть из них на погашение долгов отдают…

***

Человеку идей уже никогда не держать в руке цветы, а девушку – только по ошибке, лишь потому, что много есть безумных девушек, которые хуже всех цветов и вообще природы. В общем, ему можно только заиметь улыбку…

Эта мягкая, покорная, тряпичная девушка – жительница всем известного Черного Дома!

В этом лесу  у деревьев стволы необычной расцветки!

У этой обезьяны в золоченой клетке вместо левой руки на плече сидят сразу два какаду!

***

Одеяло продолжает бегать волнами и  сбивается то вверх, то вниз. Быть может, я лежу на песчаном речном берегу…

Лежать под двумя одеялами – одно сбилось вверх, другое вниз – и ждать девушку, которая  мне станет женой и поправит все одеяла…

***

«Живи в книге,  чтобы подальше отойти от себя!» – моя главная проблема в том, что  с трудом отхожу от себя. Как резина: «чпок!» – и я опять у себя, а там никого нет и разговором с самим собой исписано всё на свете…

Родители учат детей до гробовой доски и только после этого у тех появляются свои дети, которых тоже приходится учить до гробовой доски. Причем у гробовой доски становится понятно, что учиться нечему…

***

Евреи – недочеловеки, но нельзя ни недочеловекам вредить, ни животных убивать…

***

«Тогда я говорил с этой женщиной или интервью давал, не помню. Теперь мне говорят, что это была она самая. Даже имени ее не знал. Кажется, мы вместе ездили к Х. Она уже умерла. А про Y тогда не хотели слушать, но я говорил, когда можно было. Ходили тогда и попали в собор, где можно было ощутить огромную такую пустоту и тишину…» - Гидон Кремер, в котором тогда, когда он давал это интервью об интервью, абсурдизма было уже полная коробочка… (Он говорил и говорил при любой возможности, но потом ощутил-таки огромные пустоту и тишину…)

***

«Вопрос первый: кто накрошил? Вопрос второй: зачем ты крошки собираешь?» - вот это сам я сочинил, но мог бы списать, например, следующее: «вот и произошло то, чего я всегда боялся, я превратился в мелкого, пустого человечишку». Или, у него же: «неделю спустя со мной вдруг заговорил тощий, покойницкого вида господин» – ищейки, фас, ищите автора!  А после комментируйте меня! Да так, чтобы можно было что-нибудь списать! Кроме авторов никто не хочет вас читать – ситуация абсурдная! И если я буду всех читать, мне будет некогда писать, но как остановиться: найти критерий или же попросту схалтурить? В первом случае  буду философию писать, а во втором и в собственном писательстве халтурить. В любом случае не позволяйте книге усадить вас: читайте или стоя - и танцуя – или лежа – и просматривая попутно возникающие сны…

***

Бил его с большого бодуна, но он продолжал звонить, чтоб успеть сообщить то, что нужно, прежде, чем они отрубятся оба…

Во дворе тяжелые разборки – тихонько всё бросил и ушел в сад.
Нет, там даже посторонние парни – надо вернуться…

Правда, был период в одно время, когда всех забрали и был я и пустые, скрипящие ворота…

Кот лег на засов, снятый с двери – выглядело настолько символично, что я снова наморщил лоб…

***

Память обо мне – точкой в конце любого их предложения. Последней гласной буквой - и ее они тянут дольше, чем звучала фраза. Тут пришла одна и наивно сообщила, что я ей снился – на нее сурово посмотрели: всем  снился, но плохой тон такие вот разговорчики о снах…

(Но вот он объявился и все принялись его спасать…)

***

Каждому дал по 10 фраз с тем, чтобы разговаривали в тему, как Шекспиры или Дон Кихоты…

Встал посреди ночи, чтобы посмотреть во сне картины…

В этой книге всё вверх ногами написано! Читай осторожно, не торопись перелистывать – может что-то случиться…

Эта девушка на горных лыжах – королевская дочь. Но вот и она упала и лежит вниз головой и длинные волосы с полуотвернутой от меня головы сейчас на снегу разметались…

«Кто-то остался сзади!» - вел вперед весь отряд, но мучительно думал о тех, кто сзади – кто-то из них, не чувствуя полезности своей, остался, с сожалением бросил нас. Почти все бросят и некого будет вести вперед – ведь существует веер причин…

***

Творчество – лучший бунт неудачников. В какой-то момент неудачи не гробят, а раскрепощают и пробуждают творческий инстинкт…

Специально неаккуратно написал – потолкался, по мордасам надавал…

Творчество – тихое сумасшествие. Что такое разум никто не знает, так выберем хотя бы тишину…

Любовь  в стихах к троим. С одним жила, теперь другого пробует – кто будет третьим? Невозможна любовь к троим, просто любовь к одному большая и ее хватает на троих ввиду обычной неразберихи и  сумасшествия…

***

Начинаем проход через маленькое солнечное поле. Потом здесь будет скверик или потом здесь будет стройплощадка. Снесли так много старого жилья…

Влево - вправо, влево – вправо – враскачку не только тело, но и  мысль в ином  встречном   движется – даже и в политическом смысле…

Дома построили, пустили автобусы и трамваи – работают для того, чтобы я сейчас не слишком много на остановках стоял и пехом тащился, а жил…

***

Больные множатся, напирают на больницы. Персонал в панике. Многие в спешке переучиваются, вооружаются новыми знаниями и приборами. Но и у тех уже скрюченные ревматизмом копья, примитивные, но тоже орудья…

«Пророков не бывает на грязных дорогах с интенсивным движением» – заявил, так запыхавшись от возбуждения, словно долго бежал. «Ах, не бывает?!» – и он прямо в мартовскую грязь встал посреди на колени… (всего на минутку, понимая угрозу, исходящую от психических тюрем, носящих названье больниц. Как эксцентричный юноша, проделал этот фокус…)

Приговоренным к смертной казни финтифлюшкам отрубают головы и головенки. Соответственно, в ходу и топоры, и всякие топорики. А вот квадраты не могут упразднить. Слишком влиятельна партия квадратов. А мешки никогда не будут популярны. Хотя и тут возможна новая модель…

***

Перед тем, как открыть дверь, сними рубашку. Перед тем, как открыть рот, найди хотя бы одну не застегнутую пуговицу. Вообще, почаще меняй комбинацию пуговиц застегнутых и не застегнутых…

Кинь что-нибудь на стол, прежде чем взглянуть на него. А перед тем, как встать, плюнь в стену…
Перед тем, как одеть туфлю, убей ею хотя бы одно живое существо – конечно, насекомое. Причем, лучше всего убивать мух – после их убийства туфлей будешь летать (если гусеницу – ползать). Возможно, нужно специально разводить мух, но этот вопрос еще дебатируется Конгрессом, потому что половина его членов не может доползти до комнаты для тайного голосования…

Предметы двойного ведения (совместного использования) снимай с себя прежде, чем войдешь в дверь, ведущую на чужую территорию (из пункта последнего посмотри на пункт первый настоящих правил)…

***

Стал его душить подушкой, но того вдруг озарило и он сказал под подушкой: «Постой, слушай, что я тебе сейчас скажу!» – и никак не мог поверить, что у первого как раз уши заложило…

Меня так там озарило, что я исчез с земли. Помню вспышку, а после словно отрубился. Пока в отрубе лежал, из вспышки весь этот рай и вырос. Прохладно и мухи не кусают. Неужели это снова только детство – я ж большой, хоть тела и не ощущаю?

Рай – это по-прежнему земля, но враз на всех надеты детские штанишки и без намека нам уже не вспомнить, ради чего же стоит трепыхаться…

***

Доложил: «я преодолел дистанции вторую половину» (а первую уже не помню, так устал). Кто-то умудрился на финише возникнуть, не преодолев дистанции вторую половину и теперь от каждого сразу требуют доклад…

На остановке люди как горы в кастрюле с гречневой кашей. Приедет электричка и заберет горы…

Мои поделки и подарки дети отвергли, а взрослые приняли, а у него наоборот. Стоим на перроне перед началом второй половины дистанции и с удивлением рассматриваем свои пустые руки…

Ушел в абсурд, как в битву, где принимаешься прямо-таки косить врагов, раз к тебе всё так враждебно и всё равно придется в ней погибнуть…

Поехал в далекую страну и привез целую телегу – или грузовик, я уж не помню – апельсинов – так он сказал. Мол, эти плоды таковы, что теперь-то вы будете их жрать беспрерывно. Он гипнотизировал нас, уверял беспрерывно – и мы жрали, но заподозрили, что возможно он подкрасил их оранжевой краской…

«Деревянная улыбка» – нет, в битве даже с настоящими апельсинами у него бесплотная улыбка, а дерево – это для той улыбочки шкатулка…

***

Стоит человек,  а перед ним на дороге валяется явно не детский, но очень маленький труп – к счастью, он меньше пигмея, поэтому это, наверное, тряпка, а не бывший когда-то живым  человек…

Всё лучше строят стадионы с крышей, но засыпаны снегом хоккеисты…
(«Это перебор!» – «Конечно, перебор» – смеясь, согласился я, в ту же секунду решив его оставить в живых – что тоже было перебором, но я про себя решил и мне  больше было не с кем соглашаться. «Но остальных я всё-таки прикончил» – «Ну и дурак – некоторые умеют читать мысли или со временем догадываться. Пришли бы со временем сами, если б сейчас ты их отпустил…»)

***

Мы теперь производим столько ведер, что нет нужды помои выливать. Тем более, что от производства ведер экология ухудшилась, а от помоев растут только сорняки и на сорняки сбегаются несмышленые дети и коровы, которые постоянно отравляются, а после и блюют, тогда как именно блевотины земля вовсе не желает  принимать. Так вот, ходим теперь с полными ведрами и норовим их друг у друга как-нибудь оставить. Не сознаемся, что там помои, говорим, что там горячая еда, что там вода – конечно, не для вас и у вас мы ее вовсе не собираемся оставить, вода тоже редкость, когда такая экология…

***

На коленях держал дыбом и страницы, и целые книги. Сам не смотрел ни на себя, ни на книги. Зеркала разбил, чтобы не увидеть себя и надел черные очки, чтобы не увидеть книги…

Из тех, что удалось мне написать, эта книга всего отвратительнее, но и ее желательно опубликовать, потому что неопубликование ее было бы не редактированием и благоразумной самокритикой, а позорным укрывательством, на что я, при всей ничтожности моей, для укрывательств вроде приспособленной, до сих пор решиться  не могу, воображаемые мною господа издатели…

Только сначала, пожалуйста, считайте мои плюсы, а не минусы – точно знаю, что за минусы без плюсов меня можно и убить…

Короче, увлекся схождениями  с ума, которые много безопаснее, чем спуски на горных лыжах, а удовольствия почти столько же.

Так и буду двигаться спиной по отношению к другим и с сумасшедшим видом писать одни лишь окаянные книги – швыряя листы их по одному себе за спину. Не бойтесь, не намусорю – спустя полчаса той же дорогой пойдет мой двойник-мусорщик, он сметет в кучу всё то, что не подберете вы и эта куча будет объявлена самой большой непризнанной книгой…


***

Люди, которые бы мне понравились, могли бы потащить меня за собой – и, в итоге, всё, и письменное творчество моё, или существенно изменилось бы или даже вовсе прекратилось из-за одного человека. Но нет людей, которые бы мне по-настоящему нравились. И не случайно они не пытаются повести меня за собой, увлечь своим делом, своим пониманием жизни, стать мне женой…

И Достоевский по-настоящему не нравится? Нравится, но по настоящему я бы с ним – как и кое с кем еще -   разбирался, если бы он был рядом и живой…

Встретились только козлы, от которых захотелось оттолкнуться и пойти в противоположном направлении. Идти и плеваться не так хорошо, как идти и улыбаться, хотя лучше идти, чем стоять и кого-то дожидаться…

Любовь человека к человеку – это нонсенс. Есть только пол и материальные вопросы. Любви к кошкам в баб заложено явно больше, чем любви к человеку. И правильно: индивиды слишком сложны, многочисленны и разнообразны – всё время кто-то отвлекает и что-то не подходит. (Но: «вы увлекли бы меня, если бы любили меня…»)

***

Кругом восточные тюрбаны и военные береты – тюрбеты…

«А ведь у меня уже очень много неудач» – пересчитал я всё – теперь это военная тайна – и решил, что хватит упираться, пора в лес убираться, он меня укроет от них - но где найти такой дремучий лес…

А в лесу начались обратные мысли: «а у меня же довольно много удач» – тоже секрет, приберегаемый для будущих времен и поколений – и я решил, что хватит унывать – и даже проповедовать в художестве уныние – и, хотя и с опаской, опять потихоньку направился к городу…

***

В видении вижу футбол на поляне, где, наверное, чаще коров пасут или же ягоды собирают. Кажется, их всего двое – как обезлюдела наша деревня – причем победа что-то дает только одному из них, а мяч у другого – такой плотный парнишка – и вряд ли он теперь проиграет. На нем по европейски яркие, но не футбольные трусы с цветами – которых нет, кстати, на этом лугу. Крамола, но не видно также ворот и мяча. Быть может,  один у другого что-то еще отбирает? Или обсуждается телевизионный футбол, потому что, сдается мне, что в этом сне фигурировала даже «Бавария» - или кто-то другой из обитающих в этой же лиге…. Погода отличная и, чем ни занимайся, потом это снится. Так сказать, обязательный сон. Я там не был уже 20 лет и то мне приснилось…

***

Предполагалось, что я в буквальном смысле буду ретранслятором чужих творчеств и идеологий – есть такие ТВ-ретрансляторы в райцентрах…. Какое лицемерие – вещать о демократии, когда одни только вещают, а другие – транслируют, причем и те, и другие на работе.  Налицо лишь однобокость и дробность специализаций, разнообразие уродств всех этих винтиков в машине, хозяина которой никто еще по телевизору  не видел…

Да, любые законы – это догматизм. Догмы позволяют действовать, но потом эти действия обнаруживают свою ограниченность, т.е. то, что они приносят и вред чему-то. Но нужен не волюнтаризм, беспредел и безобразие, а переплавка законов в художество…

Прежде, чем сделать что-то, я привык давать себе команду. И от этого почти невозможно отучиться – отучаюсь тоже по команде! Т.е. либо нагромождаю еще больше команд, либо зависаю до потери себя. У всех командиров один недостаток – они очень туго воспринимают художество. Слабости, скромности и прорывы художества – иных товарищей мне просто не дано…


***


Слышали вы, как из-за моих личных неудач чеченцы взрывают моё сознание во сне? Я уже вывел оттуда войска, протянул по утесам колючку, но они взрывают колючку, пограничников убивают без жалости, через подлую Грузию в Россию летят самолетами...

А ведь их оставалось уже не так много – и надо было уничтожить всех остальных, якобы замирившихся и в милиционеры поступивших, и в ночи якобы за бандитами гонявших. Такой спектакль они всем нам устроили! Я и во сне  боялся быть на нем зрителем… (в бредовых снах мы часто со страху всех уничтожаем – затемнение такое, родственное сну)

***

Уже много поколений подряд только подростки и молодняк ходят в пророках, двигателях прогресса и открывателях нового образа жизни в пределах нашей старенькой эры – старики молчат, причем стареть начинают уже к 30-ти. Никто не выдерживает этой жизни. Летит, летит, но потом начинается… - и раскаленным железным платком пророк все сопли свои вытирает…


***

Мощный рубец на моей подушке и от него никуда не деться, чтобы со спокойной совестью заснуть. Еще в прошлом веке кто-то ударил саблей по моей подушке. А если перевернуть ее, то там обнаружится расстрел. Кстати, и повешение – это не удушение мальчишками, а мальчишкам отрывание голов. Правда, говорят, у них гниль завелась в подушках и, конечно, это в ближайшую же ночь на головы перекинулось…

Американским миллионерам разрешили  американский флаг носить  по улице. Знак чести. Стотысячники могут только гудеть в рожок. А тем, кто и их беднее, всё еще приходится брать в руки автоматы, правда, стыдливо уверяя, что это лишь для фильма - где все миллионеры – а вовсе не по бедности…

***

«Автора считать персонажем». На каждом шагу объявление, что перед вами ни что иное, как магазин. Местами он как рассказчик писателю, который себя так и не выявил в тексте. Местами мелькает больной – вероятно, он у доктора, но тот тоже вполне инкогнито. Слишком загадочна данная  болезнь. Кто-то писал этот текст совсем не для того, чтобы себя обнаружить. Навалил на себя целую гору. Кто-то пишет директивы и резолюции на докладе докладчика, но обнаруживать себя не желает. Это излишне. Да и доктор, как оказалось, пишет заключения и писатель что-то пишет, но они, кроме авторства,  слегка прячут и свои выводы, раз им, в отличие от начальника, есть чего опасаться. Например, если доктор заболеет, то его уже никто не вылечит. Безопаснее быть персонажем…

Конечно, автор и в других книгах хотел бы побыть персонажем – там можно побыть путешественником, ученым, автомобилистом, кем угодно, даже и автором, но понимает, что  его любой обнаружит в этих, надо честно признаться, простеньких книгах, те же уши будут торчать или ноги…
 
Гнию, из рук пера не выпуская. Эти шевеления с земли последними исчезнут. Кровью буду писать, если для чернил заржавеет перо. Пересохло, как в горле, перо…. Гниют лишь иллюзии! Только святые гниют! Хотя я надеюсь, что жить остается не одно лишь дерьмо…. Докажи, что кругом сплошное дерьмо и тобой первым жопу вытрут. Уже жопа не сплошное дерьмо. Мне срать не хочется только тогда, когда я пишу про дерьмо. Тогда мне даже спится уютно и, не засран, белеет парус моей одинокой постели…

***

В мужиках сильно желание нежности. Но бабы – это общественницы. На общество, а не на мужиков они молятся – и заставляют ему служить своих мужиков-подкаблучников. А сами только пробуют один член, другой, третий… - по сравнению с обществом мелкие, безобидные шалости…

Проснулся мужик и проснулся член его. Рукой попытался затолкать его обратно, но не смог, поэтому, выебав жену, он идет служить измышленному ею обществу. Правда, без сил идет – ебля много силы отнимает – но тогда жена заставляет его изобрести механизм, чтобы и без сил можно было служить обществу…

***

Лебедь слег, но именно лежа, с достоинством поднимая длинную шею, он смог говорить пророческим голосом. Всё зверьё в своих лесах скоро этому научится и нападет на нас со своими пророчествами…

И пули без привета нынче не летают. Как в бутылки, бросаемые в океанскую воду, в них теперь запихивают целые проникновенные послания…

***

Разорвал как-то Платонова в ярости – на брата ярость была, но он в тот момент оказался как-то связан с Платоновым. Так разодрал, что уж не исправить без чрезмерных усилий – коих я избегал ради книги – почему и решил, что по частям даже лучше слишком толстые книги таскать и читать. Вообще, лучше было бы постранично всё разорвать, но пока погодим. Пока для пробы ее зачитаю – а без пробы я бы еще долго ничего не читал – вот и для него лучше вышло – и оказалось, что пишет он как раз про таких, как я, но, сдается мне, смеется над ними, ибо сам еще глуп, как какой-нибудь Зощенко, так что по любому правильно я его разорвал… (П.С.: не фига не смеется, и идея рвать книги на куски для облегчения чтения всё же крутая)

***

Дала мне конфетку женщина моя и говорю ей я: «Балуй меня и я снова буду художником! Хотя, после прошедшего, всё равно очень суровым…»

«Вообще, у каждого есть своё разделение на плохих и хороших людей…. Знаешь, рыбы – это птицы после смерти, загробная жизнь птиц…. И под землей нам всё-таки худо приходится, раз на свет Божий мы выползаем оттуда в виде жуков и червей» – тут достала ее моя журналами не апробированная  философия и она отняла у меня леденец, прямо изо рта выдернула…

Их материальные интересы – это такая же схоластика, как и мои аскетическо-духовные. И я не сменю свою, безлюдную на их, многолюдную, я в остром творчестве от своей схоластики избавлюсь и там уже неважно то, что будет по-прежнему  безлюдно. Общность схоластов в любом случае – иллюзия…

Жить с женщиной всё равно, что пить вкусные соки и есть вкусные фрукты, причем попутно еще и путешествовать… - что ж, мне это недоступно….  Моча моя превратилась бы в золото, если бы я ссал над золотым унитазом, но оттуда его всё равно невозможно достать, потому что надо же чтобы всё было по честному, т.е. сначала я должен был бы засрать унитаз. Я в разных местах пробовал ссать, но в золото моча превратилась только над засранным золотым унитазом…

***

Кольридж: «Под дикий вой хранит как сына» – вот, хрен, дает! С ломом на свиданье с девушкой пошел! Кругом такие перлы…

Этот ветер спутал волосы… - эх, еще порвал бы провода,  воплощенье чьей-то схемы над моими волосами-проводами…

А эпигоны пишут хорошо, но нет борьбы – она нам подлинность дает.

Оставаясь в полном  одиночестве, писатели всё больше пишут о себе. Раньше вокруг писателей был круг людей, подобных самим писателям, а сейчас вокруг писателя, как вокруг острова, бушует такое море, что уши вянут и музы умолкают. Обсуждаются только техника, деньги,  секс. Еще спорт или политика. В конце концов, голливудское – или местное, паршивого разлива – кино, этот неслыханный, если вдуматься, феномен – но никак не одиночеств книги…

***

Я всё равно ошибусь, слишком много во мне ложных, в частности, корыстных и прямолинейных, в частности, военных установок и поэтому лучше я заранее побуду сумасшедшим, чтобы запутать всё, чтобы не пойти туда, куда пойти, казалось, должен, но только для того, чтоб ошибиться…

У самолета стало два острия и я его теперь использую в качестве ножниц. Он, кстати, беспрерывно летал у меня и возил то воздух Африки, то камешки с берегов Бискайского залива. Я говорил ему: пустым не возвращайся и, видимо, чтобы что-то захватить, он часто стриг кого-то по пути. Впрочем, среди чудес я не заметил, что сам оброс и, возможно, он ко мне с намеком с двумя остриями заявился…

В отличие от других писателей, производственная деятельность меня не испортила – за отсутствием таковой. Потом у меня появится сынишка и, вместо того, чтобы в школу ходить, мы уже вдвоем примемся сочинять сказки и ругать цивилизацию. «Все знают только соль и смутно понимают, зачем нужны все остальные специи, а я у продавца видел их как красок, сын – триста штук…»


***

Он пальцами так шевелил, как шевелятся подвешенные трубочки и делал это для того, чтобы я, наконец, перестал концентрироваться на своих проблемах, расслабился и заснул…

Нас всех опустили, но как-то на пол-этажа, и мы все головы  вниз наклонили, чтобы башкой на уровне их ботинок не маячить и, хотя с так наклоненной головой нам даже друг друга почти не видно, мы еще  ходили по заданным делам…

***
Светил, но потом как лампа с ней соединился – не для поцелуя, а ожога…

Баба была – богатый адвокат – но я ушел, убив трех зайцев: Корысть, Похоть и Слюнявую любовь. А если бы она меня хвалила, то еще убил бы и Тщеславие. Наша жизнь скучна именно из-за этих мелких, как тараканы, зайцев. С ними мы предсказуемы и целиком на поводке – хотя при помощи морали от них и не избавиться…

***

Всех плохих актеров и режиссеров, которых знаю, я бы заставил сняться в фильме, где они несут мои на них затраченные деньги. Если они еще и жадные, то, быть может, и пистолетом заставил – держа его, разумеется, за кадром. Фильм и без него был бы хорош, и я даже думаю, что он и им самим бы понравился – и съемки в нем явно стоят таких денег. Мы бы с ними потом выпили и отметили успех – я угощаю… (но снимаю или не снимаю угощение?!)

Вообще, в кино будущего за съемки будут платить не актерам, а актеры –  чтобы за просмотр можно было заплатить зрителям…

Может, он хочет стать пиратом, а ему чуть ли не каждый день надо забивать мячи в корзину и всю жизнь проводить в спортзале….  Конечно, можно представить, что ты пират в спортивном зале и еще более яростно забивать мячи в корзину, но, в конце концов, такое однообразие  любого гения пиратства в два счета без пробежки  доконает… (Коби Брайанта смотрел. Быть может, настоящий оттяг у спортсменов где-то за кадром…)

Фильм был маститый, но  никуда не годный, у всех актеров  словно по куску дерьма во рту и свои монологи они используют только для того, чтобы его немного прожевать. Со злости я так заблевал свой потолок, что он из черного стал белый, а на следующий день, сдавая кассету,   над продавщицей  пошутил, мол, всю дорогу хотелось только одного: трахнуть режиссера и вашего любимого Джонни Деппа, отчего уже она со злости почернела и я бесславно покинул этот магазин…

Джонни Депп – хмырина с многообещающим интеллектуальным уклоном – только  бабам одним обещающим. Нет такой стервы, которая не нашла бы своего Джонни и не положила его прямо под боком, но гнилой Джонни в течение своей жизни обязательно найдет еще двадцать таких же бабенок и уляжется у них прямо под боком…

Оказалось, что она и в Израиле показала себя как    Прирожденный Библиотекарь, то бишь профессор кислых щей. Плюс тот же Джонни на десерт и еще парочка красавчиков оттуда – забыл, как одного зовут, еще Робертс, по слухам, охотно с ним играла – на закуску…

***

В зале заседаний сразу становится заметен покойницкого вида господин, а на легкомысленной улице игривого вида машина. Что остается? – танцевать, демонстрируя свой выставочный носок. Вообще-то, сразу после мытья у каждого носка могла бы быть выставка длиной в полчаса – хотя он и не так пушист, как ее белое большое полотенце…

 Ага, остров Сент-Джордж, полуостров Святого Мартина, пираты 24-го века…. Или: граф Диффузор, графиня Диффузия, барон Вибратор и княгиня Инсталляция… Ряды бесконечны. Все тигры соединены цепочкой и все божьи коровки соединены цепочкой. Все цепочки спускаются с неба к земле, и протянуты с земли к небу деревянные руки игривого вида  ****ей и покойницкого вида людей, потому что на упомянутом острове, сколько помнится, они превратились в деревья…

***

Я вырастил больших невидимых зверей. Сначала подражал другим и вырастил только кошек и собак (большие хлопоты с беспородными собаками, да и кошки орут нездорово, своей убогой правды добиваясь), но потом с горя у меня в квартире пошли такие джунгли в рост, что в них почти само собой завелось зверье крупнее. И они уже питаются словами - словами–менее-крупными-зверями, словами-пастухами, словами, где говорят про самолет…

***

Мне так поднасрали, что для того, чтобы отмыться, я сразу  направился в рай.  Я молча там полоскался, купался, вдыхал ароматы, кушал томаты и вроде отмылся и был на землю отпущен, но всё же среди негров уже очутился…

***

Пару лет назад споет Паша Кашин свой десяток песен и я вдохновляюсь и строчу, а сейчас наебут меня рублей на 20 (кассета), 200 (в ремонт отдал часы) или 9000 (компьютер, сукин кот, мне должен был купить, одной, кстати, нации  с Пашей) и я вдохновляюсь и строчу. И от каши этого стручка торчу и опять-таки строчу, но только переставил буквы…

Журнальные поэты правильно спиваются, а вот пьянчужки зря не пишут. Нет, не так: вояки зря не пишут, а писаки зря не берут в лапы автомат. Постреляв, обязательно надо это дело обмыть и описать. А  во взрослом возрасте уже писать бессмысленно учиться и со злости всё равно захочется и выпить, и стрелять…

***

Я такой добрый, что для того, чтобы стать по настоящему крепким мужиком, мне мало матом весь белый свет переебать. Мягкий и нежный, стеснительный и уступчивый, и вся ругань – это лишь хлопушки. Глаза не камешки, а миниатюрные подушки. На камнях надо спать глазами или же давить на них большой подушкой. Моя злость толкается в утробе мягкой и ищет выхода…

Не спится. Моё тело не хочет, чтобы я его обнимал, хочет  безголовой собакой притворится…

***

Это главные в моей жизни 5 копеек. Желтыми монетами усеяны пол, столы и кровати, но это всё лишь 5 копеек. Первоначально для тараканов изобретали 5 копеек. Пытались к нашей жизни приучить. «Не надо сдачи» – им говорили, «берите 5 копеек».

Я уже просрал свои главные в жизни 10 копеек. А в Америку и подавно мне не уехать. Молчит Америка, молчит. Конечно, говорит по аппаратам, но я не чувствую, что именно со мною говорит Америка. Вот сейчас ночь, одиночество и услышать бы голос и воскликнуть бы «Эврика!» и сказать бы «Америка»…


***

Я для людей говорю хуже, чем пишу для бумаги только потому, что люди хуже бумаги. Они сразу начинают шуметь. Хотя и у бумаги есть свои недостатки: она туга на ухо. Диктуй по буквам мне, по буквам, говорит…

Тогда я писал мало, потому что много вспоминал и был неагрессивен…

Вообще, в жизни так мало реквизита. Есть, к примеру, машина, есть домашние тапочки, есть что-то еще… – и всё. Говно, например, одно. И всем этим я уже перебросался, так что, видимо, опять придется снизить агрессивность…

Член повис. Безветрие. Быстро пронесся последний ураган. Ветра не «дуют» – они летят в ****у в попытке породить нового Христа. Бабы этим местом всасывают  воздух. Но это не дыхание, господа, это не дыхание…

Они хотели снять пародию на триллер, а сняли пародию на фильм. Предполагалось, что они взяли в рот не по куску дерьма, а по куску ума. Но тогда, наверное, и мой член от большого ума иной раз пускает сразу две струи, и только одну в унитаз…

Дал себе разболтаться, чтобы почувствовать себя «как дома». Не молчу и когда один дома. Всё надо вытаскивать, всем надо фонтанировать. Мы всё время подавлены, мы всё время не чувствуем себя как дома. Только в какие-то моменты чувствуем, что дома. Но если поедим или выпьем, то разболтаемся и почувствуем себя как дома - не дома, но как дома. Но обычно ты не болтаешь, а зудишь и другие зудят и все не дома…


***

Дверь в гениальность то открывалась, то снова захлопывалась. Открылась – захлопнулась. Открылась – захлопнулась. Тугая дверь. Тугая и ржавая дверь от моих усилий грохочет в каком-то подвале, причем за дверью тоже подвал, но уже гениальный. Войти туда проще простого, но надо постоянно следить за дверью, потому что если она захлопывается, то ты автоматически оказываешься на негениальной стороне своего родимого подвала. Держать ее я ногой пробовал, чтобы руки были свободны, рукой пробовал, чтобы ноги были свободны… - так что только заглянуть туда проще простого. Должен признаться, что  избивал эту дверь,  ее ненавидел. Мечтал устроить ей пышные похороны, как человеку. Чуть не взорвал весь подвал и  желал  забыть даже про ощущение своей гениальности…

Американская нация расковалась после целой серии крупных наебок ее граждан по отношению друг к другу. Терять стало нечего. Революция не рабов, но тоже испытавших немало…


***

Надо быть равнодушным настолько, чтобы не больше 5 минут заниматься муравьем-человеком, проблемой-жуком или делом, но тогда надо быть и умным настолько, чтобы в этот срок уложиться…

Раньше она орала чуть что: «милицию вызову!», а сейчас опоздала и я ей: «ты что нас, за ***нышей держишь?! У всех время дорого!»…

«Это сын брата мужа сестры твоего отца. Ровесник, на самом-то деле…»

Длинная такая лестница, как будто сразу ведет на 3-ий, а не 2-ой этаж. Большое такое окно, как будто сразу на два этажа…

Взрослые мужики менее торопливы, потому что  знают, что так меньше шансов наебнуться на минном поле. Они шагают более тяжелым шагом, как памятники себе, подорвавшимся…

***

«Почему-то даже надзиратели ушли» - «Потому что ты тут пожизненно» - кто-то мне всё-таки ответил. Все ломы служат в качестве прутьев на окнах, а все стены в метр толщиной – и тишина глушит, глушит…

В лесу хорошо жить в избушке, а в городе – в замке. Конечно, чтобы не могли найти, но и от гордости перед городом, где не так хорошо, как в лесу…

Зверь крадучись бегал по замку и на всех свободных столах писал письмена. Белая бумага – Мария, матерь Божья, а написание текста – непорочное зачатие Христа…

Нырнул в воду глубоко и с намерением не выныривать до тех пор, пока не обнаружу в ней механизм. И вот начались очертания то ли затонувшего, то ли водой созданного механизма (рыбами созданного? из рыб составленного?), на котором можно летать под водой, потому что дно там так красиво, что нельзя его уродовать дорогой, хотя желание не летать, а именно ехать и там меня не покинуло…

***

За тонким стеклом – спираль дня. Повернул выключатель в глазах, чтобы включился свет…

«В консервной банке моего тела теперь ваши консервы, друзья – аллилуйя!»

Нет, мы гнием и все наши продукты – грибочки…

Кто-то из наших стал богом и по подобию своему сотворил обезьян…

Огромна подводная часть этого айсберга… - и на нем вы можете обнаружить Хемингуэя... - как и всех прочих пингвинов-писателей…

Глаза – души последние мамонты. А уши как динозавры. Сможет ли выжить человек будущего без динозавров и мамонтов? Уже заранее надо готовить удобства, приборы…

***

Моя маска – юридическое лицо…

Зачем идти в лес? Кругом лес - и на занавеске можно увидеть много зверей. Или летом надо ходить в лес, чтобы вспоминать про зверей, хотя там и не увидишь зверей, только в листве и стволах может показаться, что ты видишь зверей, а уж зимой на занавесках, коврах (или трещинах – это без разницы)  вдоволь насмотришься зверей, лежа в кровати, как Маугли…

Допустим, вот что думают немцы (да и любые богачи): «мы не мечтаем, потому что другие народы мечтают жить так, как мы»…

***

То ли до, то ли уже после убийства над дверью искусно привинтил табличку с надписью «Хирургия. Посторонним вход воспрещен». Ради убийства можно построить даже больницу…

***

Проза снова пристукнула и 2-го чуда со мной уже не случилось…

***

Покаяться можно  в церкви, кино посмотреть – в кинотеатре, проехаться – на автомобиле…. Как это скучно, прости, Господи, как я хочу проехаться в церкви, а потом покаяться в кинотеатре, рассказывая о только что отснятом мной фильме…

Теперь не остерегаюсь даже скучных фильмов. Я равнодушен, но, может быть, и это предрассудок. И среди бисексуалов, наверное, можно отыскать по-своему замечательных людей. К тому же жалко затраченных денег. Эта жалость – тоже такое большое кино, что только в паузах можно думать о чем-то своем…

***

Тут как раз мелодия подходящая играла – из прогноза погоды – и я к ней (девушке) почувствовал любовь. Жаль, что я со спецкассетой  не взял с собой магнитофон…

«У меня сзади подкладка из под куртки вылезла очень некрасиво. И, может, я так неделю ходил, красовался…

«Одно скажу: в моих текстах много ложного, смешного и ничтожного, но никто не вправе упразднить целый океан» – так вот думая – точнее, речь про себя держа (в этот раз, кажется, не к девушке) - забылся и вышел на дорогу… - после чего, конечно, испугался и опомнился, но на счастье моё, хотя одна из машин и находилась рядом, но – задом… (жаль, подкладок нету у него)

***

И специализация многое дала, хотя и разлучила нас…

Надо бояться только убийц, коррумпированной части ГБ и милиции…

Реальность меня не припирала – вот почему снились фантастические сны и утверждались утопические планы…

В ситуации, когда и умный, и сильный таскают большие тяжести, глупый ничего не теряет, если и к глупости своей относится легкомысленно…

Сила – самомнение, а ум – это переживание по поводу собственной глупости…

Больше жизни не взял, потому что иначе я бы ее  не запомнил…

Вообще, чтобы быть умным, надо выделить время на размышления…

Я снаружи влияю на внутреннее, а они внутри своих организаций влияют наружу, т.е. на форму людей. Ты улучшаешь их содержание, а они улучшают свой вид. Примером может служить швейная фабрика или зубной кабинет. Ох, я тоже хотел бы вовнутрь, оттуда, через  одежду и зубы любить, я был бы хорошим специалистом, но, видимо, поздно и, хотя таблетка может не получиться,  всё же в лесах городских собираю лечебные травы…

***

Почему пишу? Потому что под камнем, которым меня завалило, только бумагу  смог расстелить…

Это не фиговый листок, это я бумажку для писаний приготовил. Разукрашу ручкой снаружи, членом изнутри…

***

 Больше, больше стройте дом – он всё еще не как целая страна! Раз уж втянулись, то давайте, стройте пирамиду якобы для жизни…

Шикарный подъезд почему-то оказался в темноте, в глубине, во дворе. Кто-то переборщил, недосмотрел, неправильно сделал и получилась сказка. Есть в этом некая даже Италия. Причем, этой шикарной сцене, вероятно,  не очень-то рады те, кто не в силах сыграть на ней подходящую пьесу…

Реклама «21 век» отсталым способом сделана и уже полностью замызгана на своей пятиэтажной высоте. Выглядит так, словно случайно накарябана. Возможно, это вовсе не реклама, ведь нет таких фирм или товаров. Сам способ исполнения заставляет думать, что это год так 1988-ой... или 92-ой… максимум 95-ый – вряд ли позже такая совковая  мура прокатила…

***

Телевизор был всегда включен, но вот внимание на него обращалось только в те моменты, когда в его киношной жизни раздавался, похожий на наш дверной или телефонный, звонок. Голоса там, кстати, всегда незнакомы – что ведь странно по теории вероятностей. Правда, и круг моего общения далеко не артисты…

Могла бы случиться любовь  с первого взгляда, вполне возможно, я – холостой, а издали она выглядела очень даже ничего, да и я, по слухам, издали выгляжу прилично, не подумаешь, но вот не было этого первого взгляда, потому что когда мы сошлись, между нами оказалась большая желтая машина с щетками для уборки мусора внизу, а ждать, пока она проедет, я решил, не стоит…