Где ты, Нюра?

История эта могла произойти только в России и только с русскими бабами, хотя одна из них и немка, но - абсолютно русская баба. Она же и зачинщица. Лидия Эмильевна. В ту пору ей было около пятидесяти: умеренно полнотелая, синеглазая; даже врожденная хромота, к которой она притерпелась, не портила ее.
В послевоенные годы и на ее красоту, хромоту и молодость нашелся охотник – хороший трудолюбивый мужик, которому жена, пока он воевал, нашла замену. Прибился он к Лиде, может, надеясь, что она по своей хромоте никуда не убежит, а может, и полюбил.
Она родила ему сына, и было у них десять лет счастливой жизни, а потом из-за тяжелых ранений убыл солдат из разряда живых, оставив Лиду вдовой, а сына сиротой.
Анна Сергеевна, Лидина соседка и подруга, постарше Лиды лет на десять, но тоже красивая и статная и без недостатков, хотя вряд ли счастливее. Всего натерпелась в жизни, чего положено русской бабе. А теперь уж, в пожилые годы, когда дети повырастали и в города поразъехались, живи бы да не тужи, но пенсия невелика и только мужняя (сама она в домохозяйках числилась). Вот и тянет лямку, огородничает, продает свежие овощи, иначе не прожить. И муж, Андрей Андреевич, крутой мужик, с характером, намного ее старше, а еще кочегарить пошел, магазин отапливать, чтоб зимой без дела не сидеть и хозяином себя ощущать. А то она своей базарной копейкой хвалится.
Лида его побаивается, бегает к подруге, когда хозяин на работе. Но горе да нужда всякий страх переборют. А у нее с братом беда: брат совсем молодой, чуть за тридцать (в немецких семьях от старшего до младшего до двадцати лет разницы), хороший парень, смирёный, армию отслужил, женился. Детей только Бог не дал, вот жена и пошаливать стала.
Отлучился Александр по работе, он столярничал да плотничал – руки золотые, вернулся через два дня, а в постели на его месте – шофер не из местных, на уборочную прибыл.
Зашлось у мужика сердце от гнева, тут и смирёный не вытерпит – поколотил свою. Она бегом к фельдшерице и на каждый синяк печать поставила, а потом в суд.
Саша не отпирался и про ее грех умолчал, позорить не стал ни ее, ни себя. И получил три года.
Через два месяца до Лиды весточка дошла, привез освободившийся из колонии молодой парень. Такое, говорит, по почте не пошлешь. В письме план, как побыстрее освободиться, и просьба к сестре о помощи.
И дело-то пустяковое: найти женщину, чтобы ему вместо жены писала, что простила, что все у них хорошо – мир да лад, тогда его досрочно освободить могут.
Вот и явилась Лида к Анне Сергеевне с такой просьбой.
- Да ты сдурела! – всплеснула соседка руками. – Да меня Андрей убьет!
- А он и не узнает, Вы, Анна Сергеевна, - Лида как младшая всегда навеличивала подругу, - вы только пишите, я сама отправлять буду, и он на мой адрес отвечать станет…
Так Анна Сергеевна впряглась в переписку, длившуюся целый год. Почти двадцать писем: Саша отвечал немедленно и ей приходилось писать новое.
Тяжеленько далось первое письмо:
«Здравствуй, дорогой муж Саша!» Так… Что муж – обозначила. Теперь надо, что простила:
- Я тебе все простила.
Тут еще требуется на свою вину намекнуть:
- Прости и ты меня, я сама перед тобой виновата. Думаю, что нам нужно все обиды забыть и жизнь налаживать, надеяться, что ты скоро вернешься. Как ты там, напиши? Твоя жена, Нюра.
Сашину жену тоже звали Анной, так что имя менять не пришлось. Но по деревенской привычке Анна Сергеевна подписалась Нюрой, и рада была, что сохранила свое лицо. Очень уж ей не хотелось даже в ложном письме походить на Сашину жену.
Расчет был на то, что письма начальство в колонии обязательно прочитывает. Тайна переписки в России никогда не была тайной. И вот пусть они увидят, что все у Саши наладилось, а работник он отменный, авторитет завоюет, глядишь, раньше и освободят.
Ответное письмо от Саши, принесенное подругой распечатанным:
- Здравствуй, дорогая жена! Я тоже перед тобой виноват. Прости и ты меня. Я уже тысячу раз пожалел о том, что наделал. Тут у нас неплохо, но на воле лучше, и по тебе скучаю.
Работаю я хорошо, нашлась работа по плотницкому делу… (целая страница с описанием работы) Мне нравится, и начальство мной довольно. Как там все наши, как Лида? Ей от меня большой привет.
Жду ответа, жду твоих писем, они мне дают надежду.
Целую. Твой муж Саша.
Саше первое письмо досталось еще труднее. Анна Сергеевна, большая фантазерка и выдумщица в молодости в спектаклях участвовала, да и про Сашу все знала.
А перед Сашей, когда писал, маячила жена в постели с другим. Никак от глаз отогнать не мог. Только описанием работы и спасся. Он и по имени жену назвать не мог, так безымянным письмо и отправил. Только на конверте инициалы, а они у них совпадали. Вроде, самому себе подписал. Главное чтобы начальство обман не заподозрило, да не поняло, что в колонии ему так тошно – тошнее не бывает. И, чтобы женщина, та, что пишет, писать не бросила, иначе ему совсем хана, вся надежда, что через нее освободят досрочно, а уж в работе он расстарается, сам себя переплюнет.
Письмо от Нюры.
- Спасибо тебе, Саша, что написал, что обиды забыл. Без тебя плохо: и хозяйничать трудно, и в доме пусто…
Ничего и придумывать было не надо. Только что дети с внуками гостили, поразъехались… Вместо звонких голосов тишина повисла. Андрей ушел на сутки на дежурство, кукуй тут одна.
- Особенно ночами страшно. Ты же знаешь, соседи у нас ненадежные: проснулась ночью от стука, я к окошку, вроде тень по двору мелькнула. Точно, кто-то под навес нырнул. Я за твое ружье, зарядила и к дверям. Открыла ведь и пальнула туда – под навес. Только когда дверь захлопнула, чуть в обморок не брякнулась. А что, если бы он за дверью стоял?.. Нет уж, в следующий раз в форточку пальну.
Привет тебе большой от Лиды. Жизнь ее тебе известная, шибкого улучшения там не предвидится.
Жду письма и твоего возвращения. Твоя жена Нюра.
Саша не знал ни сном, ни духом, что пишет ему пожилая женщина, почти старуха. Ему рисовалась в воображении (в тягостной обстановке колонии) – молодая симпатичная бабенка лет тридцати. Хозяйственная. Добрая, неглупая.
- Дорогая моя Нюра! Спасибо, что пишешь сразу и подробно. Твои письма для меня большая радость.
Он написал бы – спасение в той тоске, что меня здесь одолевает, - да нельзя, прочтут, обидятся, тогда пощады не жди.
- Все у меня здесь хорошо (он каждый раз подчеркивал это), но без тебя тоскую. Начальство меня хвалит. Работать я люблю, ты же знаешь. Но очень хочется к тебе, увидеть тебя, прижать к сердцу…
Это была опасная игра, в которую он втягивался все больше и больше, с каждым письмом.
Лида ему не писала, не умела по-русски (не училась в школе из-за инвалидности), а он не читал по-немецки. О Лиде узнавал из писем Анны Сергеевны. Но если бы Лида и писала сама, то уж, конечно, не раскрыла бы тайны. Какая разница – старая пишет или молодая. Ведь затеяно все для спасения.
Письма и спасали, но иначе, чем ожидали подруги. Теперь Саша без Нюриных писем просто бы не выжил, и не только потому, что они были единственной весточкой из внешнего мира, единственной ниточкой, ведущей к свободе. Просто Нюра постепенно заполняла сердце, душу, мысли. Он готов был работать день и ночь, чтобы занять себя и не томиться ожиданием, готов был горы свернуть, чтобы освободиться скорее и найти свою Нюру.
Начальство колонии ценило молчаливого, одержимого в работе молодого мужчину и сочувствовало ему. Но у Саши если и была теперь цель скорей выйти, то только ради встречи с Нюрой. Он вычеркнул из сердца жену, свою оскверненную любовь к ней, и заполнил пустоту новым чувством к реальной, но все же выдуманной женщине. Уже в колонии он посмотрел вновь шукшинскую «Калины красную» и решил, что Нюра и есть его судьба и счастье, найденные по переписке.
Анне Сергеевне и в голову не приходило, что Саша может толковать ее письма по-своему. Она была уверена, что пишет больше для начальства, чем для Саши. Хотя Александр и открывался ей через письма как прямой, заботливый, добрый человек, которого она по-матерински жалела. И все же Сашины письма вызвали и в ней какую-то перемену, смутное желание ревизовать свою жизнь.
Теперь, делая всякую нехитрую домашнюю работу, она все чаще мысленно возвращалась к своей прошлой жизни, искала в ней ответы, хотела знать была ли счастлива, чего было больше – хорошего или плохого? Жизнь никогда не гладила ее по голове, но она принимала все противоречия жизни как должное, терпела и несла на своих плечах, не ропща.
У Андрея сложный характер, все было: и грубость, и женщины, и даже побои, хотя на нее руку поднимать опасно, тут - драка насмерть. Перетерпела и теперь уже не возвращалась к прошлому, чего его ворошить, у каждого дня свои заботы.
Письма Саши, его нежное внимание, заставили задуматься, о чем-то пожалеть. Да и Андрей добавлял – вернется с работы усталый, посмотрит не так, а то и рявкнет. Тут Лида пришла, да убежать не успела, а он не любит, чтоб жена без дела сидела, лясы точила. Походил мимо, попоглядывал, да и высказался:
- Ты, Нюр, вроде хотела рассадой заниматься.
Лида сразу вскочила, захромала к двери:
- Ой, засиделась я, простите, Анна Сергеевна, забыла, там у меня косточки варятся на суп, поди уж все выкипело…
- Тебе не стыдно, ты что человека гонишь, у бабы и так с Петром голова кругом, - чуть не плача выговаривала мужу Анна Сергеевна, - она и так редко ходит… Пугаешь людей, как птиц пугало огородное…
На глазах слезы, а в голове строчки из Сашиного письма.
- …Ты уж побереги себя, дорогая, разве можно женщинам, такие тяжелые ведра таскать.
- А этот, - думает про мужа Анна Сергеевна, - готов на меня воз взвалить, тяни, кляча старая…
Как-то писала Саше, что спину надорвала (надо же о чем-то писать, о своей жизни и писала), таскала для рассады землю, она была запасена в больших ведрах. Андрей вовремя не занес, хоть и просила. Правда, он потом ее ругал, но после драки кулаками не машут. А Саша откликнулся – пожалел.
Вспоминалась прошлая жизнь и облегчения не приносила. Находились и ей ухажеры: и холостые, и разведенные. И с детьми уговаривали уйти от мужа, готовы были чужих принять и растить. Не такой характер имела Анна Сергеевна, не так воспитана была.
А теперь вот думала – может, зря, может, нашелся бы такой, как Саша, добрый да ласковый, и жизнь вся бы светилась, как солнце в окошке, а не хмурилась тучами. Зряшные думы, зряшные воспоминания, разбуженные письмами чужого человека.
А для Саши письма были путем к свету, который ждал впереди. Он выслал Нюре свое фото. И она отметила, что очень похож на Лиду, такой же красивый. Но свое-то послать не могла. Написала только – хорошо выглядишь, что должно было означать для начальства, значит, и живешь неплохо. Он бы рад ее фото получить, да как напишешь – пришли, я же тебя никогда не видел, нельзя – чужие глаза читают, обман раскроется. Пытался намеками: а как ты, не похорошела без меня?
Анна Сергеевна сделала вид, что намек не поняла. И он придумал образ Нюры сам: красивая, русоволосая, сероглазая, крепкая, лет тридцати. Почти угадал, ошибся только в одном – в свои тридцать давнишних лет Анна Сергеевна была худенькая, тонюсенькая, хоть перерви.
Теперь Александр жил только для нее, для Нюры, ее образ был все время рядом: работал, читал, засыпал, просыпался с мыслями о ней. Да и во сне сколько раз видел. Своя-то, бывшая, с ленцой была. А тут, в каждом письме от Нюры подробный отчет о проделанной работе.
- Сегодня рассаду пикировала, не успеешь оглянуться – в парник пересаживать…
Всё дела домашние. У нее других и не было. А ему хотелось узнать, где она работает. В очередном письме спросил: «Ты все еще на старой работе? Не обижают тебя там?»
И Анна Сергеевна хитро ответила:
- Ты же знаешь, у нас коллектив хороший, кто меня обидит?
Так ничего и не узнал, а и узнавать было нечего. Мечтай да выдумывай. И это сочинил: представилась она ему медсестрой. Чистенькая, ладная, к людям добрая. С такой и дома надежно.

***

Только Анна Сергеевна своего на дежурство проводила, бежит Лида с очередным письмом и очередной обидой на сожителя:
- Опять у меня все продукты сожрал!
Года через три после смерти мужа пустила квартиранта. Жить на что-то нужно, сына растить, да и мужские руки при ее инвалидности в доме не лишние. А хатенка вся – пятнадцать квадратов, тут и спальня, тут и зал, тут и кухня. А за печкой на топчане старушка-мать. Так что квартирант скоро с раскладушки в Лидину постель перебрался, так просторнее. Она еще молодая, крепкотелая, и он – не старик. Кормила его, приживальца, лет десять. Денег почти не давал, видно считал, что ночами рассчитывается за жилье и еду. Правда, мужскую работу по дому делал. За десять лет Петр, так звали квартиранта, денег накопил, дом присмотрел да и покинул хозяйку.
Вот где взвыла Лида от обиды. Не без помощи Анны Сергеевны уломали мужика взять в новый дом и Лиду. Мать у нее к тому времени умерла, сын в город уехал учиться, хатенка развалилась.
- В свидетели пойду, - пригрозила Петру Анна Сергеевна, - других соберу, что жили вы, Петр Гаврилович с Лидой столько лет, как муж и жена, что Лида всегда работала, - портняжничала, стало быть, хозяйство у вас общее, и половина дома – ее.
Прижали мужика, а может, понадеялся, что она и дальше его кормить будет. А Лида, перебравшись в новый дом, взбрыкнула:
- Будешь деньги давать или продукты покупать – буду готовить, а так – нет…
Жили теперь, как враги, она на своей половине, он на своей. Конечно, он еду у нее подворовывал, но она терпела, кто о дровах, угле и воде позаботится, когда сама на одной ноге.
А тут прибежала с плачем:
- Напишите вы Саше, пусть Петру пригрозит…
- Сдурела ты, Лида, - ужаснулась Анна Сергеевна, - да он в гневе вздумает пригрозить твоему дураку старому… Жди тогда, чтоб его досрочно освободили, как бы не добавили… Я жду не дождусь, когда эта история закончится, куда ты меня втянула, а ты новое выдумываешь. Нет уж, ничего я писать о Петре не стану.
И взялась за Сашино письмо:
- Дорогая моя Нюра! Я рад тебе сообщить, что у меня добрая новость, боюсь даже сглазить. Начальник обрадовал меня, на меня подали документы на досрочное освобождение. Если Бог даст, через два месяца буду дома. Я так жду этого, я так жду встречи с тобой, улетел бы птицей, если бы мог… Хочу прижать тебя к сердцу, спасибо, дорогая, что ждешь. Скоро мы будем вместе. Целую, твой любящий Саша.
Вот когда Анна Сергеевна почуяла неладное, отсутствовали знаки игры, обмана, не назвал ее женой, не подписал, как обычно – твой муж Саша. Но зато в письме была такая надежда на встречу, что Анна Сергеевна перепугалась.
- То-то Лида сразу убежала, - и помчалась за подругой вдогонку, но догнала уже в Петровом дому, - то посидишь, а тут – улетела. Ты читала?! Видишь, он, дурак, влюбился в эту Нюру! Да он же явится ко мне… Что тогда будет? Да нас всех Андрей поубивает… Да я ему всю правду напишу… да разве он не знал, что это просто случайная женщина, для него же, дурака…
Лида чуть не на колени, умолять:
- Да, Анна Сергеевна, миленькая, потерпите, ну еще одно два письма, не дай Бог испортить. Да ведь он же ни вас не знает, ни адреса вашего. Я в жизни не скажу, он же ко мне явится, я ему потом все объясню, - она расплакалась.
Ответное письмо Анна Сергеевна сочиняла целую ночь, пока муж был на дежурстве. Писала и рвала. Все не то. Потом обрывки в печке сожгла, не дай Бог Андрею попадется, он мужик дотошный, по кусочкам соберет, да прочтет. Тогда – беда.
Надо было пыл любовный в парне остудить и в то же время его не подвести. Каждое слово давалось с трудом, особенно последние слова:
- Жду с нетерпением. Твоя жена Нюра.
Раньше писала, не перечитывая, а теперь прочла и поняла, что в каждом слове для него надежда. А иначе нельзя, и затевать тогда не стоило.


***

Анна Сергеевна, завзятая огородница, возилась в огороде с перегноем, готовила его – перетирала и засыпала в лунки для помидор. Все делала тщательно – и это тоже. Бросила старую телогрейку на кучу перепревшего навоза, уселась основательно, рядом ведра – и сидит превращает перегной в пух.
Уже июнь вовсю овладел землей, рассада из парников прет, всякая зелень повсходила, одуваны отцвели, пора рассаду в землю переносить. Любимая работа, хоть и не легкая. Разрумянилась хозяйка на солнышке, хотела уже в тенек на отдых, а тут в ворота застучали. Анна Сергеевна бегом к воротам, Андрей после ночной смены отдыхает – разбудят. Руки грязные, платок сбился, очки на лоб подняты. Открыла и сразу прихлопнула ворота, чуть нос мужику не прищемила. Сразу узнала, как не узнать – Лида и Лида, только помоложе и в мужском обличье.
Не дает он ворота захлопнуть, ногу подставил и держит.
- Вам кого? -  строго спросила.
Сказала ему сестра, что не было никакой Нюры, просто одна знакомая женщина по ее просьбе писала. Но он не поверил, не мог, потому что жизнь его без Нюры смысла теперь не имела. Пошел по соседям про Нюру спрашивать. Одна из соседок раздумчиво произнесла:
- Нюра… Это Анна, что ли? Тут вот у нас в околотке три Анны. Вот напротив – Анна Сергеевна, за углом – Анна Васильевна, а еще через три дома – Анна Ивановна…
Может, обойдя всех, он бы и понял, что нет ее, его Нюры, но Анна Сергеевна, услышав, что нужно Нюру, быстро ответила:
- Нет ее, уехала, - и с силой захлопнула ворота, буквально оттолкнув мужчину.
Растерялась, конечно, боялась, что Андрей услышит. А он и услышал, уже стоит на крылечке, громко спрашивает:
- Кто там, Нюра?
И опять Александр, стоя за воротами, слышит это заветное имя, не поняв всей фразы, имя слышит.
Анна Сергеевна бегом мимо крылечка, на ходу мужу:
- Ошиблись, - тихонько проговорила, чтобы тот, оглянулась на бегу, ноги еще в подворотне торчат, ее ответа не услышал.
Упала на кучу навоза, лицом в грязные ладони. И уняться не может, и так по характеру веселая, отчаянная, а тут еще стресс такой – муженек явился. Как представит, какая она ему показалась: халатишко рваный, ноги в калошах, чулки спущены, платок на бок, волосы выбились, руки в навозе, - баба Яга, одним словом, - так и зайдется от смеха.
Саша и не разглядел ту, что ему открыла, он все за ее плечо заглянуть пытался – Нюру искал. Еще минуту были видны в подворотне две переминающиеся ступни, потом они развернулись носками от ворот и исчезли. Одна мысль грызла его теперь – уехала, значит, была. Значит, есть, но где искать?
Сестра, узнав, что ходил к Анне Сергеевне, устроила скандал.
- С ума сошел! Уважаемые люди… Себя позоришь, меня позоришь, не вздумай больше! Мало ли чего сказала, не расслышала тебя, может…Пожилой человек, да у нас всех Анн Нюрами зовут… Ты просил – я сделала, ты что – жениться приехал? Освободили и радуйся… Для этого и писали, а не для шуры-муры.
Но Александр не поверил, что-то тут было не так, он чувствовал. И даже, если бы они обе, Лида и Анна Сергеевна, признались, все равно не поверил бы. В деревню не поехал, не хотел свою, бывшую, видеть. И у Лиды жить не стал, нашел работу, снял квартиру, а вечерами ходил мимо дома Анны Сергеевны, все Нюру караулил, должна же она была когда-нибудь появиться. Анна Сергеевна, заметив его маневры, вечерами со двора выходить перестала.
Саша рассчитывал, что женщина, видевшая его фото, он же посылал, как-то себя выдаст. И однажды встретил такую, уж больно внимательно на него посмотрела и смутилась. Правда звали ее Зиной, и была она немкой, а про Нюру он знал, что русская. Женщина оказалась ладная, хорошая. Женился, родили ребеночка.
К этому времени началась в России неразбериха с перестройкой, остался Александр без работы, жить не на что, уехал спасаться в Германию. На горе Лиде, на облегчение Анне Сергеевне. Переписка с Сашей ей еще долго отрыгивалась. Взбудоражила она ее устойчивую жизнь. Томило прошлое, которое могло быть иным, лучшим, но не было. Потому что полюбила когда-то не такого, как Саша, - простого, надежного, ласкового и верного, а яркого, сильного, смелого, заметного, который всегда был нужен не только ей. А теперь вот и думала-гадала, а что, если бы… Но если бы да кабы, в жизни не бывает. Стала ее прошлая жизнь из почти счастливой – почти несчастной., что сказывалось и на теперешней. Строже стала Анна Сергеевна к своему суженому – внимания стала требовать, чего никогда прежде не было. Подарила ему носки на 23 февраля. И с нетерпением ждала 8 марта, не напоминая. Вот если не подарит, уж тогда я… А он и не подарил.
- Сколько нам жизни осталось, - выплакивала она утром свою обиду мужу, - вы ж на работе скидывались, сослуживицам цветы покупали, трудно было лишний цветок заказать…
Достала таки. Собрался Андрей Андреич часам к одиннадцати в магазин за продуктами, явился домой с мимозой. Поздно опомнился. В мелкую труху искрошила и в форточку выкинула:
- Мне такого подарка не надо – слезами выплаканного…

***

Александр, не боящийся никакой работы, в Германии закрепился быстро. И Зина работала медсестрой в доме престарелых. Через несколько лет дом отстроили – своими руками. Еще двух детей нажили. Все бы ладно. Да не забыл Саша Нюру – застряла она в его сердце.
Сядет вечером после всех трудов дневных на резную деревянную лавочку у красной кирпичной стены, обведет взглядом газон, цветы, деревья, кустарники, растущие на своем участке, а потом повернется лицом на восток и тоскует. Все у него есть: дом, дети, жена – любящая и любимая, нет только одного, той тайны, которая была и осталась там, где-то в далекой России. И тогда рождается в горле крик-стон, Александр силой удерживает его в себе. И в крике том вся тоска по потерянной родимой земле, по не найденной женщине, по несостоявшемуся большому счастью:
- Где ты, Нюра?!..