Иван Григорьевич Дмитриев
"Когда отца в сентябре 1941-го года призвали в ряды Красной Армии и отправили на фронт, моя мать осталась одна с шестью детьми. 7 ноября 1941-го года по Красной площади прошла дивизия, в которой воевал отец. Её бойцы отличилась при строительстве укрепительного рубежа под Москвой. Отец рассказывал, какой холодный был ноябрь в том году. А декабрь был ещё холоднее: метели, мороз под 30 градусов. В декабре их дивизия приняла участие в битве за Москву. В состав дивизии входила конная колонна, в которой служил отец. Он был санитаром, выносил раненых с поля боя, оказывал им первую помощь и выступал в роли ветеринара, лечил лошадей. О всём боевом пути он не рассказывал, а мы не спрашивали, радуясь тому, что он живым вернулся домой. Дважды был ранен под Велижем. 3 февраля 1944-го года при освобождении Белоруссии получил третье тяжёлое ранение в ногу. Ногу пришлось ампутировать, после выздоровления в 1944-м году папа вернулся домой. За свои боевые подвиги был награждён медалью «За Отвагу», но она, к сожалению, не сохранилась. Это сейчас я бы положил её в самую красивую шкатулку и показывал внукам. А тогда, в нашем детстве, боевые награды были у каждого воевавшего односельчанина, хвалиться ими было не принято, и мы, дети, надевали их на рубаху, когда играли в войнушку, так она и затерялась.
Всю жизнь, сколько я себя помню, отец ходил на протезе, но никогда я не слышал, чтобы он жаловался на боль и на жизнь - работал наравне с другими. Таких, как он, было много на селе, и нам казалось это нормальным. Кто без руки, кто без ноги, кто без глаза, они не требовали к себе никакого снисхождения или жалости.
Работал в колхозе ездовым, лошадь в ту пору была главным видом транспорта. Трудился наравне со всеми на посевной, на заготовке урожая, на заготовке дров. Семья наша прибавлялась, и отец решил ставить свой дом. В те годы участникам войны в строительстве помогал колхоз и, конечно, родственники. Когда дом был построен, отец сходил в лес, выбрал двойную берёзку, у неё был один ствол и два отростка, и посадил её перед домом. Подозвал и сказал: "Видите? Это мы с мамой, Катя и Ваня, будет вам памятью о нас." Эта берёза и сейчас растёт около дома родителей, хотя их давно нет на этом свете. Раньше лавочка стояла под берёзой, а палисадника не было. Прохожие люди из соседнего села Тимошкино, пешком тогда часто ходили, садились отдыхать на лавочке под берёзкой."
Виктор Иванович Дмитриев
"В семье у родителей нас было 8 человек. Я был младшим и сейчас остался один, все умерли. Много изменилось со времени моего детства. Оглядываюсь назад, помню школу и первый класс. Пошёл тогда в первый раз в красивой школьной форме, на фуражке кокарда, на талии ремень с блестящей пряжкой. Жаль, что в нашем музее нет такой формы. А моя не сохранилась: когда форма становилась не по росту, мы её на улицу носили, а после наших мальчишечьих игр ничего целого из одёжки не оставалось. Поминаю я школу добрым словом, и учителей, и директора Стягина Пётра Степановича, участника войны. В школу он приходил в кителе, сапогах. Из учителей любил я Антонину Максимовну Тарасову, учителя по литературе и русскому языку. Много с нами занимался и наш учитель физкультуры Казаньев Пётр Андреевич, он тогда был молодой, все учителя были молодые, я взрослел, а они старели. Потом 2 года ходил учиться в Старотимошкинскую школу. Бегали 7 км пешком, иногда подбирали нас попутные машины, которые возили уголь и шерсть на фабрику. Насмотревшись на этих водителей, на то, как лихо они крутят баранку, решил, что после школы тоже пойду на шофёра учиться. Так и получилось, закончил курсы шофёров в Барыше. Затем, Армия, и здесь шоферил на ГАЗоне, и после неё сел за баранку в колхозе. Десять лет проработал на машине, а в 1976-м году попал в аварию. Я уже был женат, у нас народились дети. По состоянию здоровья пришлось оставить работу. В то время за нашим домом у реки гнули сани. Устроился я работать в лесничество. Полозья гнули мы из дубья. В котлах распаривали заготовки. Спрос на них был большой. В деревне и в колхозе было много лошадей, так что у нас всегда были заказы. Главными потребителями саней были колхозные фермы. Фермы ещё не были механизированными. Навоз чистили, грузили его на сани, которые лошадка тянула по центру фермы, пол был бетонированный или бревенчатый, вот полозья и сбивались быстро.
В 1978-м году случились сильные морозы, дубья вымерзли, не стало сырья, нас перевели в плетельщики корзин. Раньше я не особенно интересовался этим ремеслом. Ну плетут и плетут. Но, когда сам стал плести, занятие это мне понравилось. Когда из пучка прутиков получалась корзина, это казалось чудом. Только кажется, что все корзины одинаковые, нет. Когда из твоих рук выходит ладная, красивая - душа радуется. Моим учителем был Чекарлеев Евгений Владимирович, он постарше меня был, в ту пору слыл мастером, давно здесь работал, он начал плести ещё до Армии. Сначала я завидовал ему, как легко он плетёт, так и пестрят в его руках прутики. Думал, что не научусь так, но интерес и старание у меня были, вскоре освоил это ремесло, да и платили неплохо за корзинки. Спрос на них был тоже большой. Колхозы, совхозы не только нашей области, но и союзных республик были нашими заказчиками. Вот плетём хозяйственные корзины, знаем, что в Молдавию их отправят, сидим, работаем, шутим, представляем, как виноград в них будут собирать.
Мы наши корзины в городских хозяйственных магазинах встречали, садоводы и дачники часто их покупали. В нашей области только при нашем лесничестве был такой цех. Часто телевидение, журналисты приезжали, писали про нас, репортажи снимали. Помню, что однажды из Ульяновска с телевидения Ляшенко Людмила приезжала, сама садилась плести и всё восхищалась, что мы - хранители такого удивительного мастерства - единственные в области. А для нас это была просто работа. Приятно было их внимание, но тогда мы не понимали, что мы храним и в чём ценность этого мастерства.
Понимание пришло позже, когда в 2016-м году в пустующем здании нашего лесничества открылся Акшуатский краеведческий музей. В лесничестве я проработал более 30-ти лет. Представьте себе, сколько прутиков лозы я держал в руках за это время, сколько изделий сделал. После перестройки колхозы развалились, не стало заказчиков, а потом хлынули на рынки китайские пластиковые сумки, корзинки, цех был закрыт, и мы остались без работы. Я потом долго плёл на дому, по заказу. К этому времени научился плести мебель, детские качалки, кашпо различные, хлебницы.
Совсем забыли про наше лозоплетение. Мастера состарились, плантация лозы заросла. Но, благодаря нашему музею, в котором я сейчас провожу мастер-классы вместе с сыном моего учителя, Чекарлеевым Владимиром Евгеньевичем, наше ремесло возродилось. У нас нет заказов, но есть опыт и те, кому мы его передаём, - наши ученики.
В выставочном зале музея «Акшуатская лоза» стоят и мои изделия, сплетённые мною в разные годы, изделия других акшуатских мастеров разных лет, также есть изделия, сплетённые дореволюционными мастерами, которые учились в ремесленной мастерской Поливанова.
Сейчас плету мало, здоровье не позволяет, но, когда я прихожу сюда, понимаю, почему такой интерес проявляют люди к нашему ремеслу. Плетение - наша гордость, Акшуат был и остаётся маленькой родиной лозоплетения, а мы - те, кто сохраняем традиции своего народа и передаём мастерство нашим детям."
Хождение Дмитриевы Иван Григорьевич Виктор Бар
© Copyright: Феликс Канди, 2021
Свидетельство о публикации №221121601639
Свидетельство о публикации №221121601639
Рецензии
Иван Григорьевич Дмитриев
"Когда отца в сентябре 1941-го года призвали в ряды Красной Армии и отправили на фронт, моя мать осталась одна с шестью детьми. 7 ноября 1941-го года по Красной площади прошла дивизия, в которой воевал отец. Её бойцы отличилась при строительстве укрепительного рубежа под Москвой. Отец рассказывал, какой холодный был ноябрь в том году. А декабрь был ещё холоднее: метели, мороз под 30 градусов. В декабре их дивизия приняла участие в битве за Москву. В состав дивизии входила конная колонна, в которой служил отец. Он был санитаром, выносил раненых с поля боя, оказывал им первую помощь и выступал в роли ветеринара, лечил лошадей. О всём боевом пути он не рассказывал, а мы не спрашивали, радуясь тому, что он живым вернулся домой. Дважды был ранен под Велижем. 3 февраля 1944-го года при освобождении Белоруссии получил третье тяжёлое ранение в ногу. Ногу пришлось ампутировать, после выздоровления в 1944-м году папа вернулся домой. За свои боевые подвиги был награждён медалью «За Отвагу», но она, к сожалению, не сохранилась. Это сейчас я бы положил её в самую красивую шкатулку и показывал внукам. А тогда, в нашем детстве, боевые награды были у каждого воевавшего односельчанина, хвалиться ими было не принято, и мы, дети, надевали их на рубаху, когда играли в войнушку, так она и затерялась.
Всю жизнь, сколько я себя помню, отец ходил на протезе, но никогда я не слышал, чтобы он жаловался на боль и на жизнь - работал наравне с другими. Таких, как он, было много на селе, и нам казалось это нормальным. Кто без руки, кто без ноги, кто без глаза, они не требовали к себе никакого снисхождения или жалости.
Работал в колхозе ездовым, лошадь в ту пору была главным видом транспорта. Трудился наравне со всеми на посевной, на заготовке урожая, на заготовке дров. Семья наша прибавлялась, и отец решил ставить свой дом. В те годы участникам войны в строительстве помогал колхоз и, конечно, родственники. Когда дом был построен, отец сходил в лес, выбрал двойную берёзку, у неё был один ствол и два отростка, и посадил её перед домом. Подозвал и сказал: "Видите? Это мы с мамой, Катя и Ваня, будет вам памятью о нас." Эта берёза и сейчас растёт около дома родителей, хотя их давно нет на этом свете. Раньше лавочка стояла под берёзой, а палисадника не было. Прохожие люди из соседнего села Тимошкино, пешком тогда часто ходили, садились отдыхать на лавочке под берёзкой."
Виктор Иванович Дмитриев
"В семье у родителей нас было 8 человек. Я был младшим и сейчас остался один, все умерли. Много изменилось со времени моего детства. Оглядываюсь назад, помню школу и первый класс. Пошёл тогда в первый раз в красивой школьной форме, на фуражке кокарда, на талии ремень с блестящей пряжкой. Жаль, что в нашем музее нет такой формы. А моя не сохранилась: когда форма становилась не по росту, мы её на улицу носили, а после наших мальчишечьих игр ничего целого из одёжки не оставалось. Поминаю я школу добрым словом, и учителей, и директора Стягина Пётра Степановича, участника войны. В школу он приходил в кителе, сапогах. Из учителей любил я Антонину Максимовну Тарасову, учителя по литературе и русскому языку. Много с нами занимался и наш учитель физкультуры Казаньев Пётр Андреевич, он тогда был молодой, все учителя были молодые, я взрослел, а они старели. Потом 2 года ходил учиться в Старотимошкинскую школу. Бегали 7 км пешком, иногда подбирали нас попутные машины, которые возили уголь и шерсть на фабрику. Насмотревшись на этих водителей, на то, как лихо они крутят баранку, решил, что после школы тоже пойду на шофёра учиться. Так и получилось, закончил курсы шофёров в Барыше. Затем, Армия, и здесь шоферил на ГАЗоне, и после неё сел за баранку в колхозе. Десять лет проработал на машине, а в 1976-м году попал в аварию. Я уже был женат, у нас народились дети. По состоянию здоровья пришлось оставить работу. В то время за нашим домом у реки гнули сани. Устроился я работать в лесничество. Полозья гнули мы из дубья. В котлах распаривали заготовки. Спрос на них был большой. В деревне и в колхозе было много лошадей, так что у нас всегда были заказы. Главными потребителями саней были колхозные фермы. Фермы ещё не были механизированными. Навоз чистили, грузили его на сани, которые лошадка тянула по центру фермы, пол был бетонированный или бревенчатый, вот полозья и сбивались быстро.
В 1978-м году случились сильные морозы, дубья вымерзли, не стало сырья, нас перевели в плетельщики корзин. Раньше я не особенно интересовался этим ремеслом. Ну плетут и плетут. Но, когда сам стал плести, занятие это мне понравилось. Когда из пучка прутиков получалась корзина, это казалось чудом. Только кажется, что все корзины одинаковые, нет. Когда из твоих рук выходит ладная, красивая - душа радуется. Моим учителем был Чекарлеев Евгений Владимирович, он постарше меня был, в ту пору слыл мастером, давно здесь работал, он начал плести ещё до Армии. Сначала я завидовал ему, как легко он плетёт, так и пестрят в его руках прутики. Думал, что не научусь так, но интерес и старание у меня были, вскоре освоил это ремесло, да и платили неплохо за корзинки. Спрос на них был тоже большой. Колхозы, совхозы не только нашей области, но и союзных республик были нашими заказчиками. Вот плетём хозяйственные корзины, знаем, что в Молдавию их отправят, сидим, работаем, шутим, представляем, как виноград в них будут собирать.
Мы наши корзины в городских хозяйственных магазинах встречали, садоводы и дачники часто их покупали. В нашей области только при нашем лесничестве был такой цех. Часто телевидение, журналисты приезжали, писали про нас, репортажи снимали. Помню, что однажды из Ульяновска с телевидения Ляшенко Людмила приезжала, сама садилась плести и всё восхищалась, что мы - хранители такого удивительного мастерства - единственные в области. А для нас это была просто работа. Приятно было их внимание, но тогда мы не понимали, что мы храним и в чём ценность этого мастерства.
Понимание пришло позже, когда в 2016-м году в пустующем здании нашего лесничества открылся Акшуатский краеведческий музей. В лесничестве я проработал более 30-ти лет. Представьте себе, сколько прутиков лозы я держал в руках за это время, сколько изделий сделал. После перестройки колхозы развалились, не стало заказчиков, а потом хлынули на рынки китайские пластиковые сумки, корзинки, цех был закрыт, и мы остались без работы. Я потом долго плёл на дому, по заказу. К этому времени научился плести мебель, детские качалки, кашпо различные, хлебницы.
Совсем забыли про наше лозоплетение. Мастера состарились, плантация лозы заросла. Но, благодаря нашему музею, в котором я сейчас провожу мастер-классы вместе с сыном моего учителя, Чекарлеевым Владимиром Евгеньевичем, наше ремесло возродилось. У нас нет заказов, но есть опыт и те, кому мы его передаём, - наши ученики.
В выставочном зале музея «Акшуатская лоза» стоят и мои изделия, сплетённые мною в разные годы, изделия других акшуатских мастеров разных лет, также есть изделия, сплетённые дореволюционными мастерами, которые учились в ремесленной мастерской Поливанова.
Сейчас плету мало, здоровье не позволяет, но, когда я прихожу сюда, понимаю, почему такой интерес проявляют люди к нашему ремеслу. Плетение - наша гордость, Акшуат был и остаётся маленькой родиной лозоплетения, а мы - те, кто сохраняем традиции своего народа и передаём мастерство нашим детям."
Некто Она 17.12.2021 16:53 • Заявить о нарушении
"Когда отца в сентябре 1941-го года призвали в ряды Красной Армии и отправили на фронт, моя мать осталась одна с шестью детьми. 7 ноября 1941-го года по Красной площади прошла дивизия, в которой воевал отец. Её бойцы отличилась при строительстве укрепительного рубежа под Москвой. Отец рассказывал, какой холодный был ноябрь в том году. А декабрь был ещё холоднее: метели, мороз под 30 градусов. В декабре их дивизия приняла участие в битве за Москву. В состав дивизии входила конная колонна, в которой служил отец. Он был санитаром, выносил раненых с поля боя, оказывал им первую помощь и выступал в роли ветеринара, лечил лошадей. О всём боевом пути он не рассказывал, а мы не спрашивали, радуясь тому, что он живым вернулся домой. Дважды был ранен под Велижем. 3 февраля 1944-го года при освобождении Белоруссии получил третье тяжёлое ранение в ногу. Ногу пришлось ампутировать, после выздоровления в 1944-м году папа вернулся домой. За свои боевые подвиги был награждён медалью «За Отвагу», но она, к сожалению, не сохранилась. Это сейчас я бы положил её в самую красивую шкатулку и показывал внукам. А тогда, в нашем детстве, боевые награды были у каждого воевавшего односельчанина, хвалиться ими было не принято, и мы, дети, надевали их на рубаху, когда играли в войнушку, так она и затерялась.
Всю жизнь, сколько я себя помню, отец ходил на протезе, но никогда я не слышал, чтобы он жаловался на боль и на жизнь - работал наравне с другими. Таких, как он, было много на селе, и нам казалось это нормальным. Кто без руки, кто без ноги, кто без глаза, они не требовали к себе никакого снисхождения или жалости.
Работал в колхозе ездовым, лошадь в ту пору была главным видом транспорта. Трудился наравне со всеми на посевной, на заготовке урожая, на заготовке дров. Семья наша прибавлялась, и отец решил ставить свой дом. В те годы участникам войны в строительстве помогал колхоз и, конечно, родственники. Когда дом был построен, отец сходил в лес, выбрал двойную берёзку, у неё был один ствол и два отростка, и посадил её перед домом. Подозвал и сказал: "Видите? Это мы с мамой, Катя и Ваня, будет вам памятью о нас." Эта берёза и сейчас растёт около дома родителей, хотя их давно нет на этом свете. Раньше лавочка стояла под берёзой, а палисадника не было. Прохожие люди из соседнего села Тимошкино, пешком тогда часто ходили, садились отдыхать на лавочке под берёзкой."
Виктор Иванович Дмитриев
"В семье у родителей нас было 8 человек. Я был младшим и сейчас остался один, все умерли. Много изменилось со времени моего детства. Оглядываюсь назад, помню школу и первый класс. Пошёл тогда в первый раз в красивой школьной форме, на фуражке кокарда, на талии ремень с блестящей пряжкой. Жаль, что в нашем музее нет такой формы. А моя не сохранилась: когда форма становилась не по росту, мы её на улицу носили, а после наших мальчишечьих игр ничего целого из одёжки не оставалось. Поминаю я школу добрым словом, и учителей, и директора Стягина Пётра Степановича, участника войны. В школу он приходил в кителе, сапогах. Из учителей любил я Антонину Максимовну Тарасову, учителя по литературе и русскому языку. Много с нами занимался и наш учитель физкультуры Казаньев Пётр Андреевич, он тогда был молодой, все учителя были молодые, я взрослел, а они старели. Потом 2 года ходил учиться в Старотимошкинскую школу. Бегали 7 км пешком, иногда подбирали нас попутные машины, которые возили уголь и шерсть на фабрику. Насмотревшись на этих водителей, на то, как лихо они крутят баранку, решил, что после школы тоже пойду на шофёра учиться. Так и получилось, закончил курсы шофёров в Барыше. Затем, Армия, и здесь шоферил на ГАЗоне, и после неё сел за баранку в колхозе. Десять лет проработал на машине, а в 1976-м году попал в аварию. Я уже был женат, у нас народились дети. По состоянию здоровья пришлось оставить работу. В то время за нашим домом у реки гнули сани. Устроился я работать в лесничество. Полозья гнули мы из дубья. В котлах распаривали заготовки. Спрос на них был большой. В деревне и в колхозе было много лошадей, так что у нас всегда были заказы. Главными потребителями саней были колхозные фермы. Фермы ещё не были механизированными. Навоз чистили, грузили его на сани, которые лошадка тянула по центру фермы, пол был бетонированный или бревенчатый, вот полозья и сбивались быстро.
В 1978-м году случились сильные морозы, дубья вымерзли, не стало сырья, нас перевели в плетельщики корзин. Раньше я не особенно интересовался этим ремеслом. Ну плетут и плетут. Но, когда сам стал плести, занятие это мне понравилось. Когда из пучка прутиков получалась корзина, это казалось чудом. Только кажется, что все корзины одинаковые, нет. Когда из твоих рук выходит ладная, красивая - душа радуется. Моим учителем был Чекарлеев Евгений Владимирович, он постарше меня был, в ту пору слыл мастером, давно здесь работал, он начал плести ещё до Армии. Сначала я завидовал ему, как легко он плетёт, так и пестрят в его руках прутики. Думал, что не научусь так, но интерес и старание у меня были, вскоре освоил это ремесло, да и платили неплохо за корзинки. Спрос на них был тоже большой. Колхозы, совхозы не только нашей области, но и союзных республик были нашими заказчиками. Вот плетём хозяйственные корзины, знаем, что в Молдавию их отправят, сидим, работаем, шутим, представляем, как виноград в них будут собирать.
Мы наши корзины в городских хозяйственных магазинах встречали, садоводы и дачники часто их покупали. В нашей области только при нашем лесничестве был такой цех. Часто телевидение, журналисты приезжали, писали про нас, репортажи снимали. Помню, что однажды из Ульяновска с телевидения Ляшенко Людмила приезжала, сама садилась плести и всё восхищалась, что мы - хранители такого удивительного мастерства - единственные в области. А для нас это была просто работа. Приятно было их внимание, но тогда мы не понимали, что мы храним и в чём ценность этого мастерства.
Понимание пришло позже, когда в 2016-м году в пустующем здании нашего лесничества открылся Акшуатский краеведческий музей. В лесничестве я проработал более 30-ти лет. Представьте себе, сколько прутиков лозы я держал в руках за это время, сколько изделий сделал. После перестройки колхозы развалились, не стало заказчиков, а потом хлынули на рынки китайские пластиковые сумки, корзинки, цех был закрыт, и мы остались без работы. Я потом долго плёл на дому, по заказу. К этому времени научился плести мебель, детские качалки, кашпо различные, хлебницы.
Совсем забыли про наше лозоплетение. Мастера состарились, плантация лозы заросла. Но, благодаря нашему музею, в котором я сейчас провожу мастер-классы вместе с сыном моего учителя, Чекарлеевым Владимиром Евгеньевичем, наше ремесло возродилось. У нас нет заказов, но есть опыт и те, кому мы его передаём, - наши ученики.
В выставочном зале музея «Акшуатская лоза» стоят и мои изделия, сплетённые мною в разные годы, изделия других акшуатских мастеров разных лет, также есть изделия, сплетённые дореволюционными мастерами, которые учились в ремесленной мастерской Поливанова.
Сейчас плету мало, здоровье не позволяет, но, когда я прихожу сюда, понимаю, почему такой интерес проявляют люди к нашему ремеслу. Плетение - наша гордость, Акшуат был и остаётся маленькой родиной лозоплетения, а мы - те, кто сохраняем традиции своего народа и передаём мастерство нашим детям."
Некто Она 17.12.2021 16:53 • Заявить о нарушении