В защиту Печорина

   С первой публикации романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» и до сегодняшних уроков литературы в школе на Печорина, главного героя романа, постоянно обрушивается шквал обвинений, смысл которых всегда сводился к первоначальному упреку: не мог такой человек быть героем времени. Николай Первый, вешатель декабристов, сославший цвет нации, героев войны с Наполеоном – представителей лучших аристократических семей России - в Нерчинские рудники, например, хотел видеть героем времени Максима Максимыча, доброго, примитивного вояку, которым было легко управлять.
    Ну да, о вкусах не спорят. Я же после первого знакомства с Печориным влюбилась в него – горячо и окончательно. И всю жизнь мечтала встретить такого – умного, проницательного, порядочного. Да, да, именно порядочного… Когда подросла, поняла: мой любимый писатель, Лермонтов, не мог сделать героем времени человека недостойного. И в самом деле: кто в пространстве романа лучше Печорина? Давайте попробуем разобраться: в чем Григория Александровича так рьяно более полутораста лет обвиняют.
    Но сначала напомним его портрет. Таким его впервые увидел Максим Максимович  в повести «Бэла»: офицер, молодой человек, лет двадцати пяти…. «Он был такой тоненький, беленький, на нем мундир был такой новенький. Бэла же пропела ему комплимент:  русский офицер стройнее молодых джигитов, он как тополь между ними»…
Рассказчик же, странствующий офицер, со слов штабс-капитана составивший о Печорине не очень выгодное впечатление, нарисовал детальный его портрет.
    «Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека. Рука маленькая, аристократическая. Походка ленива и небрежна, он не размахивал руками – признак скрытости характера. Стан прямой и гибкий, будто у него в спине не было ни одной косточки. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую… Несмотря на светлый цвет волос, усы его и брови были черные – признак породы в человеке… Немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза; глаза не смеялись, когда он смеялся. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском… то был блеск, ослепительный, но холодный взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если бы не был столь равнодушно спокоен…. Он был вообще очень недурен и имел одну из тех оригинальных физиономий, которые особенно нравятся женщинам».
    Максим Максимович, год проживший с Печориным в одной крепости, любил его, но… не понимал. В силу своей ментальности просто не мог понять молодого приятеля. И, естественно, судил его поступки и черты характера, исходя из собственного понимания жизни. Этот простой вояка тридцать лет прослужил на Кавказе среди таких же простых людей - как военных, так и горцев. Ему было трудно понять, о чем мог переживать такой богатый офицер с большими странностями: «На кабана ходил один, а от стука ставни вздрогнет и побледнеет».
    Штабс-капитан невольно завидовал этому, как он говорил, баловню судьбы: и его положению в обществе, и независимости суждений и поступков, и даже тому, что именно Печорина так сильно полюбила черкешенка:
    -Да, признаюсь, мне стало досадно, что никогда ни одна женщина меня так не любила.
     Он то завидовал Печорину, то обижался на него. Обиделся Максим Максимыч и на Бэлу, на то, что она в свой предсмертный час не вспомнила о нем… «А, кажется, я ее любил, как отец», - жаловался он своему попутчику.
     Максим Максимыч обвинял Печорина в нечуткости, когда Бэла умирала, и после ее похорон. «Он слушал ее молча, опустив голову на руки; но только я во все время не заметил ни одной слезинки на ресницах его: в самом деле он не мог плакать или владел собою – не знаю, что до меня, то я ничего жальче этого не видывал».
     Он все время следит за Печориным, за его реакцией на печальные события: «Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы пошли на крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни слова, загнув руки за спину; его лицо не выражало ничего особенного, и мне стало досадно: я бы на его месте умер с горя».
     Он подробно рассказал автору, как и где похоронили бедную девушку, и какие кусты белой акации и бузины разрослись кругом ее могилки. И не спроси автор, а что Печорин, мы бы так и не узнали, что тот «был долго нездоров, исхудал, бедняжка»…
    Не понять бедному штабс-капитану, что и страдают люди по-разному и что лучше помолчать, выражая свое сочувствие, чем «для приличия утешать». По крайней мере, не нарвешься на неадекватную реакцию. «Начал говорить, а он поднял голову и засмеялся… У меня мороз пробежал по коже от этого смеха»….
    Столь же безжалостно ведет себя Максим Максимыч и в одноименной повести:
    - А помните наше житье-бытье в крепости? А Бэла? – спрашивает он Печорина, едва увидев его.
     Автор заметил, что Григорий Александрович чуть-чуть побледнел и отвернулся.
   Но Максим Максимыч не замечает этой внезапной бледности собеседника, зато помнит, как через мгновение тот зевнул.
    Штабс-капитану и в голову не приходит, что Печорин не хочет вспоминать жизнь в крепости, потому что ему мучительно больно. Максим Максимыч  видит только, что хороша коляска, что поклажи много, лакей такой гордый, да и сам приятель заделался франтом. И в самом деле: что не живется при таком достатке и видимом успехе? «Ну какой бес несет его теперь в Персию?.. Смешно, ей- богу, смешно!»
И старик, только с таким упоением жаждавший встречи с «приятелем», «закадычным другом», дает ему такую характеристику: «Да я всегда знал, что он ветреный человек, на которого нельзя надеяться…. А право жаль, что он дурно кончит… да и нельзя иначе!»
    А между тем Лермонтов объясняет, словами самого Печорина, почему он так поспешно отделался от штабс-капитана: «Нет в мире человека, над которым прошедшее приобретало бы такую власть, как надо мною. Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки… Я глупо создан: ничего не забываю, ничего!» Особенно печального.
    Годы прошли, а он бледнеет только при упоминании имени Бэлы… Не мазохист же он, чтоб за стаканом кахетинского пережить еще раз этот ужас в угоду штабс-капитану…
   Максим Максимыч обвиняет Печорина в том, что тот разлюбил Бэлу: украл, соблазнил и заставил страдать свою джанечку. Отсутствие самоанализа и вообще способности анализировать ситуацию и поступки, выходящие за грань служебных, не позволяет штабс-капитану обнаружить и свою вину в этой, прямо скажем, некрасивой истории с похищением юной черкешенки. Вспомним: принимая приглашение старого князя на свадьбу, он хотел, чтобы, увидя очаровательную юную Бэлу, Печорин изменил свое мнение о черкешенках. Он сам говорит, усмехаясь: «Погодите!…У меня свое было на уме». Во время пира он подогревает интерес молодого офицера к хозяйской дочери: «Ну что, какова?». Подозревая, что столичный офицер не просто так был сослан в дальнюю крепость, подробно рассказывает о намерении Азамата похитить Бэлу в обмен на коня Казбича, разговор между ними он подслушал во дворе. Это потом, спустя годы, рассказывая о похищении странствующему офицеру, он восклицает: «Черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорию Александровичу все, что я слышал, сидя за забором». Видел же, что молодой петербургский офицер, привыкший к другой жизни, смертельно скучает в этой богом забытой дыре.
    Печорина потянуло к Бэле: он увидел в ней живую душу, слишком не похожую на заводных кукол высшего света, которые, несмотря на разнообразие фасонов платья, были похожи «на деревья в саду, одинаково подстриженные садовником». Чистота, наивность в сочетании с бурлящей кровью южанки покорили затворника. Лермонтов подробно описывает, как Печорин долго и терпеливо добивался любви девушки, покоренной им с первого взгляда.
    По сути, Бэла в его доме была пленницей: он мог делать с ней что хотел, подчиняя ее своей воле и желанию. В ту пору это не вызвало бы порицания ни у кого в кругу армейских офицеров. А он добивался взаимности, балуя, наряжая, буквально заваливая подарками. Бэла казалась ему ангелом, посланным сострадательной судьбой… Но, оказалось, что «любовь дикарки немногим лучше любви знатной барышни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как кокетство другой, - объяснял он штабс-капитану. – Если хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких,  я за нее жизнь отдам, - только мне с ней скучно».
    Можно ли винить человека за то, что любовь уходит? Можно осудить поступок, но не отсутствие чувства: когда огонь страсти угасает, а ниточка, связующая не протягивается, плохо всем… Брось первым в Печорина камень, кто не разочаровывался в любви, чей кумир не летел в тар-тарары с высокого постамента, кто с тоской  и горечью не восклицал: «А король-то голый»…
    Услышав выстрел и увидев летящего стремглав всадника, Григорий Александрович «взвизгнул не хуже любого чеченца; ружье из чехла – и туда»… Он не отходил от постели раненой черкешенки ни днем, ни ночью, облегчая ее страдания и целуя холодеющие губы. И потом, как мы уже упоминали, был долгое время нездоров, исхудал, но никогда более не говорил о случившемся со штабс-капитаном. О сокровенном Печорин мог говорить только со своим журналом, но не с людьми. Зачем же делать из него бездушного истукана?
    Бэлу, конечно же, жалко. Но она с самого начала была обречена: совпадали интересы Азамата и Казбича – одному нужен был конь, другому – Бэла. И Казбич добился своего, в критический момент не пожалев ту, которую любил. «Так не доставайся же ты никому!» - также через десятилетия поступит еще один самовлюбленный эгоист – Карамышев, застелив отказавшую ему Ларису. Вряд ли Казбич был бы менее жесток с бедной девушкой, достанься она ему изначально.
По крайней мере, рядом с Печориным черкешенка ощутила себя обожаемой блестящим столичным офицером, который так тонко и с таким терпением добивался ее взаимности.
    Все в один голос осуждают Печорина: как он нехорошо поступил с Максимом Максимычем! Бедный старик чай пить не стал, дожидаясь своего приятеля на лавочке весь вечер. А он не захотел даже посидеть с ним за стаканом кахетинского.  Давайте будем объективными. Печорин довольно ласково встретил старого служаку: пожал ему руку, сказал, что рад его видеть, спросил, как поживает, обнял его дружески на прощание.
    Печорин был прав: всякому своя дорога. А говорить им и в самом деле было не о чем. Вспоминать прошедшее Печорину было мучительно, а Максим Максимыч этого не понимал, ему все в прошлом было мило. Еще будучи в крепости, Григорий Александрович был более откровенен со штабс-капитаном, он пытался открыть ему душу, заводил разговоры на отвлеченные темы, стремясь понять позицию Максима Максимыча по волновавшим его самого вопросам; после убийства Вулича пытался  узнать его мнение насчет предопределения. Штабс-капитан сначала не понимал этого слова, потом начал рассуждать о достоинствах и недостатках черкесских винтовок. И, несколько подумав, добавил: «Так у него на роду было написано». «Больше я от него ничего не мог добиться: он вообще не любит метафизических прений».
    Такого же мнения о штабс-капитане и странствующий офицер, которого уж никак не обвинишь в предвзятости. Когда он встретился с Максимом Максимычем во второй раз, то по-приятельски предложил ему свою комнату. Закусив, оба молчали. «Да и о чем нам говорить?.. Он уже рассказал мне о себе все, что было занимательного, а мне было нечего рассказывать».
    Итак, мнению первого рассказчика о Печорине не хватает объективности. Второй рассказчик, странствующий офицер, не дает оценок, он рассказывает о своем впечатлении, рисует психологический портрет Печорина. Он может многое объяснить в своем современнике, в том числе и его душевные бури и некоторую скрытность характера в общении с другими, и нервическую слабость, но он лишен сочувствия к Григорию Александровичу. А с Максимом Максимычем, сделавшимся упрямым сварливым стариком, рассказчик простился довольно сухо. Есть и еще один вопрос: чемодан автора набит историями, но он не рассказывает их своему попутчику. Почему? Видимо, не надеется на понимание.  Между простым человеком и дворянским интеллигентом – трагическая пропасть, которую Лермонтов признает как одну из едких истин.
   Печорин и Максим Максимыч - временные приятели, волею судьбы оказавшиеся в одной крепости, совершенно разные: штабс-капитан покорен обстоятельствам жизни, а Печорин пытается их преодолеть. Автор предлагает задуматься: неумение понять другого, эгоистическое требование внимания к себе, понятно, что речь идет о Максим Максимыче, способно сделать доброго по натуре человека жестоким и злым.
По-настоящему мы знакомимся с Григорием Александровичем в повестях, написанных им самим.
    Сначала завершим разговор о женщинах, которых любил-не любил Печорин. Досталось ему от читателей и за Мери. Влюбил в себя бедную барышню, а потом безжалостно заявил, что не любит ее. Скажите, а курортное ухаживание отдыхающих молодых людей к чему-нибудь должно обязывать? Кроме Печорина, знаки внимания ей уделяли и другие кавалеры, и она не строила из себя монашку. Увлеклась пошлой ничтожностью - Грушницким. И маман не имела ничего против – пусть погуляют, все равно Грушницкий не жених, в смысле, не пара. А Печорин виноват, потому что был потенциальным женихом в силу своего общественного положения?
    Но он же не обещал Мери ничего конкретного, больше того, он преподал ей жизненный урок, несколько жестокий, правда, но, если бы продолжились ее отношения с Грушницким (а они прервались только после вмешательства Печорина), могло кончиться куда хуже – тот не стал бы церемониться с влюбленной девой. Весь его сентиментальный флер тотчас улетучился, когда он понял, что Мери потеряла к нему интерес. Разве Печорин мог бы столь гнусно сначала скомпрометировать в глазах общества, а потом и оклеветать неопытную барышню?
    Не будем забывать, что Мери была активным участником интрижки, она не отвергала ухаживаний ни Грушницкого, ни Печорина, вела свою игру по доступным ей правилам и понятиям. И разве вина Печорина, что он раскусил все ее маневры? В дневнике он пишет по поводу ее игры: «Я все это уже знаю наизусть – вот что скучно!». После решающего разговора с княгиней Печорин написал в дневнике: «Как я ни искал в груди моей хоть искры любви к милой Мери, но старания мои были напрасны». Когда он понял, что княжна влюбилась, честно и откровенно обрисовал ситуацию, не щадя себя и разрушая иллюзии: «Я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль, и даже в этом признаюсь; вот все, что я могу для вас  сделать… Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?»
    В дневнике он пишет, как больно было смотреть на меняющуюся в лице девушку. Теперь, надо думать, Мери будет более разборчива в выборе кавалеров для прогулок. После этой истории она поумнела и повзрослела. А раны от невинной влюбленности быстро рубцуются…
    Что же, Печорин не способен к любви? Почему же: он любит Веру. И она его любит, хотя дважды выходила замуж, подчиняясь обстоятельствам. Вера умнее всех женщин, с которыми общался Григорий Александрович. Он говорит: «Она – единственная женщина в мире, которую я не в силах был бы обмануть». Она любил искренно и сильно. Нежность ее не зависит ни от каких условий, в ее любви есть жертвенность, которой нет, например, у княжны. Вера проникла во все тайны души любимого. И в последнем письме откровенно пишет ему: «Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин… в твоей природе есть что-то особенное; в твоем голосе, чтобы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства…. Никто не может быть так неистово несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном». Мы помним, как после дуэли, прочитав письмо Веры, Печорин помчался за ней и как рыдал на мокрой траве в степи, когда конь, не выдержав погони, издох… «И долго я лежал неподвижно и плакал горько, не стараясь удерживать слез и рыданий; я думал, грудь моя разорвется…»
    Может быть, вы осуждаете Печорина, потому что вам жалко «честных контрабандистов», в жизнь которых волею случая вмешался ехавший по казенной надобности офицер? В «Тамани» Печорин еще совсем молоденький, полный желаний и жизни. Ему все интересно. К тому же ситуация сама подсказывала: надо оглядеться. Вспомним: столичного офицера за неимением другого жилья поселили в доме, где по определению местных, было «нечисто».
    Едва переступил порог, Печорин заметил, что в комнате нет ни одного образа – «дурной знак». Встретил его сирота, убогий, но офицер заподозрил, что этот «слепой не так слеп, как оно кажется». С какой это стати с офицером убогий говорил на малороссийском наречии, а ночью, в ожидании Янко, – на чистом русском? Да и сама хозяйка, объявившаяся лишь на следующий день, уверяла, что глуха и ничего не слышит. Ночью по полу хижины гуляли какие-то тени, а, выйдя на улицу, Печорин увидел, что кто-то сбегал по отвесу берега… Мог ли юноша, да еще военный, не попытаться разобраться, что здесь происходит?
    Он не собирался ни на кого доносить, но Ундина, опасаясь, что все-таки доложит коменданту, едва не утопила Печорина в море, искусно играя роль влюбленной, заманивая на свидание, а в лодке, проявив кошачью ловкость, выбросила пистолет Печорина в море… Слепой мальчик, как помним, обворовал офицера, не побоявшись спящего в обнимку с ружьем казака…
    Ундина и Янко, которым преданно служил убогий, уехали, оставив сироту вместе со старухой на произвол судьбы… Вряд ли кто в самом скверном городишке из всех приморских городов России пожалеет об уехавших контрабандистах. Давно за их домом закрепилась репутация нечистого, а его обитателей называли  «людьми недобрыми».
А с кем вынужден был общаться Печорин в Пятигорске? Один драгунский капитан с его бандой что стоит! Безо всякого повода, выполняя каприз толстой дамы, он берется проучить княжну, т.е. опозорить ее на бале. И никто не попытался осадить пьяного господина. «Один адъютант все это видел, да спрятался за толпой, чтобы не быть замешану в историю».
    Спас княжну от обморока и позора Печорин. Эта компания, к которой присоединился и обиженный Грушницкий, каждый день бушевала в трактире да разносила слухи о Печорине и княжне, следила за ним, а потом решила спровоцировать его на дуэль с Грушницким. Зачем? Чтобы проучить! Из зависти, потому что Григорий Александрович всегда носит «чистые перчатки и вычищенные сапоги»… Компании не нравится его независимый нрав и надменная улыбка.
    Договорились до того, что назвали Печорина трусом. И Грушницкий, приятель, сказал, что думает так же. Драгунский капитан озвучил подлый замысел: сделать Печорина посмешищем. Он предложил не положить в пистолеты пуль, а поставить дуэлянтов  на шести шагах, чтоб противник струсил… Всем план понравился… Согласился и Грушницкий. Чем же он отличается от этого сброда пьяниц и безнравственных калек?
    И когда Печорин, слышавший весь разговор, прохаживаясь взад и вперед по комнате, говорил: «Берегитесь, господин Грушницкий! Со мной так не шутят. Вы дорого можете заплатить за одобрение ваших глупых товарищей», - осуждать его за охватившие эмоции глупо – это естественная реакция человека на подлость.
Подкараулив Печорина у дома княжны, драгунский капитан и Грушницкий пытались скрутить его. А когда не получилось, стреляли – «дымящий пыж упал почти к моим ногам….»
     К чему эти ночные бдения? Одним разом опозорить княжну и Печорина.
Не получилось. Тогда Грушницкий с упоением стал прилюдно рассказывать, как охотился за Печориным, тут же говоря гадости о княжне. А ведь плакал от любви, прохода ей не давал… Подлая низкая душонка… Дал четное благородное слово, что все рассказанное правда, и  в доказательство назвал имя Печорина.
     Печорин же, несмотря на возмущение, дал бывшему приятелю возможность отказаться от произнесенных слов: «Я не думаю, чтоб равнодушие женщины к вашим блестящим достоинствам заслуживало такое ужасное мщение. Подумайте хорошенько: поддерживая ваше мнение, вы теряете право на имя благородного человека и рискуете жизнью». Напрасно Печорин пытается достучаться до души Грушницкого, похоже, она уже отлетела от него.
     Вот что услышал Вернер,  согласившийся стать секундантом Печорина: «Постращать не худо, - убеждал Грушницкого драгунский капитан. – А зачем подвергать себя опасности, если можно избавиться?» Сам Грушницкий настаивал: стреляться на шести шагах. Откуда такая храбрость? Молодчики решили, переменив свой план, зарядить пулею только пистолет Грушницкого. То есть задумали убийство. Безопасное и безнаказанное.
   Печорин продолжал бороться за душу Грушницкого до конца, надеясь на его раскаяние. Он предложил жребий на право первого выстрела – Грушницкий согласился. Ему повезло – выпало стрелять первым. И он стал метить в безоружного человека… Печорин был уверен, что «горец с большим кинжалом» выстрелит в воздух, но приятель целил ему прямо в лоб. Но медлил: трудно стрелять в безоружного.  И только после окрика капитана выстрелил. Пуля оцарапала Печорину колено…
   «Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такой уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел убить меня как собаку, ибо, раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
   Я несколько минут смотрел ему пристально в лицо, стараясь заметить хоть легкий след раскаяния. По мне показалось, что он удерживал улыбку».
И даже после этого Печорин снова воззвал к совести Грушницкого, предлагая ему отказаться от клеветы. А в ответ услышал, что на земле им нет места вдвоем…
И что после всего пережитого оставалось делать Печорину? Он выстрелил…
   Завершим портрет Грушницкого, мечтавшего стать героем романа. Он один из тех, «у кого на все случаи жизни есть готовые пышные фразы, которых просто прекрасное не трогает и которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания. Производить эффект – их наслаждение…» В нем ни на грош поэзии, он не знает людей, никогда не убьет словом, «потому что занимался целую жизнь одним собой». Он слывет отличным храбрецом, …но в деле «махает шашкой, кричит и бросается вперед зажмуря глаза»…
   Не выдержал испытания дружбой и Вернер, хотя они и были с Печориным приятелями. Их многое связывало: оба были умны, образованны, разочарованы в жизни. Вернер, скептик и матерьялист…а вместе с этим и поэт… поэт на деле всегда и часто на словах, хотя в жизнь свою не написал двух стихов», также противоречив. Он исподтишка насмехается над своими больными и может плакать над умирающим солдатом. Он мечтает о миллионах, но для денег не сделал бы лишнего шага. Он скорее сделает одолжение врагу, чем другу. У него злой язык: ни один добряк под  вывескою его эпиграммы прослыл пошлым дураком….
    Вернер знал всю преддуэльную ситуацию, согласился стать секундантом Печорина, настаивал на разоблачении гнусного замысла его врагов. А после дуэли, придя к Печорину проститься, против обыкновения не протянул ему руки. И за что же порицать Печорина, что он остался холоден, как камень, при прощании? Кто первым не протянул руки?
   «Вот люди! - записал в дневнике Печорин, - … все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием о того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности.
Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!».
    Офицеры, расквартированные в казачьей станице, с которыми Печорин жил вместе недели две, все свободное время проводили за карточным столом. Они осуждали Григория Александровича за то, что он, шутя, заключил пари с Вуличем, предложившим  испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнью, или каждому заранее назначена роковая минута. Но никто из офицеров не захотел заплатить за Вулича 20 червонцев, чтобы ликвидировать пари. И,  когда представился случай не на словах, а на деле проявить сострадание к человеку, среди них охотников не нашлось.
     Чтобы не подвергать опасности военных, есаул предложил пристрелить пьяного казака на глазах у его матери. Не согласился только Печорин. Рискуя жизнью, он решил взять забаррикадировавшегося живьем. Оторвав ставень и бросившись в окно головой вниз, он был на волосок от смерти: выстрел раздался над самым ухом, поля сорвала эполет. Спас Печорина дым, наполнивший комнату: противник не смог найти шашку, а Печорин схватил его за руки, тут подоспели и казаки… Так в критической ситуации раскрываются люди: кто способен только говорить, а кто действовать. Не мог позволить петербургский аристократ, чтоб на его глазах человека, христианина, застрелили, как собаку. Он предпочел рискнуть собственной жизнью, защищая чужую, пусть даже потерявшего с перепою разум казака.
    Вот и получается, что и в светском обществе, и в военной среде Печорин самый лучший. Просто он не прячет свои недостатки, свои, прямо скажем, не самые лучшие поступки, а откровенно говорит о них. Не у всех хватает на это мужества.
И потом: почему мы не верим автору? Он четко определил свою позицию: и в предисловии к журналу Печорина, и в построении романа. Печорин – герой времени. И предложил своим читателям задуматься: почему именно Печорина он назвал героем своего времени.
    Лермонтов знал, о чем пишет: он, как и его герой, задыхался в казарменной атмосфере последекабрьского общества, когда память о русском гениальном поэте пытаются запятнать, а его убийцу с миром отправляют на родину, а другого поэта, подхватившего знамя убитого, только за стихотворение посылают под пули…  А потом преследуют его до самой гибели, также пороча его светлое имя.
Не нужны были в николаевской России люди, обладающие исключительной силой воли, незаурядным умом. Не зря же царь желал увидеть героем времени недалекого служаку Максима Максимыча.
    Почему человек, обладающий недюжинными способностями, оказывается лишним в обществе и не понятым современниками? Судьба Печорина сложилась бы иначе, родись он в другое время или в другом месте. С его жаждой жизни, пытливым умом, способностью мыслить и анализировать, самокритичностью он мог совершать прекрасные дела, а здесь вынужден гоняться за настоящей жизнью, сталкиваясь с равнодушием, косностью и подлостью драгунских капитанов и грушницких…
    Задумайтесь: почему после выхода романа  не только император, но и высшее общество критически восприняло образ героя времени? Просто люди увидели в портрете Печорина, по словам автора, «составленном из пороков всего поколения, в полном их развитии», свое отражение, пародию на их время.
    И один только неистовый Виссарион Белинский указал публике на причину нападок на Печорина: «Вы предаете его анафеме не за пороки, - в вас они больше и в вас они чернее и позорнее, - но за ту смелую свободу, за ту желчную откровенность, с которой он говорит о них».
    И вот вопрос для размышления: «смелая свобода во время отсутствия свобод и смелости – это ли не признак истинного героя?»
    Чтобы мы поняли главного героя романа, Лермонтов так расположил на его страницах события, что, несмотря на неприглядные поступки Григория Александровича, мы все меньше ощущаем его вину, а все больше узнаем его достоинства. И заканчивается роман поступком, достойным героя времени, настоящего героя, который, блестящий офицер, аристократ, не раздумывая, жертвует собой ради потерявшего рассудок от пьянства казака, чтоб не пристрелили его как собаку на глазах матери и без покаяния… Печорин и любить умеет – если женщина достойна любви.
   Таким представляет нам Печорина сам Лермонтов, почему же мы не верим ему?