Ализе. Главы 33-37

Глава 33

Старик Богарт и его копия-сын завтракали в светлой гостиной и изредка перебрасывались короткими фразами. Посреди пыльного пола возвышался большой крепкий стол на толстых фигурных ножках. На него мужчины водрузили остатки яблочного пирога, испеченного накануне Эльзой, и сервизные чашки с дымящимся чаем — таков был их скудный холостяцкий завтрак. В целом мстители оставались довольны успехами своего зловещего мероприятия. Впрочем, сами они отнюдь не считали свой план злодейством, ибо были уверены, что судом Линча вершат справедливость.

Главная помеха для наказания Элиана была устранена, а сам богатенький наследник должен был испытывать двойные муки, скорбя об утрате надежного прикрытия. По вине Эльзы Морен план Богартов в полной мере не удался: мстители рассчитывали, что Ури Аррель вскроет смертоносную коробку при племяннике или, на худой конец, что последнего хотя бы увидят входящим с этим презентом, но… Какая-то невидимая сила продолжала хранить молодого человека, и сейчас, когда главного его защитника не стало, появилось новое лицо, готовое оспорить его незавидную участь.

В это тихое утро, когда первые лучи чуть теплого солнца едва коснулись величественных горных склонов, Крис задумчиво жевал пирог, а Рерски самодовольно смаковал сигару. Последние события негаданно возвысили его самооценку. Уйдя на покой, ведя размеренную жизнь и восторгаясь успехами дочери, Богарт-старший уже не чаял драматичного поворота, который бы вернул ему забытый дух молодости.

Рерски всегда негодовал на свой маленький рост и женственный голос — именно поэтому любил сына меньше, чем дочь, видя в Крисе собственное отражение. Долгие годы этот человек веселил людей и… презирал свою профессию. За оболочкой добряка с клоунской нерасторопностью в движениях скрывался расчетливый ум, не оставляющий врагам ни единого шанса. Его азарт и его надежды по-прежнему пребывали там, на опасной высоте, с которой он однажды по неосторожности сорвался. Мыслями Рерски остался верен первой своей профессии, ибо считал риск и смелость главными качествами мужчины. Когда он был эквилибристом, никто не смел подшучивать над его телосложением! Там он был царь и бог; он был красив и неподражаем. Что поделать! Судьба сыграла с Рерски злую шутку, и, надо отдать ему должное, он умело исполнял чужую роль.

Теперь же выпал редкий шанс доказать самому себе свое мужество и одновременно отомстить за гибель любимой дочери. От такого трудно отказаться! И Рерски Богарт с удвоенной энергией, с удвоенным ожесточением обрушил мощь негодования на Аррелей, которым пришлось ответить даже за то, в чем не было их прямой вины.

...Предводитель докурил сигару и одарил сына презрительной усмешкой. Голод, подогретый волнением, заставил Криса забыть этикет ради универсального способа предков: отламывая руками кусок пирога, он долго мял его пальцами, разбрасывая вокруг крошки, и только после отправлял в рот.

— Вижу, ты нервничаешь, — заметил Рерски.— Я предвидел это. Помнишь, я предлагал тебе остаться дома с семьей?

Сын сумрачно посмотрел на отца. Вряд ли то, что промелькнуло во взгляде его мутно-серых глаз, можно было назвать одобрением. Крис замкнулся в себе, дабы избежать конфликта. Он сам пока не до конца понимал, что именно пошатнуло его уверенность в виновности Элиана: то ли поведение девушки, то ли страх перед законными представителями власти. По натуре Крис Богарт был спокойным и сдержанным; до недавнего времени он вел добропорядочную жизнь, был женат, слыл примерным семьянином, воспитывал двоих детей... Но приключилось несчастье с младшей сестрой, и отец втянул его в страшную авантюру, играя на чувстве скорби.

— Я начал эту войну, чтобы вести ее до конца, — ответил Крис, помолчав. — В конце концов, я здесь для того, чтобы охлаждать ваш пыл. По-моему, на старости лет вы уж больно разошлись, отец.

— То, что мы делаем, всего лишь печальная необходимость, — сказал Рерски, пожевав губами. — Во имя Камиллы мы идем на риск…

— И становимся преступниками, — перебил его Богарт-младший. — Да-да! Давай называть вещи своими именами! — воскликнул он, глядя на побледневшее и осунувшееся лицо отца. — Ведь если Кинли проговорится, нам несдобровать. Ты подумал, что будет с мамой, что будет с моей женой, с твоими внуками, когда нас арестуют?!

— Нас не арестуют, — возразил старик. — Рассуди сам: смерть Элиана Арреля теперь никого не удивит. Рядом с трупом найдут записку следующего содержания: мол, каюсь в совершенных злодеяниях, замучила совесть, нет сил жить под гнетом вины... А письмецо-то, уж будь уверен, я его написать заставлю! После останется пара пустяков.

Глядя на то, с каким хладнокровием он смакует подробности плана, у Криса резко пропал аппетит.

— Нет! Это немыслимо! Чтобы мы, своими собственными руками…— вскричал сын, вскакивая из-за стола. — Я не могу поверить, отец! Чем оборачивается твоя невинная затея! Вспомни, сначала ты хотел только организовать слежку за Аррелем, чтобы найти доказательства его вины! Ты подкупил охрану, контролировал каждый его шаг, а потом... появилась рыжая девушка. Твое ожесточение как-то связано с ней?

— А ты как полагаешь? — ответно вскипел тот. — Я узнал, что Аррель едва не сотворил с ней то же, что и с моей дочерью! Неужели я мог закрыть глаза на новые посягательства этого убийцы?!

—Да, но что делать теперь?!

Крис Богарт взялся за спинку старинного стула и уселся на него верхом, не сводя негодующего взора с отца.

— Я пойму всё: твою робость, твой страх... Но мне никогда не постичь твоей жалости к человеку, на совести которого безвременная кончина Камиллы! Ты не должен вслед за слезливой девчонкой ударяться в рассуждения о гуманизме. Ты не баба, ты — мужчина, а раз закон не в силах оградить нас от злодеев, раз пребывает на стороне подлых взяточников, остается только один выход — взять карающий меч в свои руки...

Тираду Богарта прервало вторжение Юфиса, который, чертыхаясь, ворвался в гостиную, напоминая собой разъяренного быка.

— Она на его стороне! — взревел он, потрясая кулаками. — Эльза его защищает!

Богарты поначалу опешили, а потом переглянулись.

— Ну, женщины порой изменчивы, — изрек Рерски. — На то они и женщины!

Юфис никого не слышал. Он с дикими воплями метался по комнате; его злость на род Аррелей достигла апогея.

— Почему? — кричал он. — Эльза ударила меня! У-да-ри-ла! Она просила помощи для этого негодяя! Готов поспорить, у нее был такой вид, как будто она сама с радостью останется в подвале, только бы Арреля уложили в постель!

— Героическая особа, — криво усмехнулся Рерски. — Твоя Эльза, оказывается, само милосердие, сама доброта! Признаться, я представлял ее несколько иной, судя по твоим рассказам...

— И не говори! — едва не зарыдал от отчаяния Юфис. — Раньше моя Эльза была...— он долго подбирал нужное слово, — моей Эльзой! А теперь Аррель ее околдовал! Да! Он обладает сверхъестественной силой, которая погубила и вашу дочь, и многих других ни в чем неповинных женщин!

— Магия? — протянул Рерски с видом философа, размышляющего о смысле бытия.

— Колдовство! — с жаром подхватил Юфис, но старик вдруг разразился таким неудержимым смехом, что все невольно застыли.

— О! Не преувеличивайте способности врага! — воскликнул он, простирая свои короткие руки. — Раз кто-то из вас предложил называть вещи своими именами, я так и скажу: Элиан Аррель просто нахальный выскочка. Но он дьявольски красив, а женщинам по вкусу подобный расклад. Поэтому неудивительно, что Эльза пришла в ужас при виде царапин на его мордашке. Но...— Восковое лицо старика дрогнуло, а затем напряглось в томительном созерцании насущной минуты. — Это еще не всё... Крис! — Рерски подозвал сына, словно официанта в ресторане: коротким взмахом руки. — Отопри дверь подвала и скажи, чтобы они перебирались в комнаты на втором этаже. Оба. Ведь, в конце концов, мы и вправду не звери. Мы люди, которым нужна справедливость! Заодно в более комфортных условиях Элиан Аррель придет в себя. Он, насколько я знаю, изрядно помят... Он придет в себя и будет в состоянии держать в руке перо и бумагу.

Крис направился выполнять поручение, а отец заметил в движениях сына поспешность, которая его насторожила.

— Только не вздумай помогать девчонке перетаскивать негодяя! — крикнул вдогонку Богарт-старший. — Пусть она сама волочет его, раз ей так хочется.

Крис приостановился на выходе из комнаты и тихо кивнул...

А Рерски удовлетворенно обернулся на взлохмаченного Юфиса Корна.

— Вот мы и посмотрим, — вполголоса пробормотал бывший циркач, — Эльза увидит, что я не деспот, что я тоже, хе-хе, даю врагам шанс. А я, в свою очередь, узнАю о ее истинных намерениях. Обычно женщины милосердны лишь когда требуются ахи и вздохи. На решительные действия их добродетели недостает.

Юфис очень хотел, чтобы сообщник оказался прав, однако вскоре перед ними предстала Эльза, ведущая избитого человека к лестнице. Он вздыхал, шатался, часто замирал на месте, больше всего боясь упасть. Но Эльза не отступалась. Она с сосредоточенным упорством подбадривала каждую его неловкую попытку продвинуться к цели; она бережно направляла его, словно ребенка, делающего первые шаги.

— Ну-ну, еще, еще немного! — шептала девушка.

Юфис скрипнул зубами, но совладал с собой. Его горящие, налитые кровью глаза проводили обоих тяжелым взором.

Пленники достигли-таки последней ступеньки лестницы, но тут Аррель опасно зашатался, рискуя кубарем скатиться вниз. Инстинктивно Крис Богарт рванулся, чтобы удержать его, однако рука отца властно шевельнулась, и сын застыл на месте — подавленный и пристыженный.

К счастью, Аррель не упал. Когда он вместе с девушкой скрылся за поворотом коридора второго этажа, все, находившиеся внизу, с каким-то необъяснимым облегчением перевели дыхание.

Глава 34

Ранним утром следующего дня Богарты отправились на разведку. Их черное лакированное авто около двух часов петляло узенькой каменистой тропкой, тяжело взбиралось на перевал, а в итоге уперлось в почти плоскую, как поверхность стола, отвесно лежащую скалу, которая преграждала путь. Дальше пришлось плутать пешком. Покинув автомобиль, отец и сын свернули вправо, начав подниматься на гору, продираясь сквозь колючие заросли. Под сумрачными сводами тихого леса воздух веял прохладой, и казалось, что в каждом шорохе, в каждом треске сучка под ногами звучат неторопливые, но властные шаги близкой зимы. Крис и Рерски старались не разговаривать, дабы зря не тратить силы; старик с натугой переставлял свои короткие хромые ноги; его мучила одышка. Крис шел с видом таинственного и мужественного терпения.

— Передохнем, — распорядился наконец Рерски, и сын повиновался.

Они отдыхали недолго, ибо нетерпение поскорее кончить с грязным делом пересиливало усталость. По истечении еще нескольких минут путники вышли к поляне, тонущей в пасмурных тенях, с одного края которой прикорнула хижина из необструганных досок, крытая соломой. Прогнившая насквозь от частых дождей и отсутствия хозяйской заботы, она была неприветливо черной, словно после огня. Одна ее стена, покосившись, осела в землю, а другая манила непрошенных гостей пустой глазницей окна.

Ободренный, Рерски заспешил к жилищу.

— Я узнал: здесь никто не живет, — сообщил он, отворяя вросшую в землю дверь. — Хижина построена охотниками много лет назад. Изредка местные жители наведываются сюда, чтобы навести порядок и оставить запасы воды и пищи. Только подумай! Водятся еще на свете люди, которым охота беспокоиться о чужой судьбе!

Он воодушевленно осмотрелся по сторонам, после чего не преминул усесться на топчан, как обычно вытянув ноги. Крошечное помещение было настолько сырым, грязным и тесным, что человеку с нормальным ростом пришлось бы нагнуться, но низким Богартам это не грозило. Здесь царила мертвая тишина, лишь где-то в углу под лавкой скреблась мышь.

— То, что надо! — заключил Рерски.

— Значит, мы…— без энтузиазма проговорил Крис.

— Выше нос! — Тот похлопал молодого человека по плечу, но Крис порывисто отшатнулся, словно обжегся.

— На этом самом месте спустя месяц-другой кто-нибудь найдет записку, — объявил старик, указывая на сколоченный из ящиков стол. — С долей уверенности могу заявить, что это произойдет нескоро. Мы уже вовсю будем попивать чай в кругу семьи за много миль отсюда. Со здешними местами нас ничто не связывает — аренда дома оформлена на подставное лицо, а если кто по неосторожности нас все-таки увидит, то ко времени страшного открытия напрочь об этом забудет. А дома любое обвинение в наш адрес покажется дикостью. Да наверняка полиция и не будет усердствовать, ведь при таких обстоятельствах, как запятнанная кровью совесть, суицид оправдан вполне. Итак… В один прекрасный день какой-нибудь крестьянин набредет на хижину, войдет внутрь, увидит беспорядок, а затем и письмо… Прочтет (если он, конечно, обучен грамоте), насторожится, начнет искать…— Свой рассказ Рерски комментировал жестикуляцией и выражением лица, нелепая комичность которого вошла у него в привычку.

Передразнивая, Рерски вышел вон, пересек поляну и остановился у крутого обрыва, который ограничивал площадку с другой стороны. Крис шагал следом.

— Вот! — Рерски ткнул пальцем в далёкое дно ущелья, как учитель тыкает указкой в исписанную мелом доску. — Там нашего молодчика и обнаружат!

Крис невольно зажмурился, живо представив себе тело, распростертое на острых камнях.

— Но ведь он сильно избит! Он едва стоит на ногах!

— Падение с высоты, если можно так выразиться, сотрёт с него следы наших посягательств. Экспертиза ни до чего не докопается! Тем более пройдет месяц, а может, и два. Едва ли сюда нагрянут раньше.

Рерски отошел от пропасти, но неожиданно остановился, пригвожденный к месту внимательным взором сына.

— С парнем решено, — устало выдохнул старец. — Осталось решить, что делать с девчонкой. Ее поведение мне очень не нравится! Не стоило ее вообще в это посвящать! Но... после драки кулаками не машут. Поглядим, как будет дальше петь наша пташка. — И узкие глаза Богарта сверкнули стальным огнем.

Глава 35

Юфис Корн мерил комнату пружинистыми шагами. Он то подходил к окну, то замирал в глубине гостиной. Ревность снедала его, разрывала ему сердце — оно наполнялось болью и тоской.

После отъезда Богартов Эльза осмелела (видимо, она считала своего жениха менее опасным), принявшись мельтешить по всему дому. Но у всех ее стараний была одна цель: услужить мерзкому Аррелю. Побелев от злобы, Корн видел из окна, как девушка развешивает во дворе выстиранную одежду пленника, как носит в его комнату какие-нибудь вещи, как осторожно взбирается по лестнице с тазом, наполненным горячей водой, чтобы обтирать больного...

— Скорее бы этот шакал отправился к праотцам!

Юфис находил слабое утешение в подобных злопыханиях, бормоча что-то несвязное себе под нос. Сначала он думал, будто Эльза назло заботится об Арреле; будто, следуя примитивной женской логике, намеревается этим проучить его, Юфиса Корна. Но увы! — потом он разобрал в ее сосредоточенном личике истинный смысл: она самозабвенно ухаживает за раненым и делает это как никогда всерьез.

— Предательница! — Юфис застонал от ярости, сжимая кулаки так, что из-под ногтей выступила кровь. — Вот, значит, как ты со мной…

По коридору в который раз промелькнула женская фигурка, и он ринулся ей наперерез, втащил Эльзу в комнату и закрыл за собой дверь. Девушка не вскрикнула — она ждала этого поступка. Только горячий бульон, который она несла Элиану, расплескался на пол, и пленница с сожалением посмотрела на маслянистые лужицы.

— Я выбью дурь из твоей башки! — заявил Юфис и, притянув ее к себе за плечи, впился грубым, жестким поцелуем в ее лицо. Это был даже не поцелуй! Это был укус обозленного зверя! Через усилие Эльзе удалось вырваться из его объятий.

— Ты меня плохо знаешь, если думаешь, что мне нужно это! — воскликнула она. — Теперь ты не жених мне вовсе. Нашей свадьбы не будет никогда.

Глаза Юфиса сузились, а тонкие губы сжались.

— Ты спала с ним? — ровным голосом спросил он.

Девушка рванулась к дверям, но снова угодила в капкан его хватки.

— Ты изменяла мне с Аррелем? Когда?! Как это произошло?!

Яростное дыхание обжигало ей лицо, и Эльза испытывала к недавнему другу своего сердца такое же острое негодование, как и отвращение.

— Пусти меня! Пусти, иначе…

А что, собственно, иначе?! Она слабая женщина и ничего не может ему сделать. И Корн, торжествуя, это понимал.

— Если ты влюбилась, я прощу тебя, — неожиданно мягко сказал он. — Я старше тебя на целых четырнадцать лет, я понимаю, что творится в душе глупой девчонки. Но ты должна покаяться здесь и сейчас в своем проступке.

— Влюбилась?! Если бы всё было так просто! — вскинулась Эльза. — Каяться должен ты, потому что стал лютым зверем!

От мощного удара по лицу она отшатнулась к стене, но тут же пришла в себя и пулей выскочила из комнаты. А Юфис стоял на том же месте, сжимая и разжимая пальцы руки, впервые замахнувшейся на женщину...

Эльза подавила в себе рыдания; она понимала, что предаваться панике глупо. И всё же, увидев Эли, почему-то испытала предательское желание расплакаться, прижаться к его груди, позволить ему любить себя и обрести спокойствие хоть на короткое мгновение. О, как Эльзе было отрадно сознавать, что он жив, что он дышит с ней одним воздухом, что он рядом и что, быть может (хотя вряд ли!), любит ее... Нет-нет! Не стоит позволять униженному самолюбию строить воздушные замки! Этот лицемер не ведает, что такое любовь. Он никогда не любил ни одну женщину, а только пользовался ими. Со своей внешностью белокурого ангела он вел себя, словно комнатная собачонка, которая ластится ко всякому в поисках ответной ласки.

Эльза перевела дыхание и плотно закрыла за собой дверь мансарды. В доме было много свободных комнат, но ей не хотелось оставаться наедине со своими страхами. Юфис или Богарты могли вновь начать наступление, а рядом с Элианом — пусть даже он был беспомощен, — девушка ощущала себя спокойней. Элиан, в свою очередь, вспомнил о собственной наготе и натянул одеяло до самого подбородка. «Она выстирала мою одежду, пока я спал, — смятенно рассуждал Аррель. — Но ведь для этого ей пришлось меня раздеть!» Покрытые ссадинами щеки заалели.

— Спасибо, — пролепетал он, неотрывно смотря на бледную девушку, которая тихо вошла в комнату и тихо опустилась на плетеный стул.

— На улице свежо. Ночью были первые заморозки, — сдавленно проговорила Эльза, тогда как помутившийся взгляд ее перебегал со стены на стену. В доме обитала тягостная тишина — предвестница страха.

Здоровый глаз Элиана блестел пронзительным голубым огнем, тогда как второй глядел сквозь узкую щелку в опухших веках.

— Это я навлек на всех беду, — прошептал юноша. — Своим безответственным поведением, своей разнузданностью... О, я просто был ленив. Мне понравилось жить праздно. А мой дядя...

— Прошу тебя, не надо! — взмолилась Эльза.

Она чуть не плакала, больших усилий ей стоило сдержаться, и сейчас их взоры впервые встретились за последнее время. Энергия, таившаяся в этих красноречивых взглядах, выплеснулась тихими вскриками, когда по телам обоих пробежал волнительный спазм. Эли протянул руку, и Эльза ухватилась за нее, как за свое последнее спасение.

Ах, женская природа так непостоянна и в то же время так предсказуема! Стоит обидеть женщину, как уже минуту спустя она потянется к другому в поисках понимания...

Теплые, чуть дрожащие пальцы Элиана крепко стиснули трепещущую руку Эльзы.

— Моя русалочка, — прошептал он, откинувшись на подушку. — Прости меня, если сможешь, но без тебя не было бы и моего раскаяния. Только после нашей встречи я многое понял и многое осознал.

Она соскользнула со стула, чтобы опуститься на колени перед изголовьем кровати. Ее глаза были стыдливо опущены, ресницы вспархивали подобно пугливым стаям.

— Мы должны держаться вместе, если хотим выжить. — Голос девушки прозвучал храбро, но с ощутимой долей отчаяния. — Всё очень плохо. Я не знаю, что можно ожидать от этих людей. Они ослеплены ненавистью...

— Моя милая Ализе! — умильно воскликнул Элиан. — Уверен, вместе мы что-нибудь придумаем!

Она поглядела на него внимательно и строго, отметив про себя улыбку беспечности, которая блуждала на его разбитых губах.

— Что? — спросил он.

— А ведь меня действительно зовут Эльза.

— Откуда же тогда взялось другое имя? Оно мне нравится куда больше.

Она намеренно легко махнула рукой, потому что меньше всего хотела показаться сентиментальной:

— Это имя и волосы, вернее, их яркий цвет, — единственный путь к поискам моих настоящих родителей.

И Эльза неожиданно рассказала свое сокровенное желание, питаемое с детства. То, что всегда тяготило ее, что вызывало массу предположений, догадок и надежд, терзающих сердце, было просто изложено человеку с темной душой, предполагаемому убийце. Он не должен был понять порывов Эльзы, ибо считался коварным и жестоким, однако его светлый взгляд, исполненный вдумчиво-тонкого выражения, казалось, улавливал даже самую мелочь. Эльза предательски начинала ему доверять, идя вразрез со всеми своими принципами.

— Я хотела найти свою мать, — закончила девушка. — Я даже называла себя именем «Ализе», чтобы она, случайно услышав его, подошла и заговорила со мной…

— Ты хотела найти ее, чтобы обвинить в чудовищном преступлении?

— Нет. Нет!

— Тогда для чего же?

Эльза тихо вздохнула.

— Я хотела встретиться с ней просто так. Многие скажут, что это смешно — она чуть не погубила меня во младенчестве, но…

— Ты смогла ее простить?

— Да...

Аррель не мигая смотрел на девушку, но мыслями блуждал далеко отсюда.

— Ты считаешь, что любое зло можно простить? — наконец спросил он. — Даже чью-то гибель?

Эльза вздрогнула. Элиан стал так напряжен, что, казалось, с его губ вот-вот сорвется признание.

— Я не знаю, — ответила она уже совсем другим тоном. — Должно быть, это правильнее, ведь месть влечет за собой месть ответную. Это саморазрушительный процесс; это инстинкт, недостойный здравомыслящего человека.

— Как же, по-твоему, нужно обращаться с преступниками? — насмешливо спросил Эли.

— Не так, как это делают Богарты и Юфис.

— По-твоему, они предоставили мало доказательств моей вины?..

Она опасливо отодвинулась от него, ибо в его глазах блеснул тот огонек, за которым обычно следовала вспышка холодной ярости. Поистине, этот человек менялся на глазах: еще минуту назад он держал ее за руку и вот, уже сейчас готовился в нее вцепиться.

— Я не знаю, — повторила Эльза. Ее охватил страх при мысли оказаться между молотом и наковальней.

— Но ведь ты знаешь сама, что они правы! — вскрикнул Элиан, приподнимаясь в постели на локтях; он был готов расплакаться от гнева. — Я избежал обвинительного приговора только благодаря дяде! Ты понимаешь? Он употребил все средства, чтобы сокрыть доказательства моей вины! А моя репутация в прошлом была не так чиста, как хотелось бы.

— Даже если они правы, я не приму их сторону, — твердо проговорила Эльза.

— Почему? — Он тяжело дышал и был на грани какого-то панического припадка. — Почему?!

— Я не знаю, как это объяснить. Дело не в тебе и не в них. Дело в принципе.

— В принципе! — передразнил юноша. — Ты всегда такая правильная или просто сама не знаешь, чего добиваешься?

— Знаешь, — девушка вздохнула, складывая руки на груди, — как-то я рассказала Юфису то, о чем только что поведала тебе.

— Юфису?

— Да. Тому, кто опекал меня, кто заботился обо мне; кому я доверяла как самой себе.

— И что же? — Элиан изобразил подобие заинтересованности, хотя на самом деле всем сердцем, всей душой внимал ее словам.

— Юфис посмеялся. Более того, он сказал страшную вещь, на которую я тогда по глупости не обратила внимания: «Ты простила свою мать? Простила женщину, которая оставила тебя в корзинке посреди шторма?! На твоем месте я бы тоже искал эту тварь, чтобы...» И тут он сделал такой жест... О, теперь я понимаю, кто он на самом деле!

— Ясно, — мрачно кивнул Эли. — От такого пощады не будет.

Она вздрогнула. Ее округлившиеся глаза, полные невыразимого страдания, остановились на собеседнике, а губы скривились и задрожали.

— Ну-ну, не надо плакать. Я с тобой.

Неизвестно, что подействовало на Эльзу сильнее — боязнь одиночества или вернувшаяся мягкость Элиана, но она вдруг дала волю своим невозможным чувствам. Уже мгновение спустя Аррель сжимал в своих объятьях ее трепещущее тельце.

— Не оставляй меня! — шептала Эльза, уткнувшись в его плечо, но в душе молила не только об этом. «Подари мне надежду, не позволь разочароваться... Поклянись, пообещай... Нет, хотя бы просто скажи, положа руку на сердце: ты не виновен. Ты никого не убивал. Лишь бы это было правдой, лишь бы... Я так этого хочу!»
Но он молчал, и сносить его молчание было куда больней, чем горячую затрещину Юфиса Корна.

Глава 36

— Что будем делать?

Пленники коротали отведенные им часы на кухне за низким бревенчатым столом. Они подвергались пытке — пытке неизвестностью, когда нельзя было наверняка предугадать следующий шаг врага. Богарты и их союзник что-то замышляли; Эльза угадывала это по их недобрым взглядам, поэтому старалась ни на минуту не отпускать Эли от себя. Конечно, она не могла его защитить, но все же рядом с ним чувствовала себя спокойнее. Вместе они еще как-то крепились, утешали друг друга невинными знаками внимания, однако осадное положение давило на них непосильным бременем. Они меньше и меньше надеялись на разумное решение своих противников, ведь Богарты зашли слишком далеко. Поворачивать назад было поздно. Да они, собственно, и не собирались этого делать.

— Что ты думаешь насчет Юфиса Корна? — шепотом спросил Элиан Эльзу.

Та как всегда в таких случаях побледнела, вся внутренне сжалась, затрепетала, но собралась с духом и сколько могла твердо произнесла:

— Он изменился. Он не отпустит меня, а уж тебя — тем более. Он здесь ничего не решает, но нам от того не легче.

— Что они собираются с нами делать?

— Ничего хорошего.

— Ты боишься?

Зеленые глаза Эльзы вскинулись вверх, встретившись с ясно-голубыми, как у ребенка, глазами Эли.

— Нет. А ты?

— А я немножко боюсь, — грустно улыбнулся Аррель. Это получалось у него так мило, что и она невольно заулыбалась в ответ.

— Я с тобой, — пообещала девушка. — Помни об этом, пожалуйста.

Ее пальцы, незаметно скользнув вниз, сомкнулись вокруг его запястья.
Сближение этих двоих было столь же неожиданно, сколь и непостижимо. Возможно, его никогда бы не случилось, если бы они не столкнулись с опасностью лицом к лицу. Волей-неволей приходилось приспосабливаться, находить опору даже в самом немыслимом партнерстве.

— Мы не должны дожидаться худшего, — тихо сказал Эли.

— Остаётся только одно - бежать.

Головы заговорщиков тесно склонились, отчего шепот их стал почти неслышен:

— Надо добраться до железной дороги — это примерно час езды, а оттуда недалеко до поселка. Там можно обратиться за помощью к местным жителям, найти временное убежище…

— Нас охраняют. Покинуть поместье вдвоем удастся едва ли. — Элиан нахмурился, и Эльза прочла неутешительный вывод по его грустным глазам.

— Нет! Я не могу бежать одна! Тебя не пощадят!

— Знаю. Но со мной ты далеко не уйдешь: я ни на что не годен.

— Нет! — Эльза облизала пересохшие губы; ее вторая рука вцепилась в плечо Арреля, как будто он мог силой прогнать ее прочь.

— Нужно попытаться. Ты же ни в чем не виновата, — покачал головой молодой человек.

— Но и ты...— Ей хотелось крикнуть: «Ты тоже ни в чем не виноват!», однако суровое выражение его лица ее удержало.

— Что я?

Она растерялась, ища предлог, чтобы оправдать свое нежелание бежать в одиночку. Элиан уже начинал трактовать ее поведение по-своему, и красноречивая ухмылка все чаще блуждала на его губах, придавая чертам какое-то странное выражение удовольствия, смешанного с болью.

— Я — женщина, а Богарты не закоренелые бандиты! — нашлась наконец Эльза. — Глупенький, как ты не понимаешь, что я сдерживаю их! При мне они не решатся на крайность!

— Помнится, ты плевалась от одной минуты, проведенной в моем обществе.

Вспыхнув, она смущенно потупилась...

В коридоре послышались шаги, и вскоре троица мучителей объявилась на кухне. Впереди был Рерски Богарт; его гладко выбритое, испещренное морщинами лицо казалось хитрым. Вторым вошел Юфис — он явно злобствовал и с вызовом смотрел перед собой. Позади всех стоял Крис, который почему-то избегал встревоженных взоров Элиана и Эльзы.

— Я вижу, наши голубки освоились, — без улыбки сказал предводитель. — Им неплохо друг с другом. Эльза, вы до сих пор не одумались?

Она встала, заслонив собой Арреля.

— Даже не подумаю. Вы не посмеете нам навредить!

— Какая самоуверенность! Какие амбиции! Друзья мои, — Рерски круто повернулся к сообщникам, — вы стали свидетелями слепой неблагодарности! Если бы мы на самом деле были зверьми, кто бы теперь коротал остаток дней в местах не столь отдаленных?.. Да вы благодарить нас должны, дорогуша!

Эльза демонстративно отвернулась.

— Раз вы не желаете с нами говорить, оставьте нас наедине со своим новым другом. Нам предстоит сугубо мужской разговор.

Взгляд Эльзы упал на Богарта, который стоял посреди комнаты, разминая пальцы.

— Нет. Я останусь. Разговаривайте при мне, — возразила она с гулко забившимся сердцем.

— Не много ли сударыня о себе возмечтала? — сказал старик, и глаза его недобро сверкнули.

Юфис шагнул вперед с таким видом, будто намеревался схватить бывшую невесту за волосы.

— Она выводит меня из себя! — воскликнул он, играя желваками, что вздымались на деревянных от напряжения скулах.

— Девчонка должна уйти, — повторил Рерски. — Или господин Аррель нуждается в няньке?

Эльза посмотрела на Элиана. Его предложение прозвучало в ее голове со всей отчетливостью: «Пока они будут заняты мной, ты успеешь уйти. Беги. Беги и не оглядывайся!» — упрямо твердили его ясные глаза — глаза невинного человека. И Эльза воспрянула духом, ведь разве мог настоящий убийца пойти на такой самоотверженный шаг?

— Я не сойду с места, — объявила девушка.

— Крис, уведи ее! — скомандовал Рерски.

Отцовская копия — такой же длинноволосый и низкорослый, с такими же бритыми щеками и плотно сжатым ртом, тот приблизился к Эльзе. Стараясь не касаться ее взглядом, он под руки вывел строптивицу в коридор.

— Пустите меня! Я же вижу, вы не такой, как они! — взмолилась Эльза. — Вам трудно выносить безумства отца. Что, если вы истязаете невиновного? Подумайте...

Крис Богарт устало посмотрел перед собой, и в его глазах она увидела слезы.

— Больше всего я думаю сейчас о своей семье, — признался он. — Камиллу уже не вернуть, а местью мы только погубим самих себя.

Глядя на милое личико той, которая едва успела повзрослеть и которая ни в коем случае не заслуживала испытаний, младший Богарт острее чувствовал чудовищность своей ошибки. Зачем он послушал отца? Как позволил втянуть себя в круговорот сумасшедшей злобы?

Хватка ослабла, и Эльза рванулась к дверям кухни, но Крис тихо остановил ее.

— Не ходите туда.

— Я должна остановить их! Вдруг они...

— Они не причинят ему вреда. Не сейчас.

Было видно, насколько измучен Крис своими противоречиями. Под его глазами залегли темные круги, щеки впали, лицо осунулось, плечи поникли. Вся беда заключалась в том, что он с детства привык почитать своего отца...

— Сейчас они только «готовят почву», — печально пояснил молодой человек.

Эльза нахмурилась.

— Что это значит?

— Мой отец и Юфис Корн будут заставлять его подписать приговор самому себе.

— Зачем?

— Для нашей безопасности.

Эльза вскрикнула.

— Боже мой! А потом?

— Вы знаете.

Глава 37

Тем временем на стол перед Эли легли перо и лист бумаги. По обе стороны от него находились Юфис Корн с каменным лицом и Рерски, хищно скаливший зубы.

— Пиши, — скомандовал последний.

Пленник повиновался: не спеша взял в руку перо, обмакнул в чернила и приготовился слушать, что последует дальше, с самым отрешенным видом.

Сообщники недоуменно переглянулись.

— «Я, Элиан Аррель, прошу никого не винить в случившемся: виной всему я сам, — принялся с расстановкой диктовать Рерски. Элиан безропотно выводил буквы, словно писал самое обычное письмо, а не предсмертную записку. —...Я вручаю себя строгому суду — своей собственной совести, и после стольких поступков, несущих людям зло, не могу отыскать другого выхода...»

Рерски посмотрел на пленника, а Юфис посмотрел в окно, на высокие кроны старого сада. Они оба ждали от Арреля неповиновения, однако тот вел себя на удивление послушно. Быть может, смирился, а может, тянул время.

— Покажи!

Старик выхватил лист из-под руки Арреля, быстро пробежал глазами и, отшвырнув, гневно вскрикнул:

— Что это, идиот?!

Видимо, усердие не соответствовало его требованиям.

Юфис развернулся и посмотрел на врага в упор, приняв стойку зверя, готовящегося к прыжку.

— Почему я должен исполнять ваши желания? — воскликнул Эли. — Вы уверены, что я убил вашу дочь; жребий брошен не в мою пользу!

Корн поднял руку для удара, но сообщник вовремя остановил его...

Между тем за дверью, в двух шагах отсюда, Крис не без удивления созерцал девушку, которая цепенела от страха за своего друга. Стройная, беззащитная, она была образцом преданности, адресованной не одному человеку, а всем своим взглядам на жизнь. Конкретная личность с ее достоинствами и недостатками в понимании Эльзы сопоставлялась с пространными умозаключениями о чувстве долга, совести и благородстве.

— Я представлял вас иной, — признался Богарт. — Странно, что у Юфиса Корна могла быть такая возлюбленная. Вы знали, кого любили?

Эльза вздрогнула.

— Мне казалось, что я знаю Юфиса лучше, чем кто-либо. Порой он выглядел резким, но жестоким — никогда.

Богарт с кривой усмешкой покачал головой:

— Значит, вы его совсем не знали. Я знаком с ним сравнительно недавно, однако сразу раскусил его нрав. Корн относится к тому типу людей, которые обладают зажигательным даром убеждения. Сам он действует редко, зато умело подстрекает других. Я не хочу перекладывать ответственность со своего отца, но все же думаю, что старый человек вряд ли решился бы на самосуд без постороннего вмешательства.
Эльза задумалась. Выходит, она действительно не знала своего возлюбленного. Живя от встречи к встрече, она не могла узнать его характер до конца, ибо всё остальное время они проводили порознь.

— Эльза, вы можете объяснить, каким образом разбогател Юфис Корн, каким образом достиг высокого положения в обществе? — снова задал вопрос Крис Богарт.

Да-да, конечно же она могла это объяснить! Крушение поезда, когда Юфис якобы спас какого-то миллионера...

— Это неправда, — объявил Крис. — История со спасением — дежурная ложь, с помощью которой он усыплял вашу бдительность.

— Не может быть!

— С нами он был более откровенен. На самом деле Корн прокладывал себе дорогу в люди шантажом. Да! Он шантажировал самого Ури Арреля, грозясь предъявить доказательства неких его грязных делишек. Тот боялся на первых порах, а потом Корн смог сам встать на ноги.

Эльза подавленно отвернулась. Она устала слышать страшные откровения про любимого человека, который наполнял собою весь ее мир… Это было даже не разочарование, а трагедия одной пылкой, самоотверженной любви.

Когда женщина теряет, она стремится как можно скорее восполнить ту пустоту, что образовалась в ее раненном сердце. В спешке она хватается за соломинку. На это ее толкает безотчетный порыв, в основе которого лежит и жалость, и проблески любви, и обостренное чувство справедливости... И всё та же пресловутая месть.

*  *  *

Эльза не сразу поняла, что случилось. Раздался крик. Лишь после она осознала, что слышит собственный голос. Рядом с ее головой оказалось столько раз целованное ею лицо Юфиса; только теперь ярость искажала его черты. Комната расплывалась перед глазами, в висок упирался какой-то зловеще холодный предмет.

— Ты не хочешь писать записку по-хорошему. А так? Так ты ее напишешь?!

Рука Юфиса нервно дергалась, его тело шаталось, как будто от землетрясения пол под ним ходил ходуном. От ревности, от неудовлетворенной жажды мести этот человек потерял над собой контроль. Злоба пожирала его без остатка, и он наступал, ибо ему чудилось, что, находясь в бездействии, он будет мгновенно растоптан.

— Спокойно! Спокойно... Опусти револьвер, — испуганно прошептал Эли. — Я сделаю всё, как вы скажете, только не трогайте девушку. Она тут не при чем. Отпустите ее... Я всё сделаю.

Считая Арреля бесчувственным эгоистом, Рерски Богарт не решился на подобный шантаж, а Юфис рискнул, и его план сработал. Когда человек не тревожится за собственную жизнь, всегда найдется другое лицо, к которому он будет неравнодушен.