Смерть крадется в бурю

1. В машине
Машина упрямо несется вперёд пронзая холодную зимнюю ночь. Снег забивает стекло, дворники равномерно ходят туда-сюда «Тук-тук». Навстречу приближаются желтые огни, ослепительное мгновение и, вжух, два красных огонька исчезают в зеркальце заднего вида. Я передвигаю рычажок и печка работает на максимуме, но мне холодно. Думаю, ледяной воздух продувает машину и оттого никак не могу согреться.  Смотрю на часы и понимаю, что у меня осталось чуть меньше четырех часов.
-Ты должен успеть ко мне! – вспомнил я недавний телефонный разговор с женой.
- Я постараюсь, София  - примирительно говорю я в трубку. – Но скоро стемнеет, а погода портится с каждой минутой, - сказал я тогда, хотя за окном светило солнце и не было даже намека на то, что погода испортится.
«Ну поздравляю! Вот погода и превратилась в дерьмо» - мрачно думаю я пытаясь разглядеть дорогу за занавесом снега.
-Ладно, - в ее голосе послышались те капризные нотки, которые я всей душой ненавижу. – Ты меня не любишь!
Опять одно и тоже! Каждый раз, когда что-нибудь идет не по ее хотению, она начинает кидать капризы, жаловаться, плакать и заявлять, что я ее не люблю. Но мне то уж лучше знать, люблю ли я ее или не ее. Вот такой маленький нюанс заключается в фразе, вы все правильно поняли. Я люблю ее, но при этом испытываю не любовь, нет, но легкую влюбленность в свою длинноногую коллегу.
-Послушай, дорогая, я очень тебя люблю, - сказал я и внутри екнуло что-то. Стыдно. Я покраснел как пятиклассник перед девочкой, которая ему нравится. Хорошо, что она меня не видит.
-У тебя голос немного странный, - осторожно заметила София. – Ты мне врешь?
-Ну что ты! – воскликнул я с напускной искренностью, в тот момент я сжимал пластиковый корпус так сильно, что тот начал трещать. Успокойся, Марк, и вспомни, что говорила бабушка. После того, как она меня хватала на лжи, она мне говорила: «Ври, мальчик мой, так, что бы ты верил в свою ложь. Сделай ложь единственной возможной правдой. А если не можешь, тогда совсем не ври». Тот урок я усвоил на отлично и научился врать.
- Голос странный потому что  я устал, много больных сегодня, - продолжил я. На палец наматывал телефонный провод, и рассеяно смотрел на нашу фотографию в рамке на столе.  – И знаешь, медсестра меня отравила каким-то отваром из шишек. И если до этого просто кашлял, то теперь добавилась боль в горле. Теперь немного сиплю.
- А ну ладно, - совсем успокоилась она. Я услышал такое облегчение в ее голосе и испытал жгучий стыд. – Прости, дорогой, я такая дура.
-Не переживай, все в порядке,  - напряженно сказал я. – Все хорошо.
Но все в порядке определенно не было и переживать ей стоило, только знать ей об этом не нужно.
-Так ты приедешь?
-Сделаю все, что в моих силах.
-Я… почти склоняюсь к имени Кирилл… А ты как считаешь?
-Думаю, это хорошее имя, - сказал я кивая. Мне надоела вся эта тема с выбором имени, которая вечно повторялась. Скорее бы она уже родила и назвала ребенка как захочет. Хоть Мустафой, хоть Петром Первым.
-И мне так кажется. Хотя Катя говорит, что Кириллом звали ее бывшего и он был полным уродом.
«Катя говорит» - именно так начинались многие скандалы. И здесь эта дурочка успела нагадить. Вечно лезет со своим дурацким мнением, когда ее не просят. Каждый раз, только представится выбор, она вставляет свое слово. Я первое время терпеливо твердил, что это все, наше семейное дело и посторонним нечего в него лезть. Но эта дура простой язык не понимает. А жена вечно прислушивается к советам, а потом получается ерунда и это ее ничему не учит.
-Меньше ты слушай, дуру эту рыжую! – не сдержался я. Хотел но не смог. Я вздохнул: сейчас начнется. Ну почему я не могу вовремя прикусить язык или откусить этого извивающегося паршивца совсем?
-Как ты так можешь говорить про нее! – на том конце провода кричала София. – Она нам столько помогала и всегда приходила на помощь, а ты козел неблагодарный!
Я поднял глаза вверх и стиснул зубы. Захотелось швырнуть трубку, а потом поехать к ней и вбить ее слова в зубы. Я вздохнул и постарался успокоиться. Я совсем уже не слушал ее, но она продолжала самозабвенно визжать, как свинья на бойне.
-От тебя никакой помощи! Только и знаешь как валяться перед телеком с пивом! А я должна, из за тебя, мучится с огромным животом и делать все сама! Убираться, стирать и готовить! Скажи-ка ты мне, сколько ты бутылок выпиваешь вечером? Нет, ты скажи?
-Аа? Сколько?
-Три! Ты никогда раньше так много не пил! Ты медленно спиваешься,  по тебе видно, поверь. Ты становишься злее, более замкнутым, не спрашиваешь как у меня дела или как прошел мой день! Я лишь прошу немного внимания! А ты вечно пропадаешь то на работе, то в каком то своем мире! О чем ты вообще думаешь?
Я закрыл глаза, ощущая пылающим ярким пламенем гнев внутри льющийся внутри, по венам текла злость. Внутри все клокотало, а в голове налилась тупая тяжесть. И вот, опять, она меня довела. И как тут можно не пить, когда тебя пилят то дома, то по телефону? И везде ты не прав и вроде как лишний, а вроде как и нужен, и мнение твое просто необходимо, с ней согласившись сделаешь хуже, а не согласившись - еще хуже. Замкнутый круг! И вот понимай как хочешь. Игра в русскую рулетку, а вместо пуль - циркулярная пила для мозгов. Самая настоящая загадка женской души, не поддающаяся никакому пониманию  у мужского пола.
-Что ты отмалчиваешься, Марк? Какого хрена, ты не можешь поговорить со мной? Ты меня не любишь! Не отвечай,  я и так знаю ответ! И почему ты всегда молчишь! Скажи уже, что-нибудь!
-Я… мне нечего сказать, - ровным голосом ответил я.
-Короче, что бы завтра был к шести утра в больнице, а я постараюсь не родить раньше этого времени, - на том конце провода щелкнуло и гудки мерно за-пикали.
Я нервно кинул трубку, словно та была ядовитой гадиной. Она свалилась и повисла на проводе, поправлять я ее не стал. Выходные на носу, звонить в кабинет врача никто не станет. У меня выходные, слышите, нет?
А теперь я мчусь, пытаясь успеть сделать оставшиеся четыреста километров  за три часа. Бред, я ведь понимаю, что в хорошую погоду это стало бы приличным испытанием, а в такую как сейчас и пытаться нечего.
Я откинулся на спинку и поерзал втискивая в кресло свое тело по-удобнее. Несмотря на поздний час спать совсем не хотелось. Повернул рычажок регулировки громкости радио.
«Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх»
Какое уж тут свободен, скорее заложник ситуации, да и страх это то, что я постоянно испытываю. Каждую минуту, ощущаю это скверное чувство, которое, бывает, заставляет в минуту другую бухать мое сердце как в бешеном припадке . Быстро и тяжело: бух-бух-бух. Я врач, так чего же мне  бояться? Едко улыбаюсь при этих мыслях.  Уверен не помру уж от приступа. Ну не в тридцать лет по крайней мере.
Кипелов продолжать петь:

«Я свободен с диким ветром наравне,
Я свободен  наяву, а не во сне»
Сон и явь, и одно и другое смешалось в последнее время. Ну и даже и не в последнее время, а довольно давно, так думаю. Около десяти лет, мне кажется все перевернулось вверх дном, мой таз жизни опрокинулся, и все помои вылились не всеобщее обозрение. С годами я все больше я перестал узнавать себя, потерялся в долгом забеге под названием жизнь. Свернул несколько раз не туда, а теперь мчусь как угорелый к жене, на ее роды. Радостное событие, а на самом деле херня собачья все эти дети. У нее от гормонов крышу сносит, а дальше станет хуже. Я тяжело вздыхаю, беру с сидения дешевые сигареты, закуриваю, затягиваюсь несколько раз и кашляю. Люблю наблюдать как причудливо закручивается дым, как он медленно выходит из недр груди и через рот.
 Вдруг я встрепенулся  и перевел взгляд вдаль. Не пойму толи кажется, толи действительно так и есть. Ах, все верно, так и есть! Впереди с бешенной скоростью приближались две горящие фары обгоняющие грузовик, судя по его лампочкам сияющих над высокой кабиной.
«Он что, слепой? Вздумал когда обгон совершать! Он ведь не успеет вернуться на свою полосу!»
Машины, моя и его, приближались лоб в лоб. Я, что есть мочи, давил на клаксон, но тот не видел и не слышал меня. Как он может не видеть? У меня ведь горят две фары! Слепой он, что ли или, быть может, пьян?
Я старался не паниковать, но руки дрожали. Я не верил, что это происходит здесь и сейчас. Смерть несется мне навстречу, собираясь принять мой фарш в консервной банке в свои объятия. Обочина засыпана толстым слоем снега, по такой дороге легко можно съехать в поле.  Или в дерево. Или в знак. Но делать нечего, немного притормаживаю и заворачиваю руль, еду по заснеженной обочине. Руль ведет себя странно, дергается то в одну, то в другую сторону, я изо всех сил держу руль, кручу им в стороны, стараясь держать машину ровно. Я почти на обочине, мгновение и мы разминулись, этот псих на огромный скорости проносится мимо. Машина скользит и выворачивается  в сторону заснеженного поля.
Я зарычал и чудом удалось выправить ситуацию, вернуть машину на полосу.
- Больной идиот! – закричал я в гневе. – Придурок! Кто тебя водить учил?
Жалко, что он меня не услышит, а то я бы высказался в гораздо более красочной форме и с интересными оборотами. Я тяжело дышал и весь дрожал, но чувство страха уходило, а по телу разливалось блаженное  спокойствие. Адреналин еще подогревал мою кровь, все чувства и рефлексы работали на пределе.
-Фух, - выдохнул я.
Но путь продолжался, а машина сжирала колесами километр за километром.  Несколько раз зевнул и со страхом вдруг понял, что хочу спать. Дернувшись, мне удалось сесть прямее и неудобнее. Никак нельзя спать! Это смертельно опасно! Вокруг темнота застилала мир, только две фары освещали дорогу не более чем на пару метров. Видимость плохая из-за густого снега, который, как мне казалось, усиливался с каждой минутой.
Я со всей силы ударил себя по лицу ладонью.
-Ау! Больно!
Это помогло, ненадолго можно успокоиться. Мне жизненно необходим  кофе или энергетик. Так решаются вопросы жизни и смерти. Машина продолжала катить по заснеженной дороге, иногда встречались редкие автомобили, которые ехали медленно и неспешно. А я мчусь, угорелый псих с петардой в попе. Ну я сам виноват. Во всем. Но об этом позже.
Каждые десять минут я поглядывал на часы, понимал, что время играет против меня, я проиграл, а оно, как обычно, лидирует. Глаза слипаются  от усталости, чувствую резь и боль. Мышцы спины ужасно затекли, а еще, я ужасно мерз. Дурацкая печка страшно подводила.
Впереди показался заснеженный знак обозначающий название деревни, который невозможно прочесть. А дальше следовали домики разной высоты, длины и формы. Окна темнели, деревня словно вымерла, только редкие уличные фонари, горящие через один, давали понять, что в деревни еще остались жители. Все покрывала белая насыпь. Кто-то слепил огромную снежную бабу под фонарем. На снежную бабу лился желтый свет фонаря,  и та грозно отбрасывала тень. Успел заметить, что у нее имелось две морковки: одна там где снежная голова, другая, гораздо ниже, но тоже в середине.   
Я посмотрел на трасу и вздрогнул: дорога резко сворачивала вправо. Я успел вывернуть руль, и чудом не въехал в чей то забор. Машину немного занесло, но опять же мне удалось ее вывернуть.
А я продолжил свой путь дальше. Немного погодя показался маленький магазин. «Радости жизни» гласила неоновая вывеска засыпанная снегом, а чуть ниже горели буквы «круглосуточно». Я припарковался на стоянке радостей жизни и безрадостно выволок свое занемевшее тело под пронзительный ветер. Никто парковку не чистил и снег набирался в туфли.
Я зашел в магазин и огляделся. Ярко горел свет, но вокруг ни души - это очень сильно угнетало. Пахло крепким кофе, пирожками и чем то еще. В магазине было очень холодно. Я поежился, зубы застучали, тело мелко дрожало в ознобе. Стеллажи и витрины безучастны и равнодушны в своем безмолвии. Они заполнены пакетиками чипсов, пластиковыми бутылками с водой, жестяными банками энергетиков, жевательной резинкой, яркими цветными газировками, туалетной бумагой, крупами, макаронами и много чем еще. Продавца не видно и не слышно, только его кресло зловеще сияло пустотой. На его месте, казалось, мерцала черная дыра: которая втягивала все хорошее и все плохое. Я нахмурился и замер. Мне все это не нравится, ощущение словно попал в дешевый фильм ужасов, на премьеры которых уже давно никто не ходит. Есть в такой пустоте что-то неправильное. Думаю, откуда-нибудь выскочит зомби и откусит голову. Я улыбнулся своей наивности. Три десятка лет прожил, а верю во всякую чушь.  Чувство отчужденности не покидало меня, казалось, я один остался в целом мире. Нужно встретить хотя бы одного человека. Пожалуйста, хоть кто-нибудь может зайти в магазин. Подойдёт даже извращенец, который за еду подержит твой…
-Продавец! – крикнул я. Всюду стояла тишина давящая на перепонки. Только глухо доносился ветер с улицы и стучал снег в окна. -Ау! Есть кто-нибудь?
В ответ тишина, только лампы тихо едва различимо гудели. Продавец поди дрыхнет где-нибудь на складе, а я тут взвинчиваю себя. На витринах холодильника соблазнительно лежали бутерброды, хот-дог с баварской сосиской, гамбургер с луком и сыром на котлетке и один единственный маффин.  Я облизнулся и зашел за прилавок. Взял пластиковую тарелочку и  положил на нее гамбургер и хот дог. Поставил ее в микроволновую печь и включил. Та тихо загудела, а тарелка медленно начала крутиться, освещенная желтым светом. Я заметил белый телефон висящий на стене. Поднял трубку, задумался на миг, и набрал номер. В ответ кроме гудков я так ничего и не услышал. Положил трубку и набрал еще один номер. После третьего гудка что то щелкнуло:
-Але? Говорите?
-Маргарита, это я, Марк…
-Ох, Марк, - там вздохнули и всхлипнули. – Ты скоро будешь?
- Что то случилось с Софией? Я не могу ей дозвониться…
-Да, - сказала она срывающимся голосом. – У нее начались роды, они… - она всхлипнула и шёпотом продолжила.  – Они… проходят очень плохо. Она может умереть. Сейчас с дочкой два врача и медсестры.
Бум. По голове ледяной кочергой огрели ее слова. Я стоял лишенный слов и мыслей. «У нее начались роды…Они проходят очень плохо. Она может умереть. Умереть. Умереть.» Стучало в моей голове. И кто то закричал: «Смерть пронзает полночь! Главный гость пожаловал! Всем лечь». И в голове заиграла музыка карнавала, раздался смех и свист толпы, перешептывание мужчин и женщин. Внутри я пуст и выпотрошен. Я рыба на кухонном столе. От меня больше ничего не осталось, лишь тень себя и призрак ночи. Все внутри в один момент помертвело. Впереди ничего хорошего не будет. София умрет и не останется надежды. Я не прав и виноват. Если бы я смог приехать раньше, если бы я не думал о другой, если бы я не изменил ей в тот вечер, кто знает, может ничего бы этого и не было? Что то вырвали из недр моего тела очень важное и родное.
Рука судорожно сжалась - не смогу разжать кисть даже если захочу. Трубка попала в капкан плоти, быть может навечно. Я хотел рыдать и кричать, вопить что есть мочи, ржать конем, кусаться и царапаться, лягаться и прыгать. Буря  эмоций торнадо крутилась внутри смешивая чувства. Ощущение обмана не покидало меня. Это просто нечестно! Почему именно с ней случилось это?
Раздался «Дзинь». Я вздрогнул и посмотрел на микроволновую печь. Мой поздний ужин готов, ароматные запахи долетали до моего носа, я сглотнул и понял, что в горле пересохло. Желудок сдулся и наполнился чем то сухим, есть больше не хотелось. Не смогу в себя впихнуть и крошки, даже если мне станут угрожать пистолетом.
-Что говорят врачи? – бесцветным голосом спросил я.
-Надежда есть, но ты же знаешь, что они всегда так говорят. Они сказали шансы процентов сорок или того меньше, что выживет кто то один, и не больше десяти на то, что выкарабкаются оба.
Ей больше не нужно ломать голову над именем.
-Я… я…
-Приезжай быстрее,  мне кажется ей с тобой будет лучше, она…Я не могу потерять ее, она все, что у меня осталось.
-У меня тоже больше ничего нет.
Я выронил трубку и кинулся прочь, добежал до машины и прыгнул внутрь. Завел мотор, и резко тронулся с места, машину закрутило из стороны в сторону, но я смог ее выровнять и поехал дальше, мчась на сумасшедшей скорости. Какие еще сюрпризы готовит эта ночь?

2.В больнице

- Вы, Маргарита Львовна? – спросил трясущийся интерн. Это был тощий парень, среднего роста с измученным выражением лица. В его глазах застыли страх и отчаяние. Он нервничал и каждые три секунды тер карман халата.
-Чем могу быть полезна, дорогой? – величественно спросила она. Маргарита Львовна была сухопарой высокой женщиной, интеллигентного вида. Она умела держать себя достойно, и видит бог, у нее это как всегда получалось превосходно. Но как только она увидела этого испуганного мальчишку с красным лицом, внутри зародилось семя страха. Но она сумела сдержать себя в руках, и не выказать настоящих эмоций.
Парень быстро взглянул снизу вверх, и увидев ее глаза, уткнул взгляд в пол. Он так и говорил с ней, вытирая носок ботинка об пол.
- С вашей дочкой проблема, меня попросили передать, - пробубнил он под нос.
Голос дрожал, а язык заплетался, но Маргарита Львовна все прекрасно поняла и без дальнейших слов. Но все равно спросила:
-Что случилось?
-У нее начались роды, которые могут оказаться очень тяжелыми.
-Насколько тяжелыми? – спросила она и голос все таки екнул, но она уняла свой страх и упрятала его в глубине души.
- Она может умереть. Мне сказали сказать… Что шансы у нее пятьде… сорок процентов или у ее ребенка. А шансы, что выкарабкаются оба о-около де-десяти, Павел, - сказал он и густо покраснел.
Все закончится здесь, подумала тогда она. Все закончится здесь. Ее сердце остро кольнула игла, но боль оказалась мгновенной и быстро прошла. Она просто не может остаться без дочери. Невыносимо осознавать это, и она наверняка никогда не сможет осознать весь этот факт.
Маргарита сама не осознавая, что делает, опустилась на диванчик в коридоре. Ее пальцы стали нервно теребить сумочку, а потом расстегнули молнию и достали мобильник. Нужно сообщить Марку. Пролистав телефонную книгу, она нажала нужный номер. В ответ она услышала, что абонент находится не в зоне действия сети. Теперь остается только ждать и надеяться. При таких шансах надеяться на многое, однако, не приходится.
Куда пропал Марк? К этому молодому врачу, Маргарита Львовна относился снисходительно, а вот ее муж невзлюбил парня с самого первого раза, когда они познакомились три года назад.  На тот момент, будучи еще интерном, Марк имел вагон амбиций и практически никаких средств к существованию. Амбиции его уменьшились, а вот денег так и не прибавилось. Дочка постоянно просила у нее денег, а она, только усмехнувшись, давала ей приличные суммы. Причина смешка заключалось в том, какое выражение лица принял бы покойный муж, узнай он об этом. Хотя возможно даже в могиле, его лицо искажалось как у человека, укусившего действительно кислый лимон, это судорожное лицо именно в тот момент когда зубы вонзаются во желтый фрукт - такое лицо бывало каждый раз, когда дочь просила денег.
«Пусть он беден, - думала она. – Но это ее выбор. Выбирать, бывает, очень сложно. Деньги или любовь. Деньги или любовь». Сама она в свое время выбрала деньги, и ни разу не пожалела о своем выборе.
Прошло двадцать минут. В коридорах разлилась тишина, все замерло, время остановилось. Всё мертво, таково, наверно, там, за барьером разделяющий жизнь и смерть. Там все застывает. Она вздрогнула и потянулась за сигаретой, но вспомнив, где находится, опять положила руку на скамейку. По коридору прошел сонный доктор, он постоянно зевал и выглядел болезненно уставшим. Дойдя до конца коридора, он вдруг хлопнул себя по лбу, словно что-то вспомнив,  резко развернулся в тапочках, побрел обратно.
Дверь открылась и вышла медсестра. Она куда то спешила, но казалось, что специально старательно отводит взгляд и не замечает интеллигентную женщину. Та скрылась в конце коридора, но вскоре вернулась с двумя большими банками наполненными прозрачной жидкостью.
- Что там происходит? – не вытерпев крикнула Маргарита Львовна. – Что с ней?
- Кесарево… - ответила медсестра и скрылась за дверью больше ничего не объясняя.
Она осталась одна, наедине со своими мыслями.
Вдруг зазвонил телефон. Она не взглянув на номер нажала кнопку. На том конце объявился Марк. Посвятив его в печальные события, она положила трубку.
Он скоро будет. Что бы сказал Антон? Между Марком и покойным мужем всегда назревал плод войны, однако созреть он не успел, но буря была не за горами. Потом смерть Антона и обстановка сама собой разрядилась. Но, она знала Антона, тот бы Марка уничтожил, за то, что он сделал с их дочерью. Ее муж всегда открыто выступал против замужества Софии «с этим», как любил говорить он про него, как про вещь, при этом кривясь от отвращения вспоминая Марка. Но он ведь был прав, что от брака ничего хорошего ждать не приходится. Она с раздражением подумала: «Марк – никчёмный человек», хотя она всегда ему симпатизировала, и их свадьба состоялась при помощи ее поддержки. А теперь она успела горько пожалеть об этом. У нее появилось нехорошее чувство, что этой ночью кто-то отправится в мир иной, вопрос лишь в том, один или два человека отправятся в последний путь.
«Лучше бы Марк умер, - подумала она внутренне содрогаясь. – Разбился бы на своей гребанной машине пять лет назад, а дочка бы нежилась в счастье с другом ее детства, с которым  у нее успели завязаться романтические отношения, пока на горизонте не возник этот дурак».
Вспомнить хотя бы про его измены. Ну-у, была всего одна измена, но раз начавши остановиться не сможешь.  А может про другие, эта доверчивая дурочка, не узнала? София всю жизнь прожила не снимая розовых очков, и смотрите на нее теперь во что вляпалась.
Марго встала и прошлась взад вперед по полутемному коридору, затем подошла к окну и замерла. Там разыгралась настоящая  буря, ветер со свистом задувал во все щели, а снег причудливо кружился и стучал в окно. Там ужасно холодно, такая погода добавляла лишь мрачных взмахов кисти в картину сегодняшнего дня. А ведь утро начиналось добрым  и прекрасным, светило солнце, а их ждало радостное событие. Все изменилось в один момент, когда по коридору начали бегать медсестры и пара врачей с мрачными лицами, а дверь закрылась. И стоило ей отойти за кофе из автомата на первом этаже! Кофе давно остыл на скамеечке, а она к нему даже не притронулась.
Минут сорок ничего не происходило, момент остановился, а Маргарита Львовна боялась дышать и даже думать, внутри теплилась надежда, что все обойдется. Но она боялась, что дверь сейчас откроется и выйдет тот самый парнишка-практикант, и заикаясь сообщит плохие новости.
Вдруг дверь открылась и действительно вышел тот парень. Сердце замерло и внезапно кольнуло. Страх волнами накатывал, погружая в свои воды сознание. Она тонула. Теперь она действительно боялась, внутри все колотилось, а страх волнами прибывал. По изнеможённому лицу практиканта ничего нельзя определить точно, какие вести он собирается сообщить. А может он просто вышел в туалет, промелькнуло у нее на миг. Но нет, то  направился к ней, и каждый его шаг казался вечностью.
Вдруг он улыбнулся.
- Все прошло хорошо.
-Я…как? Что? – путаясь и сбиваясь выдавила она. Теперь она больше не величественная и грациозная дама, а испуганная и загнанная страхом в угол женщина. Внутри разыгралась буря, по круче той на улице.
- Малыш родился крепкий, а ваша дочь очень устала, но с ней все хорошо.
Маргарита Львовна не произнося ни слова, кинулась на шею парню, чмокнула его  прыщавую щеку и поспешила в палату. Там врачи болтали, медсестры собирали медицинские инструменты, одна запеленав ребеночка, куда-то его уносила, а другая вывозила ослабевшую дочь в кресле-каталке. С ними все в порядке! На радостях, Марго чуть не расплакалась.


Зайдя немного позже в палату, Маргарита Львовна обнаружила дочь в приподнятом настроении.
- Мама, все кончилось хорошо! Кирилл родился крепким и довольно толстеньким! Врачи обещают, что проблем с ним никаких не будет.
- Ты как? – сухо спросила она.
- Хорошо! – улыбаясь сказала дочь. – Сильная слабость, кажется, что я носила мешки с картошкой, но это мелочи. Мне только что звонил Марк, он обещался скоро быть!
-Марк умер, - сообщила она. – Мне только что звонили из полиции. Они обнаружили машину, которая съехала с дороги в озеро и провалилась под лед. Всю ночь они ее вытаскивали, вытащили только к утру, по номерам пробили владельца, смогли дозвониться только мне, твой телефон не отвечал.
Вот так! Она легко и просто сообщила плохие новости, у нее просто не осталось сил тянуть с этим. Она чувствовала себя разбитой и слабой женщиной, у нее не осталось сил держать и это новое горе в себе. Ночь оказалась слишком тяжелой и изматывающей. Столько горя, радости, а потом снова горя. К такому она оказалась не готова! Сообщить плохие новости нужно как можно раньше, не затягивая. Это как корочку от ранки: нужно содрать одним резким движением, появится резкая боль, которая вскоре утихнет. Но нет, вовсе не утихла и даже не ослабла, а даже наоборот, стала сильнее при виде изменившегося лица Софии. Тотчас ее радостное лицо, превратилось в маску настоящего мученика.
- Они говорят, что все случилось вчера вечером, - не помня себя продолжила Маргарита. – Около одиннадцати часов. Почти сразу как он пересек черту города. Там началась скользкая дорога и крутой поворот, который он, видимо, не заметил и съехал на лед, и провалился в озеро. Полицейский сказал, что они еще будут устанавливать все подробности происшествия. Возможно, есть вина другого водителя, они начнут процесс, станут разыскивать свидетелей, снимут показания камер наблюдения с ближайших точек, но сказали на многое не рассчитывать в такую бурю.
Она говорила и говорила забываясь в своих словах и прячась там от горя. Она смотрела на Софию, и не знала слышит ли ее та или она вся не помнит себя от ужаса погрузилась в себя. Лицо дочери оставалось ужасным и несчастным, потерянным.
-Но … он ведь... только что мне звонил! как такое может быть? – прошептала София. Она смотрела в одну точку и не моргала. - Спрашиваю, как такое может быть! Как! Я ведь говорила с ним! – не помнила она себя.
- Он мне тоже звонил ночью, - выдавила мать. – Сказал, что спешит сюда и скоро будет. Я уверена, что это его голос.
Тут  только София взглянула на нее.  В глазах горел огонь, надежда, которую ни с чем не спутать. А губы немного разошлись в улыбке.
- Они вероятно ошиблись!
-Да, я тоже так думаю, - подтвердила Маргарита Львовна. – Знаешь, а ведь действительно они могли что то напутать, ошиблись цифрой  списывая с номера машины или еще как то.
София рассмеялась.
-Так и есть, дверь с минуты на минуту откроется и он войдет, теперь я точно знаю, что с ним все в порядке!
Маргарита Львовна улыбнувшись кивнула. Страх в груди стал меньше и словно убрали тяжелый груз. Она вздохнула.
- Давай немного подождем.
Долго ждать не пришлось. Дверь резко открылась, словно входивший очень спешил. София радостно села на койке. Дверь закрылась, но никто так и не вошел.
Две женщины понимающе переглянулись. Это был Марк.