“Скольких девушек ты заставил рыдать? Могу себе представить. Сделай одну из них счастливой. Если хочешь. Никогда не решилась бы сказать тебе нечто подобное в лицо или по телефону, поэтому пишу письмо. Вряд ли ты помнишь меня: мы не знакомы и виделись только один раз. Ты стоял в очереди за хлебом, но твои мысли витали где-то далеко, в облаках. Я поняла, что ты не от мира сего, и полюбила. Я полюбила тебя сразу. С первого взгляда. Чтобы узнать где ты живёшь, я проводила тебя до дома - поэтому знаю адрес. Мне нужно с тобой встретиться и поговорить - до того, как я улечу обратно в свой город. Я живу далеко отсюда. Очень далеко. Родители отправили меня погостить на каникулах у бабушки, и я не знаю когда прилечу сюда снова. Может быть, следующим летом, а может быть через два года. Или никогда. Буду ждать тебя в ближайшее воскресенье возле школы, где ты учишься. Приходи! Не пугайся! Я прошу тебя только об одном: приди!”.
Отправителем письма значилась Инга. Если верить сказанному, её бабушка жила через два подъезда от меня. Чтобы преодолеть расстояние метров в двадцать, от Инги до меня, письму потребовалось два месяца. Два месяца! Об этом свидетельствовал штемпель на тыльной стороне конверта. На погашенной марке был изображён Норильск - впрочем, возможно, совершенно ни к месту. Разумеется, я не смог откликнуться на зов Инги, по независящим от меня причинам. В назначенный ею день я не появился в условленном месте. Попытки вспомнить лица девушек, встреченных мною в то лето во дворе и в универсаме, ни к чему не привели. Навестить бабушку? Как я объяснил бы постороннему человеку моё появление? К тому же, я допускал, что Инга сложившуюся ситуацию с бабушкой не обсуждала. Ингу я так и не увидел, и писем от неё больше не получил.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.