Дорога на Эверест. Часть 6

Чудесные ночи, когда смеркалось буквально на пару часов. Ночной мрак не успевал укутать небо своим звёздным покрывалом,  лишь накидывал лёгкую вуаль, чтобы город хоть на миг сомкнул свои усталые глаза. А на набережной и на Невском проспекте вовсю шли гулянья- люди любовались подсветкой старинных зданий, сидели в кафешках под навесом, смотрели на разводящиеся мосты. Я часто ночью приходила смотреть на развод мостов, чаще всего на Дворцовый. Светящиеся крылья моста парили над блестящими чёрными водами Невы, а на заднем плане уснувшей громадиной возвышался Эрмитаж. Поверни голову налево и тут же перед глазами встаёт золотой пик Петропавловки. Я с самого детства считала ангела, восседавшего на пике, ангелом- хранителем моего города. Мне представлялось, как он каждую ночь, когда никто не видит, облетает свои владения, а чуть позади него на своих широких крыльях парят грифоны, прилетевшие со своей башни, и с их уродливых раскрытых пастей капает слюна.
Какое-то время я думала, что и Медный Всадник сходит со своего пьедестала и медленно следует вдоль Невы, привставая в стременах и глядя вдаль из- под руки, приложенной ко лбу козырьком. Но эта теория не потвердилась, когда я, подежурив несколько ночей у памятника, ничего не заметила. Только вот.., да стоит ли об этом говорить, какое-то туманное движение у самого подножья. Будто бы кто-то потусторонний тянул свои руки- щупальца во все четыре стороны, не делая, однако, попыток продвинуться дальше. Чуть позже я объяснила это видение своей усталостью и бессонными ночами. Но попыток провести ночь у памятника и проверить это предположение я больше не делала. Я не особо верила в паранормальное, хотя мне и мерещилось разное. Это было на нашей старой квартире на Петроградской, откуда мы съехали, когда мне исполнилось двенадцать лет. Я чувствовала невидимое присутствие, боялась оставаться одна дома. По ночам мне снилось что-то мерзкое и тёмное, выползающее из- под моей кровати. Просыпалась в ужасе и лежала с открытыми глазами, боясь пошевелиться и покрываясь холодным потом под одеялом. Хорошо, что мы с братом делили одну комнату на двоих. В сумраке ночи я видела его спокойное лицо, лицо человека, не терзаемого сомнениями и страхом. Оно придавало мне сил и я шевелилась, постепенно прогоняя оцепенение, пока лёгкий скрип паркета снова не приводил меня в ужас. Иногда я слышала быстрый топоток маленьких ножек, который раздавался в ночи, словно бегал кто-то почти невесомый из одного угла в другой. Эти шажки слышала не только я, но и брат. Это доказывало то, что я не сошла с ума. Что это было, мы так и не узнали и это для нас так и осталось тайной, своеобразной детской страшилкой, которую мы будем когда- нибудь рассказывать друзьям у костра и показывать руки, на которых тонкие золотистые волоски поднимаются дыбом, доказывая, что мы ничего не придумали.
Мне хотелось вытащить из кармана свой блокнот и записать свои мысли, но охапка дров в моих руках не способствовала этому. Перехватив поленья поудобнее, я зашагала к дому.

На столе меня ждал завтрак, большая кружка молока и пироги с мясом. Я поблагодарила хозяйку, села за стол и впилась зубами в нежное тесто. Антонина Петровна улыбнулась мне и продолжила хлопотать  у плиты. Я сделала большой глоток из кружки, молоко было холодным и ароматным.
- Настоящее молоко, - восторженно прошептала я.
- Конечно, - ответила Антонина Петровна, - Мы корову не держим, берём у соседей. У них очень хорошее молоко, даже из города приезжают за ним.
- А я никогда раньше не пила такое молоко, только из магазина. Оно не такое вкусное.
- Зачем тебе в Москву, деточка?- вдруг спросила старушка.
Я растерялась:
- Я даже не знаю, что Вам ответить. У меня, наверное, и для себя нет достаточно веского объяснения. Просто всегда хотелось посмотреть столицу.
- А после того, как посмотришь Москву, вернёшься домой?
- Тогда это получится слишком короткое путешествие.
- А, может, погостишь ещё несколько дней?- предложила Антонина Петровна, - Отдохнёшь, сил наберёшься.
Я была растрогана.
- Я бы с радостью, правда, но не могу. Если поживу ещё немного в тепле и комфорте, вряд ли смогу вообще уйти. А так, вполне возможно, дойду до Тибета, если не буду делать себе поблажек,- я улыбнулась.
- Что же там, в этом Тибете есть такое, чего нет дома?
- Возможно, именно это я и пытаюсь понять.
- Есть прекрасная поговорка- где родился, там и пригодился, - заметила хозяйка.
- Знаю. Но если следовать ей, тогда можно вовсе исключить вероятность жить в другом месте. Самые великие открытия делают те, кого считают безумцами, те, что не следуют общепринятым меркам и стандартам, те, которые идут вперёд, следуя зову своего сердца.
Я себя не узнавала. Никогда ни с кем я не разговаривала так свободно, не позволяла себе выражать своё мнение, со всеми соглашалась. Часто, копаясь в причинах своего поведения, я находила в себе желание всем нравится. Откуда это взялось и что с этим делать, я не знала. Но, каждый раз, разговаривая с кем бы то ни было, я ловила себя не том, что старалась подражать собеседнику. Это была не я. Кто же на самом деле я? Какая я?
- Если у тебя есть мечта совершить что-то великое, это очень хорошая мечта,- сказала Антонина Петровна.
- Я ещё не знаю, что я хочу. Просто понять, на что я вообще в своей жизни способна.
- У тебя всё получится, деточка, - хозяйка ласково погладила меня по плечу.
От этого простого действия на душе стало так тепло, что я зажмурилась от удовольствия и сидела в этой приятной расслабленности. Когда на кухню вышли дядя Коля с отцом, я вытащила блокнот и ручку и, устроившись в глубоком кресле, принялась записывать события последних дней. Не скажу, что писать мне удавалось легко, скорее наоборот. Мысли, в таком изобилии теснившиеся в моей голове, не любили укладываться на бумагу. Они становились убогими и куцыми. Но я любила писать, не могла не писать, хоть что- нибудь.
Ровным, почти каллиграфическим почерком, который довольно долго тренировала, я вывела на разлинованном листке бумаги:
3 мая 2017 года.