Сновидная история 21

И вот опять мы беженцы.
 Из какой страны или города - не знаю. Просто, толпы  народа живут тут на  вокзалах, на площадях, в переходах...
 Что именно неладно и почему бежали?  Не знаю. Но знаю, что это уже не в первый раз.
  Со мной  моя семья и  еще  одна женщина с дочерью из нашего города.  И мы живем на  железнодорожном вокзале, на втором этаже.  Спим на картоне от бывших  ящиков  или на  газетах, потому  как картон дефицит и его тут часто крадут.
  Женщина с дочкой, которая была с нами, попросила  меня отвести   ее дочь к  музыкальному  продюсеру, чтобы  ее  прослушали.
  Я  согласился.  Нашел  студию,  выяснил когда можно прийти с девочкой на прослушивание и уже  собрался было уходить, как   продюсер  надел наушники и взял несколько аккордов на синтезаторе.
  Я  остановился. Точнее, эти несколько аккордов  меня остановили.  Продюсер  закончил  прелюд  и  тихо запел на  неизвестном  мне  языке.   С  первых  слов, с первых нот я  просто  рухнул в мир этой  песни.
  Язык я не знал, да он и не нужен  был. Тут всё было ясно без  знаний  языка.  Сначала  это был рассказ от лица Грифа Кондора  который  плыл в небе над  каньоном  с  рыже-терракотовыми скалами,  он  плыл  и  молча делился  с  миром  своими чувствами.  Гриф  не  просто  любил  свой  каньон. Он был его частью.  Они  вместе  родились, прожили  огромную,  наполненную  событиями жизнь  и будут  так, вместе, до конца  времен. 

  Потом,  песня  пошла куда-то  вниз, к реке, по берегу,  по влажным кустам,  по    прозрачной воде в которой   жили рыбы,  и они  как бы  намекали о том,  какой должна  быть вода и какой должна быть Жизнь... с  поверхности  воды неслышно сорвалась стая уток  и как в далеком детстве  пошла   вдоль реки по утреннему  туману.

  В  песне были еще много  мест, тем и событий по  которым она  вела,  вспоминала, намекала, рассказывала.
 
  Когда  я  вернулся в себя,  я понял, что сижу  на какой-то табуретке, а по по лицу ручьями бегут  слезы.  Понял, что был где-то не просто в другом мире, а был в мире, куда  может провести эта  песня.
   Поднялся, и пошел к выходу.  Слезы заливающие глаза мешали видеть. И уже  на  выходе,  то ли консьержка, то ли секретарша  попросила:
- Скажите,  чтобы  следующие заходили.
  Вышел во двор.  Передал ожидающим  чтоб  заходили  и пошел к себе на  вокзал.
  На  вокзале народу вроде как еще прибавилось, гул и гвалт стояли  несусветные. Прошел на  своё  место,  где лежала моя картонка  и лег ждать неизвестно чего.

  Через какое-то время  вижу,   ко мне идет очень крупный  седой  мужчина  лет шестидесяти  с  безукоризненной прической,  в плаще, какой мог быть только у президента Франции или Швейцарии   шестидесятых  годов  прошлого века.     Это и был музыкальный продюсер  песню которого я слушал.

  Он подошел ко мне,  присел на корточки.  У него были удивительно   правильные черты  лица  и умные, печальные глаза.  А  сейчас в этих глазах  были остатки недавнего  землетрясения.
 - Благодаря  Вам я состоялся  как музыкант и как человек.  До этого  я  тоже всю жизнь   был беженцем.   Что  я могу  для  Вас сделать?  - продюсер  сидел возле  меня на корточках  и было ощущение, что  я помог случиться  самому  главному  событию в его жизни.
  Но что он  может для  меня  сделать???  Для  себя, я должен сделать всё  сам. Я   улыбнулся. И продюсер  понял  о чем  я думаю.
  Он  понял. Немного помолчал, подумал, поднялся  и ушел не простившись.  Через пару минут он вернулся с сияющим лицом и большим красивым  стаканчиком   мороженного.  Он нес   его перед собой   как букет,   счастливый и даже немножко гордый.
-  На!  Ешь... - он вручил   мне стаканчик  с  таким выражением лица,  будто  это было не  мороженное, а  самый шикарный букет на свете.
  Я взял стаканчик и поставил  его на перила.
-  Пусть немножко растает... не люблю холодное.

  Гул,  гвалт, гомон вокзала  пошел на  спад, начал таять и пропадать.  Примерно так,  как исчезают помехи  и треск в радиоприемнике.  А  когда  они исчезли совсем  -  осталась  Тишина и Чистота.  И  великолепный стаканчик  мороженного...