Председатель Главы 15-17

 Глава 15
Не знаю, что говорили дети по телефону своим родителям, так как мы с Леной тактично выходили из комнаты, чтобы не подслушивать этих разговоров, но стойкости или пофигизму родителей можно было позавидовать. Первый наш поход в лес за земляникой окончился тем, что всех покусали комары и оводы, и мы с Леной готовили насыщенный содовый раствор трехлитровыми банками, чтобы унять зуд, одолевший наших подопечных. К тому же, Алексей умудрился «блеснуть» знаниями ботаники и набрал ягод «вороньего глаза», думая, что это черника, хорошо хоть Наталья Никитична во время увидела, и парень не попробовал смертоносную ягоду. Перед следующей нашей вылазкой дети затребовали репелленты, но Председатель сказал, чтобы никакой китайской химии и близко не было в лагере. Выручила всех опять Никитична, которая как-то незаметно влилась в наш коллектив. Она приготовила крепкий отвар из мяты, замочила в нем большие куски марли и высушила их. В лес все пошли в благоухающих накидках, и действительно, гнус приставал значительно меньше. Когда зацвели посаженные мной по бордюрам дорожки бархатцы, мы стали делать отвар и из них, тоже неплохо помогал. Но цветов было жалко, а мята росла как сорняк, поэтому пользовались в основном ей.
Наталья Никитична была крепкой, с виду неуклюжей, но очень подвижной, и энергичной женщиной, лет шестидесяти. Всю жизнь она прожила в деревне, держала хозяйство, и даже когда умер муж, а дети разъехались в поисках лучшей жизни, она продолжала ухаживать за курами, коровой и козами. По ее словам, выгоды это не приносило, но отказаться от выработанного годами, а может и предыдущими поколениями, порядка жизни она не могла. Этим летом дела ее пошли очень хорошо, благодаря лагерю, и она, чем могла, помогала нам. Никитична была потомственной травницей, знала какая травка, от какой хворобы может помочь, когда нужно эти травки собирать и как готовить. Алена и Алеша, да и я вместе с ними очень полюбили ходить с ней в поля и в леса. Прогулки эти не были дальними и утомительными, лекарства росли прямо под ногами, мы просто отходили подальше от деревни, чтобы травки были чистыми и делали запасы подорожника, тысячелистника, пустырника. Собирали цветы боярышника, а позже ягоды шиповника. Заготавливали березовые веники, вплетая в них стебли душицы или зверобоя. «Для каждой болячки, да просто для разного настроения венички должны быть особенными», - учила Наталья Никитична. Она показала детям, как растет мох сфагнум, который можно использовать как сильнейшее дезинфицирующее средство, но собирать не дала. «Пусть растет, нет пока такой необходимости рвать его, пока перекись и йод в достатке», - говорила она. В одну из таких прогулок мы набрели на лося. Огромный рогатый красавец стоял в зарослях, метрах в пяти от нас. От неожиданности я чуть не вскрикнула, но во время  зажала себе рот, и приложила палец к губам, показывая детям, что надо тихонько отходить, прячась за деревьями. Лось не обратил на нас никакого внимания, и мы благополучно удалились. По дороге домой все бурно обменивались впечатлениями. «А если бы он за нами погнался?», - спросила Аленка. «Ну, тогда только лезть на дерево, и отпугивать его какими-нибудь звуками необычными, может на телефоне музыку включить. А вообще, нужно стараться не шуметь в лесу, и главное, не подходить к звериным малышам, иначе разъяренные мамаши могут покалечить насмерть».  Я еще вспомнила несколько историй, из своего личного общения с лосями и косулями, которые, впрочем, всегда заканчивались мирно. А вот в городе у нас ходила легенда о том, как лось погнался за одной лыжницей, и та прямо в лыжах умудрилась залезть на двухметровый забор. Что ж, и так может быть. Наталья Никитична рассказала, как несколько лет назад в окрестностях деревни объявился медведь и с ним столкнулся ее сосед, подавшийся за грибами и нашедший дикий малинник. «Говорит, стою малину ем, она вкусная, сладкая, не то, что садовая. Вдруг такая морда из кустов, а я от неожиданности говорю: «Здрассьте!». Миша там, в двух шагах от меня лакомился, ну я бегом, спиной вперед. Хорошо, ему не до меня было. Пришел домой в мокрых штанах», - закончила рассказ Наталья. «Да ну, мишки такие милые!», - воскликнула Аленка. «Не скажи!», - в голос возразили мы с Никитичной. «Нет в России зверя страшней медведя!». И я передала рассказ одного старого геолога, с которым мне привелось познакомиться в Китае, о том,  как медведь растерзал радиста экспедиции, где Олег Иванович был начальником, а повар отбивался от него двумя керосиновыми лампами, пока Олег бегал за карабином. Вернувшись в лагерь, нагруженные корзинами соцветий и охапками трав, мы в который раз вызвали недоумение Габи, заявившей: «Ну, вот опять всякой фигни нанесли, зачем куда-то переться, когда ее везде полно!». «Там почище, - ответила Наталья Никитична, - а вообще, ты права. Моя бабка говорила, что, если плюнуть у себя на огороде, то земля сама вырастит те травы, которые необходимы тебе для здоровья. По-современному экспресс анализ по слюне. Только знать надо когда, что и как применить». 
После этого похода не выдержали сердца Алешкиных родителей, видимо, вечером сын рассказал им о происшествии, не имея ввиду, ничего плохого, но на утро они прикатили в лагерь. Инесса, конечно, орала, что мы безответственные изверги, отец пытался ее унять, но под напором супруги был вынужден сказать, что забирает сына домой. И тут неожиданно Алексей со слезами на глазах, но твердым голосом заявил, что он никуда не поедет до конца смены, что он уже договорился с Натальей Никитичной, о том, что она даст ему одну из своих коз, за которой он будет ухаживать прямо в лагере. А дядя Боря с пацанами помогут ему выстроить сарайчик, и еще он будет учиться, самостоятельно делать сыр и масло. Мы все были в шоке. У Инессы, в прямом смысле, отвалилась челюсть, она так и стояла с открытым ртом. Леонид Алексеевич растерянно улыбался. А я кусала губы, чтобы не рассмеяться, и тихонько показывала Алешке большой палец.
Это была наша первая общая победа, но нам предстояло преодолеть еще много трудностей и разных критических ситуаций.
Глава 16
А ситуации не заставляли себя ждать. Ожоги, порезы, ушибы случались почти ежедневно, но к счастью обходилось без серьезных травм. Иногда, ни с того ни с сего, лагерь вдруг отказывался вставать, всем хотелось лениться. Иногда устраивались забастовки дежурных или никто не хотел идти полоть огород. Но худо, бедно, где уговорами, а где и мягкой силой мы справлялись. Однако хотелось узнать, кто этим руководит. Проще всего было заподозрить в этом старших: Александра, Квакина, ну на худой конец, Габи. Но Александр был неизменно корректен со взрослыми и по-прежнему отстранен от детей. Руслан переживал тяжелейший период ломки, и поддерживался только какими-то манипуляциями Председателя, да отварами Никитичны, вряд ли ему было дело до детского озорства, оставалась Габи.
Габи-Даша была личность странная. С одной стороны - простая, отзывчивая, местами сентиментальная. С другой - вспыльчивая, капризная и очень, ну просто, очень ленивая. Заставить ее, застелить постель, было тем еще предприятием. И если остальных можно было чем-то подкупить, например, пообещать дать пострелять из охотничьего ружья Бориса, или дать порулить джипом Председателя, то Габи не интересовало ничего. Если бы мы, почти насильно, не вытаскивали ее в лес или на озеро, она целыми днями валялась бы в кровати, и ничуть не страдала бы от этого даже в отсутствие смартфона. Однако Габи была прекрасной пловчихой, видимо, занималась в секции в раннем детстве или ее научили этому аниматоры заграничных курортов? Но, так или иначе, из-за нее или ради нее Никита, Алешка и Сева научились плавать. Да, она, безусловно, могла стать для младших пацанов неформальным лидером, а ее не занятый ничем мозг, вполне мог генерировать пока невинные шалости. Девчонку надо было срочно чем-то увлечь.
-Наверное, не математикой, - сказала Лена, когда мы после отбоя собрались в комнате ее отца, обсудить прошедший день.
– Она даже не знает, что на ноль делить нельзя!
-Правда, нельзя? Ты уверена? – ехидно спросил Владимир Алексеевич.
-Ну, пап, я же об обыкновенной математике говорю.
Иногда, прислушиваясь к беседам, которые Лена вела с мальчиками, я поражалась, как легко и просто она говорит о понятиях бесконечности, искривленного пространства и еще о многих вещах, которые всегда казались недоступными моему пониманию. Видимо, и сегодняшняя перепалка отца с дочерью касалась именно этих сфер, но они быстро свернули разговор.
- К рукоделью, садоводству, домоводству и животноводству у нее тоже нет никаких пристрастий, - заметила я.
-Ну что ж, попробуем заинтересовать ее эзотерикой, - сказал Председатель и достал небольшой сундук со всякими диковинами. Там были разноцветные свечи, хрустальный шар, какие-то камушки и ракушки, карты Таро. Все это он разложил у себя на столе. Положил рядом свой старинный хронометр и сказал:
-Пошлите ее завтра утром сюда, хоть за этими вот часами, а я посмотрю, не понравится ли ее что-нибудь.
Так и сделали. Девчонка зашла в пустой кабинет, взяла часы, но потом ее привлекла колода карт. Она взяла их в руки, перетасовала. Тут появился Калмыков:
-Нравятся? – спросил он.
Габи кивнула.
-Забирай, - разрешил он.
Девочка удалилась весьма довольная приобретением и целый день не расставалась с колодой, рассматривая, и раскладывая ее на разные лады.
-Ну что, Света, обучи девчонку, - сказал Председатель вечером.
-Картам? - уточнила я.
-Так точно, – ответил Калмыков.
-Откуда ты знаешь, что я училась гадать? Ну да, вопрос риторический. Но, Алексеич, не могу, уволь. Я, знаешь ли, слово дала, что больше их в руки не возьму.
Пришлось рассказать Председателю, как в давние времена моей молодости, меня так же как Габи привлекали Таро. Шли девяностые, самый расцвет всех шарлатанов от эзотерики. А жизнь была тяжелая, и, казалось, что только какое-то волшебство может спасти в этом потерявшем всякие ориентиры мире. Я была одна,  страшно боялась потерять работу, и еще много чего боялась, и карты, обыкновенные, игральные как-то успокаивали меня. Делая самые простые расклады, известные чуть не с детского сада, я  по преобладанию черной или красной масти  судила о ближайшем будущем. Потом в книжном магазине мне попались карты Таро, они были такие красивые, так манили меня, что я выложила за них немалую сумму из своей небольшой зарплаты. Раскладывая их и так, и эдак, я поначалу ничего не понимала, хотя описание значения каждой карты прилагалось к колоде. И тогда пришла мысль, пойти к гадалке, найдя ее по объявлению в газете. Не знаю уж, насколько она была специалистом в своем деле, но я стала читать расклады, как щелкать семечки. Раскладывала я только на себя, и многое сбывалось, чем дальше, тем больше я верила в них. Но однажды ночью мне привелось испытать ни с чем несравнимый ужас. Я ничего не видела в темноте, не могла пошевелиться, крикнуть, но  явственно чувствовала, что вокруг меня что-то происходит, при этом я точно знаю, что не спала.  Попыталась вспомнить какие-нибудь молитвы, но не могла произнести ни слова. Но все-таки какими-то невероятными усилиями, мне удалось вышептать: «Преблагая Мати, помоги!». И тут же я ощутила благодатное тепло, золотистый силуэт, как будто обнял меня, и мне стало так спокойно, так хорошо. «Смотри», - прошептал мне кто-то прямо в самое ухо. И я увидела маленького, чернявого мужичка, почти карлика с противной ухмыляющейся физиономией, в тот же миг незримая сила отшвырнула его, и он исчез где-то в пространстве ночи. А я почему-то сказала: «Я больше никогда, никогда не возьму в руки карты». Утром я сожгла колоду со слезами на глазах, все-таки Таро были моей поддержкой, моим инструментом познания мира, но я дала слово, и не собиралась его нарушать.
Выслушав, Калмыков понимающе кивнул:
-Твоя беда, а может твое счастье, Света, что ты во всех этих делах никогда не доходишь до логического конца. Попробовала то, попробовала это, но ничему всерьез не отдалась, видимо, жизнь тебя щадила, поэтому у тебя не было необходимости идти на крайние меры. Ну, все к лучшему, - он развернулся и ушел, больше не сказав ни слова.
А Габи во всем разобралась и без меня, она лихо предсказывала всем желающим. По мелочам все исполнялось, а для крупных пророчеств нужно было время. Я переживала, не случится ли с ней какой-нибудь беды из-за этого увлечения, но в душе понимала, что у каждого своя судьба, и мир далек от черно-белых представлений, диктуемых нам всеми религиями и культурными традициями.
Несмотря на то, что у Габи появилась новая игрушка, она продолжала делать все, чтобы привлекать внимание пацанов. Младшие с готовностью поддавались нехитрым трюкам, ее пробуждающейся женственности, но главная крепость, которую пыталась покорить девчонка, держалась стойко. Саша Белов просто откровенно не принимал ее заигрываний. Мы с Леной видели все ее уловки и между собой подсмеивались над ее неуклюжестью и очень жалели ее, ведь когда-то сами проходили через муки неразделенной первой любви, и понимали, какой сумбур творится у нее и в голове, и в душе. Однажды вечером, я увидела, как Габи вылетела из сарайчика, где Белов пытался доить козу Зинаиду, презентованную нам на лето Натальей Никитичной. Белов и коза для меня это были совершенно несовместимые субъекты, но парень, как и все, упражнялся в столь нелегком деле. Зинаида была хитра и зла, и поначалу не желала поддаваться никому, кроме своей хозяйки. Уж мы и уговаривали животину, и наряжались в платок и фартук Натальи Никитичны, но могли добиться только презрительного блеяния, и угрожающего покачивания рогов. Неожиданно спасла положение Фрося. Как-то они подружились, собаке нравилось сопровождать козу на опушку леса, где она мирно паслась под присмотром кого-нибудь из детей, а уж что нашла в собаке Зинаида, не знаю. Но в присутствии Фроси коза доилась, чему мы были несказанно рады. Увидев выскочившую из сарая девчонку с искаженным лицом, я незаметно заглянула внутрь. Саша абсолютно безмятежно сидел перед козой, что–то негромко бубня, в ведро тонкой струйкой лилось молоко. Видимо, это абсолютное спокойствие воспринималась девочкой, как абсолютный игнор. Я хотела разыскать Габи, попытаться ее успокоить, насколько можно успокоить влюбленного подростка, но не успела. Лена уже вручила ей телефон, а наутро в лагере появились взволнованные родители. Поговорив с дочерью, они объявили, что забирают ее из лагеря. Впрочем, никаких претензий они не высказали, и денег за оставшиеся дни не забрали. Но нам всем все равно было грустно. Взрослым оттого, что не смогли смягчить такую естественную, но все же тяжелую душевную травму, пацанам оттого, что они лишились стимула для своих мальчишеских подвигов. Только Руслан и Белов, казалось, не заметили отъезда Габи. Я переживала за то, как отреагирует на эту ситуацию Аленка, ведь она оставалась одна в мужском коллективе. Но девчушка была совершенно спокойна, ведь за несколько недель она привыкла ко всем, мальчики относились к ней как к «своему парню», жизнь в лагере ее вполне устраивала. Вечером она сказала мне, что ни за что не уехала бы раньше конца смены. Я спросила: «Домой совсем не хочется?». Она покачала головой, взгляд ее сделался влажным: «По маме, конечно, соскучилась. Но папа…». Я предполагала, что она может сказать. «Выпивает?» - спросила я. Она кивнула, уголки рта у нее опустились, вдоль щек пролегли строгие, скорбные складки, и она вмиг стала похожа на маленькую старушку, пережившую миллион потерь. Я обняла девочку. «Знаешь, - сказала я, - мой папа тоже пил. Денег дома никогда не было. Как я его ненавидела! Долго ненавидела, почти всю жизнь. А теперь вот  жалею и себя, и его. Он ведь был хороший человек, умный, веселый. Но где-то жизнь его поломала. Жизнь, знаешь ли, бывает жестока. Но уроки, которые она нам дает, должны делать нас лучше. Я вот урок не сразу усвоила, сколько сил и энергии потратила на ненависть никчемную свою. А могла бы быть гораздо счастливее!». Казалось, девочка впитывает мои слова и силится, но не может их понять. «А, ладно, - сказала я, - давай-ка я тебя полечу немного». Я положила ее голову к себе на колени, обратилась к Богородице и духу Рейке, и стала концентрировать энергию в ладонях. Я поднесла руки к закрытым глазам Алены, и мысленно сказала: «Ты видишь все самое хорошее и красивое!». Потом прикрыла ладонями ее ушки и попросила вспомнить самые хорошие моменты из ее раннего детства, потом подержала их на затылке, и так орган за органом я прошла все ее маленькое тельце. Я как будто видела, как каждая клеточка ее организма, наливается золотистым светом. Девочка вроде бы уснула, во всяком случае, тело ее расслабилось, личико улыбалось. Я сделала заключительные круговые движения над ней, призывая радость, спокойствие и здоровье. Сеанс был закончен. Аленка, улыбаясь, очнулась, потянулась так, что хрустнули косточки. «Что это было?», - спросила она. «Сеанс Рейки, - ответила я, - можно сказать, энергетический массаж». «А вы научите меня?», - загорелась девчонка. «Как тебе сказать? Каналы я открывать не умею. Но, думаю, что если ты сосредоточишь всю свою добрую энергию, желание помочь, то у тебя получится. Так можно делать даже на расстоянии. Представить человека, мысленно приложить к нему руки, в той же последовательности, как я тебе делала, и если будешь очень стараться, получится». Было уже поздно, я ушла к себе. Каково же было мое удивление, когда на следующий день приехали мать и отец Алены. И отец был трезв, и девочка обняла его, и они вместе гуляли по лесу и катались на лодке. Было ли это чудо рукотворным или так сложились обстоятельства, но я была очень рада за свою воспитанницу.
Глава 17
Дни пролетали молниеносно, уставали мы отчаянно, но если бы кому-то из нас предложили все бросить и жить своей прежней спокойной жизнью, думаю, никто бы не согласился. Меня радовала Аленка, она на глазах утрачивала свою жалкость, и становилась все увереннее в себе. Она взялась вышивать икону Казанской Божьей Матери, и у нее получалось на удивление здорово. Даже с обратной стороны невозможно было заметить аккуратно завязанных узелков, но поражало  не это, а то, что вышивка как будто излучала золотистый свет, и от нее реально исходила успокоительная и воодушевляющая энергия. Я научила Алену самым простым молитвам, и должно быть, она читала их за работой, оттого и было это ни с чем несравнимое ощущение.
Младшие пацаны тоже не вызывали беспокойства, хоть с ними и надо было быть постоянно начеку. Лена достала где-то музыкальный инструмент под странным названием глюкофон, от прикосновения к его металлической чаше специальных палочек рождались загадочные медитативные звуки. Первые дни Сева, а потом и все желающие, упражнялись на нем по вечерам, но по деревне поползли слухи, что мы делаем из детей кришнаитов или еще что похуже, и теперь мы играли на нем только где-нибудь в лесу. Здорово было, забравшись на какую-нибудь высокую гору, встречать рассвет или провожать солнышко под эту странную музыку. Впоследствии к глюкофону присоединился и варган, завалявшийся среди сокровищ Председателя. Удивительно, но городские дети, очень тонко чувствовали красоту природы, и вопреки нашим опасениям, довольно быстро осваивали приемы выживания, без привычных им удобств. Оказалось, что слухи об избалованности и неадекватности подрастающего поколения сильно преувеличены, просто никто не хотел заниматься им всерьез. По прошествии первого месяца смены, мы уже ходили в дальние походы в горы, и если по началу они не вызывали у наших подопечных никакого энтузиазма, то потом они уже сами предлагали отправиться куда-нибудь с палатками. И красота уральской природы – не единственное, что их привлекало. Борис и Владимир Алексеевич учили их стрелять из ружей и самодельных луков, правда, только по мишеням, потому что нельзя бить птицу и зверя в период размножения, учили делать ловушки и капканы, но никого не поймали по тем же причинам. Ребята учились ориентироваться в лесу, различать голоса разных пернатых, искать воду, строить шалаши. Да много чему учили их наши мужчины, а главное, они пробуждали в них дух защитника и добытчика, так успешно убиваемый современной цивилизацией. Я видела как Илья совершенно самостоятельно, подставляет свою спину Аленке, чтобы перенести ее на закорках через ручей, как хитроватый Виталик, всегда стремящийся сбагрить свои обязанности на брата или еще на кого-нибудь, забирает у Лены котелок, чтобы сходить за водой после долгого и утомительного перехода. Сева превращается в лесу из «интеллигентика в маминой кофте» в следопыта и разведчика, готового первым полезть в неисследованные заросли или болото. А Славка и Никита без напоминаний взваливают на плечи тяжелый рюкзак со скарбом, которые все мужчины несут по очереди. Конечно, за месяц никто не смог бы измениться кардинально, но эти незначительные, казалось бы, поступки, были для нас маркером того, что с нашими детьми все в порядке, они не утратили  качеств, свойственных их предкам, а значит, останутся людьми в полном смысле этого слова, и возможно, выживут в грядущих катаклизмах. За это можно было простить и бои подушками, в результате которых от подушек оставались только наволочки, и пожароопасные ситуации опасного баловства  с украденным где-то карбидом, и несанкционированные ночные вылазки на озеро. Все это было нормально, дети были детьми.
Но вот Белов и Руслан по-прежнему жили каждый своей особенной жизнью, и это сильно волновало всех нас. Однажды, оставшись вдвоем с Председателем, я поделилась своими опасениями. Владимир Алексеевич глянул на меня своим особенным «волчьим» взглядом и сказал:
-За Беловым никого нет.
-Что это значит? – не поняла я.
-То и значит. За тобой большой род стоит, в нем разные люди. Сильные, слабые, добрые, злые, но они все за тебя. За мной стоят, за Борисом, за каждым из детей, даже за наркоманом нашим стоят, там, правда, все, черно, но есть кое-кто, с кем я пытаюсь договориться. А за Александром – никого. Как так? Не понимаю. Может он и не человек вовсе.
У меня по спине пробежали мурашки. Я понимала, о чем он говорит, но как такое может быть и что с этим делать?
-Есть Интернет у тебя? – спросил Председатель.
Я покачала головой, мораторий распространялся на всех, кроме Лены.
-Ну, пойду к Ленке, надо кое-что уточнить.
В другое время я непременно бы съязвила, что-нибудь на тему неприятия нами технического прогресса, но сейчас было не до того. Я очень верила в родовые связи. С начала инстинктивно из-за любви к деду и бабушке, и прабабушке и другим старшим родственникам, из которых уж давно никого не осталось. А потом моя приятельница-психолог познакомила меня с методом семейных расстановок Хеллингера. Я даже участвовала в нескольких сеансах, и реально испытывала ни с чем несравнимые ощущения. Потом я много читала про этот метод, мнения ученых кардинально расходились, начиная от полного неприятия «шарлатанства», до восторженных статей посвященных тому, каких изумительных результатов удавалось достичь психологам при его использовании. Одни считали его порождением дьявола, другие говорили, что если он реально помогает людям, значит, имеет право на существование. Потом после очередной жизненной коллизии им пришлось воспользоваться и мне. В моем случае люди не участвовали, их заменяли безликие фигурки кукол. Я обозначила проблему, психолог с помощью точных вопросов подвела меня к тому, что решение лежит в области моих отношений с родителями и еще кое с какими людьми. Я выбрала кукол, и отвела каждой роль значимого для меня человека, потом я передвигала фигурки относительно себя и друг друга, задавала им вопросы, «слушала» их ответы, потом снова передвигала, приближаясь к «моменту истины». Понятно, что это был просто предельно честный разговор с самой собой, но в самый ответственный момент, когда я задала свой главный вопрос, психолог забрала куклу, изображающую мою мать, и сказала, что она сама будет за нее. Я задала вопрос, и психолог ответила мне голосом моей мамы, произнося свойственные только ей словечки и обороты и транслируя информацию, о которой знали только мы вдвоем. Мамы к тому времени уже давно не было в живых, и психолог никогда не была с ней знакома. Я до сих пор не понимаю, как это происходит, но четко знаю, что все мои близкие рядом, и в иные моменты жизни связь с ними каким-то образом устанавливается, и это очень-очень важно. Поэтому сообщение Калмыкова глубоко задело меня, я понимала, что если мы не поймем в чем дело, то можем столкнуться с неразрешимыми и необъяснимыми проблемами.
На следующий день Председатель позвал меня проехаться с ним до поселка, нужно было пополнить запас круп и муки. По дороге он долго молчал, я понимала, что он собирается с мыслями. Наконец, он изрек:
-Сашка-то наш из пробирки.
-В смысле, зачат методом ЭКО?
-Ну, да, только врачи то ли из корысти, то ли по халатности, подменили генетический материал его родителей. К тому же вынашивала его суррогатная мать. В результате теперь его никто своим не признает, и сам он себя везде чужим чувствует. Чую я, с этим ЭКО и прочими биологическими «приблудами» человечество еще горя хапнет.
-Но если стремление размножаться сильнее здравого смысла?
-Размножаться во время надо. А то до пятидесяти лет дотянут, а потом рожают «не мышонка, ни лягушку, а неведому зверюшку».
-Ладно, это все теория. Саша - не зверюшка. И что нам делать-то теперь?
-Не знаю. Может как в сказках, надо, чтобы его кто-то полюбил?
-Легко сказать…Это ведь или дается, или нет, что мы тут сделаем?
-Мы должны полюбить его как родного.
-Ну, не знаю. Это же распоряжением по лагерю не сделаешь.
-Распорядимся как-нибудь, - и он перевел разговор на чисто бытовые темы.
Через два дня в лагерь вернулась Габи, правда, на этот раз она заявила, чтобы все ее звали Дашей и ее боевой раскрас стал немного скромнее. Мы все старались не лезть в душу девчонки, но к концу дня я все-таки не удержалась и спросила, отчего она изменила свое решение.
-А, предки достали. Все требуют, чтобы я определилась, кем хочу быть. А я знаю? До конца школы еще три года. А вообще я ни в какой универ не хочу. Хочу, как вы ведьмой быть.
-Это я что ли ведьма, по- твоему?
-Ну, да. Вы же все знаете, значит, ведаете. И потом травки всякие, и массаж, мне Аленка рассказывала.
-Между прочим, у этой ведьмы два высших образования и сорок лет трудового стажа. И тем, что я вижу мир не таким примитивным, как многие мои сограждане, я обязана  муштре в советской школе, где требовали не только безукоризненного знания основных постулатов, но и работы собственной мысли. А также зверскому спросу в институтах, где требовали не только мыслить неординарно, но и умения доказывать любую свою мысль. Так что, «учиться, учиться и учиться», как завещал великий Ленин.
-Кто это Ленин? – спросила Габи-Даша.
Я наскоро прочитала девчонке краткий курс истории ВКП(б), показала ей красное знамя, скульптуру пионера, и пообещав продолжить экскурс в историю, когда будет свободное время, отправила ее спать.
Сама же направилась к Калмыкову, чтобы задать ему несколько нелицеприятных вопросов, касающихся Габи. Сдавалось мне, что ее прибытие было делом не совсем добровольным. Мало того, что мы познакомили ее с Таро, так еще и пытаемся манипулировать ее чувствами, пусть и для благого дела. Все это я и высказала Председателю. Но он на удивление мягко прервал меня:
-Не беспокойся, все под контролем.
И я как-то подозрительно быстро успокоилась.
-Кстати, а ты не знаешь, с чего Габи стала опять Дашей? – поинтересовалась я.
-Да я ей рассказал, что знал собаку по кличке Габи, очень несчастную, а потом ее китайцы съели.
-Правда, знал?
-Да нет, конечно, придумал. Просто имя много значит, а для нее Габи – имя совсем неправильное.
-Да, я тоже всегда догадывалась, что имя - это важно. Может быть, поэтому многие люди называют своих близких домашними именами, которых никто из чужих не знает. Это ведь, наверное, для безопасности.
-Истину глаголишь,- сказал Председатель, улыбаясь своей волчьей улыбкой, от которой в иные моменты волосы поднимались дыбом. Но сегодня эта улыбка меня успокоила окончательно, и я отправилась спать с легким сердцем.