Бабушкин конфуз

Если бы бабушка Анна Андреевна, ещё будучи в расцвете сил и в здравом уме, не переехала на край страны из забытой богом сибирской деревеньки Камышловки, никакой истории, достойной нашего с вами внимания, возможно, не случилось бы. Не лёг бы, спустя годы, на стол участкового полицейского протокол, засвидетельствовавший бабушкин конфуз и, стало быть, оставивший след в полицейском участке.

Но обо всём по порядку.

История её замужества в первый, а потом и второй раз не за самых простых людей в округе сама по себе, может быть, и интересна, но не выносить же её нам с вами на всеобщее обозрение.

Тузы в Белокаменной и иных городах, не чета Анне Андреевне, сходятся-расходятся на неделе по семь раз, а уж много ли надо, чтобы запутаться в личной жизни женщине, в деревне днём с огнём разыскивающей принца на белом коне? Ей на беду прежде встретился вечно нетрезвый пеший принц, а второй принц попался трезвый, но с большими запросами. И не на лихом белом коне ездил второй принц, а на настоящей чёрной «Волге», при социализме служившей верным признаком принадлежности пассажира к райкомовским или райисполкомовским начальникам. Впрочем, вскоре Анне Андреевне места в такой роскошной машине не нашлось.

Бесплодно пометавшись в поисках семейного счастья и не обретя его в ближайших окрестностях, подалась она вслед за родными братьями на Дальний Восток.

Вероятно, я снова вас разочарую, но и тут не ждите от меня подробностей: не нашего с вами ума дело.

Жила там Анна Андреевна, работала, да и состарилась, что совсем не удивительно. Не выглядела она на все свои немолодые годы лишь потому, что бойкая была, спортом занималась и физзарядкой. А чтобы от безделья не изнывать, в перерывах между этими занятиями находила себе дело: чего-то вязала-шила, благодаря чему некогда ей было в одиночестве ныть и скучать у телевизора. Заодно и денежки водились в кошельке.

Перемены в её жизни наметились после случайной встречи на городском рынке. Цыганка сходу, без малейшей психологической подготовки, безапелляционно заявила: «Дашь денег – погадаю!» Бабушке, не будь она простушкой, прежде поинтересоваться бы, хорошее ли нагадает, а она под пристальным взглядом пары чёрных цыганских очей ни о чём подобном, понятное дело, не подумала.

Приняла вещунья купюру, посмотрела на бабушкину ладонь и как гвоздём к стене портрет её прибила: «Ждёт тебя переезд в родную деревню!».

С того дня пошли нескончаемой чередой ностальгические сны, не всегда спокойные, а то и в холод бабушку оборачивающие. Особенно один докучал. Вот видит бабушка под утро: продаёт она квартиру и подаётся в деревню своего детства. Её там с оркестром встречают, хлеб-соль принародно вручают. Но всякий раз большущий ручной выпечки каравай с солью подаёт не кто иной, а троюродный братка Андрей Антонович.

- Скажите-ка нам без утайки, досточтимая родственница наша Анна Андреевна, - ехидно щурясь, нагловато интересуется, - как это вы запамятовали отдать матушке моей любимой мои полсотни тысяч рублей? - Берёт щепоть соли из солонки с каравая и посыпает непокрытую бабушкину голову. Сквозь краску мгновенно проступает седина, в голове начинает звучать музыка то из военного кинофильма, то другого такого же неспокойного. И разрастается боль, разрастается…

- Грешница я, - покорно очи опускает долу гостья Анна Андреевна. - Убьют тебя, думала, сердешного, на войне-то. Да не срослось. Проскочила твоя пуля мимо. Видно, к другому спешила.

Сны её не случайные, конечно. Троюродный брат Андрей Антонович после отсидки в лагере добровольцем подался на фронт, а по дороге заскочил к Анне Андреевне, оставил деньги по тем временам немалые – пятьдесят тысяч.

- Передай, - сказал, - маме моей. Пусть они сгладят её тыловые тяготы.

Деньги сглаживали тяготы не бабушке Варваре в Камышловке, как того надо было ожидать, а ей, Анне Андреевне. И надо ж такому случиться: Андрей Антонович с войны вернулся, случайно нос к носу встретился однажды с Анной Андреевной да и поинтересовался судьбой денег, наперёд зная, в каком омуте они сгинули.

- Денежки мне нужнее были! - ничуть не смущаясь, лишь слегка набычив-шись, отвечала Анна Андреевна. - Что толку нам теперь толковать о них?

Много воды утекло. И свидетелей не было и нету!

На снах других не станем мы, однако, с вами останавливаться. Не в них печаль и сказ мой не о них. А про который рассказал я сон, так это для связки сюжета и в дополнение штришков к портрету.

Меж тем зов предков из Камышловки не давал Анне Андреевне покоя, настойчиво манил в родную деревеньку. Она уж согласна была на переезд, да на первое время приткнуться совсем не к кому. И тут, как в сказке, пришла на выручку ни разу не дававшая о себе знать племянница (ждала, когда сыночек окончит школу и навострит лыжи в город, где желательно иметь своё жильё). Принялась звать к себе. «Дорогая тётушка! - просила в письмах многократно. - Квартиру вашу продадим, уход под нашей крышей обеспечим – живите до скончания века. Престарелого человека большой любовью мы, вне всяких сомнений с вашей стороны, всеми силами окружить сумеем!».

Пошла писать губерния! Всё так и вышло! Квартиру на краю страны продали, угол в деревенском доме тётушке отвели, а на вырученные деньги, как изначально тайно замышлялось, сыночку в городе купила племянница квартиру.

Остаток дорогой родственнице под матрац на её же глазах положила.

- Пусть, - улыбнулась хозяйка, - греют вам душу.

И всё бы ничего, жила-поживала бы тихо и мирно в тепле и сытости Анна Андреевна, если бы, перво-наперво, не закладывал за воротник муж племянницы, а у бабушки, во-вторых, не пропал с годами дух вольной одинокой личной жизни.

Тут-то и стали родственники ломать меж собой копья – сотнями в сутки. Камни преткновения с каждым днём всё теснее заполняли ограду, а запинаться о них начинали с рассветом.

Не нравилась тётушке («Хоть убейте!» - говорила) высокая и густая сорная трава во дворе. Заодно быстро надоел ей едва ли не ежедневно источаемый винный дух хозяина. Лиха беда начало: ей и другое не нравилось, и третье. Хозяину в свою очередь чужды стали тычки тётушки по любому поводу и в особенности притеснение его свободы на передвижение по избе и двору в чрезмерном подпитии. Доставали и нескончаемые нелестные ворчания в его адрес.

Обоим впору хоть кол на голове теши! Желающих уступить для начала даже на йоту не находилось, а созданием нейтральной полосы ни одна сторона заранее не обеспокоилась.

Народ не зря исстари подметил: сколько ни таи кота в мешке, когда-то он вырвется наружу. Как и следовало ожидать, шум хозяина дома с новоявленной родственницей вышел за пределы ограды; ветром и односельчанами разнёсся по деревне и в конце концов стал достоянием общественности, которая хоть и усохла значительно при капитализме, а через это и прыти проявляла меньше, однако в глухую историю насовсем не отступила.

Чем более крепчали ссоры, тем настойчивее устремлялись взоры хозяина к тётушкиному матрацу, придавливающему остатки ей принадлежавших купюр. Не потерявшая бдительность Анна Андреевна недвусмысленные взгляды перехватывала, делала в уме зарубки и раз за разом напускала на хозяев двора представителей местной власти. Представители спорщикам себя являли, обе стороны внимательно выслушивали и культурно удалялись, преисполненные гордости за выполненные обязательства знать всю подноготную про насущные проблемы избирателей. А большего власть ничего продемонстрировать не могла, даже если бы о том думала дни и ночи, без перерыва на заседания, отчёты, сон и обед.

Не брала мировая тётушку с хозяином.

Некоторым дотошным землякам спасение воюющих сторон виделось в бла-гополучном разъезде родственников по разные стороны баррикады с дальнейшей перспективой эту самую баррикаду разнести в щепки и закончить бои принародным долговременным лобызанием.

К удивлению односельчан, белый флаг первой выбросила-таки с согласия племянницы оккупировавшая горницу Анна Андреевна. Но перед отступлением умудрённая жизненными передрягами бабушка по пунктам скрупулёзно расписала свои дальнейшие действия.

Главный пункт, распахивающий двери в счастливые остатки старости, сводился к получению ею квартиры на том основании, что старушенция она не простая, а по документам принадлежащая к отряду фронтовиков.

Некоторые завидующие люди сомневались, разумеется, как могла она в шестнадцать лет стать фронтовичкой, но мы с вами не станем подозревать в нечестности выдавшие документы органы и тем самым становиться в один ряд со сплетниками.

«Документ с печатями и подписями имеется? - вопрошала чувствующая подозрения камышловцев Анна Андреевна. - Имеется! Прописана на чужой площади? Прописана! Так что будь добра, власть, - утешала себя, - гони положенные мне законом деньги на покупку собственного жилья!»

Так она рассуждала и ради скорого переезда даже слегка присмирела, чем повергла в шок воюющую с ней сторону. Противник искал подвох и не находил его. Это служило очередным поводом напиться, нимало не задумываясь о хозяйственных делах. Протекай жизнь хозяина иначе, совсем скоро она могла бы трагически оборваться. Но, как говорится, нет худа без добра, в чём мы с вами незамедлительно убедимся.

Идя навстречу пожеланиям Анны Андреевны, власть подписала документы на покупку ею квартиры. Вскоре не потерявшая интерес к перемене места жительства бабушка присмотрела в газетке объявление о продаже квартиры в районном центре.
Осведомилась, что да как, и, решив её купить, широко улыбнулась залетевшей в окно её тесноватой комнатки удаче.

Осчастливленный известием о переезде тётушки пока ещё трезвый муж племянницы пустился в пляс, благо на экране телевизора в эту минуту какой-то детина наяривал на гармошке «Русскую плясовую». Ещё больше счастливая родственница принялась подыгрывать гармонисту на деревянных ложках, отчаянно колотя ими себя по колену, а наблюдавшая за ней племянница не могла взять в толк, откуда ложки взялись, и когда бабушка научилась ими так ловко владеть.

Счастливые мгновения не могут длиться вечность!

Отплясав, хозяин жилья немедля удалился в поисках самогонки, а по воз-вращению на «автопилоте» был незамедлительно приведён в ярость.

Тётушка – божий одуванчик – огорошила его сообщением, дескать, он, несчастный пропойца, украл её деньги и на них напился только что до чёртиков.

Хозяин, разумеется, без промедления взбеленился, призывая в свидетели всех святых с их многочисленной роднёй до пятого колена.

- Не брал! Из своих… пенсионных, - кричал, сидя на полу у печки, - брал! Из пенсионных денег… любимой… жены… брал! Копилку сына… было! Твоих денег, - не унимался, - не брал! Отрод…ясь!

- Брал! Моих сомнений не дождёшься, даже протрезвев! - упёрлась Анна Андреевна. - Не леший же их изъял! Откуда ему знать про семейную тайну!?

Дальше – больше. Громче и скандальнее.

Призвали к порогу участкового полицейского.

- Здрасьте! Дожили! - не преминула пробурчать при его появлении Анна Андреевна. - Полицейский пришёл брать меня, фронтовичку, в плен! - и тычет в хозяина: - Он давно принюхивался к моим деньгам, как кот к «Вискасу»! Его плените!

Как ни был слаб в коленях хозяин, а с пола подскочил.

- Повешусь! - завопил, пуская слезу и размазывая её по лицу. - Сдались мне твои деньги! Повешусь!

И был таков.

Тут в самый раз вернуться к упоминанию его хозяйственных способностей.

Пожалуй, самой меткой оказалась произнесённая кем-то после скандала фраза:
- Будь он настоящим хозяином, нашлась бы в его дворе верёвка. Тогда бы точно не миновать беды! Но поскольку верёвки не имелось, остался жив Игнатка.

Это был океанский девятый вал в стакане воды. Спустя полчаса деньги отыскались в бабушкиной сумочке, куда она их сама же сунула и тут же о том запамятовала.

- Господи! - возвёл к небесам руки обрадованный счастливым исходом скандала участковый полицейский. - Вразуми ты, наконец, рационализаторов, дай им возможность придумать электричество в женских сумочках! А не то сведут они меня с ума; не дослужусь до подполковника!

Следующим днём бабушка покинула дом племянницы. Прихватила с собой какой-никакой шкафчик, зеркало (женщина – она и в 86 лет женщина!), юбилейные медали.
Разумеется, собрала нижнее и верхнее бельё, одежонку, кружки-ложки-вилки и всё то, что вместилось в пару-тройку старушечьих узлов-сумок. Наняла грузовик и перевезла себя с вещами на собственную квартиру.

Тут я перехожу к центральному месту в рассказе, что, собственно, и побудило меня поведать, быть может, для кого-то поучительную историю с хорошим концом.

Проснулась бабушка утром – жива, здорова, не по годам весела! Чего ещё надо?! Никто над ухом не жужжит, она никого не стесняет! Делай, что хочешь!

Делать она хотела физзарядку, потом попить чайку и походить по местным магазинам. Как в сказке сказывают: поискать кой-какого товару типа мебелишки и к ней прикупить то, на что глаз удачно ляжет и что в скромном старушечьем хозяйстве может пригодиться.

Задумано – не отметено! Тем более, сами понимаете, оговаривать и метать косые взгляды в её сторону стало совершенно некому. Как и производить разные раздражающие слух шумы типа бранных слов, коими богат был словарный запас мужа племянницы, поскорее направь Господь под его душу нарколога-экстрасенса.

И физзарядкой в удовольствие занималась, и чайку две чашки всласть выпила. И даже песенку промурлыкала, рассекая по квартире в ночнушке. Сама себе – кум королю! Тут и время подошло проложить маршрут к магазинам. Оделась-обулась, перед зеркалом губки накрасила, извлекла из потайного места деньги, на которые зарился муж племянницы, квартиру шпок на ключ, подёргала по давней привычке за ручку, проверяя надёжность замка – и здравствуй, новая жизнь!

Деньги у Анны Андреевны, будет вам известно, хранились не в мелких купюрах, а всё больше пятитысячными. Их-то она, количеством шестнадцать штук, и утаённый от родственников сертификат заботливо переложила в су-мочку.

Вот такая она, Анна Андреевна, которая могла бы сниться каждому безработному бедолаге, ищущему спонсора на предмет своего ежедневного похмелья и которая своими нравоучениями всю плешь переела мужу племянницы, но так и не вразумила его любоваться жизнью трезвыми глазами.

Кстати сказать, в сравнении с тётушкиной, пенсия его выглядела жалким кусочком недоеденного торта на свадебном столе, глядя на который нетрудно представить его размеры.

Итак, красиво отобразив на лице счастливое состояние души, на что, как владелица, имела законное право и нескрываемое желание, двигалась Анна Андреевна прогулочным шагом в сторону рынка и торговых точек.

Солнышко весело и с большим удовольствием подыгрывало настроению новой жительницы деревни. Оно во всей полноте, ничего не скрывая, демонстрировало бабушке тополя и берёзы в багряном, жёлтом и другом красивом одеянии. Радовали Анну Андреевну богатые гроздья рябины вдоль новенького, только что выложенного брусчаткой тротуара. Сияло небо голубизной, а серебристые облака приковывали взгляд всевозможными фигурками. Вне всяких сомнений – природа радовалась прекрасному настроению Анны Андреевны, с восторгом и благодарностью подмечавшей красивые мелочи осеннего утра.

Она не медленно шла; она тихонечко парила над тротуаром!

При первом на неё взгляде люди безошибочно определяли: неподъёмных забот у бабушки не накопилось. Иначе бы почему она такая счастливая, если впереди снежная и морозная зима, неизбежный рост инфляции и тарифов, мизерное повышение пенсии, а о прибавке зарплаты приходится только мечтать. Замечая удивлённые взгляды прохожих, в душе гордилась Анна Андреевна: да, независимая; да, кроме долгих лет жизни есть у неё здоровье и водятся деньги.

К магазину в пятницу, а силу набирало именно пятничное утро, можно попасть только через торговые палатки рынка, и Анна Андреевна, не пряча улыбку, а заодно и не скрывая светящихся от радости глаз, смело шагнула вперёд.

Впереди первым встретил её здоровенный мужчина с банками-бутылками мёда на капоте «Жигулей» и ещё более счастливой, чем у Анны Андреевны, улыбкой на усатом-бородатом лице.

Никак мимо не пройти, не облизнувшись! Мёд обладал магическим действием, и наша героиня на него повелась. Остановилась. Слово за слово – сговорились-сторговались на трёхлитровую банку продукта. Поохала-поахала Анна Андреевна наличию только крупных купюр и уже хотела отказаться от покупки, но бодрый торговец предложил собственноручно и без всякой за это платы разменять пятитысячную денежку в магазине. С тем и оставил бабушку присматривать за мёдом.

- Ой! - убрала она улыбку с лица, касаясь банки, едва мужчина вернулся к ней и «Жигулям». - Да ты, милок, посмотри, что от меня сохранилось от прежней жизни! Разве ж мне самой-то донести такую тяжесть!?

Милок намёк понял, распростёр широко руки.

- В один миг, бабуся, доставлю в ваши хоромы! - воскликнул, продолжая улыбаться.

На машине – не пешком. Спустя минуту, от силы – полторы, перед дверью в квартиру мужик услужливо предложил подержать банку с мёдом, а вместе с ней пожелавшая полностью освободить руки Анна Андреевна передала ему и свою сумочку. В которой, как мы с вами помним, лежали деньги и сертификат. Повозилась с замком, открыла квартиру, банку и сумочку из рук помощника взяла, пожелала ему доброго здравия и шагнула через порог, преисполненная желания немедленно откушать медку с чайком. Размякла от сладкого с горячим, прилегла на диване и не заметила, как задремала в тишине и покое.

Не станем уточнять, как долго длился сон, но, проснувшись, Анна Андреевна первым делом надумала дойти всё же до магазина и потянулась к сумочке. Открыла…

Потемнело у неё в глазах… Закатилось солнышко раньше времени за гори-зонт. Почернели тучи. Навалился на бабушку ужас: нету денег! Нету серти-фиката!

- Обокрал, стервец!

Зарыдал бы на её месте даже любой заморский каменный идол. Разразилась горючими слезами и Анна Андреевна. Перед глазами всплыли картины, как передавала заботливому мужику банку с мёдом, как опрометчиво доверила ему сумочку и отвернулась, желая поскорее открыть замок. А тот, как назло, не поддавался её старческим усилиям.

Я ещё не сказал, что в деревне этой жил родственник Анны Андреевны, престарелый Василий Антонович? Как раз в этот час навестить его приехали из города сын со снохой. Ещё и сумки не успели они распаковать, а Анна Андреевна уже звонит и сквозь неутешные рыдания делится своим горем горьким.

Все трое к ней прибежали, мало-мальски утешили и сопроводили опечаленную родственницу в полицию. Там её выслушали, составили протокол, прознали приметы торговца и молча удивились: не мог он позариться на чужие деньги, если у него своих куры, надо полагать, не клюют. Мёд всё ещё был в цене и расходился быстро.

Ни много ни мало, прошло два часа. Полицейский изъявил желание лично осмотреть подъезд и квартиру, после чего Анна Андреевна с эскортом покинула участок. Офицер осмотрел предполагаемое место происшествия, ничего подозрительного не обнаружил и приоткрыл входную дверь:

- Разрешите войти?

- Ну, ты весь-то сюда зайди! - пригласил его Василий Антонович. - Из-за двери, что ли, будешь с нами беседы водить!?

Весь вошедший полицейский сказал «Нет у меня времени попусту водить с вами беседы» и попросил хозяйку предоставить ему сумочку для осмотра.

- Я её и без вас на тысячу рядов обшарила, - ответила Анна Андреевна сквозь рыдания, с новой силой охватившие её с возвращением из полиции. Но сумочку всё же подала.

Полицейский сумочку аккуратненько взял, испросил разрешения открыть её и приступил к осмотру, призвав родственников хозяйки не отвлекаться на пустые разговоры, а быть дотошными понятыми.

Вы когда-нибудь наблюдали со стороны, как долго женщины ищут в своих сумочках зазвонивший мобильник? Так долго, как моя бабушка доставала с самого дна какую-нибудь вещь из старинного деревянного сундука. Но то был сундук, в нем хранилось множество всяческого добра, так что копание бабушки моей было простительным занятием: шифоньеров в те годы в деревнях не водилось; одежду складывали в сундуки, а семьи были большими.

Но чего можно с избытком натолкать в дамскую сумочку, чтобы не вдруг отыскать в ней нужную вещь!?

Полицейский не спешил – он был при деле, а это уж его личное дело, как скоро он его сделает.

- Слушай, дорогой, - проворчал старший родственник Анны Андреевны. - Если ты собрался тут ночевать с этой сумочкой в руках, то мы, пожалуй, вернёмся домой. Ко мне дети приехали, - показал на них рукой. - Я обняться с ними хочу без свидетелей!

- Обнимашки подождут, Василий Антонович! Тут дело чести разобраться, кто есть ху!

Много лет прошло, а это выражение первого и последнего президента СССР по возвращению в Москву после так называемого заточения на даче в Форосе всё ещё народом помнилось и применялось в случаях, когда предстояло докопаться до сути проблемы.

Полицейский докапывался.

За ним нетерпеливо наблюдали в молчании дружно сгрудившиеся за спиной Анна Андреевна, Василий Антонович, его сын и сноха.

- Давай, - торопил дед, - порежем сумочку на куски, а я на свои деньги новую куплю. Чего ты её тискаешь, словно молодицу?!

Полицейский в ответ на реплику даже взглядом никого не удостоил.

- Ну и ладно! - подытожил его молчание Василий Антонович.

Можете ли вы представить своё ликование, выиграв в лотерею без малого восемьдесят тысяч рублей и к нему в придачу сертификат на крупную по деревенским меркам сумму, если ваша зарплата не больше десяти тысяч, а пенсия и того меньше? Так же восторгались и собравшиеся в квартире Анны Андреевны, едва полицейский извлёк из сумочки деньги и сертификат. Встал из-за стола, гордо взглянул на окружающих, дескать, напрасно вы во мне сомневались, и протянул богатую находку хозяйке.

- Они?! - Нескрываемая гордость за спасённую честь офицерского мундира полицейского звучала в его восклицании.

- Бог ты мой! - засуетилась Анна Андреевна. Присела на диван: - На тысячу рядов сумочку перетряхивала! Видно, под подкладку попали. Давно новую намеревалась купить. Ах ты, какой конфуз! - И тут же принялась обильно заливать свой конфуз слезами радости.

- Будем составлять протокол, - изрёк полицейский, доставая из папки бумагу и авторучку.

Анна Андреевна согласно кивала головой; на слова у неё не оставалось сил.

Полицейский умолчал о том, что ему известны истории о присвоенных бабушкой деньгах троюродного брата и необоснованном подозрении мужа племянницы в воровстве её денег накануне отъезда на новое место жительства. К сегодняшнему случаю, справедливо полагал он, эти факты не имели ни малейшего отношения. А знал о них полицейский, в первом случае, от присутствующего здесь Василия Антоновича, приходившегося родным братом Андрею Антоновичу, которым и сам он доводился родственником по третьему колену. Во втором случае знал он про бабушку от коллеги, не преминувшего сообщить на планёрке о своём вызове на место происшествия по звонку Анны Андреевны.

На этом и оставим мы с вами Анну Андреевну, не станем более докучать ей своим вниманием. Сами понимаете, человеку в таком преклонном возрасте легко оконфузиться.

- Господи, - тихо произнёс на улице сын Василия Антоновича Сергей Васильевич, стоявший на пороге своего семидесятилетия, - не доведи меня до лет Анны Андреевны! Но сейчас, в крайнем случае, я потерплю неделю, подари мне столько же денег, как у неё! И тогда я не смогу их потерять, потому что остаюсь пока при полной памяти.

- Иди уж, - ткнула его в бок жена. - Сколько написано на роду, столько и проживёшь. А с памятью или без неё, одному богу известно. Да ведь не достучишься спросить...