Три желания

Весна с гор в деревню спустилась рано. В округе ещё властвовала зима, а в зажатой с двух сторон Соловьянке уже появились проталины, солнце собирало снег в ручьи и направляло их в низину. Вырвавшиеся из зимнего плена, они весело неслись с гор, растекались по улицам и там смешивались с проталинами.

Скоро улицы стали почти непролазными, и лишь на тракторе можно было пробиться в центр или на окраины, не завязнув по колено в грязи. Афоня, ничего не делавший для земляков за просто так, а только за рубли или самогонку, утром получил задание Селивановны: с колхозного склада доставить пенсионерам дрова.

- Я не верблюд! - возмутился Афоня. - Грузить не стану! Помощника давайте.

- Правильно, Афонька! От работы эти… как их… откидывают копыта! Вон у нас их сколько полегло, когда социализм накрылся медным тазом, - скорее не Афоньке, а Селивановне сказал вечно недовольный Толян. - Вчера председатель, говорят, новый тазик купил. Значит, не сегодня-завтра и колхоз под таким же тазиком сгинет. Так что не спеши, Афоня, спину понапрасну гнуть!

- Ой, напугали! - Селивановна, добрейшей души человек, она же нормировщица, была невозмутима. - Оглоеды деревенские! Только бы позубоскалить. Вам от работы вымирание не грозит. Вы вообще на этом свете не пришей кобыле хвост!

- Точно, Селивановна! - вступил в перебранку Антоха Негребкин. - Кони передохли, а хвосты остались. - Он сделал неопределённый жест рукой, но все поняли, кто имелся в виду и что он хотел сказать.

- Не проси у кузнеца угольев! - Афонька не привык уступать в споре, но он давно понял, что при людях на стенку кидаться не стоит, лбом её не перешибёшь. А вот напакостить исподтишка он был мастер. - Послать бы тебя куда подальше, так ведь прогул заработаешь, а я за тебя отдувайся, - чтоб только за ним осталось последнее слово, буркнул Антохе Афоня.

- Хватит вам, петухи! Распустили когти! Я найду куда послать, - это Селивановна Афоне: - Дрова долготьём. Не переломишься, если прицепишь сам. И список вот. Да гляди, чтоб ни одной жалобы не поступило. Знаю я тебя!

Афоня дёрнулся было, чтоб не смолчать, но в избушку вошёл участковый, и парень поспешил проскочить в дверь, пока она не захлопнулась.

- Чего-то он? - удивился участковый.

- Чует кошка, чьё мясо съела! - отозвалась Селивановна, потом поняла, что сказала лишнее, поправилась: - Его мамка в детстве милиционером напугала!

Выскочивший на крыльцо Афоня едва не сбил с ног бригадира. Тот задержал тракториста за рукав, спросил, получил ли задание на развозку дров.

- Да всё я получил, - вырываясь, скороговоркой ответил Афоня и помчался к трактору. Боялся, что бригадир с милиционером пронюхают про его ночное похождение к Любке, у которой он поцапался с приехавшим к ней гостем.

Посмотрев список будущих счастливчиков, Афоня выделил для себя фамилию своей бывшей учительницы и усмехнулся.

Когда он подъехал к учительнице, лесины были чернее некуда от грязи, и лишь одно, в середине, оставалось на удивление чистым, отчего выглядело неправдоподобно привлекательным для старушки.

Она молча наблюдала, как Афоня отцеплял крайнюю лесину, заляпанную грязью, потом поинтересовалась:

- Сынок, а нельзя ли мне вон ту, чистую?

- Нельзя, Степанида Алексеевна! Вам – нельзя. - Афоня даже не удосужился посмотреть на свою бывшую учительницу.

- А нельзя-то почему, Афонь? - в голосе старушки звучала обида.

- Потому что вы мне двойки в школе ставили!

Он отцепил лесину и переехал к следующему двору. Степанида Алексеевна подошла, стала наблюдать за тем, какие дрова Афоня оставит соседке. Тот чуть замешкался, а потом принялся отцеплять чистую лесину. Возился с тросом намеренно долго, надеясь, что учительнице надоест ждать, и она уйдёт.

Старушка стояла, как часовой на посту, с волнением наблюдая за действиями бывшего своего ученика. «Не получился из него человек, - размышляла она с грустью. - Столько труда в него вложила, а он так и остался перекати-полем, ни себе, ни людям».

Не выдержала, спросила:
- Почему соседке лесину чистую? У неё и муж есть, и сын неподалёку живёт. Да и не учительница она.

- Потому и двойки не ставила, что не учительница! - огрызнулся почти зло Афоня и тут же выругался, после чего сунул в рот повреждённый тросом палец. Выплюнул кровь, сердито махнул рукой, мол, разбирайтесь без меня, заскочил в кабину трактора и поехал к следующему двору.

Эту картину видел стоявший неподалёку Семён, прозванный односельчанами Частным извозчиком сразу же, едва он первым вышел из колхоза и стал таксистом. Над ним сначала посмеивались, мол, нашёл дурачков по деревне в булошную ездить на такси, но время показало прозорливость предпринимателя. Он сменил на новую сначала одну машину, потом купил внедорожник. Люди о нём отзывались уважительно, не обзывали ни скрягой, ни стяжателем.

Не было дня, чтобы таксист оставался без клиентов. Он даже додумался по заявкам земляков покупать в магазинах продукты и другие товары и развозить по домам. По весенней да осенней распутице пять километров в один конец да столько же в другой не очень-то набегаешься.

Частный извозчик подошёл к Степаниде Алексеевне:

- Не расстраивайтесь, Степанида Алексеевна, отольются кошке мышкины слёзки!

- Не лезь на рожон, Сёма, не связывайся с Афоней. Не ровен час, зашибёт сгоряча. Бог его простит.

- Бог, может, и простит, но надо же когда-то научить человека вежливому обращению со старшими.

Не успела весна полноправно вступить в свои права, как колхоз, долгое время дышавший на ладан, накрылся-таки медным тазом, а в новое объединение «Победа» Афоню не приняли. Получив отлуп, он некоторое время оставался без работы, пристрастился к спиртному и так бы и перебивался с хлеба на воду, если бы приехавший из соседней деревни дружок ненароком не рассказал, что в их деревне гармонисты неплохо зарабатывают, обслуживая свадьбы и юбилеи.

Тут только вспомнил Афоня, что он тоже когда-то пиликал на гармошке и баяне.
Сходил в клуб и выпросил гармошку на месяц. Даже пообещал участвовать в концертах художественной самодеятельности. Потренировался неделю и решил, что для начала этого хватит на один день работы на свадьбе.

- Под пьяную лавочку никто не разберёт, как играю, - сказал дружку и договорился, что тот будет его возить в соседние деревни по гулянкам.

Он попросил друзей развесить по столбам его объявление и стал ждать, с утра до вечера покуривая на лавочке у калитки.

С этого дня для него началась чёрная полоса; белой впереди не предвиделось.
Жена Ксения пилила Афоню каждый день, но он оказался крепким орешком, не раскалывался, на уговоры заняться работой не поддавался. Ждал своего часа.

- Выброси ты всё из головы, - отмахивался от жены Афоня.

- Уж я бы выбросила! - трясла она беспомощно кулачном перед носом Афони. - Я бы выбросила, да жалко окружающую среду! Мне же потом и толочь ногам грязь Ну-ка, такой вятютель целыми днями небо коптит!

- Когда ваши дела идут плохо, не ходите вместе с ними! Пойми, наконец, разлюбезная моя будущая богатая супружница, что жду я попутного ветра в море своего бизнеса. Это первое. И втрое: если мобильник молчит, значит, счастье просто пока ещё не знает твоего номера, - храбрился Афоня.

- Если хочешь иметь то, чего никогда не имел, ты должен делать то, чего никогда не делал, - подливала Ксения масла в огонь. - Давай я с тобой за компанию лодыря погоняю! А зимой кошкину лапу сосать будем?

Постепенно Афоня стал приходить в уныние. Он уже совсем был близок к тому, чтобы взреветь белугой не столько от безденежья, сколько от ультиматума жены не мечтать о супружеском долге, пока не станет человеком, когда напомнил о себе мобильник.

- В жизни всегда есть место празднику! - ликовал после разговора с невидимым собеседником Афоня! - Нужно только уметь в это место попасть!

Ксения его радость не разделила:

- Не говори гоп, пока деньги не привезёшь. У других мужья, как мужья, а у меня – тысяча рублей убытку. Тоже мне муж! Навязался на мою голову.

- Муж – это человек, который помогает жене преодолеть трудности, которых бы она не знала, если б не вышла за него замуж!

Слово за слово – поцапались. Афоня разобиделся и пошёл к дружку договариваться насчёт машины. Обмыли встречу, потом выпили за удачное предложение поиграть на свадьбе, потом за создание в будущем фирмы по скрашиванию деревенского досуга.
Этого Афоне вполне хватило, чтобы к завтраку потребовать от жены рассолу.
Ксения поставила перед мужем банку. Не смолчала:

- Границы рая и ада подвижны, но почему они всегда проходят через меня?

Афоня осушил двухлитровую посудину, взял гармошку и молча вышел.
На душе кипело.

- Неужели, - негодовал он, - нельзя было помолчать, настроение чтоб не портить? На работу же еду, меня вдохновить на труд надо.

Подъехавший дружок из будущих трёх тысяч за свадьбу потребовал отчислить себе пятьсот рублей.

- А ты как хотел? - подытожил он в ответ на удивлённый возглас Афони. - Люди как ястребы – голод заставляет их быстро спускаться с небес на землю. У меня нет дойной коровы, которая давала бы мне бесплатный бензин. Машина барахлит, ей ремонт нужен. Хоть бы доехать с тобой.

Голова Афони гудела до такой степени, что спорить он был не в состоянии.
Настроение его, не успев проснуться, тут же потеряло сознание, заодно усыпив и Афоню. В Берёзовке, куда дружок доставил Афоню, баяниста на руках вынесли из машины и положили в горнице.

- Вчера всю ночь на свадьбе работал, - пояснил Афонин дружок состояние гармониста. - Отдохнёт часок-другой и будет как штык! Если я не приеду за ним вечером, передайте ему номер телефона нашего таксиста. - Он отдал записку хозяину невесты и укатил домой.

Свадьба гудела не первый час, когда Афоню, наконец, разбудили и привезли в столовую, усадили за стол, налили стопку на похмелье и вручили ему гармошку.

Афоня так долго пристраивал её на коленях, что у диск-жокея не выдержали нервы. Он включил песню в исполнении Верки Сердючки. Гости организовали круг; танцы продолжились шумно, озорно.

Осоловевшими глазами Афоня выбрал объект среди мелькавших перед ним молодых девушек, отставил гармошку и, шагнув в круг, вприсядку стал кружить в паре с молодухой, иногда принимаясь петь частушки. Слова за ним не поспевали, обрывались, вызывая смех.

- Ты гляди, чего выкомуривает! - удивился отец невесты. - Только ведь деньги надо отрабатывать игрой на гармошке, а не пляской с девками. - Семён! - крикнул диск-жокею. - Глуши-ка ты, дорогой, мотор. Бабушки под гармошку хотят плясать.

Афоню подхватили, усадили на прежнее место, опять дали гармошку, помогли ему пристроить ремни и найти кнопочки. Афоня посмотрел непонимающими глазами, потом не без удивления обнаружил на коленях гармошку. Под напряжёнными взглядами вспомнил, зачем он здесь, медленно растянул меха, однако пальцы не слушались. Гармошка издала жалобный писк; на большее в паре с Афоней она была неспособна.

- Ты кота-то за хвост не тяни! - рассердился отец невесты. - Не в цирке. Клоуна из себя не строй! Играй! За что я тебе три тыщи обещал?

Но гармошка уросила, играть в руках Афони ей было не с руки. Кроме отрывочных звуков она ничего не выдавала, и скоро интерес гостей к Афоне пропал. Но тот вошёл в раж, бесперечь вваливался в круг танцующих-пляшущих и, наконец, надоел своими выходками до такой степени, что самый здоровый мужчина подхватил Афоню на руки и легко, под общий смех, вынес на ступеньки столовой, прислонил вялое тело к стене, отлил звонкий щелбан и позвал хозяина свадьбы. Тот вспомнил про записку, нашёл её. Там был номер сотового телефона.

На звонок отозвался Частный извозчик. Узнав о сути дела, он едва сдержал воинствующий возглас, охотно согласился приехать за горе-гармонистом Афоней и, не мешкая, отправился в путь.

За деревней Афоня проснулся. В зеркало заднего вида Частный извозчик наблюдал, как тот непонимающе осматривается. Наконец, спросил неуверенно:

- Ты кто?

- Твоя золотая рыбка.

- Чего… я… это… требовать? - Афоня кисло улыбнулся. - А-а, помню. Три желания!

- Одно я уже выполняю. Везу тебя домой. Загадывай, сколько я с тебя возьму за доставку в целости и сохранности. Мой тариф – пятьсот рублей. И за груз. Гармошка твоя?

- Н-не-е, не моя.

Частный извозчик остановился, вынул гармошку из машины, оставил на обочине, поехал дальше.

Как ни был Афоня пьян, до него что-то всё-таки дошло. Он округлил глаза:

- Ты что творишь, шут гороховый?

Частный извозчик затормозил, обернулся к Афоне:

- За каждое невежливое обращение с твоей стороны в мою сторону я беру с тебя штраф - сто рублей. За «шута горохового» я с тебя высчитываю первую сотенную. Ты только что проявил невежливость.

Афоня не мог закрыть рот от удивления.

- Ты рот-то свой ззявь. Не ровен час, внутренности простудишь, а мне отве-чай потом за тебя.

Таксист подождал реакцию пассажира.

Афоня рукой прижал нижнюю челюсть к верхней. Самостоятельно она, по-хоже, двигаться была не в состоянии.

Помолчали. Таксист сам никуда не спешил и пассажира не торопил.

- Гармонь выбросил. Зачем? - наконец, произнёс Афоня.

- А тебе какая печаль? Она же не твоя. За груз, похоже, ты платить не собираешься.

Афоня что-то соображал. Челюсть его снова отвисла, и он, как только что, рукой вернул её на место, затем навалился подбородком на спинку переднего сидения. Опять принялся соображать.

Частный извозчик поморщился, одной рукой отвалил Афоню от своей спинки. Тот кулём завалился, где сидел. Долго не мог принять исходное положение; тело ему мало подчинялось. Отказавшись от попытки сесть прямо, Афоня из лежачего положения произнёс:

- Вертайся! Гармонь мою… гово… рушечку… забирать станем. Она из…

Афоня не сразу вспомнил, где он разжился гармошкой. Потом вспомнил.

- Это будет второе твоё желание. За гармошкой, так за гармошкой.

Вернулись. Частный извозчик положил гармонь в багажник. Он видел, как Афоня силился открыть дверцу внедорожника, но та была заблокирована.

- Что дальше? - поинтересовался таксист.

- Едем! Музыкальный инструмент бережно положил? - К удивлению Частного извозчика вдруг произнёс длинную фразу Афоня.

Снова поехали. Не успели преодолеть километр, как Афоня заёрзал на месте, и это не осталось незамеченным таксистом. Он улыбнулся, но не остановился.

- Тормозни! - в голосе Афони сквозило беспокойство.

- Нет, мил человек, три твоих желания золотая рыбка исполнила. Четвёртое оплачивается по особому тарифу. Как дополнительные услуги.

Лицо Афони налилось краской:

- Тормози, говорю!

- Двести рублей! За три минуты стоянки.

- Какие двести?! - трезвел Афоня.

- За остановку. Ты ведь ездил на калым? На калым – знаю! Теперь моя очередь калымить. Без оплаты не остановлюсь. Итак, какое будет слово джентльмена? Ты же джентльмен, надеюсь?

- Да тормози ты! - Афоня разразился матерной бранью. - А не то сидение тебе испорчу!

Частный извозчик тормозить не спешил.

- Итак, двести рублей. За остановку. Ещё пятьсот за брань. Платить будешь?

- Да буду, буду! - почти прокричал Афоня.

Такси остановилось на обочине. Из проезжавших следом автомобилей с улыбками наблюдали, как из него опрометью выскочил и понёсся в придорожные кусты невысокого роста молодой мужчина.

В машину Афоня вернулся хоть и не окончательно протрезвевшим, но слегка посвежевшим.

- С облегчением тебя, Афанасий!

- С каким?

- Кошелёк, говорю, опустел твой. За каждую последующую остановку у кустов беру по двести рублей. Или выходи из машины.

Стали торговаться. Бились за каждую копейку, и за это время Афоня успел дважды выскочить в кусты.

Владелец такси уступил только одну остановку.

- Остановлюсь бесплатно, если завтра же извинишься перед Степанидой Алексеевной.

Афоня вытаращил глаза:

- Училка, что ли? С какого такого похмелу я перед ней должен извиняться?

- Ты проявил к ней неуважение. Помнишь про грязную лесину? За непочтение надо платить! И лучше деньгами, чтобы скорее усвоить.

Афоня молчал. Частный извозчик его не торопил. Собственно, ради этого он и поехал за Афоней в соседнюю деревню. Не с кулаками же на него кидаться.

Хотя крепкий подзатыльник тот давно заработал.

- Мы едем? Или как?

На отрезке в пятнадцать километров таксист тормозил ещё пять раз. Один раз, как и обещал, бесплатно.

Утром Афоня извинился перед пожилой учительницей, а дома со скандалом уговорил жену снять со сберегательной книжки деньги, чтобы сполна рассчитаться с Частным извозчиком. За плохую игру на свадьбе ему не заплатили, поэтому неуважение старших обошлось в копеечку.

Частный извозчик сдержал обещание хранить втайне от односельчан историю возвращения домой незадачливого гармониста. А учительница поняла, откуда подул на Афоню ветер, который и пригнал его к ней с извинениями.

Ещё через день Частный извозчик привёз Степаниде Алексеевне колотые дрова. Она стала отказываться, ссылалась на материальные трудности, но сдалась, когда узнала, что всё оплачено деньгами, вырученными «от одной очень полезной поездки».

Степанида Алексеевна не стала уточнять, а Частный извозчик не сказал, что это были деньги Афони.