Три жизни Гения. Роль длиною в жизнь... гл. 11

ГЛАВА 11. Анна Мария Росса.


Давненько я не была в Италии! Боже, как я соскучилась! По их мелодичному языку, по тёплому климату, по грандиозной архитектуре!
Но я никак не могла предположить, что Италия так на меня подействует. У меня с этой страной была связана только опера, и это не могло не дать о себе знать.
Я не удержалась, и сразу же в день приезда пошла в театр. Шла "Тоска" с весьма звёздным составом (а как иначе?!).
Я прорыдала всю ночь...
"Как бы я себя не обманывала, а вокал - это главный смысл моей жизни, а опера - сама жизнь!".
Я попыталась отвлечь себя концертами - получилось плохо. И я решила - вернуться в оперу любой ценой. Как я это сделаю, мне было неясно, но я была уверена, что что-нибудь придумаю.
Параллельно с подготовкой к концертам, я начала работать со своим голосом - восстанавливать его и готовить к предстоящей работе.
На спектакли я больше не ходила - достаточно было и одного.
Отыграв последний концерт, я вернулась в наше с Эдвардом поместье. Здесь я продолжила работать с голосом. Благо, он был всегда податливым, а мышцы хорошо (и правильно) наработаны - ощущения быстро вспоминались, и работа продвигалась быстрыми темпами.
О моём новом (или забытом старом) увлечении не знал никто - на мою половину без приглашения не заходил даже Эдвард, а шумоизоляция позволяла многое прятать от посторонних ушей.

На моё "сорокалетие" Эдвард подарил мне шикарную нотную библиотеку (включающую редчайшие издания и некоторые рукописи) и фонотеку (его старая была для меня весьма скудной).

Спустя несколько месяцев работы, мой голос приобрёл полнокровное звучание. За то время, пока я не пела, он немного подсел (или всё же опустился), почти на кварту. Меня это не расстроило - скорее наоборот. Блестящая третья октава Косицыной была слишком запоминающейся своей полнотой, которой другие сопранки никогда не могли похвастать. И уж коль я решила снова запеть, мне было на руку, что мой голос поменял тембр. Косицына исполнила за свою карьеру лишь несколько меццовых партий - однако не было сделано ни одной записи, и вряд ли кто-то помнил, как звучал этот голос.
Итак, я радовалась своему новому звучанию. Я укрепила свои низы - и сама возгордилась своему тембру - он был фантастичен! Правда мои нижние ноты так и остались навсегда без употребления...
Дело осталось за малым - придумать новый образ под новый вид деятельности. Ведь Бах - пианистка, а я всегда была против смешения жанров. Каждый человек должен заниматься своим делом. Я не могла в открытую пойти против своих принципов.
Хотя, по правде говоря, я даже сейчас не могу объяснить, почему Бах не могла вдруг запеть, вероятно, так распорядился мой не самый здоровый рассудок. Про Бах никто ничего не знал – и мне это нравилось; я хотела, чтобы появилась новая звезда на небосклоне - певица, и чтобы о ней тоже никто ничего не знал.
Я решила, что работать и жить эта моя новая певица должна непременно в Италии. Мир считал, что лучшие голоса всегда рождались именно там - и не стоит его переубеждать.
Пока я всё как следует обдумывала, придумывала форму, в которую всё надо облачить, Бах продолжала своё триумфальное шествие по миру.
"Историческими концертами" назвал Николо Бьянко мои серии концертов, где я исполнила всё фортепианное наследие (включая и камерные произведения, и концерты с оркестром) таких композиторов, как Моцарт, Бетховен, Шопен. На очереди стояли другие романтики, включая "мужского" Листа. Вот за него, признаться, я боялась больше всего - для исполнения его произведений (тем более всех) нужна большая выдержка и мужская физическая сила. Одни только его этюды стоили мне огромных физических и энергетических затрат.

Я объездила почти весь мир. Единственной культурной страной, где ещё не была Бах, оставалась Россия. Её я продолжала бояться. Мои педагоги узнали бы мою манеру сразу. Единственным решением этой проблемы было поднять цены на билеты до такого предела, когда бы ни у одного педагога денег на них не хватило. Но в таком случае в зале будут сидеть одни Олигархи, ничего не смыслящие в музыке, что было бы неприятно любому артисту. Ладно, когда не знаешь контингент публики, а так... Поэтому я не ехала в Россию (признаться, и не особо-то звали - боялись моих условий, зная о моих "поднебесных" замашках).

Между тем я уже была готова представить миру новое своё воплощение…

В дверь кабинета директора Римской оперы, хромая и опираясь на элегантную трость, вошла стройная невысокая женщина. Она была одета в закрытое бархатное платье тёмно-синего цвета, на ногах были элегантные туфли без каблука; на шее мерцал кулон с небольшим бриллиантом на тончайшей золотой цепочке; на руках дамы были гипюровые перчатки, два небольших золотых кольца подчёркивали крепкие, но не грубые пальцы; лицо скрывала плотная вуаль, составлявшая единое с великолепной изящной шляпкой, в ушах поблескивали серьги-гвоздики.
Не каждый день эти стены (и те, кто здесь сидел) видели столь элегантных людей.
*- Я могу Вам чем-то помочь? - директор встал и с вопросом уставился на гостью, бесцеремонно её рассматривая.
*- Думаю, да. Иначе я не стояла бы сейчас на этом пороге.
*- Прошу, - он указал на кресло. Подождав, пока гостья сядет, он опустился в своё кресло. - Я внимательно Вас слушаю и постараюсь сделать всё, чтобы Вам помочь.
*- Только не обещайте невозможного. Итак. Меня зовут Анна Мария Росса, и я хочу работать в вашем театре.
*- Прошу прощения? - он с непониманием смотрел на незнакомку.
*- Я хочу работать в вашем театре, - повторила Росса.
*- Но у нас сейчас нет свободных вакансий. И потом, мы работаем на контрактной основе, наши импресарио долго и тщательно подбирают солистов для каждого спектакля. Боюсь, я...
*- Я не пою, - коротко возразила гостья.
*- Ах, простите! Но режиссёры, художники, хореографы…
*- Я концертмейстер, - перебила Росса. - И хочу работать у вас оперным концертмейстером.
*- Насколько мне известно, у нас нет нехватки концертмейстеров, - возразил он.
*- Мы оба знаем, что хороший концертмейстер никогда не бывает лишним, кроме того, что это и без того не частый случай. Я довольно долго работала в опере и прекрасно знакома с этой "вечной" проблемой.
*- Как в таком случае Вы могли остаться без работы? - недоверчиво спросил директор.
*- Я ушла в декретный отпуск, а позже мы переехали в другой город.
*- Ясно. Но в любом случае я ничем не могу Вам помочь - я не отдел кадров, - усмехнулся он.
*- Мне пойти в отдел кадров? - Росса встала.
*- Там Вам тоже ничем не помогут.
*- Именно поэтому я пришла к Вам. Я знаю, что такое театр не понаслышке, - она подошла к нему почти вплотную.
Директор внимательно всматривался в её лицо, пытаясь разглядеть хотя бы глаза.
*- К сожалению, я ничем не могу Вам помочь, - его уверенность испарялась.
*- Я так не думаю.
*- Чего Вы добиваетесь? - уже почти испуганно спросил он, не имея сил оторвать взгляд от её лица (которого и видно-то не было).
*- Места концертмейстера в вашем театре.
*- Но почему именно в нашем?
*- Я подумала, что столице родной страны я нужнее. Мне кажется правильным работать во славу родины и передавать свои знания на родной земле.
*- Мне почему-то кажется, что Ваше желание основано не на одном лишь патриотизме, - медленно проговорил он.
*- Ваше личное дело, - ответила Росса.
*- Посмею предположить, что наш театр привлёк Вас чем-то ещё. Возможно, у Вас есть здесь личный интерес? - намекнул он.
*- Что?! - она усмехнулась совершенно искренне. - Вы же сами сказали, что у вас только приглашённые солисты.
*- Ну, не только. Постоянная труппа у нас тоже есть. Вероятно, кто-то из наших молодых запал Вам в сердце, и Вы захотели его покорить. А лицо, мне кажется, Вы прячете по той лишь причине, что оно легко может выдать Ваш возраст. Судя по голосу, Вы уже не молоды. Мне кажется, что и сейчас Вы пытаетесь соблазнить меня этой своей "загадочностью". Простите, но это не в Вашу пользу, это образ несравненной Бах. Не каждая женщина может вызвать к себе интерес, пряча лицо или не появляясь на публике. У Бах это получилось, она возбуждает своей игрой, она гениальна - уже это подталкивает заглянуть ей в глаза. И то, что она не мелькает на экранах, лишь подогревает к ней интерес. А Вы ничего собой не представляете и поэтому, пряча своё, я уверен, уже далеко не молодое, лицо, Вы не вызываете даже элементарной симпатии. Поэтому, убеждаю Вас, Вы напрасно сюда пришли. И Ваше состояние Вам не поможет, - закончил он, сделав намёк на то, как была одета гостья.
Росса отошла в сторону, отвернулась и, немного помолчав, начала:
*- Весьма неприятно слышать подобные оскорбления от мужчины, тем более, незнакомого. Но в последнее время со мной это стало часто случаться и как обычно я постараюсь списать это на Вашу неосведомлённость. Но чтобы исправить это я, как бы мне ни было неприятно это делать, расскажу Вам, почему я здесь и в таком виде. Я не люблю неопределённость и беспочвенные оскорбления.
*- Итак, - продолжила гостья, не поворачиваясь, - пятнадцать лет назад я закончила Высшую школу музыки в Берлине и, вернувшись в родную для меня Италию, я начала петь в одном небольшом провинциальном оперном театре.
*- Прошу прощения, что сразу перебиваю. Но объясните, почему же Вы уехали учиться в Берлин. Где же был ваш патриотизм?
*- А кто меня спрашивал, - усмехнулась Росса. - Родители развелись, когда мне был год. Мама забрала меня и уехала в Германию - она была драматической актрисой и работала по контракту в Берлине. Там же я и пошла в школу, и начала заниматься музыкой. Когда я училась в Высшей школе, маму сбила машина. С тех пор меня в Берлине ничто больше не держало. Получив диплом, я сразу же уехала в Италию. Первые два года я пела на вторых партиях, а позже вошла в число ведущих солистов. Там же я познакомилась с будущим мужем, через год мы обвенчались, я родила двоих детей. После родов у меня возникли сложности с голосом, и я устроилась концертмейстером в родной театр (по первому образованию я пианист). Мужа пригласили в другой театр, и мы переехали. Всё было чудесно до того злосчастного дня. Почти пять лет назад, когда мы возвращались от родных мужа к себе, мы попали в страшную автокатастрофу - лобовое столкновение... В результате, наш автомобиль, пробив заграждение, упал с высоты двадцати метров. Из всех членов нашей семьи Господь сохранил жизнь только мне. Врачи буквально по кускам сшивали меня. Около двух лет я провела в коме. А в результате открытого перелома ноги, неправильно срослась кость, и я осталась хромой. Говорят, можно сделать какую-то операцию, но разве мне это теперь надо?! Всё моё тело и лицо обезображено шрамами и рубцами. Пластику мне нельзя делать из-за сердца - оно просто не вынесет анестезии. По этой причине я вынуждена прятать своё лицо за маской, - Росса подняла вуаль. Маска скрывала всё лицо. Ярко блестели лишь чёрные глаза.
*- А Вы говорите "глаз положила" и "пытаюсь соблазнить", - она зло усмехнулась. - Да Вы что! Разве такой урод, как я, способен на это?! Во мне не осталось ничего от женщины. Я скорее отпугиваю, чем привлекаю. Поэтому я и прячусь за вуалью. Даже если мне кто-то будет симпатичен, поверьте, никто об этом не узнает. Кому будет приятно узнать, что его любит такая уродливая старуха? Да и сама я никогда не позволю себе обречь кого-то на такой позор и муку.
*- Вы ведь никогда не сможете понять, что я прочувствовала, когда вышла из комы. У меня была частичная амнезия, и я просто не понимала, что мне говорят. Когда же я поняла, что у меня больше ничего нет - ни мужа, ни детей - я просто не понимала, зачем мне дальше жить, тем более, будучи изуродованной и покалеченной. Вернуться в оперу я уже не могла. Много всего навалилось, да ешё и родня мужа обвинила во всём случившемся меня. Я погрузилась в тяжелейшую депрессию, из которой никогда бы сама не выбралась.
*- В нашем разговоре уже было упомянуто имя Александры Бах. Так знайте, именно она мне и помогла. Мы с Александрой учились у одного педагога в Берлине, я на два года была старше. У нас всегда были очень тёплые отношения. Когда со мной произошла эта трагедия, она почти всё время проводила рядом со мной. Когда я вышла из комы, она бросила работу и стала жить вместе со мной, помогая мне вернуться к жизни. И ей это удалось. Она убедила меня, что если Бог сохранил мне жизнь, значит так надо, значит, я должна жить, не глядя ни на что. Я и сама понимаю, что была наказана за своё безоблачное счастье и теперь должна научиться жить такой, какая я есть. И она привела последний аргумент - муж оставил мне приличное состояние (ещё одну причину ненависти ко мне его родственников). А что касается её образа, так здесь всё наоборот. Когда я смирилась с действительностью и вышла из дома в таком виде, готовая к новой жизни, она попросила у меня разрешения взять мой внешний вид за свой сценический образ. Поначалу она долго уговаривала меня начать сольную карьеру с ней на пару, играть ансамблем, выступать в одном концерте. Она очень хотела мне помочь (вернуть долг - ведь в своё время я не позволила ей бросить учёбу). Но она не смогла меня уговорить. Я вряд ли уже когда-нибудь выйду на сцену. Я всегда считала, что артист - это идеал для подражания, во всём. А какой я образец? Нет - сцена не для меня. Да и педагог из меня не получится - кроме страха и отвращения я не смогу ничего вызвать в учениках. Осталась только профессия концертмейстера - здесь я буду работать со взрослыми и серьёзными людьми. Зависть мне точно не грозит. И потом, опера - моя стихия, и я не изменю себе как пианисту. Я имею опыт работы в этой сфере, и я всегда смогу понять и солистов и дирижёров.
*- Взвесив, что я имею и умею на данный момент, я поняла, что больше нигде не смогу себя применить.
Росса замолчала и, подойдя к директору, пристально посмотрела в его глаза:
*- Но мне не нужна жалость или снисхождение. Я профессионал, и Вы без труда можете в этом убедиться, - закончив, она отвернулась и отошла в сторону.
*- Я приношу Вам свои извинения, - через минуту заговорил директор. - Простите, я не мог даже предположить... Я необоснованно Вас оскорбил и прошу меня простить. Всё, что Вы рассказали - поразительно! Мне, как музыканту, очень приятно, что Вы не изменили себе, и что именно музыка вернула Вас к жизни.
*- Значит, Вы понимаете, что отказав мне, Вы меня убьёте?
*- Не драматизируйте! - усмехнулся он. - Главное, что Вы поднялись над своим горем...
Росса, не дослушав, перебила:
*- Мы не понимаем друг друга, - она довольно поспешно развернулась и пошла к двери.
*- Синьора Росса, - директор обошёл стол. - Подождите, не делайте поспешных выводов.
*- Именно этого я и пытаюсь избежать. Я не хочу, чтобы Вы в моих глазах окончательно упали, - Росса вышла, аккуратно прикрыв дверь. Директор не пошёл за ней - он не знал, что сказать.

На следующий день, после этого разговора, в Риме состоялся концерт Александры Бах.
Думаю, понятно, что синьорой Росса была я. Я стала мастером перевоплощений и, кроме того, научилась очень убедительно врать.
Я должна была добиться этого места концертмейстера, чего бы мне это не стоило, всеми правдами и неправдами. Поэтому я пошла на крайнюю меру.
По окончании концерта к директору римской оперы (который, естественно, присутствовал в зале) подошёл мой человек и передал записку от А. Бах следующего содержания:

«Уважаемый!
Без лишних слов - к делу!
Насколько мне тало известно, вчера к Вам приходила некая Росса с просьбой взять её на работу, и ушла ни с чем. Не знаю, что она Вам говорила и какие аргументы приводила. Возможно, она не сказала, что мы с ней лучшие подруги на протяжении вот уже пятнадцати лет. Я знаю её очень хорошо. Это великолепный, ответственный, серьезный человек. И она просто гениальная пианистка. Я всегда /и до сего дня/ боготворила её и преклонялась перед её исполнением. Если бы не эта ужасная авария, она бы сейчас блистала, может только в качестве певицы, может, даже вашего театра. Ох, уж эта её страсть к опере! Она знала, что это не её, но всё равно пошла туда… Но её истинная стихия - рояль, и мы обе это знаем! Я подняла её на ноги, помогла вернуться к жизни, но она отказалась выйти со мной на сцену из-за своего увечья. В некоторой степени /я знаю, что это эгоистично/ я ей благодарна за это - двум звёздам на одном небосклоне делать нечего. Рядом с ней я понимаю, что ничего не стою!
Я не прошу Вас, я Вам советую - если Вы её возьмёте, Вы приобретёте нечто большее, чем просто концертмейстера, тем более она не один год проработала в опере.
Ещё хотелось бы предостеречь от поспешного отказа: если Вы её не возьмёте - Вы её убьёте, и тогда уже даже я не смогу поднять её на ноги, у неё ничего в жизни не осталось и уже не будет. Если же Вы её примете на работу, ... я отблагодарю Вас лично.
A. Бах
P.S. Сама Росса не должна ничего знать об этой записке и моём вмешательстве».

Утром следующего дня, в то же, как и два дня назад, время, в кабинет директора вошла Росса.
*- Доброе утро. Как бы мне ни было неприятно сейчас здесь находится, но я должна принести извинения за свои откровения и излишнюю эмоциональность, - начала она /я/. - Я так и не получила от Вас однозначного ответа. Итак, давайте расставим все точки в этом деле: да или нет?
*- Я рад Вас видеть, - директор подошёл ко мне. - Присаживайтесь.
*- Да или нет, - повторила я, стоя на месте.
Немного выждав, директор ответил:
*- Я должен Вас прослушать.
*- Это меняет дело, - напряжение несколько спало. - Мне нужен инструмент и солист с нотами.
Директор попросил секретаршу организовать мне класс и кого-нибудь из солистов.
*- Могу я узнать, что повлияло на Ваше решение? - спросила я.
*- Вчера, когда я сидел на концерте Бах, слушая её игру, я много думал о нашем разговоре, о том, что Вы мне рассказали. Вы говорили, что у вас обеих был один педагог - это меня очень заинтересовало. Я решил не упускать такой шанс.
В дверь, после короткого стука, вошла "Брунгильда" - этакая дородная дама с клавиром подмышкой.
*- Вызывали? - она окатила меня тяжёлым взглядом, видя во мне соперницу.
*- Да. Мне нужно прослушать кандидата в концертмейстеры, - он улыбнулся и посмотрел на меня.
*- В репетиционном зале сейчас свободно, - сразу подобрела "Брунгильда".
Однако солистке я не понравилась: выглядела я сногсшибательно (фигура у меня вообще всегда была идеальной). Маска и перчатки притягивали внимание и создавали эффект загадочности, а украшения и трость подчёркивали моё состояние и положение.
Вероятно, она была бы рада меня завалить - по крайней мере, оперу она мне предложила одну из самых неудобных - "Тристана" (Вагнера). Вагнер вообще для пианиста очень неудобен - он мыслил оркестрово и сложно (двумя руками охватить всю ткань просто нереально), поэтому все его клавиры - это настоящая пытка, мало кто их может сыграть. Но она же не знала, что я ярая вагнерианка (недаром же я сына назвала Тристаном)! Все его клавиры я знала почти наизусть, да и играла их не хуже Листа! /без ложной скромности/
Но зато уж я оторвалась на ней по полной. На работу с несколькими страницами у меня ушло около трёх часов. Я доказала и ей, и директору, что то, что она делала до этого, не имеет никакого отношения ни к Вагнеру, ни тем более к "Тристану"! (хотя эта дама уже десять лет пела в этой опере на сцене Римского театра)
Место в театре мне было обеспечено!
Меня немного удивило то, что после этого "Брунгильда" меня зауважала. И при каждой возможности просила моего совета.

После того, как со мной был подписан контракт, на личный счёт директора оперы была перечислена кругленькая сумма...

Моё расписание работы в театре пока не было утверждено и зависело от конкретных постановок. Обо всём меня обязались информировать заранее.
В Англию я прилетела на следующий же день. Эдварду я сказала, что меня пригласили давать мастер-классы в Италии. Он даже не поинтересовался, кто, когда, где... Настолько он доверял мне и моей деловой хватке (ведь раньше своим продюсированием я занималась сама).
Вскоре снова прилетел погостить Артур, который и составлял мне компанию, пока Эдвард пропадал в Сити.
Честно признаться, рядом с Артуром я чувствовала себя женщиной. Я уже упоминала о том, что Эдвард во мне видел некий идеал, мать своих детей, а вот Артур видел во мне именно женщину.
Он был галантен и учтив, не позволял переходить черту. Но я чувствовала, насколько он ко мне неравнодушен, и мне было приятно это осознавать. Ведь Эдвард не хотел (или не мог) удовлетворить все мои желания. Мне не хватало мужчины в полном смысле этого слова. А этой "чистой любовью" я уже была сыта по горло!

#- Вот смотрю я на тебя и думаю, - за очередной беседой Артур резко сменил тему. - Почему я не встретил тебя раньше?
#- Значит, так было нужно. Всем нам, - просто ответила я.
#- Я не понимаю этого. Не думай про меня очень плохо, но мой дядя прожил довольно длинную и очень насыщенную жизнь. У него было всё: деньги, имя, положение, слава, женщины. И почему сейчас ты с ним, а не со мной?! У него жизнь уже закончилась, а ты же - в самом расцвете, как и я. Мне кажется, мы созданы друг для друга. Если честно, дядя не заслужил такую женщину - ты слишком хороша для него!
#- Ты о себе слишком высокого мнения! - заметила я. - Не тебе судить, кто чего достоин.
#- Пусть так, но я люблю тебя! Это многое для меня меняет. Я готов на всё ради тебя. Если бы я мог, я бы предложил тебе руку и сердце, - он подошёл ко мне вплотную.
#- Так предложи, - никогда не любила пустобрёхов.
#- Зачем ты так шутишь! Вы ведь обвенчаны, а мой дядя истовый католик!
#- Он, но не я, - подчеркнула я. - Если хочешь что-то сделать - делай это, а не рассуждай, как было бы хорошо. И вообще, почему ты считаешь, что два человека могут быть счастливы только в браке? На мой взгляд, супруги меньше любят друг друга, чем, скажем, любовники. Настоящее чувство мимолётно и сжигающе! А брак - это удачная партия и сломанная жизнь, не находишь?
#- Я не верю своим ушам! Ты предлагаешь...
#- Я ничего не предлагаю, - резко оборвала я и отошла. - Я ничего не говорила - ты ничего не слышал, - я развернулась и пошла к лестнице.
На середине первого пролёта Артур подбежал ко мне и, схватив за руку, резко развернул. Недолго думая, он крепко обнял меня и страстно поцеловал.
Этот поцелуй закончился великолепной ночью в комнате Артура (спальня Эдварда для нас всегда была святыней).

продолжение:http://proza.ru/2021/12/18/1705