Слишком старый

Моя мама в юности витала в трансцендентных мирах, всю свою нарождающуюся чувственность отдавала музыке, посещала открытые уроки Г. Нейгауза в консерватории. Впрочем, вместе с подругой Мариной. Именно с Мариной Леонидовной Хитровой мама проводила все свое время, начиная со Стасовской музыкалки через Консерваторию и Гнесинку. И даже когда мама вышла замуж за инфантильного отца, Марина так и осталась членом семьи. Фактически имел место тройственный союз – мама, папа и Марина.
Бывало в шестидесятые мама поставит пластинку, затем они с Маринкой нырнут под одеяло, и обнявшись, слушают Бетховена в исполнении Глена Гульда. Эта же Маринка, у которой был педагогический дар от Бога, подготовила маму и к поступлению в Мерзляковское училище.
Дружба пронеслась через годы. Личная неустроенность Марины вполне компенсировалась счастьем работы. Хоть мужья попадались сплошные олухи (всего было три мужа), зато реализовала себя как педагог. Дослужилась до востребованного учителя. В ее класс было попасть невозможно.
   И вот в конце восьмидесятых мама, я-ученик, и Марина оказались в одной музыкальной школе. Мама была концертмейстером у струнников, а Марина – именитым педагогом. Важные чинуши смотрели на Марину умоляюще. А директриса приносила ей в класс чай.
По вечерам ближний круг, в который входила и мама (но недолго) собирался в кабинете директрисы. А я, отзанимавшись, сидел в предбаннике директорского кабинета и ждал. И конечно подслушивал, благо стены были тонкие.
Выпивали, и лились рассказы. И услышал я историю заслуженного работника культуры, авторитетного педагога Марины Леонидовны Хитровой. Дело было в 1955-ом. В Москве проходила неделя французского кино. Тринадцатилетняя Марина Леонидовна в компании познакомилась с Жераром Филипом, который в рамках недели тогда посетил Москву.
- Мы без памяти влюбились! - Рассказывала Марина Леонидовна. - И целовались сутками. Однако я боялась, а вдруг я забеременею. Так ему и сказала. А он, сволочь, воспользовался моей необразованностью в половых вопросах. И сказал, чтобы не забеременеть, надо это сделать. И я ему отдалась. Потом даже собирался меня увезти в Париж, но мне было тринадцать. Сказал, когда тебе будет восемнадцать, я за тобой приеду. И приехал бы, но я сказала решительное нет, так как не могла бросить Родину!
Компашка сидела тогда до ночи. Обсудили продовольственную программу, и Ельцина с Лигачевым, и «Греческую смоковницу». Мы с мамой еле успели на метро.   
А Марина Леонидовна все больше от нас отдалялась. Ее ученики продолжали побеждать на конкурсах. Объездила с ними все города и веси. Однажды пришла к нам (что теперь бывало редко) и стала тараторить про своего самого перспективного ученика, двенадцатилетнего Мишеньку.
- Представляешь, Ларк, он ко мне мужиков не подпускает!
А мама: - Хорошо, что Олежка учится не у тебя!
- Олежке шестнадцать? – Спросила Марина Леонидовна. – Так он мне не интересен, слишком старый.

Иллюстрация Вари Наткиной