Мизантроп и Рути. Глава 4

 Начало –  см:  http://proza.ru/2021/12/18/1847
Предыдущая глава – см:    http://proza.ru/2021/12/18/1888         

               
                4

И приснился ночью сон. Старый, ещё с юношеских времен сон. То ли он уже сам в раю, то ли смотрит рекламный трейлер о рае. Все там по-прежнему голые, но удручают и появившиеся за десятилетия серые пролысины среди зеленых холмов, и растоптанные цветники… и особенно режет глаза валяющийся кругом пластиковый мусор. Сад Эдем расстроился всевозможными навесами и строениями из подручного материала, укрывающими от солнца и дождей высохшей соломкой или пальмовыми листьями. Там обитатели предаются памятным земным удовольствиям и смакуют земные деликатесы всех незабываемых кухонь, все суррогаты прежней жизни во времени, может быть и не лучшим, но наиболее врезавшимся в их память. Да никто и не станет осуждать уже отживших за их слабости.

Народ в рае, вроде бы тот же, как и раньше – из бывших выдающихся. Но, теперь, когда растаяла благоговейная пелена от созерцания героев, они утратили блеск полубогов, и стали обычными постояльцами элитного дома престарелых, с их распрями и проблемами. Основная же сложность, отравляющая беззаботную жизнь жильцов рая ещё со времен Вавилона, вызывающая постоянные распри – непонимание друг друга. Да и как может быть иначе, если каждый в прошлой жизни гремел, а ныне их ордена и ратные заслуги хранятся в канцелярии рая.

Глядишь на рай и задумываешься: «Сколько же за тысячелетия сюда просочилось случайных и блатных, злых и дрянных людишек. Братки хуже мусора выпячиваются, восставшие из-под малахитовых гробов и надгробий, да за капусту вознесенные сюда. Или политики, засидевшиеся на шеях своих народов, и без всяких выборов пролезшие сюда.

Не успел во сне толком просунуться, как некто рявкнул на него: 

–Куды прешьтя, мать твою за левое колено!»

А вслед:

–Всё  ходять, да ходять. Шлють, да шлють. Поди ты, рай резиновый.

«А к нам сызнова чурок навезли! В рай, ужели достойных нема?» - громкий подзуживающий голос налетел издалека!

 И загудел муравейник.

– Это, ты Петрович, для того в танке горел, чтобы счас с ублюдками с одного котелка хавать.

– Да никто здесь из котелка не лопает. Разве что, особо захочется.

– Тут вопрос принцИпу! Запамятали того, что шнырял среди наших целок? Вишь, ему дёвственницы положены. Я вот-так разумею – чтобы рай был тольки для белых, а для прочего почившего населения создали бы другое учреждение.

И каждый вслух своё горазд. Слышались хлёсткие пощёчины и треск ломаемых кустов.

А вон и свои выделяются. Кто, как в трансе, трясет головой – это цадики молятся. Много их – со всех святых могил собрали. Другие спорят, клянут друг друга, истину выискивают под ногами, как многие другие. Только громче, ведь на двух евреев приходится три мнения. И нет, чтобы послушать доводы других. Нельзя! Перебивают один другого – совсем, как на израильском телевидении.

И нечто послышалось. Будто бы смех, неуместный, живой. Смешинки, кажется, вырываются из сводов приличий и несясь над сводами гробниц в бренном мире, наполняются воздухом, и поднимаются, достигая сада Эдема. И приглушенно, в дымке переливаются радугой, как мыльные пузыри.

  Население рая, разучившееся удивляться, слышит и глядит на эти пузыри с опаской. Знакомые  нотки чуются в заливчатых хохотушках, и смех женский, приближаясь, уже различается. И пока не ясно, чей – нарастает тревога.

«Да что же она здесь делает? Живая, в царстве теней»– узнал наконец-то Борис Рути, и почуял, как некий кусок с болью оторвался от сердца. – «Неужели?!!»

«Да ты же сам пригласил её прогуляться, не помнишь?»

«Не-е, не помню»– логика не сходилась. – «Но если ты утверждаешь…». Две половинки мозга согласились друг с другом.   

Борис побрел на её быстрый её уверенный говорок, держащийся долго на расстоянии.

Увидал её неожиданно в естественной голытьбе – в раю же, да ещё во сне!  Худенькая, с темными сосками  небольших, грушеобразных грудей, и с темной же целомудренно-аккуратной порослью в центре круга из  бедер, стояла она возле  старухи с худосочными длинными грудями. Старуха – скорее всего, монашка в той жизни, решил Борис,– худой рукой махала в Рути, как клюкой, и, похоже, кляла её. Он поспешил к приятельнице, и услышал конец фразы.

–  …реи,  прикидываетесь обиженными, а больше всех в мире сеете ненависть!

– Да какая ненависть?! Я вас очень люблю. Я всех-всех одинаково очень-очень люблю!¬– положив руку на плечо монашки, расстроенная, и смутившаяся, собралась, гладила её, и по-доброму глядела ей в глаза. 

Не слушая, старуха слала проклятия, и посылала Рути в ад.

– Пойдем, пойдем отсюда!

– Подожди!– вышло шепотом, потом подарила стерве добрую и долгую улыбку,– Всё будет нормально!

Монашка замолчала, недоверчиво и хмуро глядя на Рути.

– Вот увидите! Прощайте.

 Оторвав руку от старухи, помахала ей ладошкой.   

Подойдя к Борису, тихо произнесла:

– Несчастная…

– Да чего несчастная? Антисемитка проклятая!

– Любила она всю жизнь лишь в своём воображении, своего Ёшу(Иисуса) любила, а настоящей земной любви не испытала, вот и злая поэтому. А то, что нас они не любят!..– Рути вздохнула, плечи красноречиво отвисли. Захотелось обнять её, успокоить, погладить. До нетерпения захотелось. Но посовестился, ведь они обнажены.


Некая дива с сочными красивыми формами  шла к ним, и шла, как по подиуму, виляя своими достоинствами.

 «Ева!» – восторженно узнал знаменитость Борис. В юности он часто ночами бродил по раю, только чтобы поглазеть на Еву и на её голых подружек.

 О совершенство, рождающее восторги! Круглые, пышные груди с чуть потупившимися маковками, округлости плеч, бедер, золотые пряди волос, осанка, повороты головы, постановка тела, мимика – всё приковывало взгляд, и непостижимо упрятывало тайну. Творец под конец недели сотворения мира после Адама решил создать чудо.

В первенца  Адама он вложил много сил, времени. Под гнётом ответственности искал формы, переделывал. Что-то противоречило, что-то на взгляд создателя не вышло задуманным и идеальным. Это додуманное он воплотил в Еве. С первой минуты незнакомые чувства овладели всемогущим. Он вдохновенно и долго гладил, разглаживал кожу, доводил формы, упругость и нежность кожи до совершенства. Почему-то волнуясь, оживлял взгляд, внося в него чувства, которые сам знал. И даже больше, что ощущал интуитивно, необходимое для спутницы Адама. Она получалась! Он чувствовал. Это бывает лишь тогда, когда время трамбуется в один миг, и бежит, скачет не замечаясь. Видения, идеи, образы зарождаются вдруг сполохами, цепочками радушных пузырьков, споря и ругаясь между собой, взлетают перед сказочником, и, не переча, подчиняются ему. Ева сразу стала любимой, и не так гладкой кожей, как тайной, внесенной в неё создателем, и ставшей сразу же непостижимой. Какое наслаждение было работать над ней, одному реализовывать задуманное, без всех этих регламентов, согласований и утренних планерок с вечными пререканиями главных специалистов.

Ещё творец не познал сотворённых ошибок. Это позже, раздосадованный, слабостями своих созданий, когда разболтанные без близкой опеки, люди станут вести себя неподобающе, и уничтожать друг друга в войнах, за самку, за кусок еды. В человеческой программе окажется полно багов. И придется творцу собирать Совет главных конструкторов, чтобы штопать заплатки на человеческом духе и создать новую версию программы поведения. Никак у них не согласуется лишь один пункт, как передать людям обновление. Главный программист предложит отозвать продукцию и чипировать её поголовно. Главный микробиолог станет доказывать, что эффективней вводить вакцину с обновленной ДНК. Создатель же, не очень-то разбирающийся во всех этих новшествах, решит по старинке вызвать представителя людей на гору Синай, и передать людям через него десять рукописных строчек.

Творец  почти завершил труд. На небосводе выступила  первая звезда созданная накануне …  «Шабат! Шабес, отдыхаем!» – Бог торопливо сунул Еве лексикон, вместо того, чтобы ещё обучить её манерам и общению, и сам почил на седьмой день в отдыхе.
 

 Ева приблизилась, и с ухмылкой суперзвезды повернулась к Рути:

 – Значит, новая пророчица?! – С вершин бомонда осмотрела фигурку Рути, ставшую щуплой под пронзительным  взглядом. 
 
– Пророчица-ослица! – засмеялась звонко и злобно.

Публика окружила их, почитая по привычному свою идолицу и жрицу. Но никто не загоготал вместе с ней.

– Был уже один из ваших пророком,–  Ева продолжила. – Тоже, как ты, какую-то особую любовь проповедовал. Иисус, или, по-вашему, Ешу, слыхала? Да, где ж тебе слышать, темной?! И ты за ним, туда же. Райское поклонение ищешь? Первый раз тебя здесь замечаю, а уже пророчествуешь. Здесь, всё с меня всё начиналось. Для меня с Адамом создавалось. Девка, гляди, не выпячивайся, кабы язык тебе орлы не выклевали.

А любовь, что тут пыжитесь проповедовать, существует в всем божьем мире только одна: как у нас  с Адамом – между женщиной и мужчиной.

Она довольная заржала, и, повернувшись, пошла от них, изгибая бедра.


Следующая глава, см:  http://proza.ru/2021/12/20/1814