Ничего не изменилось

    Узнать номер телефона роддома через справочное было делом одной минуты. Потом он долго стоял возле будки телефона-автомата, не замечая опускающихся сумерек, не обращая внимания на недоумевающие взгляды проходивших мимо озабоченных людей, потом все же решился.
    Высокий чистый голос откликнулся практически сразу.
    - Родильное… Первый пост… Слушаю.
    - Добрый вечер, девушка, – он с трудом подавил дрожь в голосе. – К вам должна была поступить… - секунду помолчал, с трудом назвал фамилию, - … Ирина Юрьевна. Мне бы хотелось узнать, как она себя чувствует.
    - Одну минуточку, - вполне доброжелательно ответила, скорее всего, постовая сестра, потом послышался звук положенной на стол телефонной трубки.
    Молчание в трубке длилось долго, минуту или больше. Он готов был ждать столько, сколько потребуется, лишь бы не услышать пугающих коротких гудков. Потом лежащую трубку подняли.
    - Алло…

    Он не слышал этого голоса почти год, но узнал сразу. Такой знакомый, такой мягкий, такой … ее голос.
    Он никак не ожидал, что услышит ее, только хотел узнать о самочувствии у медсестры, а она, скорее всего, не предполагала, что кто-то может позвонить ей так поздно. Сердце опустилось куда-то вниз, в горле мгновенно пересохло, а в голосе появилась не свойственная ему хрипота. Но молчать было нельзя…
    - Здравствуй… - очень тихо, почти про себя, произнес он, не думая о том, что будет дальше.
    - Алло… Кто это? – ее голос немного изменился, в нем появились вопросительные или чуть озабоченные нотки.
    Конечно не узнала… Он представил, как ее брови немного сошлись к переносице и между ними появилась небольшая складочка. Она, даже не замечая и не думая об этом, делала  так всегда, когда что-то пыталась понять. Сейчас она пыталась понять, кому принадлежит этот хриплый, но вроде знакомый голос и непроизвольно нахмурила брови.
   - Мне очень жаль… Но… это не тот, кого ты ждешь…. – медленно, с трудом подбирая слова, - продолжил он. – Это я…

    В трубке внезапно стало тихо, не было слышно даже дыхания, но трубку не положили. Скорее всего, от неожиданности она прикрыла микрофон ладошкой, а трубку продолжает держать у уха. Надо что-то говорить, раз так случилось…
    - Извини… Я не хотел тебя тревожить… Я просто хотел узнать у медсестры как ты себя чувствуешь… А она пригласила тебя, видимо, решила, что так будет лучше. Извини…
    Трубка молчала, но, наконец-то послышалось осторожное дыхание, потом тихий голос:
    - У меня все хорошо…
    Узнала… Она его узнала…
    Сердце вернулось к своему привычному ритму, хрипота из голоса куда-то исчезла и на выдохе он с облегчением произнес:
    - Ну и хорошо…

    О чем можно говорить с беременной женщиной уже находящейся в роддоме он не знал, но решил, что лучше всего о ее ребенке. Осторожно спросил:
    - Как твой малыш?
    Лаконичный ответ:
    - У него тоже все хорошо.
    Он смешался. Сердится, что позвонил?.. Сложно… Все очень сложно. Наверное, надо как-то заканчивать разговор.
    - Кого ты хочешь – мальчика или девочку?
    Ответ еще более лаконичный:
    - Сына.
    Неожиданно. Он всегда хотел дочку и не скрывал этого. Когда они, смеясь, обсуждали эту тему,  она соглашалась, что дочь это замечательно…  А теперь – сын… Он помолчал, пытаясь представить ее лицо. С трудом… Все же много времени  прошло, как он видел ее последний раз.
    - У тебя будет сын, - пытаясь придать уверенности  и убежденности своему голосу, мягко произнес он. Помолчал, и, улыбаясь, добавил, - я знаю…
    Он всегда ее так успокаивал.
    Ничего он не знал. Просто решил немного подбодрить – все-таки первые роды, она, конечно, волнуется, переживает. Тем более, что самый близкий ей человек, муж, военный врач, служит где-то в далеком Казахстане, и, может быть, даже не знает, что его жена уже в роддоме.   

    Все… Пора прощаться… Он, стараясь прогнать непонятную влагу из глаз, и почему-то опять охрипшим тихим голосом медленно произнес:
    - Ну, вот и все… Прощай…
    Трубка молчала.
    - Будь счастлива со своим малышом…
    Трубка молчала, и когда он уже совсем собрался повесить ее, раздался тихий, задумчивый голос:
    - Постой… - опять недолгое молчание, - я назову его Сережкой…
    Потом раздались короткие гудки, а он еще долго стоял, держал трубку, не зная, что надо делать – радоваться или совсем наоборот.

    Сережкой его звала только она.
    Сергеем, Сережей, Серым, даже Сереженькой звали многие, а Сережкой - только она.
    Теперь где-то еще будет расти маленький Сережка, который, безусловно, подрастет, станет ползать, что-то лепетать, потом начнет ходить, говорить. Будет учиться читать и  писать. Потом он вырастет, станет большим, красивым и сильным. А мама всегда будет любить своего Сережку.

    Вместе с отчаянной радостью одновременно пришла и острая жалость к себе, и все поглощающая тоска…
    Жаль… ах как жаль, что любовь не случилась, не вышла, что этот малыш не его.
    Потом, откуда-то из самой глубины памяти, выплыли почти забытые строчки, от которых стало немного легче:
    «Друзей, не понявших, и даже предавших, прости.
    Прости и пойми, если даже разлюбит любимая,
    Сережкой ольховой с ладони ее отпусти».

    Он и отпустил… Только ничего не изменилось. Она теперь всегда будет вместе с Сережкой. Он знает…