Перерождение ленинской гвардии
На днях второй раз за пару последних лет прослушал лекцию отечественного историка Андрея Фурсова о том, что Сталин почти всю жизнь боролся с коммунистической партией. В чем это выразилось, по мнению Фурсова?
Хотя Сталин еще до революции выказал, что он сторонник курса Владимира Ленина на социалистическую революции, хорошо проявился себя и на полях Гражданской войны, но все же сказать, что он считался одним из лидеров партии в те годы, было бы большим преувеличение. На слуху был Троцкий, Зиновьев, Каменев, члены ленинского Политбюро и теоретики революции. Но что же было дальше, и почему Сталину пришлось бороться со своими товарищами по одной партии большевиков.
Итак, «революция, о которой говорили большевики совершилась». Ну и, естественно, те, кто взял власть, те ее и имели. Петербургский исследователь Алексей Щербаков, в книге «Анатомия бюрократии» разложивший ситуацию «по полочкам», пишет. «В двадцатых годах практически все ключевые должности в административном аппарате занимали так называемые "старые большевики". То есть те, кто вступил в партию до 1917 года. Их было меньшинство, но они являлись плотно сплоченной замкнутой кастой…»
Ну, в общем-то, это неудивительно. «Старые большевики» были элитой взявшей власть партии, естественно, они-то как раз и захватили руководящие посты. Однако эта группа представляла собой несколько не то, о чем мы привыкли думать. У нас ведь как принято считать? «Старые большевики» — это интеллигенты-ленинцы с университетским образованием. Если бы так… Та небольшая часть интеллигентов, которые не переметнулись к оппозиции (а ведь именно они были особенно пламенными сторонниками «мировой революции»), группировались большей частью в Кремле, на регионы их уже не хватало. Там правили бал совсем иные люди, хотя тоже с дореволюционным партийным стажем.
К февральско-мартовскому пленуму 1937 года зав. отделом кадров ЦК ВКП(б) Маленков подготовил записку, в которой говорилось об образовательном уровне партийного аппарата. Среди секретарей обкомов высшее образование имели 15,7 процента, а низшее — 70,4 процента. На городском уровне это соотношение было 9,7 и 60,6 процентов соответственно, на районном — 12,1 и 80,3 процента (для сравнения: в 1922 году среди уездных секретарей, что примерно соответствует должности секретаря райкома, высшее образование имели 5 % и среднее — 8 %. Пятнадцать лет прошло, а разницы практически никакой). Во всем остальном публика тоже была весьма специфичной.
Для примера возьмем упоминаемого Хрущевым Роберта Эйхе. Родился в 1890 году. Сын батрака, образование — двухклассное начальное училище. Работал пастухом, подмастерьем в слесарно-кузнечной мастерской. Партийный стаж исчисляется с 1905 года. Дальше — революция, эмиграция, где он отнюдь не в университетах учился, а в английских шахтах уголек добывал, возвращение в Россию, арест, ссылка, подпольная работа. «Государственную деятельность» начал с организации продотрядов и карательных экспедиций, затем стал продкомиссаром Сибири. С этим регионом и связана его дальнейшая карьера. В 1937 году он был первым секретарем Западно-Сибирского крайкома.
Другой фигурант — Станислав Косиор. Родился в 1889 году, поляк, окончил начальное заводское училище, член партии с 1907 года. В 1918 году с неизвестно чьего-то перепугу становится наркомом финансов Украины, но вскоре переходит на привычную подпольную работу, став председателем Киевского подпольного губкома партии. После войны — все те же продотряды, партийная работа, с 1928 года — первый секретарь ЦК КП Украины. Кстати, в качестве хозяина региона несет персональную ответственность за голод 1933 года.
Наш старый знакомый Постышев. Родился в 1887 году в Иваново-Вознесенске, в семье ткача. Революцию делал с 14 лет. К 1907 году, несмотря на молодость, стал членом бюро окружного комитета РСДРП(б). В 1908 году — арест, каторга, с 1912 года выслан на вечное поселение в Иркутскую губернию. Явно не за «партийную работу»: что делали с «просто партийцами», известно на примере Сталина — год тюрьмы и ссылка. Здесь мера наказания тянет на подвиги боевика. Дальше он работает уже в Сибири, в Иркутске, после революции партизанит на Дальнем Востоке. Вспоминают, что в Гражданскую выделялся жестокостью даже среди большевистских «комиссаров». После войны работа на Украине, потом в Москве, секретарем ЦК. После окончания коллективизации начинается путь вниз: с января 1933 года снова на Украине, с 1937 года — в Куйбышеве.
Это типичные биографии «ленинских гвардейцев». Исключения бывали, но редко, и, как правило, такие люди довольно быстро оказывались в сталинской команде.
«Главная беда заключалась в том, — продолжает Щербаков, — что представители партийной элиты абсолютно не соответствовали месту, которое они занимали. Попросту говоря, они были профнепригодны. И это понятно. Стержнем жизни большевиков дореволюционного «розлива» была борьба с существовавшим общественным строем. На это дело они были нацелены всерьез и надолго… К примеру, еще в 1912 году большевики, будучи непоколебимо уверенными в правильности своих идей, тем не менее полагали: победу социалистической революции им доведется наблюдать в лучшем случае в очень преклонном возрасте. А вот так уж сложились обстоятельства, что власть свалилась буквально им на голову.
Суть проблемы в том, что человек, нацеленный на ниспровержение, на разрушение, сделавший это веселое ремесло сутью своей жизни, редко может перестроиться — и включиться в созидательную работу. Последнее требует совершенно другой психологии… Главная беда молодого советского государства была именно в том, что разрушители засели во власти».
Об этом мы уже говорили — впрочем, повторение не во вред. Ибо одна из основных мыслей, которую товарищу Хрущеву на ХХ съезде КПСС в 1956 году удалось вбить в головы целого народа, что внутри партии в то время не было особых противоречий. Была партийная масса, естественно, нацеленная исключительно на созидательную работу, как же иначе? — и тиран, который, совершенно как Тараканище, держал эту массу в страхе.
X. Г. Раковский, отбывавший ссылку в Астрахани в 1928 г., написал интересное исследование по этому вопросу (в форме письма своему единомышленнику Валентинову, бывшему редактору газеты “Труд”), где обобщает: социальное положение коммуниста, имеющего в своем распоряжении автомобиль, хорошую квартиру, регулярный отпуск и получающего партийный максимум, резко отличается от положения коммуниста, работающего шахтером и получающего от 50 до 60 руб. в месяц.
«Многие старые большевики сразу после Октябрьской революции начали терять былую революционность. Причина, думаю, в том, что создавалась система различных привилегий. Многие из нас жили в лучших гостиницах, т.к. не было своих квартир или домов после возвращения из тюрем и ссылок. Такое положение имело место и в провинции. Так, я, работая в Воронеже, сначала был бездомным солдатом, ночевал в Совете, а потом мне предоставили номер в лучшей гостинице города. Это было всеобщее явление. В Москве же я жил в “Метрополе”. Затем и этого стало мало, начали переселяться в богатые буржуазные квартиры, в особняки. Заботиться о мебели, утвари не надо — все оставалось на своих местах. Появились закрытые столовые с улучшенным питанием. Вкусно пообедав, человек уходил с пакетом, в котором были продукты на ужин.
Особые привилегии создавались для поддержания здоровья — закрытые поликлиники с лучшими врачами, импортными лекарствами, дома отдыха и санатории преимущественно на южных курортах. Или взять автомобили личного пользования с водителями, содержавшимися за государственный счет! Кстати, шоферов нередко превращали в денщиков. Развивался процесс перерождения старых большевиков.
Наблюдалось и снижение нравственного уровня старых членов партии. Многие из них бросали своих пожилых жен-спутниц, заменяя их молодыми женщинами, нередко из мелкобуржуазной среды. Участились случаи донжуанских похождений…
Падала дисциплина, чему способствовали и ночные бдения: ответственный работник появлялся в своем учреждении перед полднем, посидев два-три часа, уезжал на час-два обедать. А затем — частые заседания. Когда же работать? Как отчитываться? Весь расчет на сотрудников аппарата — они все сделают.
Становились обыденными неискренность, и, как тогда выражались, двурушничество. В узком кругу, в момент застолья могли говорить “нами управляет азиат”, а на другой день не дрогнувшей рукой подписывать адрес с торжественными одами в честь “великого вождя партии и народов”.
Когда началась проработка оппозиции, многие были уже развращены. Проходит, например, собрание, и после человека спрашивают: “А как ты голосовал?” “А я, — отвечает он, — перед голосованием ушел”. Заметили это и учредили контроль за выходом. “А как ты, —спрашивают в другой раз, — теперь поступил?” “Я поднял руку, — говорит человек, — она не отсохнет”. Многие люди боялись оставить свои насиженные места, опасались потерять привилегии, и поэтому поддерживали Сталина».
Это мнение Раковского. Но вернемся к Щербакову.
«Бюрократия двадцатых годов до слез похожа на приказную систему допетровской Руси. Такой же хаос различных ведомств и канцелярий, во главе которых сидят красные «бояре». В двадцатых годах влияние партийного деятеля зависело от того, сколько и каких «приказов» он контролирует. Вопрос, что понимает начальник в том деле, которым его поставили руководить, вообще не стоял. Предполагалось, что большевик умеет все… В итоге руководили так, что глаза бы не глядели.
Но и это не самое плохое. Самая главная беда заключалась в том, что вчерашние несгибаемые борцы быстро, как тогда говорили, «обуржуазились». Они дорвались до власти и до всех связанных с ней благ — и принялись оттягиваться на полную катушку. Психологически это понятно. Люди считали главным делом своей жизни ниспровержение существовавшего режима. Дело это они сделали. Как говорилось в анекдоте застойного времени: "Революцию мы совершили. А теперь — дискотека!"
Партийная элита стала откровенно жить в свое удовольствие. Евгения Гинзбург, которая вообще-то относилась к "старым большевикам" с большим сочувствием, вот как описывает члена партии с 1912 года М. Разумова: "При несомненной преданности партии, при больших организаторских данных он был очень склонен к культу собственной личности". Познакомившись с Разумовым в 1929 году, она была поражена тем, как он «овельможивался» буквально на ее глазах. Еще в 1930 году он занимал всего одну комнату, "а проголодавшись, резал перочинным ножичком на бумажке колбасу". В 1931 году Разумов уже возвел на базе обкомовской дачи специальный отдельный коттедж для себя, а когда в 1933–1934 годах за успехи в коллективизации Татария была награждена орденом Ленина, "портреты Разумова уже носили с песнопениями по городу, а на сельхозвыставке эти портреты были выполнены инициативными художниками из самых различных злаков — от овса до чечевицы" (Примечание - По правде сказать, я думал, что соответствующий эпизод из «Золотого теленка» — выдумка авторов. Оказывается, все с натуры…. Так что Раковским в своем письма товарищу по партии был совершенно прав, и научный работник об этом же пишет – А.Щ.).
Заметим, кстати, что в те годы культа личности Сталина еще не было. Тенденция уже существовала до него.
Впоследствии Сталин критиковал "людей с известными заслугами в прошлом, людей, ставших вельможами, людей, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков"».
А я для примера приведу историю из «Двойного заговора». Там, правда, не про партбосса, но похоже-то как…
После разгрома Колчака бывший начштаба Южного фронта И. X. Паука был назначен начальником штаба войск Киевского округа. Прибыв в Киев, он первым делом занял губернаторский дом, где принялся давать приемы, на которые приглашал военную и партийную верхушку. Верхушка туда с удовольствием ходила. Бывший помощник Фрунзе В. А. Ольдерогге, ставший инспектором пехоты Украины и Крыма, привез с собой двух великолепных лошадей. Вскоре он стал устраивать на киевском ипподроме скачки, а его дочери держали там тотализатор, так что выручки хватало на красивую жизнь. А что? Прежних господ погнали, теперь мы вместо них. Были белые баре, стали красные…
«Но и это бы ладно, — продолжает Щербаков. — И не то в России бывало — в смысле беспредела самодовольных временщиков. Ладно бы, если эти все старые большевики, допустим, возвели бы себе особняки и оттягивались там, как хотели. Но они, кроме всего прочего, развлекались борьбой за власть…»
Впрочем, борьба за власть шла в партии с самого начала. Все эти многочисленные «оппозиции» — сторонники Троцкого, Зиновьева, Бухарина — на самом деле были просто-напросто группировками. Оттого-то так зыбки и неясны их «платформы», в которых, кроме «внутрипартийной демократии», и не разобрать толком ничего. Оттого-то так легко они их и меняли, в зависимости от того, с кем в данную минуту были в союзе.
С кланами в верхушке покончили относительно легко и быстро, попросту вышибив их из власти, а потом и из партии. Тогда они стали вести борьбу нелегальными методами — впрочем, это уже совсем другая история. Но, кроме группировок в центре, оставались еще регионы, где засели «партийные бароны», со всеми вышеперечисленными милыми свойствами. Малообразованные, амбициозные и жестокие, с юности усвоившие «катехизис революции», «борцы-разрушители» по психологии, решающие все проблемы силовыми методами. Достаточно посмотреть на их фотографии — тот еще паноптикум… Отдельные исключения, конечно, были — но погоды не делали.
И каждый регион представлял собой ВКП(б) в миниатюре. Везде были свои кланы, которые грызлись друг с другом за место на партийной пирамиде. Этим они в основном и занимались, да еще поисками «врагов». Иной раз, правда, брались за управление экономикой. Но поскольку образование имели главным образом начальное, а в качестве метода признавали исключительно грубую силу…
Одним из самых страшных «сталинских преступлений» считается голод на Украине. По правде сказать, дело это крайне смутное, непонятное. Так, например, число раскулаченных в СССР известно с точностью до одного человека. А число жертв пресловутого голодомора — с точностью до миллиона. (Я не оговорился: до 1 000 000 человек). Впрочем, ладно, мы не об этом.
Дело в том, что никакого голодомора не могло быть в принципе. Потому что планы хлебопоставок определялись Москвой не в абсолютных цифрах, а в процентах к урожаю. И на 1932 год из села предполагалось взять в качестве поставок 40–45 % зерна. Год был вполне урожайный. Откуда же голод?
Так получилось, что в тот год на Украине вспахали около половины посевных площадей. Почему — долго рассказывать, статья не об этом. В общем, так вышло. А план рассчитали и доложили в Москву, исходя из 100 %. А дальше, все происходило следующим образом. Товарищ Косиор получил первую сводку о реальном урожае.
— Ка-ак! — рявкнул он, грохнув кулаком по столу. — Какие 40 процентов! Выполнять, что партия говорит!
— Ка-ак! — грохали кулаком по столу партбоссы на всех прочих уровнях, вплоть до колхозного. — Партия велела! Выполнять разнарядку!
И у колхозников выгребали все подчистую. А когда начался реальный голод, то поступили так, как делает нашкодивший мальчишка, который прячет под стол разбитую вазу. Потому что, когда Сталин, например, узнает о голоде на Северном Кавказе из письма Шолохова, а не из информационных сводок… (Поскольку помощь голодающим была оказана сразу после получения этого письма, Сталин явно узнал о голоде только от Шолохова. Местные власти это от Москвы скрывали. ) Что тут можно сказать?
(Косиор, кстати, свое получил — но не тогда, а в 1938-м…)
Нет, если уж говорить об очищении общества перед грядущей войной, то от этих надо было избавляться в первую очередь. А то и вправду люди будут гитлеровские войска с цветами встречать…
Кто-то думает, что Сталин этого не понимал?
На рубеже 1936–1937 годов невозвращенец Б. Николаевский опубликовал в Париже так называемое «Письмо старого большевика», где говорил все о том же. «Выросшие в условиях революционной борьбы, мы все воспитали в себе психологию оппозиционеров… Мы все — не строители, а критики, разрушители. В прошлом это было хорошо, теперь, когда мы должны заниматься положительным строительством, это безнадежно плохо… Если старые большевики, та группа, которая сегодня является правящим слоем в стране, не пригодны для выполнения этой функции в новых условиях, то надо как можно скорее снять их с постов, создать новый правящий слой… с новой психологией, устремленной на положительное строительство».
Безнадежный идеалист. Интересно, как он представлял себе это «снять с постов»? Как будто они эти посты так вот возьмут и отдадут!
Иосиф Сталин лучше всех знал слабости Страны Советов. Ведь катастрофа 1917 года ещё была не за горами, не прошло и четверти века. Общество ещё оставалось неустойчивым. Новые поколения уже становились ядром общества служения и созидания. Были полны энергии и задора. Старые поколения частью перевоспитывались, частью тянули в прошлое. Много людей, особенно на окраинах, мечтали, возможно, просто на уровне подсознания, вернуться в прошлое, в стабильное «болото». С ханами, баями, борделями и трактирами вместо исследовательских лабораторий, чудес науки и техники. Процесс преображения России делал только первые шаги, его можно было прервать.
Поэтому СССР образца конца 30-х – начала 40-х гг., как система, был нестабилен. Катастрофа 1917 года, её преодоление, рывок 30-х потребовали от народа невиданных жертв, миллионы погибли, другие миллионы ненавидели советскую власть и коммунистов. Кто-то пострадал по делу, кто-то в силу своей личной ограниченности, кто-то – безвинно. В стране имелось немало озлобленных людей, «бывших» или их родственников, тех, кто не принял новый мир. Они могли стать «пятой колонной», поддержать интервентов. Также было множество просто слабых людей, безвольных, равнодушных, готовых при первой угрозе бросить оружие, бежать домой или сдаться в плен. Таким образом, СССР действительно напоминал колосс на глиняных ногах.
Напряжение царило и в советской элите. Долгое время насаждался миф, что Сталин был всемогущим и вездесущим диктатором, абсолютным монархом, который кроил реальность по своему усмотрению. Однако это сказки.
Драма в том, что советская элита не была единой. В 1917 году и в последующем было два мощных крыла: русские коммунисты (сталинцы), мечтающие построить «светлое будущее» для народа; интернационалисты, троцкисты, которые рассматривали Россию и русский народ как топливо для мировой революции и строительства будущего «нового мирового порядка» (опять же, по западным лекалам).
Сначала интернационалисты преобладали в высших эшелонах советского государства. Троцкий рассматривался как преемник Ленина. Люди с такими взглядами составляли значительную часть государственного аппарата раннего СССР, верхушку Красной армии и ЧК. Никакой новой русской державы взамен рухнувшей империи они строить не желали. Это были чистой воды разрушители, готовые снести всю русскую цивилизацию до основания. Они уничтожали русскую веру, русские памятники, святыни, историю и культуру. Они убрали из русских учебников Александра Невского и Дмитрия Донского, Ивана Грозного и Александра Суворова, Александра Пушкина и Фёдора Достоевского. Россия была для них «тюрьмой народов», русские – «колонизаторами» и «рабами».
Сталин же и его сторонники, преобладавшие в низовых звеньях партии, создавали новое русское (советское) государство, державу. Поэтому они вернули классическую школу культуры и искусство. Прекратили разгром русской церкви. Достижения социализма были объективно в интересах народа.
С таким «обозом», в сущности, «пятой колонной», которая желала вернуться к идее мировой революции, использовать ресурсы и богатства России, сделать страну полигоном в деле создания очередной вариации нового глобального порядка, сделать этого было нельзя.
В этом тайна 1937 года, «великой чистки». Пришлось «зачистить», уничтожить большую часть революционной элиты, как совершенно не годной к созидательной деятельности. В деле строительства новой цивилизации, общества служения и знания. Не просто не годную, но ещё и вредную. Ведь она не пускала наверх новую поросль, душила тех, кто умел строить и созидать. Эти люди могли вести подрывную деятельность, разрушать, красиво говорить, но не создавать. Среди них были и люди с мещанско-кулацкой психологией, имитаторы-приспособленцы, бюрократы, которые не хотели развития, они желали «стабильности», сытого болота. Приватизации народно-государственного имущества.
Очевидно, что в такой среде, «болоте», немцы или британцы легко бы сформировали «пятую колонну», которая нанесла бы удар с началом мировой войны. Поэтому Сталин провёл «зачистку» партийно-государственной и военной знати. Интернационалистов, троцкистов, бывшую «ленинскую гвардию», гнилую верхушку вооруженных сил и спецслужб уничтожили. Понятно, что не всех. Но удар был настолько мощным, что Великую войну мы прошли без серьёзных внутренних проблем, саботажа, волнений, восстаний, мятежей и революций. Ведь именно «пятая колонна» убила Российскую империю, а не немцы её разгромили в прямой схватке. Несмотря на все многочисленные проблемы, царская Россия выстояла войну, её убил удар в спину.
Иосиф Виссарионович одержал новую победу – разгромил «пятую колонну». Не дал внутренним «крысам» свалить советскую власть, когда начнется очередное европейское вторжение. Но уцелевшие скрытые троцкисты, партийные чины и бюрократы, не желающие идти в будущее, возненавидят Сталина (среди них был, очевидно, и Хрущёв).
По данным, которые приводит Фурсов, с 1934 по конец 1939 года сменилось свыше 500 тысяч освобожденных партработников, из них пришли работать в партийные органы 50% молодых, от 35 до 40 лет вместо погибших в лагерях партийных бонз ленинской гвардии, из них почти 80% вступившие в партию после 1923 года, т.е. сталинские выдвиженцы, а около 20% - после 1928 года, для которых Сталин олицетворял власть в стране. Так что всевластие Сталина в СССР появилось лишь к концу 1939 года. Но это была власть, о которой даже в новой Конституции 1936 года не было сказано ни слова. Лишь в мае 1941 года, накануне войны с Германией, Сталин впервые занял государственный пост – стал председателем совета народных комиссаров (совнаркома). Именно этот пост занимал после победы Октябрьской революции Владимир Ленин.
Советский вождь собирался сделать ещё один важный шаг в будущее – ограничить власть компартии, отстранить её от руководства госаппаратом и хозяйством, оставив в её ведении только постановку стратегических целей, идеологию и кадровую работу. Коммунисты должны были стать своего рода «орденом меченосцев», своим примером показывающим путь в светлое будущее. Но партийные чиновники властью поступаться не желали и саботировали этот процесс. Дело шло тяжело, сопровождалось чистками, перестройками аппарата управления, наркоматов-министерств. До войны Сталин эту задачу решить не сумел. После войны он хотел вернуться к этим замыслам, но его смогли устранить. После этого началась необратимая деградация партии и советского государства, завершившаяся катастрофой 1985–1993 гг.
Свидетельство о публикации №221121800591