Клуб попаданцев
Сработал ли дверной звонок? — долго никто не отвечал. Карточка. Написано: «Пытались изменить жизнь?». Телефон. Адрес, карта. Я точно не мог ничего перепутать. Какая-то шутка. Шутники. Карточку положил в карман, там хрустел сопливый платок. Я развернулся пошёл от этого одинокого уголка выборгской стороны к шинному сапу проспекта. Воображение рисовало бутылку. Фламандский эль со вкусом земляники. Кисленький, рубиновый. Намного более приятный, чем эта дверь и эти: «Изменить жизнь…» Да что вы знаете? Если бы я у этой двери уже не бывал однажды, я бы и не приехал.
— Вы по карточке? — прозвучал за спиной мужской голос.
Я обернулся — ничего интересного. Охранник, лысый как боец ММА. Странный вопрос. Я развернулся и пошёл обратно.
— Скорей, скорее, — сказал Лысяга, натягивая улыбку.
Скорее… А ты сам не мог поскорее? Что ж, получается, что я тут важный гость, всё равно? Меня даже не обыскивали. За дверью было темно, лестница подсвечена синим ведёт в подвал. Ещё был заколоченный проём. В тот раз было иначе: вместо проёма дверь, а вот спуск в подвал завален был пыльным хламом накрытым уродливым брезентом.
— Проходите — пропускал меня внизу такой же охранник, — извините, что задержали.
— Ага, спасибо — пробубнил я.
Кривая лестница, кривые стены, темно — явно в советское время делали ремонт. На отъебись: проводка торчит, штукатурка в трещинах, стены неровные. Ещё одна дверь. Красная.
Музыка? За дверью были слышны какие-то очень знакомые созвучия. Барабаны. Отрывистый бас. Голос. Ёлы-палы…
Гребенщиков пел старую-добрую Сестру на большой сцене. Он был удивительно молод. Наверное двойник. Зал, огромный зал со столиками и прямыми столбами. Свет клубный: темно, подсвечено разноцветными прожекторами. В основном красными, зелёными, жёлтыми и синими. Многие в зале были во фраках или вечерних платьях, некоторые пестрили и в обычной одежде. Я почему-то дёрнулся назад. Дверь перекрыл Лысяга. Он улыбался мне. Это была такая улыбка, которой не хотелось противостоять.
— Зэваете пегеодетьфя? — услышал я голос откуда-то сзади.
Повертевшись, я увидел мальчика лет восемнадцати, на бейджике имя Артур.
— Здравствуйте, — оправлялся я от атаки дефектами речи — да!
— Меня зовут Агтуг. Я ваф пговозу до гавдегоба, пгойдёмсе за мной.
Сколько он букв не выговаривает? Нельзя над этим смеяться. Прекрати! Дыши глубже. Артур прыжками вёл меня вдоль стены этого огромного зала. Наверное, размером с дворец спорта Юбилейный или клуб А2. Откуда это здесь? В прошлый раз было всё иначе.
Я догнал Артура.
— А что здесь происходит? — спросил я.
— Это весегинка дъя тех, кто пытався ивменить зызнь.
Артур был так невозмутим, что я решил отстать, чтобы проржаться. Он прекрасно всё чувствовал: я в тупике и он меня смешит. Он остановился не оборачиваясь. Бедняга. Я успокоился.
— Сюда — нырнул Артур к неприметной железной двери в полумраке.
Мы оказались в длинном коридоре. Зелёный свет, трубы, проводка, ящики. Дверь тяжёлая, музыка приглушилась.
— А вы сами пытались? — спросил я, догоняя юркого Артура.
— Что? Ивменить зызнь? — ускорял шаг Артур.
— Допустим.
— Фмотгя сто под етим иметь в виду, — он уже открывал белую пластиковую дверь в конце коридора, — офтогозно!
Артур пропустил меня вперёд. Передо мной оказался гардероб и ступенька, о которую я споткнулся. Освещение такое-же как и в зале, клубное. Гардеробщики забирали куртки и некоторым выдавали фраки, женщинам вечерние платья, кому-то ничего. Переодевшихся уводили охранники. У всех сканировали карточки.
— Вы не посеъяли кагтоську? — спросил меня Артур.
Я начал шарить в карманах.
— Не потерял, вот она! — чёртов сопливый платок выпал.
— Ну и хоофо, иите к гагдегобфику он выдафт вам кофтюм
— К любому?
— Да — Артур собирался уходить.
— Артур — взял я его за рукав
Артур смотрел на меня устало, один из охранников пошёл к нам с видом: «****о расколотить?»
— Что здесь происходит? — мягко спросил я.
Увидев охранника Артур успокоил его жестом руки.
— К фозайению, — сказал Артур спокойно, — я внаю тойко то, сто это вечейинка дъя ъюдей, котоъые пытаись ивмениъь зызнь. Моя ъабота — пъофто пъовозать гофтей до гаыъдеъоба.
Я отпустил его рукав и сильно рассмеялся. До слёз. Я не мог. Мне стало так неудобно, что я готов был получить ****юлей. Я чувствовал его взгляд. Ничего хорошего в этом взгляде не могло быть.
— Фкого бует пъезентасыя, — сказал Артур, — думаю, фто там всё увнаете, хоъофего ъня.
С карточки торопливо сканировали размер костюма.
—Переодеваетесь? — спрашивали гостей. Это означало, что у меня был выбор переодеться во фрак или остаться в своей одежде. Я переоделся.
Во фраке я почувствовал себя иначе. Говорят же, что если новую рубашку одеть, то и мир предстаёт другим. Так оно и получается и я заметил, что многие преображались от переодевания.
Фрак хорошо сидел на мне. Я попытался любоваться собой, что не в моей привычке. Вглядываясь в огромное зеркало на стене, я понимал, что я не такой уж урод. Так бы и стоял, но ко мне подошёл тот самый охранник, который пытался спасти от меня Артура.
— Пройдёмте — сказал он. Наверное, бывший мент.
— Окей, туда? — кивнул я в сторону занавеса, колышащегося в огромном проёме, который напоминал мне о цирке.;— Да, — сказал охранник и повёл меня туда.
Я оказался в зале. Почему тут всё так нелепо устроено? На этот раз на сцене был Кинчев и группа Алиса образца 1991 года. Мне неспроста пришёл на ум именно этот год. С него всё началось во второй раз, его я выбрал тогда и тут.
Я встретился взглядом таким же неопрятным как и я бородачом во фраке. Он держал в руке бокал шампанского. У нас зелёным светом сработала внутренняя система свой-чужой.
— А где вы взяли шампанское? — спросил я.
— Пойдёмте я покажу — улыбнулся бородач
— Пасиб
— Давай, лучше, на ты. Я понимаю, фрак-***к, но… — он протянул мне руку — Борис!
— Андрей.
— Ты тоже изменил свою жизнь? — усмехнулся Борис.
Меня опять появилось чувство, что я снова встретился с этой типичной ситуацией, когда куда-то пришёл, а там уже все всё знают. В детском саду, в школе, в какой-нибудь секции оказываешься самым некомпетентным человеком. Где игрушки? Где учебники? Где библиотека? А когда пара начинается? Где лежат отчёты?
— Как сказать, — замялся я — пытался.
— Ненавижу такое! — сказал Борис — зачем это всё? Нихуя не понятно. Изменить жизнь… Что это?
Ну, слава яйцам, Борис оказался таким же как и я. Мы быстро оказались рядом со столом, где искрилось шампанское и попахивали закуски.
— Согласен. Всё это очень странно, — стянул я бокал с серебряного подноса. Глотнул — свежо.
— А тебе не кажется, Анрюха, что тут все нам ровесники? — спросил меня Борис.
Оглянулся и понял, что действительно, вокруг нас были люди возраста плюс-минус тридцати лет.
— Ну да… Интересно… — сказал я.
— ****уться… А место тоже знакомым показалось? — смотрел Борис мне прямо в глаза и с его лица ушло всё напускное веселье. Синяки под глазами, зрачки взывали о помощи. Ты же всё знаешь… Ты же…
— Показалось — медленно произнёс я.
— Охуеть…
Действительно охуеть… И не поспоришь. Борис посмотрел на меня внимательно, отпил шампанского.
— И мне показалось, что я тут уже не первый раз, но тут всё иначе…
— И мне так показалось, — отпил шампанского я — что ты знаешь?
— Я что-то знаю, но я не знаю, что происходит…
Чтобы разобраться во всём нужно было место потише. Мы нашли зал с диванами. Там музыка звучала не так громко. Заметно было, что люди знакомятся друг с другом, сбиваются в стайки. Невольно я начал думать о сериале «Игра в кальмара». Неужели сейчас выйдет какой-то хрен в маске на сцену и объявит кровавые игрища для неудачников.
— О! Смотри, место! — крикнул Борис и неуклюже засеменил к свободному дивану в самом углу помещения.
Плюхнулись.
Совсем рядом с нами скучала у пивного крана девушка с кучерявыми волосами. Какие мелкие кучеряшки… Это так у неё от природы? Зубы немного лошадиные, большие, отчего губы припухлые. Возможно задумывается о брэкетах, а ей так идёт.
Концерт продолжался.
— Ну и что ты думаешь? — сказал Борис.
— Не знаю…
Он не решался сказать самое главное.
— Машина времени — вырвалось у меня.
Борис замер. Потом его почесал ухо.
— Не могу поверить, что все они…
— Не верю — сказал я.
— А?
— В то что ты не веришь, я не верю.
Борис улыбнулся. Потом я осознал, что я нашёл впервые за 27 лет человека, с которым я могу поделиться самым главным. Так и оказалось. Мы выложили друг другу всю подноготную, и было очень много общего в наших историях.
Наконец, я смог рассказать хоть кому-то, что со мной было, когда я согласился на этот эксперимент. Снова именно в детский сад. Если изменить жизнь, так с самого начала! Правда? И так как грезилось, чтобы знать всё наперёд. Да только я сам для себя оказался загадкой…
— И самое противное в этом то, — смотрел в пустоту Борис, — что человек и так всё знает наперёд. Без всяких машин…
Как же ты точно подметил, Борис… Музыка прекратилась.
— Дорогие гости, — послышался голос диктора, — приветствуем вас и просим переместиться в зал.
В нашем лаунже появились суетливые Артуры, они настойчиво но вежливо выпроваживали нас в зал. В этом движении, я чувствовал вибрации страха. Но с Борисом было проще. Было с кем погибать, в случае чего.
Сцену озарял яркий свет. Ведущий, похожий на Элвиса Пресли улыбался.
— Дамы и господа, как я вижу, мы готовы. Без лишних слов… Хотя — усмехнулся ведущий — слова тут не помешали бы правда?
Не очень довольная волна звуков прошла по толпе.
— Я думаю, вы и сами догадались, почему нельзя было так ярко афишировать тему нашей встречи!
Да уж, всех бы загребли в психушку. Всей толпой. Толпа бормотала на языке невнятного хаоса.
— Итак, мы не будем откладывать в долгий ящик самое главное выступление этого вечера, доктор Финкельштейн!
Прозвучали фанфары. На сцену вышел он, коротышка из-за которого всё это и случилось. Он не изменился ни капли. С тех пор. Хотя… Та пора это сейчас. Все его узнали.
Финкельштейн начал бормотать в микрофон какие-то научные факты про машину времени. Что проводились исследования о том, что вселенская энтропия не поддаётся влиянию какой-то одной входящей, даже такой сложной, как человек… Что это не энтропия, а как бы, просто змея на которой мы все куда-то ползём… Змея времени… Змея судьбы… Очень похоже на правду.
Я вспомнил как я сюда пришёл. Всё было иначе… Машина времени. Я лечился от депрессии. Доктор порекомендовал экспериментальную терапию. Финкельштейн со своими рыжими кудряшками: «Это будет такой бартер. Вы попытаетесь изменить жизнь с любого момента, а мы будем следить как это у вас получится». Изменить жизнь. Отправиться в прошлое. Быть мальчиком, который знает всё наперёд — изменить жизнь. Поганую жизнь. Сделать её конфеткой! Сделать её идеальной. Я умирал от той жизни с алиментами и долгами. Что могло быть лучше того, чтобы сбежать от несправедливости? И Борис так хотел. Да только родители его всё равно погибли в небе, а я так и не поборол свою природу и всё повторилось точно так же, за исключением нюансов.
— В итоге, говоря простым языком, машина времени — просто игрушка! Вот как с нашими сегодняшними музыкантами, они были настоящие — из прошлого! — рассмеялся Финкельштейн.
Правда, никто его смех не поддержал. Надо отдать ему должное, это сборище было ради нас. Финкельштейн предложил желающим стереть фрагменты памяти, которые отвечают за знание о том, что существует машина времени, что была возможность не просто отправиться в прошлое, но и вселиться в себя прошлого…
Финкельшейн делал это всё ради человечества – я это понимаю. Не получилось. Но лучше не знать, о том фатализме, который нас окружает. Борис на процедуру стирания был согласен, а я…
Невыносимый геморрой. Андрея ждали у конуса.
— Ты скоро там, бля?
— Щаа
Бумага А4 для жопы слишком груба. Да и рассказ на его взгляд — просто дичь. И откуда у Андрея эти бумажки? Хорошо хоть какие-то бумажки, а то ноябрь, никаких лопухов.
— Ох, Господи, — подтирался рассказом Андрей, на бумаге осталась запятая крови и линия кала — мда… Приеду домой — к врачу.
— Да бля ты там где?
Последняя надежда на то, что человечество узнает когда-нибудь о существовании машины времени погибло в лесу тверской области, на кучке некрасивого кала. Андрею надо было поторопиться к экскаватору.
Свидетельство о публикации №221121901066