Страсти
Например, увлекся куклами. Собрал большую коллекцию всех времен и народов. Было даже несколько восковых скульптур, сделанных для мадам Тюссо. И вот эти отвергнутые мадам Тюссо неудачники занимали место за моим столом. К ним в компанию – скульптуры героев Булгаковского «Мастера» - Мастер, Воланд, Маргарита – великолепные работы современного художника Лидия Волярского. Был даже Гарри Поттер с Волан де Мортом. Сидели всегда рядом в обнимку. И все размером с человеческий рост – 170 выше. Праздники я так и отмечал, с куклами. Поэтому в моем доме всегда было многолюдно. И всегда был накрыт стол. Куклы пили чай.
Однако случилось страшное. Я одолжил восковых кукол приятелю для юбилея на даче. Произошел пожар. Никто не пострадал, но куклы, к несчастью сгорели. Вернее, растаяли. Прямо как в фильме «Музей восковых фигур». Да, история слишком киношная, чтобы в нее поверить. Но как говорят в таких случаях: такое бывает только в жизни.
После этого случая, всех кукол я сослал к родственнице в Екатеринбург. Передал эстафету. Родственница была счастлива и остается таковой до сегодняшнего дня.
Еще была параллельная страсть к книгам. Я все-таки букинист. Собирал библиотеку. Но и в книгах разочаровался. Именно как в предмете для коллекции. Книги перестали воплощать идеал. А главная мотивация коллекционера – стремление к идеалу. Почему разлюбил книги – вопрос сложный. Когда-нибудь на него отвечу обстоятельно.
И все это время любил водку. Но произошел инфаркт. Напугал. И водка сама от меня отшатнулась. Видимо тоже испугалась. А с инфаркта пошел другой отсчет.
За период с 2017-го года случилось несколько коллекционерских бумов. Началось с архива Митрофана Платоновича Кулькова. Русского просветителя и художника-самоучки рубежа 19-20 веков. Конечно на увлеченность повлияла (помимо великолепной графики) и его драматичная судьба. М.П. Кульков работал учителем. Преподавал кучу предметов – от математики до литературы. Был настоящий человек эпохи возрождения. Многие известные деятели русской культуры были его учениками. Например, писатель Леонид Леонов, увековечивший своего учителя в повести «Взятие Великошумска». Однако после 1917-го М.П. Кулькову пришлось очень несладко, как и многим русским интеллигентам. И он скончался в полной нищете 1921-ом году от голода.
Архив М.П. Кулькова я приобрел у его родственницы (как она представилась). Около ста графических композиций, а также живопись (масло на картоне и несколько холстов) лежали в именной папке с серебряной плакеткой – «М.П Кулькову в день рождения от учеников».
По всей квартире развесил композиции М.П. Кулькова. Размещал его картины в сети. И однажды на меня вышел представитель одного провинциального музея. Интересовался М.П. Кульковым. Мы разговорились. Он пришел ко мне. И так искренне радовался картинам Митрофана Платоновича, что я решил передать весь архив в этот музей. Оставил лишь несколько работ, которые до сих пор хранятся.
Следующая коллекционерская страсть – архив полярного исследователя Веры Александровны Броцкой. Тоже приобрел по объявлению. Однако продала вовсе не родственница, а некая реставраторша-бизнесвумен. Каким-то образом к ней попал этот архив.
Такой дотошности в собирании всех бумажек несколькими поколениями семьи, начиная с середины 19 века я еще не встречал. Конечно это произвело на меня сильнейшее впечатление. Да и сам контент. Переписка представителей семьи Броцких – начиная с 1870-х. Все письма были в конвертах с марками. Да и какие письма – зачитаешься, хватит ни на один роман.
Но самая ценная часть архива – письма к Вере Броцкой русского биолога и натуралиста Александра Николаевича Формозова из Китайской экспедиции 1924-25 годов. В письмах А.Н. Формозов рассказывал о всех впечатлениях – что видел и с кем общался – неоценимые свидетельства и кладезь фактов. А также признавался в любви, ревновал, рассказывал о своих чувствах настолько проникновенно, что слезы наворачивались.
Я готов был часами взахлеб рассказывать о судьбе Веры Броцкой, которую узнал из архива. В своих эмоциональных рассказах не знал меры. И вот визави уже устал, а я все говорю и говорю. И в сети размещал фото писем.
Так на меня и вышел сын А.Н. Формозова. Приобрел письма своего отца к Вере Броцкой. А другую часть архива приобрел музей биофака МГУ – весь эпистолярный архив, документы, фотографии. (Вера Александровна Броцкая была доцентом биофака МГУ и участником первой полярной экспедиции на исследовательском судне «Персей» в 1926-27 годах.)
И вот наконец произошел бум, который длится и по ныне, и который думаю никогда не завершится – страсть к искусству Вари Наткиной. Почему не завершится? Все прошлые увлечения имеют временной отрезок – это очень интересные, но реликты прошлого. А искусство Вари творится здесь и сейчас. Развивается на глазах. Причем искусство выдающееся, если не сказать больше. Это искусство не самотождественно (в хорошем смысле), в отличие от состоявшихся предметов антиквариата. Оно перетекает и видоизменяется, совершенствуется. И объем настолько велик, что хватит на несколько музеев и уж точно на десять жизней. Такое не может надоесть по определению, так как постоянно возникает новое – то кляксы на белой бумаге, потом – состаренная бумага, далее графика на мятом листе. Формат увеличивается. Живопись вначале была в хвосте. Но вот подтянулась и даже в чем-то опередила графику. Некоторые живописные работы достигли космического уровня. И я рад, что такие работы есть в моей коллекции. Кого однажды затянул мир Вари Наткиной, уже никогда не отпустит. В каждой работе – сдержанность, где-то даже скупость, и шквал эмоций! Парадокс. А настоящий художник – это всегда комок парадоксов.
В пути с художницей Варей Н. – три с половиной года. Ни одно мое увлечение не длилось так долго. И сегодня – как в первый день. Нет насыщения, а лишь перманентный голод. Часами смотрю на Варины картины, и не надоедает. Ни книги, ни сериалы, одни картины Вари Наткиной. И еще мемуарные новеллы, в которых я об этом рассказываю.
Иллюстрация Вари Наткиной
Свидетельство о публикации №221121901439