Неожиданный поворот

Лиза любила фотографировать. От кого ей это передалось, она и сама не знала. Никто из ее родни никогда не занимался подобным. А она просто не могла без этого. Особенно ей нравилось снимать небо. Восходы и закаты, солнце и луна, звезды – все это влекло чем-то неведомым. А самым любимым ее объектом была поросшая лесом сопка, за которой приютился родной городок. Лунными вечерами эта зеленая возвышенность дарила грандиозное зрелище.
Луна каждый раз по-новому преподносила свое восхождение из-за леса. Этот самый обычный хвойный лесок за городком казался в такой час непроходимой тайгой, в которой так хотелось оказаться.
Особенно мистическими казались лунные восходы, когда луна, словно специально, одевалась в рваное синее платье из облаков с белым подбоем по краям. Лиза в такие вечера готова была пищать от удовольствия. Именно это время позволяло ей забыть обо всем на свете. Она душой находилась выше серых стен домов и жгучей крапивы, поросшей вокруг исхудалых заборов. Девушка вся была поглощена пейзажем. Облака в лунном свете переливались и стремительно меняли форму. Небо очень плавно перекрашивалось от ярко-белого у самого светила, до серого, и, наконец, фиолетового, уже почти ночного, цвета.
Земля тоже привлекала ее внимание. Паутинки, играя на свету, сияли, словно нити какой-то неведомой колдуньи. В такие моменты снова и снова щелкал динамик телефона, изображая затвор. Лиза, желая обмануть себя, не убирала этот притворный звук. Но всякий раз, глядя на дисплей, вздыхала о дороговизне настоящего фотоаппарата. Маленький стеклянный глазок гаджета не мог передать того, что видели синие глаза юной мечтательницы.
А ее глаза видели не только сопку и лес. Внимание привлекала заброшенность и таинственность оврагов. В них чувствовалось нечто беспокойное, вечное, тревожное. Порой казалось, что эти зарубцевавшиеся шрамы земли хотели поведать ей о чем-то. Ночью во сне, а, порой, и днем, наяву, как сквозь дымку, ей представлялись картины прошлого. Тяжелое и славное, великое и страшное военное время. Видения жестоких боев и походного быта не покидали ее. А она и не стремилась от них избавиться, чувствуя какую-то незримую связь с теми событиями.
От покойного деда Степана ей досталась целая коробка желтых военных фотографий со странными одинаковыми ореолами на доброй половине снимков. Вечерами она их перебирала, просматривала снова и снова, вглядывалась в лица солдат. Многие красноармейцы на фото были совсем еще мальчишками, ее ровесниками. И в час, когда Лиза засыпала, они оживали перед глазами и гибли от пуль, тонули в ледяной воде переправ, горели заживо в танках.
И странно, что она видела все это не со стороны. А наоборот становилась участницей своих видений. Она мерзла в окопах и бесстрашно сражалась с врагом. И так же погибала, как мальчишки с фотографий.
Там, в своих странных видениях, она успевала владеть не только «трехлинейкой», но и фотоаппаратом. Этот «ФЭД, снимая хронику героических событий, носил, как медаль, свое боевое ранение – объектив получил царапину во время одного из боев. Но аппарат продолжал делать кадры.
В реальности Лиза не раз крепко задумывалась на тему приобретения именно такого фотоаппарата, и даже уже присмотрела место, где можно достать фотопленку и химикаты для проявления. Но не радовала цена редких теперь аппаратов.
Однажды ее телефон зазвонил, и она услышала голос своей лучшей подруги - Кати:
- Ну, что, антиквар-любитель, все еще мечтаешь о каком-нибудь старье?
- Кому старье, а кому – легендарная вещь. А ты нашла, где можно купить такой ФЭД?
- Найти-то я давно нашла, благо – интернет есть. Так ведь ты отвергла каждое предложение – то дорого, то аппарат тебе не по  вкусу.
- Не по вкусу? Это ты про тот “Leica Luftwaffe” времен второй мировой? Так я же объяснила, что мне не нужен аппарат, служивший фашистам.
- Ох уж, патриотка ты моя! Нашла я тебе. Наш, советский. Красноармейский. Лежит на дачном чердаке моего деда, пыль дегустирует. И чего я раньше на этот чердак не залезла? Ты бы хоть от радости запищала. Чего не пищишь?
- Катька! И мне можно его забрать?! – Радостно взвизгнула Лиза.
- Вот, другое дело. Будешь забирать, значит? В мусор не выбрасывать? Он ведь тоже на основе немецкой «лейки» сделан. Видишь, даже я что-то в чем-то понимаю.
- Я бы даже «лейку» взяла, но не “Luftwaffe”. Ну, не нужен мне аппарат с такой надписью. Катька! Ты нашла ФЭД!
- Чудачка! Жду тебя сегодня вечером. Поболтаем. Пофоткаемся, блин. Ты хоть знаешь, как этим хламом пользоваться?
- А то!
И вот, как подруги и договорились, этим же вечером они встретились в бывшем доме недавно умершего Катиного дедушки. Дом достался Кате по наследству. Вечер выдался прохладный. Встретившись, девушки первым делом полезли на чердак.
- Не могла достать с чердака заранее? Пригласила подругу фотоаппарат забрать, называется.
- Я вообще могла с курьером его тебе отправить. Но что-то мне кажется, что тебе будет приятнее откопать его из пыли самой, испачкавшись в этой гадости по самый носик. Я даже сверху с него пыль не сдула. Так и лежит, каким я его увидела. А то будто я не знаю, что ты тот еще сталкер.
- Ну, Катька, ну, спасибо! Угодила, так угодила!
Заскрипели старые доски под девичьими ножками. Помогая неумелой Кате карабкаться, Лиза первая преодолела подъем по лестнице и, включив фонарик в своем телефоне, уверенно пошла вперед.
- Какая ты все-таки… сталкер прямо, - удивилась Катя, - я боюсь ноги тут себе переломать. А ты прыгаешь, как коза.
- А я осторожная. Но еще и быстрая. Привычка… - Лиза, опомнившись, прикусила язык, боясь рассказать подруге правду о своих видениях.
- Что? Какая привычка?
- Да так. Я и, правда, в свое время сталкерила немного. – Солгала она. - Ну, знаешь, заброшенности разные… лазила с мальчишками в детстве.
- Не темнишь? Я тебя прекрасно знаю. Если бы ты лазила – я бы за тобой ползла где-то сзади, вся в паутине, и ворчала.
- А ты не ползла. Помнишь, я на два года с родителями уезжала в Сибирь? Ну, у папы командировка затяжная была.
- Как не помнить? Я тогда со скуки чуть не сдохла. Старшие классы школы, самое время отрываться, а я без лучшей подруги. Я тогда, между прочим, сильно обиделась на тебя. Ты ведь могла остаться. Так охота было в лоб тебе дать. Но я смолчала, ради дружбы!
- Ну, так дай! Вот он, мой лоб. – Лиза покорно подставила лоб, попутно выискивая взглядом в пыли среди хлама заветные очертания.
Та, хитро улыбнувшись, сделала вид, что со всей силы размахивается, а потом дала Лизе безобидный щелбан. Но та вдруг вздрогнула так, будто ее ударили не пальцы подруги, а шаровая молния. Катя, было, собралась хихикнуть, но тут же замерла потому, что увидела, что подруга не шутит, и теперь смотрит, как под гипнозом, в одну точку на полу чердака. Туда, где очень давно уже пылился чехол с увесистым устройством внутри.
- Лиза, ты что? С тобой все в порядке?
- Да, все в порядке…
- Странная ты какая-то. Давай, говори, что с тобой.
- Да ничего. Просто померещилось что-то. Будто… призрака увидела.
- Слушай, ты меня пугаешь! Давай, забирай свой хлам, и пойдем вниз, там баня топится! Лично у меня чешется уже даже одежда от этой пыли. – Катя чихнула то ли для пущей убедительности, то ли действительно от пыли.
- Будь здоро… ва… - Пролепетала, подкрадываясь к фотоаппарату, Лиза и осеклась.
На старом клочке фанеры в паутине лежал полувывалившийся из чехла  «ФЭД» времен второй мировой войны и поблескивал поцарапанной линзой объектива. Телефон-фонарик выпал из руки. На плечи легли сзади чьи-то руки. «Враг!» - пронеслось на миг в голове и померещился запах пороха и сырости. Лиза на «автопилоте» была готова резко развернуться и схватить. Это движение еще ни разу не применялось ей наяву, и ей стоило больших усилий, чтобы вовремя сдержаться. Преодолевая шок, она подняла находку и, развернувшись, пошла к лестнице, жестом зовя Катю за собой. Та, подобрав телефон, послушно поплелась сзади, недоумевая.
Выбравшись с чердака, Катя ничуть не удивилась тому, что Лиза извинилась и попросила отпустить ее домой, сославшись на плохое самочувствие. Она и сама видела расширенные глаза подруги, бледный вид и дрожь в пальцах.
- Тебя проводить? Ты выглядишь ужасно, всех маньяков по дороге перепугаешь, - пыталась она разрядить ситуацию.
- Это полбеды. Могу и поубивать, оказывается, - произнесла Лиза с таким серьезным видом, что Катя сама побледнела, почувствовав, что это не шутка. – Не провожай. Не обижайся только, пожалуйста. Мне просто что-то стало вдруг плохо. Знаешь, бывает такое.
- Знаю… пока.
Когда Лиза приехала домой, был уже вечер. Луна вовсю светила сквозь лохмотья облаков в синем небе над сопкой, но сегодня девушке было не до красивых пейзажей. Тревога в сердце только нарастала, нужно было успокоиться. И рассмотреть внимательнее свою находку. Фотоаппарат жег руки своей загадочностью и призрачными воспоминаниями.
Лиза одна снимала частный домик, чтобы жить свободно от родителей. Войдя в свой двор, она однялась на крыльцо, отворила входную дверь и вошла в дом. Здесь все было, как и всегда. Вещи стояли на своих местах. Однако на этот раз изо всех щелей лезло нематериальное и такое приставучее одиночество. Лиза на миг пожалела, что не осталась у Кати, но потом вспомнила, что чуть не задушила ее, приняв за фашиста. Даже пришлось утаить от лучшей подруги свои видения той, фантомной жизни, сочинив историю о бурной юности. Видения стали беспокоить все сильнее, превращаясь во вторую явь.
Она прошла в ванную комнату, сняла с себя одежду, пропахшую пылью и неприятным соприкосновением со своими видениями, и стала набирать воду в ванну. Подняла взгляд на зеркало, висевшее над раковиной. И тут же ей почудилась она же, сама, но из той, фантомной реальности.
- Ничего,  сойдет. – Заговорила Лиза вдруг сама с собой. - И там, во снах, я, вроде, тоже симпатичная. Даже начинаю скучать по своим шрамам, что я получила там… Это же мои боевые заслуги! Вот здесь меня задело осколком, когда шла в атаку на врага. Вот здесь фашист меня ножом. Но я вывернулась. Голыми руками его скрутила, привела языка. Вот здесь ожог был. Вытаскивала из горящего поезда детей. Я там более мускулистая и атлетичная. А в реальности ухоженная. У меня сейчас чистая кожа и длинные волосы. И кушать так не хочется, как во снах. Даже сама жизнь… сейчас не кажется таким чудом, как в той реальности.
Лиза смотрела на свою достаточно стройную фигуру, ничуть не расстраиваясь из-за не совсем модельных форм. В зеркале отражались красивые глаза, в которых сверкала встревоженная мысль. Она осталась довольна собой. И в очередной раз решила не применять никакой косметики, не смотря на уговоры знакомых, считая, что естественное всегда лучше.
Забрасывая пыльную одежду в стиральную машину, ей снова померещился фашист, тот, что был на чердаке. Лиза, уже лежа в ароматной воде, все равно ощущала холодные щупальца чего-то непонятного, неприятного, которые продолжали ползать по телу. Она уже не говорила с собой – она закричала:
- Да что со мной не так? Почему я не могу, как все? Я хочу, как все! Как все!– Она начала неистово колотить руками по воде, и брызги летели во все стороны.
Наконец девушка, закрыв глаза, откинулась на край ванны и обмякла. Она чувствовала только теплоту, обнимающую все ее тело.
… Лиза тут же провалились в сон о прошлом, в котором ее звали Ириной. Толи сон затянулся, и вода в ванне остыла, но Ирина обнаружила себя уже в холодной и скользкой воронке от снаряда. Нудный осенний дождь набросал туда порядочно воды, и оставалось только терпеть. Казалось, прошла уже вечность. Но молчала, не шелохнувшись, ждала. Ждала, когда стихнет вдалеке немецкая речь. Похоже, фашисты подбирали своих раненных. От страха попасть в плен хотелось вернуться назад. Однако ей необходимо было отснять для своей газеты ощерившиеся и еще дымящиеся немецкие танки. Она злилась – сумерки наступал на пятки. Боялась, что для съемки не хватит света.
Дождавшись, наконец, тишины, Ирина, вопреки приказам ротного командира, который звал ее назад, стала выбираться из ямы. Пальцы впивались в липкие комья. Тело сползало вниз. Все попытки оказаться наверху были тщетными. В очередной раз, скатившись вниз, она по-детски заревела. Перевернулась на спину. Грязным рукавом ватника вытерла не прошеные слезы. И вдруг увидела на фоне прояснившегося от облаков неба наш краснозвездный ястребок. Как ей хотелось крикнуть ему, помахать рукой, но здесь же осеклась. Из-за тучи вынырнул «мессер». Лиза зажмурилась. Но тут же ее рука спешно полезла за пазуху, вынимая от туда «ФЭД». Она лихорадочно снимала мгновения воздушного боя. И, не выдержав радости, издала победный крик. Машина врага была объята пламенем и с черным дымом падала вниз.
- Дура. Тише. – Прорычал Антон, вдруг появившись наверху.
- Ага, - одновременно испугалась и обрадовалась Ирина, - наш сбил. А ты откуда?
- Да видел. А ты, чумазая, успела отснять?
- Успела! Выбраться отсюда не могу.
- Хватайся, - приказал Антон, подавая взбиравшейся Ирине винтовку.
Вытянув наверх бедолагу, Антон, прежде всего, прошипел ей в ухо все более-менее допустимые нецензурные слова. А потом начал отчитывать:
- Ты сдурела? Полезла сюда одна. Вся рота на ушах. Командир рвет и мечет – приказал, двоим разведчикам ползти за тобой. Да я вовремя из медсанбата вернулся – сказал, что сам справлюсь. А то ребята только что с задания пришли.
- Ты друг. А в медсанбате разговаривал с тем Ивановым, который два танка подбил?
- Да. С ним. Успел – отвозили в госпиталь.
- Значит, ползем к танкам.
- Ты с ума сошла? Это пятьдесят метров, которые простреливаются немцами. Они еще не всех своих подобрали.
- Это ты дурак. Твой материал в газете? Без моего снимка?
- Ты права. Но…
- Не трусь. Ползем, - перебила его Ирина.
Они ползли, постоянно замирая. Он впереди – она вслед за ним. Он негодовал на ее замечания о трусости. Она успевала перебрать все нюансы их давней дружбы. Вначале ее раздражали его плоские шуточки, порой напускное веселье. Не раз и называла трусом, как ей казалось, за излишнюю осторожность. А теперь ругала себя за то, что навлекла на него опасность. Снова вспомнила его глаза чайного цвета, теплую улыбку, вихрастый затылок и решительный взгляд. Надо признать, что Антон был смелым и не раз выручал их обоих.
Почти доползли. Оставалось каких-то двадцать метров до цели. То ли их увидели из немецких траншей, то ли врагам захотелось постращать, но началась стрельба. Беспорядочная. Антону с Ириной пришлось залечь за трупом фашиста.
- Дальше не пройдем, - прошептал он.
- Далековато, - возразила она, - еще немного надо бы.
- Лежать! Надень, - приказал Антон, подавая немецкую каску, что валялась рядом.
Та, брезгливо поморщившись, беспрекословно подчинилась.
- Ползем. Вроде стихло.
- Ждать. Рано.
Но Ирина не послушалась. Не обращая внимания на шипение друга, все же одолела еще десять метров. Когда снимки были сделаны, возвратилась к Антону, который держал на изготовке свою винтовку.
- Упертая ты.
В ответ Ирина лишь радостно улыбнулась. Обратная дорога была знакома, поэтому они быстрее петляли среди искореженного металла и человеческих тел. Они почти достигли своих, даже услышали возбужденный голос командира:
- Скорее, ребята!
Но его тут же перебил страшный грохот – позади разорвался снаряд.
- Ира, в воронку!
Уже были на краю, осталось только прыгнуть в неглубокую яму. Антон был уже внизу. Ирина почему-то замешкалась и падала на него со стоном. Он не успел ее перехватить, и вода на дне окрасилась в алый цвет ее крови. Антон подтянул ее голову на свое колено, которое тоже было в крови. Ирина сумела прочитать в глазах любимого отчаяние и слезы. Она смогла лишь пошевелить рукой, показывая на фотоаппарат.
- Доставь, - еле слышно прошептала она.
Антон все понял. Забрал у нее фотоаппарат, а потом стал нежно целовать ее руки, глаза, волосы…
Лиза, очнувшись, но, еще не открыв глаза, пришла в ужас, обнаружив, что лежит в холодной воде. Кроме того, она ощутила невероятную боль в спине. Но аромат ванны подсказал, что она вернулась из прошлого. Через мгновение увидела свой мобильный телефон, который, вибрируя, уже почти «добежал» до края стиральной машины, на которой лежал. Она протянула руку и ответила на вызов:
- Я слушаю.
- Лиза! Лиза, это я, Катя! Что с тобой? Уже полночь, а ты не отвечаешь! Я тебе звоню-звоню, чтобы узнать, как ты добралась!
- Прости меня. Я залезла в ванну и забылась.
- Ни фига себе, забылась! Ты что, в ванне все это время пролежала?
- Получается, что так.
- Короче, это не дело. Что-то тут нечисто. Давай-ка приезжай ко мне, да побыстрее. Будем лечить твои нервишки. Ты там одна уже совсем свихнулась.
- Ты права. Свихнулась. Катя, а, давай, ты ко мне. Только с утра в магазин забеги – возьми реактивов и пленки. Устроим фото сессию, а?
- Вот это я понимаю! Но кроме реактивов надо еще сушилку, и эту, как ее, лампу красную. Сушилку я привезу сейчас! Тоже на даче деда Тоши отрыла.
- Как?
- Сушилку, говорю, привезу!
- Катя, твоего дедушку же Антоном звали?
- Антон! Мировой был дедушка! Он у меня, это, военным корреспондентом был во время войны! Круто, да?
Последние слова Кати захлебнулись в воде вместе с телефоном Лизы. Он выскользнул из ее рук прямо в ванну. девушка безразлично смотрела, как из аппарата всплывают наверх небольшие пузырьки. Она впервые сопоставила имя деда Антона и Антона из видений. Она не спеша вылезла из ванны, встала под душ, и потекли струи горячей воды вместе с искренними слезами молодой девушки. Потом она привела себя в порядок, оделась и прочистила от пыли фотоаппарат, ничуть не удивившись тому, что знает на нем каждую царапину. Лиза вновь достала фотографии своего покойного деда Степана и стала их пересматривать. Ее занимал вопрос – что таили в себе одинаковые странные ореолы на некоторых фотографиях? И в то же время эти снимки казались ей странно знакомыми. Словно она видела их первый раз вовсе не у деда в коробке.
Ночь прошла в раздумьях. Заснула Лиза только под утро. Разбудил ее звонок в дверь. Она, поежившись, нехотя пошла открывать. На пороге стояла Катя с пакетом в руках. Подруги долго болтали за чаем. Как ни пыталась выведать Катя о странностях Лизы, та побоялась признаться ей в своих видениях. Просто отшутилась.
Потом был веселый девишник – фото сессия. Диковинный фотоаппарат щелкал снова и снова. Навеселившись, девушки закрылись в темной ванной комнате вместе со всеми необходимыми принадлежностями и с пленкой. Лиза «колдовала» над снимками, вспоминая, как это делал ее дед Степан. И вот, на карточках стали отчетливо проявляться фотографии. Лиза вздрогнула.  Каждая из них была отмечена ореолом, повторяющим форму царапины на объективе. Она, ничего не объясняя, потащила подругу к столу, на котором были разбросаны фотографии деда Степана.
- Смотри, вот на некоторых такие же ореолы.
- Ну и что, - недоумевала Катя.
- Что ты такая непонятливая? Отбирай в сторону фотографии с ореолами.
Когда перед ними веером легли странные снимки, Лиза побледнела и чуть не потеряла сознание. Ее зрачки расширились, увидев немецкий «мессер», который падал вниз и оставлял за собой длинный черный след. А наш «Як-3» удалялся.
- Э-э, что с тобой? – Снова напугалась Катя.
- Мессер…
- И что? Удачный снимок. У деда такой же снимок я видела. Не раз он мне его показывал.
- Ты не понимаешь.
- А что тут понимать: дед-то мой, Антон, военным корреспондентом был. А его любимая девушка была фотокорреспондентом. Оба работали в одной газете. Трагичная история. Всего не знаю. Рассказывал, знаешь, вскользь так. Молчуном он был. Но мою маму ее именем назвал.
- Ириной!.. – воскликнула пораженная Лиза, вспоминая имя Катиной мамы.
- Да. Любил всю жизнь. И бабушка знала об этом. И, знаешь, наверное, этот фотик той Ирины. Погибла она. А дед, выходит, сохранил его. Я не знала, что он на чердаке… Когда был жив дед, я видела его на этажерке. И он не позволял никому стирать с него пыль. Делал всегда это сам.
- Эх, Катька, значит снимок-то этот… тот самый. Ирина его сделала.
- Лиз, а как фотографии с Ирининого фотика у твоего деда оказались?
- Мой дед работал в какой-то газете, насколько я помню из его рассказов. Мелкая я еще была, когда он умер. Но помню, частенько он сажал меня к себе на коленки, показывал фотографии и рассказывал про каждую из них. Чтоб я знала, как нам победа досталась… Я, конечно, мало что улавливала из этого. Кем он работал, не помню. Помню, что в газете. Выходит, что деда Степа и твой дед Антон общались как-то. Как видно, дороги переплелись. Странно, но факт.
Долго еще девушки рассматривали старые фотографии, сличали их ореолы с новыми снимками. И поражались, как неожиданно история их предков напомнила о себе.