Последний лист

    В дальнем углу парка росло Дерево. Оно было такое старое, величественное и сумрачное, что лёгкий Ветерок не мог  заставить его взволноваться, и даже птицы не садились на ветки, не решаясь нарушить его одиночество и отстранённость. И только один хромой Старик регулярно навещал Дерево.

 Он приходил к нему почти каждый день, гладил узловатыми пальцами шершавую кору ствола и пускался в воспоминания.
- А ты помнишь, как я забирался с ветки на ветку, чтобы осуществить свою мечту - достигнув вершины, потрогать небо?  - спрашивал Старик.- А мама очень боялась и расставляла руки пошире, чтобы поймать меня, когда буду падать.
И однажды  всё-таки упал и сломал ногу. Нога срослась неправильно,  я на всю жизнь остался хромым. Но я на тебя не в обиде. Ты ведь не виновато, что некоторые глупые мальчики не  умеют хорошо лазать по деревьям


Он часто рассказывал Дереву о своей маме и всё переспрашивал его:
- Ты помнишь, как она звонко смеялась, ты помнишь какие у неё были добрые глаза, ты помнишь, какие у неё были ласковые и нежные руки...?

Ещё  рассказывал ему о Марусе, о своём сыне, который тоже хотел потрогать небо, и для этого выучился на лётчика.
Дереву было всё равно и оно не слушало Старика, храня величественное молчание.
- А теперь у меня никого не осталось. Только ты, - завершал   каждый раз Старик свои рассказы и, похлопав ладонью по стволу, уходил до следующего раза.

       Однажды  налетел сильный ветер и сломал Дерево. Это было так неожиданно и быстро, что оно сначала ничего не поняло. Просто почувствовало резкую вспышку, и весь окружающий пейзаж поглотила вязкая тьма. Оно попыталось, по привычке, взглянуть с высоты, но высоты не стало. Оно попробовало затрепетать ветвями, но трепета тоже не стало. Не стало ничего. Только тьма...

                ***
- О, Боже мой! - воскликнул Старик, увидев рабочих, пилящих сломанную крону Дерева. - Что случилось?
- Да, вот, сломалось от старости. Его и так уже собирались спилить, чтоб не упало, а тут такая оказия.
- Послушайте,- засуетился Старик, - оставьте ствол. Крону понятно, не спасти, но вдруг ствол можно?
- Не чуди, отец. Иди своей дорогой, не мешай нам.
- Пожалуйста!

- Давай оставим этот огрызок ствола, - предложил один из рабочих. - Всё равно сюда никто не ходит, угол совсем одичал. Самое главное - никого не придавит.
Они погрузили распиленную крону в стоявший рядом трактор с прицепом, и скрылись за поворотом.

Старик осмотрел остатки ствола и, похлопав по шершавой коре ладонью, нарочито бодрым голосом сказал:
-А с тобой мы ещё пободаемся. Веточка-то одна осталась. Может оживёт... Я тебе помогу.

И Дерево впервые за много-много лет услышало его и ему захотелось оЖИТЬ. Поэтому оно терпеливо дождалось, пока Старик принёс старое ведро и что-то там долго месил, прежде, чем намазать содержимое на место слома. Это не была приятная процедура, но Старик всё время ободряюще похлопывал его ладонью.

- Знаешь, - говорил он, -всякие раны рубцуются. Даже очень большие. Конечно, остаются шрамы, но с ними можно жить. Просто какое-то время, их не надо тревожить. Поверь моему опыту. Я знаю о чём говорю. Самое главное - желание и вера. Надо иметь желание излечить свою рану и веру в то, что это обязательно случится.

Дерево внимательно вслушивалось в слова и старалось, внутри оставшегося себя, найти желание и веру. Это давалось нелегко. Ведь много-много лет оно имело только одно желание - чтобы  никто не тревожил  его величественное молчание. Тем не менее оно пыталось разбудить в себе требуемые чувства и иногда  казалось, что вроде бы, получается.
В такие минуты соки быстрее бежали под корой, добегали до места слома, он начинал зудеть, почёсываться. Но почесаться было невозможно и Дерево опять впадало в уныние.


Казалось, что время остановилось и вокруг ничего не происходит. Только нелепый Старик возвращал его в действительность, и своими заботами и уговорами  заставлял двигаться скудные соки под съежившейся корой.
- Всё будет хорошо, - уверял он. - Ничего нет страшного в том, что твоя последняя ветка сбросила все листы. Наоборот, это очень хороший знак. Нам сейчас не до листьев. Они же нуждаются в питании, а нам для лечения ран нужны силы. Просто тебе нужно их поднакопить, а там уж мы поднатужимся и покажем...

В таких разговорах и хлопотах прошла осень, и все листья облетели с веток и Дереву стало казаться, что ничего страшного не случилось - просто  деревья готовятся к зимнему сну и оно тоже вместе со всеми.
                ***
     И действительно, зима прошла как сон, как прохладное и лёгкое забытье.
Наступила весна. Всё проснулось к новой жизни. Растаял снег и убежал  звонкими ручейками. Желтыми солнышками на пригорках зацвела мать-и-мачеха. На деревьях набухли почки и самые храбрые, и нетерпеливые стали разворачивать свои ладошки навстречу солнцу и радости пробуждения.

Только Дерево, казалось погружённым в глубокий сон, больше похожий на омертвение, чем на покой.
Старик теперь навещал его по несколько раз в день. Он так внимательно и часто осматривал  ствол в поисках проблеска жизни, что знал каждую морозобоину, каждый извив любой трещинки на коре.

Также он долго рассматривал одну-единственную оставшуюся веточку в надежде, что она сможет, собравшись с силами, напитаться соками и оживить несколько  почек, черными буграми притаившихся на самом кончике.

- Ничего страшного. Всё будет хорошо. Мы ещё покажем всем, - бормотал он как заклинание.
Но время шло, и ничего не менялось. Уже густо проросла трава, уже все деревья покрылись листами, а Дерево продолжало угрюмо молчать, протянув в немой мольбе чёрную ветку.

Однажды Старик сидел, опираясь спиной на ствол. Неожиданно Дерево вдруг почувствовало, что в том месте, где он прислонялся, потеплело, что-то зашевелилось, зачесалось и несмело заструилось, растекаясь робкими волнами во все стороны. Дерево сначала замерло от непривычных ощущений, а потом встрепенулось, и впервые за последнее время подумало, что может это ещё не конец его истории?

И действительно, жизненные соки сначала  неохотно, а потом всё  смелее и быстрее стали бежать под корой, которая местами уже ссохлась так, что осыпалась струпьями от малейшего прикосновения. Но Дерево, воспрянувшее духом, упорно гнало соки вверх, огибая очерствевшие места, и вскоре его старания были вознаграждены.
 На самом кончике оставшейся ветки набухли три почки, две из которых развернулись в слабенькие, но зелёные молодые листочки.

- Вот, видишь, видишь! - кричал Старик, чуть не плача от радости. - Я ведь говорил, что всё будет хорошо! Это ничего, что листика всего лишь два. Нам бы их пропитать сейчас, в этом году. На следующий год, когда ты окрепнешь, их будет гораздо больше. А сейчас нам больше и не надо. Наша задача - сберечь их до осени. Ты меня слышишь? Понимаешь, это очень важно...

Но Дерево и само понимало всю важность того, что с ним происходило. По сути эти листики были его пограничьем. Тонкой стеной отделяющей день от ночи, бытие от небытия, жизнь от смерти.

Никогда ещё за всю свою жизнь оно не испытывало такой радости и полноты бытия. Каждый день его жизни наполнился глубоким смыслом. Никогда и ничем Дерево  не дорожило так, как дорожило этими хлипкими листочками. И ничто  так не радовало и не беспокоило, как их шаловливое трепетание под любым порывом озорного ветра.

- Тише, тише, шалуны, - кряхтело Дерево, стараясь наклонить ветку так, чтобы листики  не оказывали  сопротивления ветру.  - Довольно озорничать. Ваша задача крепнуть и становиться сильнее. А вы свои силёнки растрачиваете попусту. Надо быть осторожнее, как бы худа не вышло.
Но юные листочки, как и водится даже среди людей, не слушали Дерево, называя его между собой старым ворчуном, а продолжали дразнить Ветер, затевая с ним весёлую возню.

И однажды случилось то, чего больше всего опасалось Дерево - один из листочков, в азарте соревновательной игры, не успел увернуться от резкого порыва, и хрупкий черенок отломился у самой ветки. Листок полетел вслед за Ветром, но по дороге ослабел и упал в заросли крапивы.

- О-о-о! - простонало Дерево, и хотело в отчаянии прокричать что-то ещё, но на самом кончике ветки трепетал Последний Лист и оно замяло крик внутри себя, чтобы не испугать его, нечаянно не стряхнуть своим горестным вздохом.
Чувство утраты, было таким всеобъемлющим, что  вокруг всё тоже замерло, не решаясь вторгаться на территорию его души.

- Что теперь скажет Старик? - думало оно бессонной ночью,  с тоской глядя в тёмное небо, где совершалась своя звёздная жизнь, и никому не было дела до его потери и его переживаний.
- Он так в меня верил, так радовался, - растравливало свою рану Дерево. - А я не  уберегло...
Ему не хотелось больше ничего: ни гнать соки под ссохшейся корой, ни сопротивляться неумолимому ходу времени, не оставляющему никакой надежды на будущее...

Утром Старик нашёл его, в таком подавленном состоянии, что даже ветка, до этого упрямо стремившаяся в небеса, поникла и безвольно свесилась вниз, демонстрируя полное отсутствие дальнейших намерений к жизни.
- Нет, не отчаивайся - вскричал Старик, быстро осмотревший произошедшее. - Ты не думай, это не конец. У нас остался ещё один лист. Да, он последний, но он ЕСТЬ! И если мы его с тобой не потеряем, значит и на следующий год будем живы. А будем живы - значит нарастим этих листьев столько, что потеря одного нас не сломит...

- В самом деле, что это со мной? Нужно собраться и постараться  оЖИВить то, что есть, - подумало Дерево и, заскрипев всем израненным телом, погнало соки, чтобы напитать и укрепить ими Последний Лист.

Наверное, Лист тоже осознал, что он представляет ценность для Дерева, а может теперь ему одному было достаточно тех соков, которое добирались до него, но  он как-то окреп, повзрослел и развернулся во всю свою мощь.

Старик целыми днями крутился у Дерева: то приносил воду из дальнего пруда в  жаркие дни, то обнимал его ствол в непогоду, согревая  своим тщедушным телом.

Дерево стало понемногу забывать о своих горестях. Да и к чему горевать? Дело близилось к осени и последний Лист, такой сильный и красивый, радовал, внушая надежду на то, что в следующем году оно сможет оживить больше почек. Из них развернутся новые листья, и жизнь опять пойдёт по заведённому кругу.

- И теперь-то я уже  понял, как  надо жить, поэтому буду радоваться каждому дню, каждому солнечному лучу, каждой капельке дождя и каждой пичуге, присевшей  отдохнуть рядом со мной. Только бы  Лист не потерять. Он самое главное, и самое ценное в моей жизни.
                ***
В тот день Старик пришёл как обычно. Удостоверившись, что с  Деревом всё в порядке, по своему обыкновению сел, прислонившись спиной к стволу, и  пустился в воспоминания. Дерево уже знало всю историю его жизни почти наизусть и не особенно  вникало в слова, потому что  воспоминания, в основном, крутились возле мамы, Маруси и сына.
-... Вот жаль только, что они все ушли, а я остался...

Старик неожиданно замолчал и  стал заваливаться набок. В его  голове словно что-то взорвалось, и весь мир, который  ещё можно было видеть и осязать, окрасился в невыносимо-красные цвета. Было ужасно больно. Казалось, что голову сдавил железный обод, а она, стремясь разорвать его тугие объятия, росла в размерах, распухала вширь , но разорвать обруч не могла, и Старик захрипел, пытаясь через рот, исторгнуть хотя бы малую толику боли в окружающий мир.

Дерево заволновалось и затрепетало уцелевшей веткой. Последний Лист тоже заполоскался по ветру.  Оно опомнилось и, собрав все силы, застыло неподвижно. Нельзя было трепетать. Его главная задача была сберечь Лист. Всё остальное не имело значения. Даже Старик и эти странные звуки...

- Наверное, он устал и прилег отдохнуть. Скоро  поднимется и похвалит, что я попусту не волнуюсь, рискуя потерять свой последний  шанс на возрождение.

Но время шло, а Старик продолжал лежать, и только  периодически срывавшийся с его губ хрип, говорил Дереву о том, что происходит что-то необычное, чему  оно никогда не было свидетелем, и чему не знало названия.

...А в голове Старика одна за другой совершались перемены. Яркие, красные цвета, клубящиеся причудливыми формами, начали постепенно темнеть, сначала по краям, потом ближе к средине. Вскоре в сознании  осталось только круглое отверстие, похожее на освещённый тоннель, среди заволакивающей его тьмы.

Постепенно пришло понимание, что когда он упадет в этот тоннель, то всё закончится. И боли не станет.
Было совсем не страшно. Хотелось только, чтобы всё совершалось быстрее, и он заёрзал по траве ногами, пытаясь быстрее достичь края тоннеля, но каждое движение доставляло ещё большую боль и пришлось позвать ту, из далёких времен, которая могла облегчить боль одним прикосновением:
-Мама...

     И в памяти Дерева вдруг всплыла картина - маленький мальчик взбирается к нему  на ветку, а красивая, молодая женщина в белом платье, запрокинув улыбающееся лицо вверх, говорит:
- Прошу тебя, сынок, осторожнее...
Но Дерево уже приняло решение и даже, если бы захотело что-то изменить, то уже ничего нельзя было сделать, поэтому  ветка с хрустом подломилась и Мальчик упал вниз.

- Мама, ты где?! Помоги Мне так больно! - закричал он.- Неужели я умираю!?
 Мама наклонилась над ним.
- Не бойся, милый, всё будет хорошо, - сказала она и положила свои ладони ему на глаза, чтобы он не увидел её слёз. Мальчик прижал мамины руки к своему лицу и притих...
 
Дерево оглядело окрестности и, впервые, за много лет пожалело, что никто не приходит в этот уголок парка. И рядом нет никого кто бы мог увидеть и понять происходящее.
- У него ведь никого нет, - догадалось оно, - кто бы мог помочь. НИКОГО... Кроме меня...

- Ма-а-а-ма-а-а..., - почти беззвучно опять позвал Старик, но Дерево  услышало и, задрожав всем телом, оторвало от себя Последний Лист, который, покружив в воздухе, лёг на  лицо Старику, как мамина ладонь...