Встреча

                Встреча.
           Беспокойная   автотрасса,  бывший  московский  тракт  не  успокаивается  ни  днем,  ни  ночью.   Километрах  в  семи  от  районного  городка, если  свернуть с дороги  вправо  и  прокатить еще с километра полтора, попадаешь в  маленький « рай». За  появившимися,  как  из  под  земли,  зарослями  лозняка  и  кустистой  черемухи  гасятся  шумы  и  запахи  разгоряченного асфальта, воздух  свеж  и  ароматен  и  хочется  внимательнее осмотреться   вокруг. И только теперь начинаешь понимать куда попал. Умершая деревня . За  пеленой  бурьяна, по отметинам крапивных плешин угадывается улица. А вот чуть в сторонке, в  зарослях, полуразрушенный, замшелый сруб колодца. А тут вдруг посреди бывшей  дороги  примостился  вездесущий  ясень. Его уже сажать было некому ...
Предки были неглупы, когда селились. Нет близко речки, зато недалеко важный  тракт. Он и поил и кормил. А иных, лихих и обувал и одевал  .
 И до какого- то дня жизнь обыкновенно текла. Ныне и не все потомки жителей  бывшей деревушки, те что теперь считают своей родиной чужие города и селения, что то помнят из ее истории, а что то просто хочется забыть… Поистине, что было, быльем  поросло.
Сорок пятый год. Деревня праздновала Победу. Редко в каком домишке не  голосили, но во всех ждали. Старик Елизарыч проводил троих сыновей. Домой ждал уже  двоих.
  Когда молодая жена принесла ему сразу тройню- пил неделю. Не то, что в их  деревушке, а в целой округе не было таких счастливчиков- враз троих мужиков! А после  еще столько же девок его Марфуша добавила. Но ни сама, ни подростки- дочери войну не  пережил- тиф скосил. И про  погибшего старшего  так  и  не  узнали .
  Но сомнений в гибели не могло быть- воевать дозволили братьям вместе, они ж  его и похоронили. По их письмам Елизарыч понимал- не про все сынки пишут- и  правильно делают. Но хотелось знать, как все ж погиб его любимец, рыженький.  Прописали- в разведке. Но похоронки не было. Оставалось догадываться- какая  разведка.  А душа рвалась на части- каких- то полгода не дотянул. Вернись они втроем, каких бы  они гор тут наворочали. Не уберегли, паршивцы, конечно!
Но вот в направлении к их деревне от тракта заклубилась пыль, известив о том, что  скорей всего везут фронтовиков, и наверно героев- к самому дому. Вся деревня высыпала  встречать- только вот к кому? 
Военный ЗиС, накрытый увязанным брезентом, подрулил к домику Елизарыча. Из  кабины навстречу растерянному хозяину спрыгнули трое военных. Сыновей, Николая и  Дмитрия в форме рядовых, старик узнал сразу. Майор был не знаком. 
Соседи, подошедшие, было к прибывшим, поняв, кто вернулся с фронта, стали расходиться . 
Расцеловавшись с сынками, Елизарыч задал первый вопрос:
-Почему не уберегли Алешку?
-Тихо, тихо бать, после расскажем- заторопился Николай, а Дмитрий добавил,  указывая  на  майора- а это наш друг.
Здесь надо добавить, что соседи разошлись сразу же по простой причине- знали-  многого Елизаркины сынки  не расскажут, не те люди  . 
За столом, когда припасенный самогончик маленько развязал языки, майор, правда,  упорно молчал, Елизарыч где догадками, где по  словам сыновей разобрался во всем.
-Батя- шептал на ухо отцу захмелевший Николай, словно рядом сидящим это не  нужно было слышать- в кузове добро, понимаешь? Наше и вот Михалыча. Стемнеет-  разгрузим! Ах, батя! Видел бы то, что мы видели! Какая одежа, какая посуда! Это ж  Германия! А в Польше что было- вагоны добра!
Старик пытался снова вернуть разговор в нужное русло:
-Что ж Алешка- то?
Теперь вступался  на помощь Дмитрий:
-Да мы, бать, было сделали уже дело, а ему там кое- что еще приглянулось,  говорили ему, да что там, у нас самих глаза разбегались. Это вот Михалычу спасибо-  выручал нас всегда! И Алешкину долю мы все равно привезли!
-Добро  то  хорошо , -  вытирал  слезы  отец  -  да  Алешку  жалко  !
Майор обняв за плечи старика, наконец произнес:
-Давай, отец, помянем  Алексея- лихой был парень. Обеспечил нас на  многие годы  .  Сам только не уберегся. 
Когда стемнело, стали разгружать машину. Заставили узлами всю вторую комнатушку.  Изба заполнилась незнакомымы Елизарычу запахами. В темноте на ощупь чувствовал-  дорогие вещи. За его долгую жизнь много пришлось подержать в руках чужих вещей, но  таких не приходилось.
 Расставлял, раскладывал, а в голове стоял Рыженький. И слов не находил.  Мешает  ком в горле- от нафталина ли, от дорожной пыли? Или попросту от зла и  обиды на себя.  Сам же вышколивал, как волк натаскивает волчат- как брать «добро», как сохранять, как  сбывать. На дороге хорошую практику прошли. И в войну не растерялись. А теперь  думай старый- стоило все это «добро»- барахло жизни сына?
  «Они, вон, братки то твои уже недовольны, что упрекнул их в твоей смерти-  вертел в голове Елизарыч- рады и тебя самого забыть». И тут же винил себя- знал, чему  учил. Больно хорошо помнил, как старшего братана извозчики досмерти забили, все на  глазах было! Самого спасло, что мальцом был. 
Теперь вот вслед за женой и дочками сына потерял .
К полуночи разделались с разгрузкой, помогли майору укрыть оставшееся. К  моменту прощания протрезвели. Обнялись, пообещали когда- нибудь встретиться. Об  Алешке больше не вспомнили. 
И потекла жизнь по своему руслу. 
Поженились братья, обзавелись детишками. Расстроили хоромы. «Трудные»  военные дороги потихоньку уходили из памяти. И как- то осенним студеным вечером   свернула с трассы на обочину черная «Волга» с чужими номерами. Аккуратно одетый  водитель, вышел из машины и тронув ногой спущенное переднее колесо, матернулся- не  самое время и место для замены колеса, и заглядывая в салон, произнес:
-Михалыч, наверное засели мы на час- другой. В такой грязи и домкрат не  подсунешь- уползет. Там какая то деревушка, схожу- ка я доску попрошу .
  Вернулся водитель через полчаса на пару с крепким мужиком, неся подмышкой  доску. Тихо переговариваясь, начали возиться с колесом. И что то пассажиру «Волги» голос показался знакомым, очень  знакомым. Он наконец вспомнил… Этот поворот, ту скромную  деревушку, обстоятельства, когда здесь пришлось побывать. Ему, солидному  начальнику, было не совсем приятно возвращаться к тому времени даже в воспоминаниях  .  А  этих  солдатиков  -  пусть  благодарят  ,  что  от  расстрела  тогда  их  спас  .  Жадноватыми оказались. Особенно тот, которого на месте пришили. Солидному  Михалычу по- человечески хотелось узнать о судьбе их  отца-  чувствительный старикан  оказался, да и о судьбе бывших однополчан. Но он молча поморщил губы, поежился,  запахнулся поплотнее пиджаком и приложив голову к двери, закрыл глаза. Что то знобило…