Меломан

По стопам Сервантеса.

Однажды вдруг… Ну а что, в жизни случаются внезапности! Можно и так начать рассказ. Однажды вдруг, и неожиданно для меня, Чёрный объявил, что он меломан… Стыдно признаться, я не понял, о чём речь. Был 1984, мне это слово было незнакомо. Как бы переспросить, чтоб не ударить в грязь лицом?

— Мело… Это от какого слова?

— Да хрен его знает, от какого! Это значит, что я музон люблю! — сказал Володя и, несколько помедлив, добавил, — Вечером принесу из дома мафон. Поможешь дотащить?

— Разумеется, — ответил я. И вскорости забыл про этот наш утренний разговор. Потому как, если серьёзно относиться ко всему тому, что мне говорил Чёрный, то замучаешься макароны с ушей снимать. Однако после ужина я встретил его всего красного, взмыленного.

— Пошли, поможешь.

— Куда? — вначале не понял я, но мы уже шагали по коридорам Системы. Зашли в рубку дежурного по училищу. В углу стоял магнитофон и сумка с записями. На вопрос дежурного офицера, немой, ещё не сформулированный, Вовка уверенно ответил: “Художественная самодеятельность”.

Я тащил магнитофон, Чёрный — сумку с магнитофонными лентами. Это был увесистый бобинник. Почти 30 кило “железа”! Я остановился передохнуть.

— Как ты его допёр?

— Вот так! — засмеялся Чёрный.

В кубаре магнитофон был водружён на стол. Володя быстро заправил ленту и включил. Громкость — на максимум. Из соседних кубарей повыглядывали офигевшие головы курсантов. В промежутке между композициями можно было услышать: “Опять у второй группы крышу сносит!”

Вовка “солировал” на бас-гитаре. Когда вступали клавишные, он “играл” на синтезаторе. Когда ударная установка заглушала своими звуками остальные инструменты, на передний план выходил артистичный Генка. Майзик сосредоточенно отбивал ритм, тряся своими светлыми кудрями. Электрогитары они изображали вместе. Факт: Майзик тоже был настоящим меломаном. Признаюсь, мне со стороны было очень весело наблюдать за ребятами. Да и остальные парни нашего кубаря не отставали. Походу, мы все были меломанами!

Не очень долго длилось бесилово. Прибежал Гура — старшина роты.

— Чё почём — рожа кирпичём?

— До отбоя имеем право!

— Так уже был отбой! Кто не слышал команду дневального?

Мы реально не слышали команду дневального “Отбой”.

— Так, магнитофон я забираю, и записи. Вы тут совсем прибурели!

— Возьми, послушай, — вступил в разговор Чёрный.

— Всем отбой! Чё неясно?

На следующий день вечером мы сидели в кубрике в тишине. Чёрный сказал: “Надо идти за мафоном”. “Конечно надо. А то у Гуры, что к рукам прилипнет, потом не заберёшь”. — Это кто-то сказал? Может мне просто подумалось? А всем послышалось.

— Чего, поможешь? — почему-то этот вопрос Вова обратил ко мне.

— С радостью, — безрадостно ответил я.

Дверь старшинской каюты была закрыта, но за дверью играла музыка. Мы громко постучали. Не сразу, дверь открылась.

— Мы за магнитофоном, — уверенно начал Чёрный.

— Магнитофон конфискован, чё неясно?! — Гура был готов к разговору.

Володя говорил, что это его личная вещь и, между прочим, стоит дофига денег. Гура нагло стоял на своём. Тогда Володя зашёл немножко под другим углом. Он сказал, что обещал пацанам, нам, то есть, новые записи притащить. И принёс. (В сущности, это было правдой.) И своё слово он не нарушит. Сейчас мы послушаем эти записи, потом можешь опять забирать магнитофон. Мне понравился такой оборот: это выглядело аргументированно, приобретало новую окраску и наполнялось принципиальным смыслом. “Сильный ход переговорщика,” — подумал я. Гура несколько озадачился, но стоял на своём.

“До отбоя осталось меньше часа!” — горячо произнёс Володя. — “Даже времени нет послушать всю запись”. Возникла пауза в споре. Я всё время молчал, но тут почему-то не выдержал, будто услыхал стук копыт Росинанта. Просто обошёл старшину, и, со словами “Чего время тянуть, которого и так мало, пацаны ждут”, вытащил магнитофон в коридор. Володя таким же образом забрал свою сумку с магнитофонными лентами. Дверь закрылась.

Мы посмотрели друг на друга, улыбнулись. Чёрный обычным весёлым голосом воскликнул: “Эй, Орёлик, держи сумку и дай-ка сюда магнитофон, а то надорвёшся!” — мы засмеялись. Он легко поднял свой “Олимп” и зашагал по коридору. На обратном пути я мысленно задавал себе вопросы: “Чего я пошёл с Чёрным? Теперь в субботу опять в наряд, Гура мне припомнит. Интересно куда? В роту? На второй отдел? Скорее всего на камбуз. Там бабка будет за мной носиться и пронзительно кричать: “Ко;тлёмой, где мой ко;тлёмой?!” Впрочем, заступил бы в любом случае”.

В кубаре Генчик, засучив рукава тельняшки, с карандашами в руках, уже разминался на “ударнике”. Кудри его энергично тряслись. По большому счёту, карандаши ему были не нужны. Он был битбоксером (хотя это слово я узнал много позже), то есть умел имитировать звуки различных инструментов голосовыми связками.

Чёрный поставил плёнку, запись Ричи Блэкмора. Композиция непростая: с длинными проигрышами, с нетривиальной мелодией. Но пацаны справились блестяще! Кстати, может быть поэтому, мы Чёрного называли ещё Блэком. Он не возражал.

К отбою припёрся Гура, типа, контролировать. Магнитофон больше не забирал. Только сказал: “Не дай божок, вы включите музыку! Команда отбой, чё непонятного?!”

На следующий день, после занятий, мы пришли в кубрик. Блэк обнаружил, что одна запись испорчена. То ли бобина сломана, то ли ещё какая хрень. Ух он разозлился! Матерился на всех! Оглядываясь назад из сегодняшнего дня, предельно ясно, кто нагадил. Тогда это было неочевидно. Саша Тугушев сформулировал один из своих афоризмов: “Если вещь попала в роту, это уже не вещь”. Витаха, с несвойственной ему серьёзностью и озабоченностью, посоветовал Володе: “Лучше забери мафон домой. А я с Андрюхой поможем тебе его дотащить.” Правда, через секунду, не сдержался и в своей обычной юморной манере добавил, обращаясь к своему дружбану Андрею Повелице:

— Повелица, да?!

— Андрюшечка! Сколько тебе говорить, Емеля?

— Ан-дррю-шеч-ка, ДА?!

— Да, Виталик! — Это была их обычная товарищеская перебранка...